Все школьные учителя в один голос говорили моим родителям «Мальчик способный, умный, но ленивый. Дома не занимается, что успел схватить на уроке, то и знает». Наверное, это – правда. До четвёртого класса в моём табеле не было ни одной четвёрки. Одни пятёрки. А потом всё переменилось. Нет, я не поглупел. Просто опоздал в школу почти на месяц. А навёрстывать упущенное мне было лень.
Ещё в самом начале летних каникул мама мне сказала, что в августе предстоит мне круиз на теплоходе по Волге. Сменишь обстановку. Посмотришь большие города, стоящие на великой русской реке. Да и вообще, представляешь – двадцать дней на теплоходе! Интересно! Романтично. Как раз к первому сентября будешь дома. Правда сама мама поехать со мной не могла. Не дали отпуск. Вместо неё со мной поедет тётя Надя. Мамина сестра. Хоть они и сёстры но мало похожи друг на друга. У мамы чёткий «греческий» профиль. Статность и красота богини, обычно изображаемых на картинах. Тётя Надя – живое воплощение «русской красавицы». Чем то она напоминала мне женщин с военных и послевоенных плакатов «Не болтай!». Только на плакатах они все серьёзные, грозные. А тётушка моя была самым добрым и кротким существом. Работала она на шлюзах, что на Волге, где её любили и уважали. Уже после её смерти я узнал, что она была награждена орденом «Трудового красного знамени». Вот что значит молоканская кровь!
Честно признаться, сам круиз я помню плохо. Всё же, сорок с лишним лет прошло. В памяти остались только ощущения. Ощущения полной свободы. Простор. Мелкая дрожь палубы под ногами. Мимо, с обоих бортов проплывают зелёные берега. Августовская жара и прохлада реки. Солнечные слепящие блики на воде. Крики чаек. Иногда, вдруг начиналась суета. Прибывали в очередной город. Экскурсия. Автобусы. Рявканье мегафона «Товарищи туристы! Подходим к автобусу номер два! Не задерживаемся…». А потом опять река, чайки, солнце.
По расписанию мы должны были уже подойти к Горькому (Нижний Новгород). Но почему то к причалу не подошли, а стояли посередине реки. Палуба уже не дрожала. Стояла неестественная тишина, нарушаемая, лишь шлепками воды по борту. Мне было очень плохо. Меня мутило. Любое воспоминание об обеде заставляло сжиматься желудок. Мне уже ничего не хотелось, ни реки, ни чаек, ни солнца. Лишь краешек сознания фиксировал тихие разговоры взрослых доносящиеся с палубы, через раскрытый иллюминатор. «… карантин… уже двадцатый случай… эвакуация… как год или два назад, помните, тоже где то было.. холера…». И громкий голос, объявляющий по судовой трансляции «Граждане пассажиры! Просьба всем немедленно покинуть палубу. Всем находиться в своих каютах. Покидать её можно только по разрешению санитарной комиссии». А потом по палубе пошли странные люди, похожие на инопланетян. В прорезиненных костюмах, противогазах, с бачками за спиной и длинными трубками, из которых брызгала вода. Так я впервые увидел ОЗК (общевойсковой защитный костюм).
Над головой белый потолок. Хрустящее постельное бельё. Пахнет лекарствами и хлоркой. Палуба не дрожит. Тишина. Где то тихонько бряцает посуда, изредка слышно шарканье медленных шагов в коридоре и опять тишина. Я в больнице. Как сюда попал не помню. Я один!? Вдали от мамы и папы, от своего города, от друзей? Мне вдруг становится так жалко себя, что из глаз непроизвольно текут слёзы. Но вдруг в палату входит тётя Надя. И мне становится несказанно хорошо. В одно мгновение всё что я любил концентрируется в одном человеке. Тётя Надя – это то, что связывает меня с домом, родителями, друзьями. Я бросаюсь к ней обнимаю, прижимаюсь. А она ласково гладит меня по голове, и улыбаясь, говорит «Ах, ты «лиса Патрикеевна»».
Я здесь уже почти месяц. Маленькая одноэтажная дощатая больница на берегу Волги. С трёх сторон лес, и река. Во дворике по центру стоит столик для доминошников, перекладина для любителей спорта, качели для малышни. Вначале мы находились изолированном торце здания. Потом проход открыли, чтобы можно было беспрепятственно ходить по всей больнице. В открытую никто ничего не говорит, но детская любознательность помогает мне открыть «страшную тайну» нашего пребывания здесь. Говорили, будто когда на теплоходе сразу около тридцати человек ощутили сильную тошноту, головокружение и температуру, власти подумали, что пошла вторая волна холеры. Той холеры, что год назад поразила юг страны. Потому то и начали спешно изолировать теплоход и вывозить всех заболевших. Вначале нас было много «теплоходовцев». Но потом становилось всё меньше и меньше. Вместо них приходили другие больные. И мне становилось печально. Все уходят, они уже дома, только я остаюсь. Хорошо ещё тётя Надя рядом. Только рядом с ней мне было хорошо. С ней и с Няней. С первого дня моего пребывания она опекала меня. Может оттого, что был я самый младший из всех. Но, когда я смотрел на неё, то всё время вспоминал пушкинскую Арину Родионовну. В моём понятии она была такой же старенькой и ласковой. Потому и звал её просто – Няня.
Как-то раз, не зная как высказать к ней своё уважение и любовь, я нарисовал ей «Девичью Башню». Главный символ своего любимого города – Баку. Рисовал весь день. Старался. Рисунок получился славный. А вечером вручил ей. Потом рассказывал о своём городе, легенду, связанную с этой башней. Только в тот вечер она слушала меня как то рассеяно. Потом взглядом подозвала тётю Надю. Когда та подошла, некоторое время помолчала, потом тихонько заговорила, словно боялась, что её услышит кто-то посторонний:
- Ты, вот что, милая, увози-ка своего племянника домой. Не дело это.
- А как же эпидемия, холера – удивилась тётя Надя.
- Какая эпидемия, о чём ты? Нету эпидемии. Неужели сама не видишь. Всех кого с вами забрали уже давно выписали. Не может быть такого, чтобы из тридцати с одними и теми же симптомами только один болеет, а остальные нет. У вас ведь на пароходе, тогда было самое обычное отравление. Повар там что то недоглядел. Да. А Димульку замучает она, докторша. Она, видишь ли, диссертацию там какую-то защищает. Эксперименты на нём ставит. Смотри сама. Лекарства не дают никакие, кроме витаминов. Зато кровь из вены берут через день. И анализы все чуть-ли не ежедневно. Стерва она. А пацану учиться надо. Сентябрь то скоро закончится. Не думай, что я всё выдумала. Она сама этого даже не скрывает.
На следующий день, в субботу, когда никого из врачей не было в больнице Няня принесла наши вещи и вечерним поездом мы уже ехали домой. Остались позади диссертация, больница, солнце, палуба, река и Няня.