По нахоженной дорожке, покрытой гравием, мимо цветущих деревьев и кустарников, шёл человек, которому было не до праздника. Он печально смотрел на заходящее солнце, купающееся в винном зареве, и на его родной маленький город в долине, что постепенно зажигал мачты освещения вдоль дорог. С вершины домики казались игрушечными, маленькие окошки загорались одно за другим, и образовывали подобие клубка из небрежно свёрнутой гирлянды. Он вспомнил как прекрасно начинался этот год, как сверкала ёлка, в доме пахло хвоей, вином со специями и жареной уткой в апельсинах. Вспомнил о загаданных желаниях под звон бокалов в полночь. Про смех его подруги, их мечты и планы на этот год, которые тогда выглядели грандиозными и прекрасными. Как пополнялась небольшая жестяная коробочка для печенья, куда они откладывали деньги каждый месяц, чтобы их общим планам суждено было сбыться. Вспомнил как он грандиозно фальшивил, исполняя рождественскую песню, а она смотрела на него лучезарным взглядом, улыбалась и не просила заткнуться.
Все эти воспоминания были от него сейчас так далеко, будто прошло не четыре месяца, а как минимум десять лет. "Почему он теперь там где он есть, и без всего того, чем обладал в самом начале года?" - эти мысли терзали его и мучили. Да так, что не радовал ни умопомрачительный закат, ни пряный воздух, наполненный ароматами всевозможных цветов, ни сногсшибательный вид с холма на его любимый и родной прежде город. Как он мысленно приближал этот месяц, как мечтал, чтобы тот поскорее наступил. "Стоила ли игра свеч, а наступившее будущее многих усилий? И чем именно он провинился перед вселенной, что она настолько жестоко с ним обошлась?" - он и не заметил, как начал рассуждать вслух. Да и некого было стесняться, на далёкой тропинке в столь поздний час он находился совершенно один. Даже если бы он не бормотал себе под нос, а громко кричал, его бы вряд ли кто-нибудь услышал.
Гравий приятно шуршал под подошвой ботинок, этот звук удачно оттеняло пение птиц. Но человек этого не замечал. Впрочем, у человека было имя - Том, или Томми, как его прежде ласково называла любимая подруга. Куда он шёл, он и сам не знал, просто шёл, подальше от праздника, и тех, кого раньше считал друзьями. Он остановился у обрыва и на мгновение подумал: "А что если представить себя птицей, и полететь в закат? Это могло бы стать моим последним красивым воспоминанием". Но как быть с тем, что отец всегда учил его бороться, а этот шаг означает провал. Лёгкий путь и позорный конец. Ну уж нет, он ещё подкоптит свежий воздух своим жалким существованием. Он снова поднимется с самых низов и начнёт, прежде всего, сам себя уважать. "Нужно уехать из этого места, где каждая собака знает меня с самого рождения, как облупленного. В крупном городе появится шанс затеряться в толпе и начать всё с нуля" - на этой мысли он резко отшатнулся от обрыва.
Он твёрдо решил вернуться на городскую площадь, в самый эпицентр праздника, чтобы в последний раз посмотреть в глаза тем, кто не моргнув, без всяческих сожалений предал его. Спускаться с холма было гораздо легче, чем подниматься вверх. Поступь его стала легче, а потоки свежего ветра позволили ощутить себя свободным. Настроение стало понемногу улучшаться. Мысли в голове прояснились. Созрел новый, вполне себе умный, план. Спина распрямилась, взгляд устремился вперёд, он заложил руки в карманы брюк и начал легонько насвистывать на ходу. Однако же через пару-тройку метров он запнулся, с размаху наступив на что-то твёрдое и острое, всей своей тяжеловесной ступнёй. Даже сквозь толстую подошву Том ощутил нестерпимую боль и взвыл от досады.
- Что ещё за напасть! - чертыхнуся он и обернулся назад.
Прямо посреди дороги лежал неправильной формы "камушек" ярко лилового цвета, и переливался в лучах уходящего солнца. Он поднял его и начал пристально рассматривать со всех сторон. Тот оказался увесистым для своего незначительного размера, полностью поместившись на ладони, не больше среднего яблока, и имел форму усеченной пирамиды. Поверхность его была гладкой, прохладной и твёрдой. Нет, это был не камень. Увесистый, идеальной геометрической формы, объект был изготовлен из какого-то сверх-твёрдого сплава. Том покрутил пирамидку в руках, погладил грани, они оказались слегка закруглены. Посмотрел на просвет, и убедился в полной непроницаемости. "Необычная фигурка, непонятная. Для чего она и как оказалась посреди дороги?" - подумал Том.
И тут же в своей голове услышал ответ: "Если узнаешь, всё равно не поверишь!"
Том подумал, что разговаривает сам с собой, осмысливает и даёт характеристику происходящему, потому не сразу удивился.
