Каждому человеку в жизни встречаются чудеса. Только один называет это наваждением и не верит в них, как в случайность. Я же сколько живу, столько радуюсь им, как необычайному подарку судьбы, и делюсь своей радостью с друзьями.
Вот об этом чуде и хотелось бы рассказать.
Дочке моей было 5 лет и она жила летом в садоводстве "Синявино". Моя мама обратила её внимание на красивую длиннохвостую птичку, размером с воробья, севшую на ограду участка. И пока бабушка ходила и рассматривала птичку со стороны дороги, дочка, подкравшись со стороны заросшего травой участка, сцапала пичугу в свой кулачок и принесла в маленький летний домик, времянку, где мы тогда жили. Там её и рассмотрели. Оказалась она волнистым попугаем неизвестного возраста и пола. Созданье, надо сказать, смелое, свободолюбивое, кусачее. Как только дочка услышала от нас, что это попугай, естественным желанием стало научить его говорить, а первыми словами науки стали: «Попка – дурак!».
Сколько мы не убеждали нашу малышку, что надо с уважением относиться к этому существу и найти более достойные слова, наука продолжалась в том же духе. Причем, сначала Ириша ловила его на лету, как большую муху, а потом, зажав маленькое тельце в маленьком кулачке, долго повторяла: «Скажи: попка – дурак!». Наш Малыш (или сокращенно «Маська») вращал головой, щипал её кулак, свою тесную тюрьму, и издавал свистящий клёкот, как рыболовный колокольчик, но молчал, как партизан на допросе.
Глядя на эту суровую науку, повторяемую по несколько раз на дню, мы с женой внимательно осматривали все столбы в садоводстве в надежде объявление «Потерялся попугай», но не нашли. На неделе мы уезжали на работу, а Ириша с бабушкой оставались. Однажды, через три недели, приехав на дачу, я услышал, как соседские мальчишки, выходя из нашей времянки, воскликнули «Он говорящий, он сказал: «Здравствуй!». Покурив, я зашел во времянку, и обратился к попугаю: «Здравствуй, давай поговорим!». Он, чирикнув улетел на свой шесток, прибитый в углу комнаты. «Наверно, показалось ребятам» - подумал я, но попросил попугая разбудить меня на рассвете, я собирался пойти на рыбалку чуть свет и лёг спать.
Сон у меня чуткий, и при первом же чириканьи птички я проснулся. Спать еще очень хотелось и я посмотрел на часы. Они показывали четыре утра. Солнце ещё только начало вставать, попугай немного полетал по веранде, где я спал, потом сел мне на грудь и вдруг я услышал громкий шепот: «Вставай, вставай. Давай поговорим!» Сон мой слетел, я ответил: «Ну, давай поговорим, только о чем?». Попугай подбежал к моему подбородку и вдруг клювом прикусил меня в губу. От боли в глазах потемнело, я дернул головой так, что попугай отлетел в сторону и, чирикая, снова водрузился на свой шесток. Из прокушенной губы текла кровь. Тихо ругаясь, чтобы не разбудить семью, я встал и ушел на рыбалку. Днем я произнес нотацию, что, мол, кусаться нехорошо, а будить меня завтра уже не надо. Маська молча слушал меня, иногда подчирикивая, но слов больше не говорил. К тому времени тёща моя перехватила у дочки инициативу и учила его словам: «Маська – хорошая птичка!», но эффекта пока ещё не было.
Прошел месяц, настала жаркая, предгрозовая погода, палило солнце, дул жаркий пыльный ветер, находиться на улице было тяжело, и мы все сидели во времянке, готовясь к обеду. Маська сидел на своём шестке, засунув клюв между крыльями на спине и как будто дремал. Внезапно мы услышали как в наш разговор вклинилась чья-то речь, как будто по радио, в новостях «от нашего зарубежного корреспондента по телефону». Мы прислушались…
«Жил Саша, жила Нина. Саша пиво пил, по голове бил… Яшка в дождь улетел, крылышки промочил, к Иришке прилетел, Иришку полюбил Иришка говорит: «Дурак…». И с такой интонацией обиды были сказаны эти слова, что мы сначала замерли, глядя на нашего умного попугая, а потом захохотали… Маська (Яшка) встрепенулся и замолк.
Две школьные тетради исписала тёща цитатами из его коротеньких речей, забавных и, чаще всего, к месту. Например, я заработал в командировке язву 12 перстной кишки и по совету соседа в отпуске на даче начал активно «лечиться»… Как заболит – я к заветной бутылке с «Зубровкой», выпиваю 30 грамм и закусываю кусочком сливочного масла, после чего 15 минут лежачего отдыха. Очень хорошее «лечение». Но вот при очередном болевом приступе наливаю свою рюмочку «лекарства», а он садится на руку и начинает озлобленно щипать со словами: «Прекрати!... Прекрати!». Я удивленно начал его убеждать, что никому кроме него это не мешает. Как последний аргумент, я добавил, кивая на тёщу: «Вон и бабуля не возражает». Попугай, бросил истязать мою руку, перелетел на оправу очков тёщи и начал долбить клювом в лоб, дергать за челку со словами «Запрети!... Запрети!». Под шумок я спокойно выпил рюмочку и залег отдыхать. Потом я понял, что он опасался дурного примера прежнего хозяина, Саши.
