Гримасы рыночной любви. Ах, огурчики, помидорчики!

Ярослав Волярский
           Ах, огурчики, помидорчики!
Я по-прежнему разрывался. Если с продажей машины появились деньги, то они как-то быстро начали исчезать. И, как я ни старался их считать и пересчитывать, ничего не получалось. Большая семья – большие расходы. Кроме того, на моей шее уже не один год висел дом, доставшийся мне в наследство от родителей. Я сумел с помощью Бориса «сделать» документы на дом, но продавать его, как и раньше, не хотел. Время нестабильное, уверенности в близкой и бескровной «победе» самого передового в мире строя – капитализма – нет никакой. За это приходилось расплачиваться всем своим свободным временем. На Абрикосовой всегда была работа: то двор надо было подмести, то забор починить, то что-то в самом доме заделать, то мусор вывезти, то сорняки вырвать… Я уже не говорю о том, что с наступлением весны работы там становилось ещё больше – много хлопот доставлял небольшой сад, в котором большинство деревьев я посадил собственными руками. Приходилось привлекать детей, но они всегда всё делали неохотно, можно сказать, из-под палки.
Порадовала Марина. Она как-то сумела взять себя в руки и под моим присмотром несколько месяцев вообще не пила. По крайней мере, я этого не видел. Пыталась она бросить даже курить, но выдержала всего лишь месяц. Ей постоянно хотелось есть, и она стала быстро набирать вес, превращаясь в сочную пышку. А, может быть, и отъелась на моих вольных хлебах. Припоминаю, как она поначалу пыталась покупать то пару яиц вместо десятка, то полкило творожка вместо килограмма. Марина набрала около пятнадцати килограммов и стала весить больше семидесяти и, как ни боролась, сбросить вес уже не могла. Она быстро смирилась и не захотела мучить себя диетами.
Зная, что Марина любит ковыряться в огороде, я предложил ей посадить что-нибудь на Абрикосовой. Она с удовольствием согласилась. Вначале мы ездили на машине, а после продажи машины начали кататься на велосипеде. Вскопав огород, мы посадили с ней огурцы, помидоры и какую-то длиннющую тыкву. А впереди дома, возле колодца, Марина насыпала какие-то холмики, издали напоминающие чуть ли не могилки. Соседи всё меня спрашивали, что здесь будет расти, но я не знал, что ответить. На «могилках» так ничего и не выросло, и только на следующий год на них взошла морковь.
Лето выдалось засушливым. Чуть ли не каждый день приходилось не только поливать огород, но и вырывать сорняки. Я начал использовать водяной насос для полива. Примерно через месяц Марине эта возня с огородом надоела, и я уже ездил на Абрикосовую сам или брал с собой детей. Урожай обещал быть неплохим. Я был рад, что у нас налаживается нормальная семейная жизнь. Мы престали ссориться. Я хотел, чтобы так было всегда. Я даже начал мечтать о том, чтобы продать дом на Абрикосовой и купить такой же, но уже поближе к центру, чтобы Марина могла по вечерам предаваться своему хобби в огороде.
Урожай, действительно, оказался хорошим. Мы заготовили много трёхлитровых банок с огурцами и помидорами на зиму. Я привозил овощи через день-два, а Марина закручивала. Только я не понимал, что делать с тыквой? Я её не любил, и большого проку нам от неё не было. И всё же было приятно, что мы не напрасно потрудились.