Клюква

Яна Небиеридзе
По всей Новгородской земле раскинулись бескрайние торфяные болота. Вот и посёлок Тесовский возник после войны в торфяном краю. В войну здесь прятались от врагов партизаны, до перестройки добывали и перерабатывали болотное топливо, превращая его то в грунт для растений, то в жвачку для скота, а в девяностые бросили всю технику утопать в трясине, да больше к ней и не возвращались.
А посёлок на тысячу жителей жил, да питался чем Бог даст, да что в лесах добыть удастся. Как-то: грибы кто-то с карт принесёт, земляники бидончик насобирает, щучек в карьерных озёрах наловит. Особенно любим и почитаем в этих краях сезон клюквы. С августа по октябрь самые выносливые жители отправляются на болота, чтобы собрать ведро-другое спелых ягод; а ходить приходилось километров по пятнадцать кряду. Конечно, иногда и артелью собирались, ехали телегой - так быстрее и веселей, но чаще всего по одиночке, чтобы лишнюю копейку на дорогу не тратить: каждый рубль был на счету.
Принёс как-то раз наш отчим килограмма три-четыре клюквы. Уже не помню, отчего так мало, но принёс, и надо было продавать. В посёлке продавать ягоду некому - у всех своя есть, да и не предложили бы за неё много. Другое дело - в город отвезти, там на рынке рублей по сорок за кило можно было выручить! Так думал отчим, и отправил меня продавать.
Конечно меня, а кого же ещё? У меня проезд бесплатный - билет ребёнка из многодетной семьи, я самостоятельная в свои одиннадцать лет, младшие пусть дома сидят, да и у ребенка наверняка быстрее купят, сжалятся. Дешевле сорока пяти рублей за кило велел не продавать. Дали ягоды, старенький безмен и коричневую картонку от коробки с ценой. Из еды взять было совсем нечего, ну да ладно, вдруг повезёт, и я продам всю клюкву одному покупателю, тогда домой уже на обеденном автобусе вернусь.
К девяти утра я на Гагаринском рынке по ту сторону Волхова. Выходной день - толкучка, торговля бойко идёт. По краям -  павильоны с разными товарами, а между ними - сельхозряды. Стоит народ - кто с грибами, кто с морошкой, кто с домашними огручиками, а многие и с клюквой - крупнее и краше моей, да ещё и по тридцать пять рублей! Стало мне грустно, а делать нечего, надо продавать. Час стою, другой стою. Осеннее солнышко уже поднялось над рекой, рябиновые листы в парке треплет. Торговли нет. Избирательные хозяйки, знай, товар получше выглядывают. Мужик прошёл, увидел мой ценник, фыркнул презрительно. Бормочет, мол, у всех по тридцать пять, а у этой целых сорок пять цена стоит, совсем обалдела девка. Остальные же просто мимо ходят, меня, а главное, мою клюкву - не замечают. Полдень. Стою, пригорюнилась, надо цену снижать, а страшно. Отчим ругаться будет, родные головой покачают: не справилась, продешевила. Ну ничего, хотя бы по сорок, может, продам, и то недурно будет. В желудке начинает сосать после утреннего пустого чая, но на обеденный автобус уже точно мне не успеть. А, может, я не там стою? Переместилась поглубже в ряды, там клюквы меньше, вдруг кто-то и позарится на мою. Стою ещё часа два. Напротив в небольшом павильоне торгуют молодые муж и жена, чай, кофе продают не помню уже что ещё.
Смотрят на меня сочувственно, улыбаются. А что мне ваша улыбка? Клюкву купите, тогда вместе улыбаться будем! Исправила цену на тридцать пять, как у всех. Убьют дома, ну а что делать - скажу как всё было. Пусть сами в другой раз едут и лучше продают, если что не нравится. Есть охота. Если продам хоть кило - сразу себе булочку куплю, да хоть кольцо с орешками, не могу уже терпеть. Злая, голодная, недовольная. Ну где же ты, мой покупатель? Неужели не знаешь, как ты мне нужен, как дома голодно, как ноги от устали болят? Как страшно мне вернуться с пустыми руками, товар обратно везти? Это несправедливо! Почему у них берут, а у меня нет? Может, мне лицо надо поменять, улыбаться, стать более приветливой? Конечно! Кто же купит у такой злобной девочки!
Не помогло. Удача сегодня не на моей стороне. После обеда покупателей всё меньше, и надежда моя гаснет всё больше, а вместе с тем растёт уныние. Улыбчивая пара зовёт меня подойти. Налили сладкого чаю в пластиковый стакан, дали кусок булки. Наконец-то мои молитвы услышаны! После перекуса и стоять веселее, и домой ехать не так страшно. Недолго осталось. Чтобы успеть на вечерний автобус мне нужно выезжать с рынка к четырём дня. Часок постою, и будь как будет. Исправила цену на тридцать рублей, но слишком, видимо, поздно: к вечеру рынок совсем опустел, торговки со домашним товаром тоже стали сворачиваться. Пойду и я. Вдруг у отчима день прошёл более удачно, и на ужин будет что приготовить - тогда и на мой провал меньше внимания обратят.
"Прощайте, ненавистные конкуренты! Прощайте, толстые продавщицы колбас и конфет! Прощайте, придирчивые покупатели, чтоб вам всем!... больше я к вам ни ногой!",- думалось мне тогда.
Знала бы я, что уже через десять лет окончу университет и пойду работать... в торговлю. И снова у меня с ней не заладится, чёрт бы её побрал. Всякому своё дело положено - кому деньги считать, кому дома строить, а кому детишек обучать. Детишки мне больше по душе. Жалею я их, сочувствую; у всякого из них своё горе имеется, хоть многие такого как у меня горя и не видывали.
К чему я это всё рассказываю? Да просто "спасибо" той улыбчивой паре сказать хочется. Двадцать лет с тех пор прошло, а я и сегодня их чай с булочкой помню.