Самоизоляция

Галина Григ-Алиева
            Бельё давно высохло. Валентина Витальевна вышла на балкон. Первый по-летнему тёплый день, щедрый на солнце, дал знать о себе, ворвавшись порывистым ветром в большое приоткрытое окно. «Ух, ты!» - неожиданно остановилась она, глубоко вдыхая майскую прохладу и стараясь подольше сохранить ощущение удовольствия от резкого движения свежего воздуха, едва не сбившего с ног. Когда очень редко бываешь на улице, вдвойне приятно окунуться в стихию природы.  А сейчас именно такое время – самоизоляция. 
          Серенькое кухонное полотенце среди постиранных вещей висит в последнем ряду, а руки тянутся именно к нему. Положила лоскут шероховатого податливого льна перед собой, привычными движениями сложила, уверенно разглаживая от сгиба к сгибу. Готово! Потом сняла и так же аккуратно прибрала остальной текстиль. «Надо же, - подумала Валентина, - всегда первым беру то, что нравится».
         Из лучших побуждений в советское время мама, человек простой и практичный, по случаю покупала в приданое ей, своей единственной дочери, дефицитное постельное бельё и полотенца, чтобы легче начинать семейную жизнь. Так было принято. И вот прошли не годы – десятилетия, а мамины запасы всё ещё не иссякли. Да, то, что досталось от родителей, выручало очень долго.
          Постепенно в доме появляются новые, красивые и, как убеждает реклама, экологичные комплекты в оригинальных упаковках, а старенькое, советское всё реже извлекается, занимая дальние места на полках. Однажды они с матушкой достали свёрнутую рулончиком ткань, разрезали, поделив на равные части, и подшили. Так в их обиходе появилось полдюжины новых «старых» полотенец, одно из которых и попало в стирку.
           Пытаясь перегнуться через балконный бортик, с восьмого этажа женщина увидела полоску зеленеющего газона и раскачивающиеся гибкие верхушки сосен. «Не сегодня. За продуктами можно отправиться дня через два», - подавила она своё спонтанное желание выйти из квартиры, насладиться свободой.
            Обычно она посещает магазин ранним утром, когда местный народ сладко досматривает последние сны. Этого – то народа и опасается. Или ничего они не боятся, или они живут в другом измерении, или …  В общем, где бы она ни находилась, соблюдать безопасную дистанцию, чтобы не заразиться новым коронавирусом, приходится лишь ей. Как правило, люди до сорока лет, которые видят, что по дорожке уже идёт пешеход, непременно  передвигаются навстречу, несмотря на то, что вокруг ни души - иди, где хочешь!
            В их небольшом, вечно заставленном какими-то тележками с банками, коробками и ящиками, небезопасном и в нормальные времена поселковом гастрономе обслуживаться приходится едва ли не в давке.
            Как-то пришлось пойти за хлебом в разгар дня – ночью уже не купишь. К кассе есть небольшая очередь. Валентина Витальевна заняла место. Интуитивно натянула переднюю часть капюшона на нос, уже прикрытый медицинской маской, остались только глаза. Передо ней – два парня лет по тридцать. Стоят за компанию. Оба без средств защиты. Она всё любопытствовала, что они покупают, так как никакой корзинки у них не было. Через пару минут передний протянул кассиру чекушку водки и, оглянувшись, увидел «упакованную» женщину. Он ткнул локтем товарища, дескать – смотри. Довольные лоснящиеся лица крепышей во все четыре глаза с нескрываемым интересом смотрят на даму в упор. Вовсю свирепствует зараза, в подъезде её многоквартирного дома выявлен инфицированный, и все знают об этом, а им смешно! 
          «С такими согражданами и врагов не надо,» - по-стариковски мысленно ворчит Валентина, входя в просторное светлое помещение, служащее и гостиной, и кухней. Она не сразу заметила сидящую в уголке старушку.
 -  Мама, будем печь пироги?