А как забавно он играл в городской квартире… Мы раскладываем на столе игральные карты, а он их берет их клювом поодиночке, потрясет, подтащит к краю стола, сбросит вниз и следит пока она не упадёт на пол и идёт за новой… Также терпеть не мог катушки ниток на столе, обязательно столкнёт.
Стоит только открыть дверь в ванную комнату, он уже летит на характерный скрип этой двери, залетает внутрь и, сидя на дверце стенного шкафчика, ждёт. Захожу, начинаю мыться… Как только я наклоняюсь сполоснуть лицо, он камнем падает на затылок и быстро-быстро стукает несколько раз клювом по макушке и взлетает на дверцу шкафчика. Сидит чрезвычайно довольный, трепещет крыльями и весело чирикает, мол, здорово я тебя отделал!
Долгое время, года четыре, он жил без клетки. На дачу его отвозили в обувной коробке с проделанными маленькими отверстиями для воздуха, но после того, как он в дороге начал расширять клювом эти «окна», мы купили Маське клетку. Жить он в ней не хотел, пытались приучить кормиться в ней, но делал он это со страхом. Особым ритуалам стало помещение Маськи в клетку перед сном. Дело в том, что вне клетки он рано просыпался, особенно летом, и начинал всех будить полетами, щебетаньем, беганьем по лбу, ласковым перебиранием волос.
Когда мы хотели поместить его в клетку, прежде запускали в ванную и гасили свет. Через пятнадцать – двадцать минут, поговорив в темноте, он начинал дремать. В этот момент можно было войти, взять его рукой и отнести в клетку. Часто сделать это бралась Ирочка. Уже через полсекунды после её входа в ванную раздавался истошный щебет испуганного и возмущённого попугая, а через секунду торжествующая дочурка выходила, держа в кулачке кусающегося питомца, ласково гладя пальцем по голове и успокаивая ласковыми словами.
Общался он с каждым членом семьи персонально. Теще говорил: «Бабушка – хорошая птичка!», ведь она целый день находилась дома, кормила его, рассказывала каждый день одну и ту же сказку, из которой он запомнил и повторял три слова: «Дедка! Жучка! Репка!». Когда я приходил с работы, он садился на плечо и настойчиво спрашивал: «Хочешь покушать? Иди покушай!». Ларисе, моей жене, предлагал: «Ты не хочешь поспать? Иди, поспи!», а когда ей случалось вечером прилечь на диване, Маська бегал по её плечу, приговаривая: «Спи, спать, спокойной ночи!» и при этом постукивал клювом по голове, дергал за волосы и чирикал в самое ухо, подчеркивая строгость своих указаний. Кроме того «учил» её говорить: «Мама, скажи! Я – Маська!» Иришке, своей любимице, говорил: «Давай, давай поцелуемся!» и, когда видел подставленные губы, звонко чмокал. Никогда не садился в раскрытую ладонь, только на локоть, на тыльную сторону ладони. Поэтому мы поднимали согнутую руку перед собой, звали его и он прилетал, садился, прижимая клюв к говорящим губам, щебетал, повторял последнее слово в предложении, издавал писк восторга, внимая нашим речам.
Мой коллектив в те годы любил отмечать новогодние праздники в домашней обстановке, то у одного, то у другого, учитывая жилплощадь. Настал и мой черёд.
Наслушавшись моих рассказов о попугае, сотрудники ждали чудесных речей с первой минуты. Но Маська сидел, нахохлившись, на двери и ничем себя не проявлял, присматривался к новым людям. Я уже выслушал упрёки в преувеличении его способностей и в том, что не научил его правильно вести себя со взрослыми людьми.
Наконец, перешли к тому, ради чего собрались – празднованию, тостам, поздравлениям, песням… Самым говорливым был Альберт Николаевич - ведущий инженер. Он отличался тем, что, стесняясь своей обширной лысины, которую можно было совершенно обоснованно представлять, как «семь пядей во лбу», прикрывал её специально выращенной прядью волос.
