1.
Поезд стремительно пронёсся по мосту через реку. Одно мгновение, и он оказался на другом берегу. Два берега, два разных измерения времени, два разных мира. Один мир прошлого, мир далёкого детства, другой мир настоящего, вызывающий смутное чувство тревоги, наверно, из-за неопределённого будущего. Одно мгновение, за которое поезд промчался по мосту, вместило в себя громадный отрезок человеческой жизни. Какая же она короткая эта жизнь, всего-то одно мгновение. Детство и школьные годы остались на том берегу. О них напомнил старый жилой дом, выстроенный в стиле сталинского ампира. Вопреки всем законам времени он бросал вызов мрачным громадам небоскрёбов на другом берегу реки. Когда я увидел этот оставшийся позади старый дом, по лицу пробежала лёгкая тень воспоминаний. Эти воспоминания стали накапливаться и роиться в голове в хаотичном беспорядке. Было очень трудно найти ту нить, потянув за которую, можно было бы их упорядочить.
2.
Из окна школы, которая стояла рядом со старым домом, открывался заманчивый вид на противоположенный берег реки, пустынный и диковатый. Через мост, мерно постукивая колёсами, один за другим шли грузовые составы. Некоторые из них останавливались напротив жёлтой элеваторной башни, единственного высокого сооружения на другом берегу.
По реке плыл пассажирский пароходик, на палубе которого веселилась шумная компания. Какая-то женщина увидела любопытную рожицу в школьном окне, улыбнулась и помахала белым платочком. Везёт же некоторым, – с грустью подумал я, - а ты торчи тут в этой школе.
Кто-то больно ткнул меня в бок. Я оторвался от окна и обернулся.
- Слушай, - сказал мой приятель Ромка, - давай сбежим с уроков, с этой проклятой химии, всё равно нам выше банана не светит, и рванём в киношку.
- Ладно, морщась согласился я, - ты только полегче пихайся.
Киношка находилась на углу того самого старого дома, где мы и жили. Весь фокус заключался в том, что вход в кинотеатр находился с внешней стороны здания, а окна квартир наших родителей выходили во внутренний двор. Поэтому заметить двух прогульщиков было трудно.
Смотрели мы весёлую и смешную кинокомедию, какую именно не помню, но смеялись от души, до боли в челюстях, позабыв о противной химии с её длинными и непонятными формулами, и о злобной химичке, которая в лучшем случае ставила нам двойки, а обычно единицы. Вскоре, однако, беззаботное веселье от просмотренной кинокомедии испарилось, пришло осознание того, что впереди экзамен по этой самой злосчастной химии и надо что-то делать. Мы с Ромкой посмотрели друг другу в глаза и, не сговариваясь, пошли в буфет, купили по бутылке «жигулёвского» пива и отправились к нашему потаённому месту.
Святилище двух прогульщиков находилось рядом с кинотеатром на высоком крутом берегу реки в кустах ракиты. Заметить нас здесь посторонним и непосвящённым было практически невозможно. С этого места открывался потрясающий вид на речную пойму противоположенного берега, на загадочные туманные дали. Через находившийся рядом мост проносились поезда. Мы молча провожали их взглядом, потягивали пиво и думали о будущем, о том, что нас ждёт впереди.
3.
Я приоткрыл глаза и посмотрел в окно поезда на бывшую когда-то пустынной пойму реки. По мере движения громады небоскрёбов надвигались неотвратимо, давили своей серой массой, отталкивали от себя холодным бездушием будто расплавленного стекла. Сейчас солнечный свет не отражался в этих стёклах. Казалось, они впитывали в себя всю отрицательную энергию окружающего мира. Эти великаны застилали всё небо, и вблизи напоминали одно огромное чудовище. Здесь, на этом берегу, было холодно и сумрачно, как в глубоком колодце. Ощущение холода долго не покидало меня, хотя вроде бы я не мог чувствовать его, находясь в поезде. Людей совсем не было видно, никого… Ах, ну да, люди-то, наверно, были внутри этого страшилища, копошились в его утробе, которое не спеша переваривало их. Когда поезд проехал это ужасное место, я испытал облегчение, как будто вырвался к свету, на свежий воздух из глубокого тёмного ущелья.