Старушка вопросительно подняла глаза. «Совсем плохо слышать стала,» - подумала с сожалением Валентина Витальевна.
        Та, что помоложе, с удовольствием возится с тестом: ставит опару в тёплое местечко, потом делает замес, а когда он увеличится в объёме, подмешивает и осторожно вытаскивает на посыпанный мукой стол. К тому времени начинка уже ждёт. Валентина делает сладкие пироги с морковью, а ещё с печенью. Такие любит мама.
        Валентина соединяет мягкие края, пряча содержимое, пытаясь не растерять ни крошки, красиво укладывает на блестящий чёрный лист противня своё «произведение искусства». Пока пироги поднимаются, лепит из оставшегося теста.
- Валя, а во сколько концерт? – пытается завязать беседу старенькая женщина.
Из всех и без того немногочисленных удовольствий у неё осталось одно – телевизор.
- Ещё нескоро, - ответила дочь, стараясь произносить протяжно, чтобы её расслышали.
         Два года назад Анна Максимовна была намного крепче, слышала лучше. Дочь привезла её из далёкого северного города, и старушка быстро нашла себе подруг, в тёплое время целые дни проводила в их окружении. Сейчас она страдает без привычного общения.
«Хоть бы внуки позвонили, - мелькнула в голове Валентины провальная мысль. – Нет. И не подумают. Они-то на наши звонки ни разу не ответили».
         Анна Максимовна всегда безумно любила младшего сыночка, баловала, как могла. А он больше тянулся к отцу, при этом принимал как должное бесконечную материнскую помощь. Когда семнадцатилетняя Валя уехала учиться, брат отслужил, закончил техникум, женился и, отстроив дом, поселился недалеко от родителей, на соседней улице. Двух шустрых пацанов – внучат бабушка, разумеется, вынянчила. Потом ухаживала за медленно уходящим в мир иной мужем. После похорон старушка поникла – никак не могла свыкнуться с мыслью, что в большом доме придётся доживать одной. Особенно тяжело было вечерами. Да и хозяйство, как назло, начало разваливаться: огород зарастал бурьяном, а сил на него уже не было, протекла крыша в сарайчике, в довершение всего упала стена гаража. Анна Максимовна, работящая, привыкшая к порядку, валилась с ног, пытаясь поправить разруху, но с возрастом не поспоришь, под восемьдесят всё-таки.
         Сын приходил всё реже, а однажды так и сказал: «Живи с кем хочешь, но не со мной». Внуки забыли, как только Анна Максимовна перестала давать деньги, отрывая от своей небольшой пенсии. Невестка же, обласканная с первых дней свекровью, как только переехала в свой дом, из-за высокого забора не показывалась. Так совсем недавно близкие люди самоизолировались от нуждающегося в их помощи старого человека.
         «Валя звонит часто, в день по десять раз,» - хвасталась Анна Максимовна соседкам. А о сыне помалкивала. Стыдно было за него, крепко стоящего на ногах мужика, отказавшегося от матери. «Я-то уеду, а им здесь жить. Что люди думать будут?» - оправдывала женщина и себя, и сынка своего бессердечного.
          Летом в отпуск приехала Валентина. Обсудили они тогда всё, дом продали и уехали.  Брат Валентины Витальевны пришёл накануне забрать кое – какое имущество, надеялся, что, как всегда, от мамы получит деньги, но ошибся.
- Ты мне не помогала, - выпучив глаза и побелев от злобы, кричал пятидесятилетний мужик, обращаясь к высохшей сморщенной старушке.
       Анна Максимовна ещё долго переживала за сына: «Зачем же он так нервничает? Так и до инсульта недалеко». Что сказать матери?
      Женщины пьют душистый, немного терпкий горячий чай с ароматом чабреца. На расписном блюде перед ними горкой развалились печёные румяные пироги с тонкой, нежной сдобной корочкой, тающей во рту.
         - Валя, концерт! – встрепенулась Анна Максимовна.
           Они засмеялись.




04.05.2020.                Подмосковье