- Ну и зачем "оно" мне? - снова заговорил он вслух с лиловой пирамидкой.
- "Оно" тебе незачем, а вот ты нам как нельзя кстати! - ответил голос в голове Тома.
- Странная вещица, очень странная. Да ещё этот голос в моей голове, а он точно мой? - стал было уже сомневаться Том.
- Голова твоя, стало быть и голос внутри неё тоже твой! - логично рассуждал голос изнутри.
Но параллельно с этим стали закрадываться и сомнения, слишком уж происходящее выглядело подозрительно: предмет, которого он ранее никогда не встречал; мысли, которые шли параллельно, будто в голове начала работать вторая звуковая дорожка. И всё же наш мир кишит странностями, о которых мы даже не подозреваем.
Том потряс пирамидку со стороны правого уха, и услышал мелодичный звон, который навёл его на мысль, что предмет содержит что-то внутри себя, он не цельный и не полый, в нём имеется нечто, и возможно ценное. Он попытался найти на поверхности пирамидки хотя бы один шов, углубление или паз. Хотя бы одну трещинку или неровность, за которую можно было бы ухватиться, чтобы подцепить и вскрыть этот необычный предмет. Но ничего подобного не обнаруживалось, пирамидка выглядела практически литой, абсолютно целостной. "Но ведь как-то туда нечто звенящее запихнули. А если что-то куда-то положили, значит его оттуда можно изъять" - рассуждал Том, попутно продолжая вертеть в руках удивительный лиловый предмет.
- Как мне достать, находящееся внутри? - спросил Том вслух.
- Ты уверен, что тебе это нужно? Хорошенько прежде подумай. Обратного пути уже не будет! - предостерёг голос со второй дорожки.
- О чём тут думать?! У меня один путь - только вперёд! Оно ценное, хотя бы?
- Смотря для кого и с чем сравнивать.
- Ценнее бриллиантов, допустим?
- Однозначно и многократно ценнее!
- Тогда и думать нечего. Извлечь-то как?
- А ты попроси, чтобы оно открылось!
На этих словах глаза Тома заблестели, а руки задрожали. "Вот он мой обратный билет в благополучную жизнь! Вот оно моё триумфальное возвращение!" - подумал он и на душе у него впервые за весь этот долгий и трагический день потеплело.
Он представил зависть на лице подхалима Клайда, который подсидел его на работе. А затем недоумевающие лица Стива и Пола. "Настоящие друзья, ну конечно! До тех пор пока не попадёшь в беду! У одного в качестве отговорки - внезапно приехавшие родители, у другого - недовольство беременной жены, которой непременно нужно всем угождать от солёных огурчиков посреди ночи до разрыва отношений с ближайшими корешами. Ну и пили мы чуть лишнего пятничными вечерами, ну и просаживали аванс в карты, ну и попадали за дебош в баре в полицейский участок. Подумаешь, восстановление стеклянной витрины в магазине напротив или разорванное сукно на бильярдном столу. Подумаешь, разбитая бутылка дорогого виски о голову "Малыша Тэдди", пивная бы его всё равно не взяла, слишком крепкая черепушка. И что из-за этого теперь порывать навсегда с настоящими друзьями?! Но теперь-то всё изменится, непременно изменится, раз и навсегда! Они снова начнут меня уважать, правда издалека. Не уверен, что я захочу восстанавливать прежние отношения". Тут он подумал про свою подругу Бэтти и в груди остро защемило. "Перед Бэт я действительно виноват, но я искуплю, я всё исправлю, я докажу, что по-настоящему изменился. Она поймёт, что я люблю её и на всё готов, и тогда вернётся ко мне!"
Перед глазами всплывали замедленные кадры сегодняшнего дня: очередное опоздание на работу и, как следствие, увольнение, злорадный смех Клайда на заднем фоне и его крайне довольная физиономия; рассказ Бэт про потерю работы и про то, что придётся в связи с этим отложить планы на неопределённый срок, а также признание, что втихаря таскал за её спиной деньги из их общих сбережений, чтобы расплатиться за ущерб после последних дебошей; её эмоциональный срыв и хлёсткая пощёчина, вперемешку с обидными словами, и его собственный в порыве гнева взрыв, когда он впервые поднял на любимую девушку руку; её глаза, полные слёз и отчаяния после этого, быстрый сбор вещей и переезд обратно к маме; впопыхах оставленные печься в духовке его любимые шоколадные кексы, благополучно забытые и ставшие причиной возгорания дома; сирены проезжавших мимо пожарных машин, пока он потерянный шагал пешком в местный бар, чтобы пропустить рюмочку-другую и залить спиртным личное горе; скорое возвращение в наполовину обуглившееся место, которое когда-то называлось домом; многие попытки связаться с Бэт и попросить у неё прощения; просьба остаться на ночь у самых близких, по его мнению друзей, и их нелепые отказы.