Да, это был уже совсем другой мир, так непохожий на тот, в котором мы жили с Ромкой, и в котором прошли наши школьные годы. Здесь всё уже было по-иному, не так, как представляли мы с моим приятелем, всматриваясь в пустынные дали за рекой. Прежнего мира уже не будет никогда. Новый мир, где господствуют цифры, пришёл на смену старому укладу, безжалостно уничтожая всё, что не соответствует его цифровым канонам. Бесценные письменные источники истории тоже стали отцифровываться, но не один к одному, а с авторским редактированием. Это дало возможность писать историю как угодно, как кому заблагорассудится. А первоисточники стали целенаправленно уничтожаться.
Маленькие люди внутри зданий-монстров тоже стали цифрами, крохотными клеточками, подчинёнными едином и непонятному Нечто. Это самое Нечто превратило их в микроскопические единицы информации – биты. Для удобства управления битами Нечто опутало их цифровой паутиной.
Когда поезд отъехал подальше, здания-монстры слились в одно целое и стали похожи на огромного чёрного паука с растопыренными и поднятыми вверх лапами. Отблески заходящего солнца на стеклянной поверхности небоскрёбов казались злобными красными глазками чудовища.
4.
Старенький гусеничный вездеход, списанный с военной службы бог знает когда, отчаянно рычал. Пахло вонючей соляркой. Из высоко задранной выхлопной трубы валил едкий дым, отравляющий всю окрестность. Дорогу к развалинам затерявшегося среди болот монастыря трудно было назвать дорогой. Эта была так называемая грива, своего рода мост через болота, соединяющий «большую землю» с монастырём на берегу озера. Несколько туристов, пожелавших взглянуть на них, наняли этот дряхленький вездеход, чтобы добраться до вожделённой цели.
Вскоре, однако, стало понятно, что путь предстоит непростой и небыстрый. От деревни до развалин монастыря было километров восемь, но так называемая дорога тоже представляла собой ужасную топь, которую с трудом, пыхтя и напрягаясь, преодолевал наш старичок-вездеход. Иногда даже гусеницы не справлялись, и вездеход отчаянно буксовал в чёрной жиже. Тогда приходилось вылезать наружу и подкладывать под гусеницы стволы сгнивших берёз, которые то тут, то там торчали из болота по обе стороны от гривы. Пару раз вездеход погружался так глубоко в болотное месиво, что у пассажиров перехватывало дыхание.
Когда вездеход застревал, двигатель выключали, экономя солярку, можно было отдохнуть от оглушительного грохота, насладиться тишиной и оглядеться вокруг. Эта болотное царство было великолепно в своей первозданности, дикой красоте. Топи простирались до горизонта на все четыре стороны. Было такое ощущение, что находишься посредине гигантского ковша, наполненного чёрной жижей. Пейзаж оживляли большие лужи, в которых отражалось синее небо с плывущими по нему белыми облаками, чахлые деревца и изумрудные островки травы на высоких болотных кочках. Рядом с нами на одну из таких кочек взгромоздился тяжёлый болотный лунь, повернул голову, надменно посмотрел на нас и полетел дальше по своим делам.
Наконец, дорога пошла по более твёрдому грунту. Вездеход нырнул в лес, и через несколько минут мы увидели то, что заставило нас разинуть рты. На берегу лесного озера в обрамлении вековых сосен стоял величественный полуразрушенный Собор, неизвестно как уцелевший осколок далёкой эпохи. Время и непогода наложили свой отпечаток на это архитектурное чудо. Здание было сильно разрушено, верхних перекрытий не было, кирпичная кладка осыпалась, на стенах и уцелевших балках росли берёзки. Но в строгом облике Собора, в его удивительной гармонии с окружающей природой, болотами, озером и лесом, было что-то такое, что вызывало чувство тихого восторга.