Наш попугай, присмотревшись к коллективу, взлетел со своего насеста и закружил над столом. Разговоры стихли, все с ожиданием смотрели на маленький зелёный вертолёт, кружащий над головами. Наконец, «вертолёт» завис над головой Альберта Николаевича. Прядь волос от трепетания крыльев поднялась вертикально, обнажив прекрасную посадочную площадку, какой Маська ещё никогда не видел. Он плавно опустился и забегал кругами по вспотевшему от напряжённого ожидания беды «аэродрому». Коллеги шептали Альберту: «Не шевелись, посмотрим, что будет». Прядь волос, лишённая аэродинамической поддержки, медленно опустилась на Маську, поймав его, как сетью. С перепуга птичка присела, сделала «аэродром» рельефным, и взлетела. Прядь волос вздыбилась, открыв маленькую кучку на блестящем поле… Коллектив долго хохотал, убеждая Альберта «не убирать удобрение с поля – волосы вырастут и заколосятся!»
Попугай не только учился у нас словам и предложениям, но и мы, порой, перенимали у него забавные словечки. Собирался в нашем доме коллектив Ларисы. Начальник сектора, Евгений Фёдорович, человек «очень мужественный» и громогласный (нынче таких называют «Мачо»), втихомолку начал учить Маську «мужским» словам. Я застал его, когда он уговаривал попугая сказать «Ни х..ра». Я провёл в этом «коллективе» воспитательную работу и объяснил, что вместо этих слов надо произносить «ни фига». Вскоре Маська, очень к месту, стал говорить «ни фиря», смешав две эти идиомы. А мы, со смехом, стали повторять это выражение.
Ирочка, заметив, что попугай стал вялым, стал мало летать, решила проводить с ним физзарядку. Взяв в руки длинную линейку, она стала спугивать его с мест постоянного сидения. С дверцы шкафа он перелетал на оконный карниз, с него – снова на дверцу, но и там его доставала линейкой неугомонная Иришка. В конце концов он приземлился на недосягаемой крыше шкафа и забегал, угрожающе втягивая и поднимая голову, и вдруг яростным тоном произнёс: «Ва-ва-ва! Всех убью! Четыре раза! Даром!». Мы долго хохотали над выдуманными им словами, а впоследствии, сами стали, смеясь повторять их. К примеру, Лариса спрашивает меня: «Ты будешь ужинать (сходишь в магазин, польёшь цветы, вобьёшь в стену гвоздь, починишь кран)?», а в ответ звучит: «Конечно! Четыре раза! Даром!»
Но самое необычное ждало меня впереди… Дочка перешла в третий класс, когда её школу сделали «специализированной английской». Это сейчас чуть не каждая школа на чем-нибудь, да специализируется, а в 1980 году это было редкостью. Поскольку специализированная школа начинается со второго класса, то пришлось моей третьекласснице усиленно «грызть гранит» языка, чтобы нагнать программу двух классов за один год. Их «англичанка» задавала уйму стихов и песенок, я как мог, поправлял ударения и произношение. Как-то раз я заметил, что стоит дочке начать произносить английский стишок, как попугай, где бы он ни сидел, тут же прилетает и садится ей на руку, и клювом упираясь в губы, с наслаждением вслушивается в звуки чужого для нас языка. Когда эта мысль четко сформировалась в моей голове, я расположившись на диване, стал задавать ему «шуточные» вопросы: «А скажи-ка, мой дорогой, почему по-русски тебя не дозовешься, а как услышишь «Be, be, black sheep, have you any wool?...», так тебя не отогнать?»… Ответом было молчание. Я не унимался: «Может это язык твоей Родины? Откуда ты? Из Англии, Индии, Австралии…». Для тех, кому трудно поверить в то, что произойдет позднее я, так и быть, признаюсь, что время было послеобеденное, а перед обедом я «полечился» 30 граммами «Зубровки», но ведь она ни разу не вызывала у меня слуховых галлюцинаций, да и дочка-третьеклассница все это слышала так же как и я.
Попугай молчал-молчал, да и «выдал»: «Я - Разведчик!». В кишке моей похолодело, несмотря на порцию «лекарства» и сытный обед… Я ещё не верил своим ушам и развивал тему: "Ну, друг, я завтра буду вынужден идти в отдел режима и заявить о встрече с иностранцем!". Я вспомнил суровое лицо нашего "режимщика", про которого в шутку говорили, что на стук в дверь он говорит "Введите!" вместо "Войдите!". Вспомнил анекдот про телефонный звонок Рабиновича в КГБ, когда звонивший сообщает, что у него улетел попугай, и просит учесть, что лично он политических взглядов попугая не разделяет. Мой попугай, слушая меня, загадочно молчал, я с грустью в голосе развивал тему дальше. Наконец, попугай сжалился надо мной и сказал: "Не бойся, я Чекист!". Я облегченно захохотал, хотя не мог уверенно сказать кто в доме лучше Разведчик или Чекист.
Только один раз в печатном издании я встретил маленькую заметку об английском биологе Алине Джойс, которая подтвердила мои подозрения о том, что у попугаев все-таки самостоятельное мышление, а не механическое повторение заученных слов. С тех пор слов "Попка-дурак" нет в моем лексиконе.