Один день, который изменил его жизнь раз и навсегда. Ему было негде и не на что жить, он потерял не только дом и работу, но и любимую девушку, а также лучших, как он считал ранее, друзей. Он остался совершенно один, и не знал, что делать. Ему нечего было терять, больше нечего. Он пристально посмотрел на лиловую пирамидку, поднёс губы к ней вплотную и прошептал: "Откройся!"
- Ты точно этого хочешь, хорошо подумал? - снова спросил голос в его голове.
- Да открывайся ты уже, какая мне теперь разница! - вдруг неожиданно для себя закричал с раздражением Том.
- Хорошо, ты сам попросил! - ответил голос.
В ту же секунду верх пирамидки заколыхался из стороны в сторону, будто бы намечалось небольшое извержение вулкана, послышался лёгкий треск, а края стали постепенно разгибаться стороны, подобно тому, как на рассвете открывается всеми своими лепестками молодой, и необычайно красивый, цветок.
Том от неожиданности чуть отпрянул в сторону, и неуклюже вытянул вперёд руки. Но новый вид пирамидки оказался настолько удивительным, что любопытство пересилило. Он склонился лицом над образовавшимся цветком и внимательно стал его разглядывать. Через пару секунд над раскрытым бутоном образовалось нечто в виде облака пыли, будто бы цветок делился с миром своей золотистой пыльцой. Том невольно втянул эту взвесь в себя и чихнул раз десять подряд.
- Что за ерунда? Что за шуточки? - закричал Том, изрядно прочихавшись.
- Вовсе не ерунда, и всё абсолютно всерьёз, это споры ценного и необычайно редкого растения! - послышался голос в его голове.
- Зачем это мне? Чем оно так ценно?
- Тебе может и не за чем, а для всей планеты необыкновенно значимо.
- Да кому нужна эта планета? Что в ней особенного? И при чём здесь вообще она? - продолжал кричать Том, в недоумении, он уже не просто злился, а был вне себя от ярости.
- Она уникальна, ты даже не представляешь насколько! Многие мечтали бы на ней обитать, но это право было даровано лишь одним. Странно, что вы, как временные хозяева, совершенно не цените свой дом. И принимаете всё, как должное.
На этих словах Том разозлился ещё сильнее и зашвырнул пирамидку подальше в кусты. "Какой дом, у меня и дома-то нет, у меня вообще ничего больше нет! Зачем я должен думать о какой-то там планете. Да что она вообще сделала для меня лично?! Лучше бы полезное что-то дали, что можно продать или на чём можно мгновенно разбогатеть!" - выкрикивал Том в пустоту, направляясь уверенным шагом в долину, в самый центр города, на ежегодный праздник, который уже был в полном разгаре.
В этот вечер он был намерен попрощаться со своим прошлым и уехать из родного города навсегда. Он продегустировал бесплатные блюда и напитки, обнял мало и близко знакомых, поцеловал "Крошку Лили", которую кто только не целовал. Плюнул в лицо проныре Клайду. Лукаво улыбаясь, но без лишних драматических фраз пожал руку Стиву и Полу. Попытка занять денег у "Малыша Тэдди" не увенчалась успехом. Тогда он нашёл рядом с игровыми автоматами пару монеток, пострелял в тире, и выиграл главный приз - огромную уродливую плюшевую гориллу, попытался продать её мимо проходящим людям, на что получил множественные отказы. В итоге владелец тира снова выкупил свою обезьяну за несколько шелестящих купюр. А затем не оборачиваясь отправился на автобусную станцию, показав на прощание средний палец тщедушному городку, сумевшему за один день отнять у него всё, что он когда-то любил. Ему было всё равно куда ехать, лишь бы новое город оказался крупным, и подальше от этого ненавистного места. Когда он встанет на ноги, то обязательно вернётся к своей Бэтти, попросит на коленях прощения с букетом цветов в руках и коробочкой между бутонов с колечком. Он обязательно всё исправит, но не сегодня, а позже. Сейчас он просто не готов, у него нет возможности. Но когда-нибудь, когда-нибудь...
До того момента, как Том сел в рейсовый автобус, и направился в свою новую жизнь, он успел заразить треть населения своего родного города.
Лиловая пирамидка поднималась над холмом всё выше и выше, пока не достигла большой материнской пирамиды насыщенных фиолетовых тонов. Оба объекта, большой и маленький, взирали через панорамный иллюминатор на заходящее солнце и мало приметный городок "Х" в самом низу долины. "Красивая планета, необыкновенно красивая!" - звучало музыкой величественное пространство. По невидимым каналам связи, значительно быстрее скорости света, в чёрную материю огромного космоса летели множественные послания: "Через три месяца направляйте первые челноки в эти координаты. Мы по-новой заселим эти просторы, которые станут нашей вымирающей расе новым домом, и позаботимся о нём наилучшим образом. Мы назовём эту планету Гелиосат, что на языке наших предков означает Возрождение".
Costa Maria