Несколько минут мы молча созерцали эту удивительную картину, не в силах оторвать глаз. Пробираясь внутри Собора через обломки упавших перекрытий и груды битого кирпича, мы наткнулись на мраморный иконостас редкой красоты, непонятно как сохранявшийся здесь.
5.
Наши размышления о былом великолепии Собора и его нынешнем плачевном состоянии были прерваны робким покашливанием. Позади нас стоял среднего роста человек, одетый в потёртые джинсы и замусоленную ветровку. Поражала необычайная, даже неестественная худоба этого человека. Впалые небритые щёки, глубоко запавшие чёрные глаза и свисающие космами седые всклокоченные волосы придавали этому человеку довольно экзотический вид. Но вместе с тем во всём его облике, вопреки внешнему впечатлению, чувствовалась какая-то интеллигентность и даже изысканность.
- Роман, - представился он.
- Очень приятно, а вы что местный старожил?
- Можно сказать и так, живу здесь уже несколько лет, помогаю восстанавливать храм.
- Помогаете, - переспросил я, - а что здесь ещё кто-то есть?
- Иногда бывают, человека два-три, работают безвозмездно, а я живу постоянно.
- И где-же?
- Да вот там, видите? - махнул рукой Роман.
В зарослях лещины недалеко от храма виднелся небольшой деревянный домик. Сколочен он был основательно, ладно и аккуратно. Возле домика в землю был врыт небольшой столик с двумя скамейками.
- Чем же вы питаетесь? - поинтересовался я.
- Зимой дорога замерзает, до ближайшего села километров восемь- десять, так что добраться туда труда не составляет. Летом грибы, ягоды, рыба. И огород у меня есть, - с гордостью добавил Роман. – Конечно, зимой холодно, но спасает печка-буржуйка, которую привезли сюда на вездеходе добрые люди. Вообще, новеньких здесь мало, добираться тяжело. Зимой мороз пугает, а весной, летом и осенью распутица. Но может быть, это и хорошо, даёт возможность сосредоточиться.
- Возможность чего? – не понял я.
- Возможность сосредоточиться, - задумчиво повторил Роман. – Попытаться понять смысл этой самой жизни, в естестве-то оно легче, удобнее, ведь здесь и есть это оно самое естество, - улыбнулся он.
Мы оглянулись вокруг. Пожалуй, Роман был прав. Рядом с храмом за высокими стройными соснами сквозь их вечнозелёные макушки робко проглядывала синяя гладь лесного озера, нежно подсвечиваемая солнечными лучами. Это водное пространство тянулось до кромки далёкого хвойного леса у самого горизонта. В озёрном зеркале отражались медленно плывущие белые облака. Сочетание этих красок – синевы, зелени и белизны – вызывало чувство умиротворения, расслабленности и покоя. Когда мы окунулись в озеро и поплыли, то ощутили смолистый, ни с чем не сравнимый аромат. Казалось, что озеро впитало в себя смолу всех окрестных сосен, настоялось на травах и цветах, растущих вокруг развалин храма на небольшом кусочке суши между непроходимыми болотами и озером. Нырять в глубину озера было поначалу страшновато, но затем приятно, янтарная вода обволакивала, успокаивала, уносила далеко прочь от всех житейских забот.
Мы вышли на берег и подошли к хижине Романа, где он уже ждал нас за небольшим грубо сколоченным столом. После купания в озере нехитрая закуска Романа, состоявшая из жареных окуней, белых грибов, лука и огурцов, показалась божественной, особенно после стопки беленькой. Как водится, немного помолчали.
- Не скучно вам здесь? – откашливавшись для важности спросил наконец мой попутчик Александр, судя по внешности и манерам, довольно высокопоставленный военный.
Роман ответил не сразу. По его лицу было видно, что этот, казалось бы, простой вопрос вызывает у него сложные и противоречивые чувства.
- Вы знаете, - произнёс он наконец, - начну издалека, расскажу вам маленький случай, свидетелем которого я стал несколько лет назад в одном большом городе до того, как я приехал сюда. Стоял я как-то в очереди в отделении банка и невольно подслушал разговор двух старушек. Одна из них говорит:
- Вы знаете, дорогая, я хорошо освоила компьютер при помощи моих любимых деток и внуков. Сейчас даже могу проводить коммунальные платежи, как это они говорят, «онлайн». Но всё-таки, я вам скажу, моя дорогая, ничего не заменит прямого человеческого общения, ничего, ведь только в этом общении можно выяснить необходимые данные и детали, да и просто поговорить по-человечески.
- Да, - вздохнула её собеседница, дама лет за семьдесят, - сейчас куда не позвоню, везде с вами говорят вежливые автоматы. Такое впечатление, что мы живём в каком-то странном мире вежливых автоматов!
Роман помолчал и, взгляну на нас, промолвил:
- Устал я от этого мира, устал не от жизни, а от её имитации, от фальши, от всех этих декораций, от подмены реальности виртуальным пространством. Я жил в большом городе, но чувствовал себя одиноким. Работал я в научно-исследовательском институте, затем учителем в школе. По профессии я химик.
При этих словах я невольно поднял глаза и внимательно посмотрел на Романа. Может ли это быть, мог ли это быть тот самый Ромка, который, как и я ненавидел химию? Столько времени прошло. Кто знает, как сложилась его судьба, в жизни всякое бывает.
- Так вот, продолжал Роман, - современные методы преподавания с использованием компьютерных технологий, приёмов дистанционного обучения, конечно же полезны и очень нужны, с этим никто не спорит. Я же не против научно-технического прогресса, - улыбнулся он. – Но дело в другом, при всех преимуществах техники она не должна довлеть над нами, мы не должны становиться её рабами. Нельзя допустить, чтобы в школе компьютерные технологии вытеснили Учителя, которым может быть только Человек. Великая миссия Учителя, его высшее предназначение состоит в том, чтобы не только учить определённому набору научных знаний, но и воспитывать, формировать Человека. Когда рвётся человеческая связь между Учеником и Учителем, процесс обучения мертвеет.
Мы с интересом слушали Романа. То о чём он говорил было, прямо скажем, несколько необычно и даже очень необычно, если принять во внимание его нынешнее положение, а также ту обстановку, в которой мы оказались. И озеро, и лес словно застыли, наслаждаясь прекрасным летним днём, только лёгкий ветерок время от времени нежно перебирал листву, робко пытаясь заговорить с нами.
Первым молчание прервал Александр.
- Ну да, конечно, полностью доверять технике нельзя, бывает она здорово подводит, причём в самый ответственный момент. Поэтому мы всегда должны думать о запасных вариантах. Берите пример с нас, с военных. Это относится и к боевой технике, и к системам связи, и ко многому чему ещё. Всегда должны быть надёжные запасные варианты. Возьмите простой пример – открывание окон автомобиля. В мороз кнопочный электропривод часто подводит, а механическая ручка для открытия окон никогда не подведёт.
- Да-да, - охотно поддержал его Роман. – Техника должна быть на службе у человека, а не наоборот. А сейчас, к глубокому сожалению, мы рабы и одновременно жертвы этих самых высоких технологий. Сколько мне в своё время штрафов пришло за какие-то мелкие нарушения правил дорожного движения! Я на эту сумму уплаченных штрафов давно бы себе новую машину купил. И, главное, что обидно, в половине этих случаев я не был виноват. А камера, будь оно не ладна, всё это фиксировала, но всегда в свою пользу! Иди докажи в суде свою правоту, себе дороже будет!
- Вы посмотрите, - продолжал Роман, - что происходит на транспорте, в метро, в электричках, такое впечатление, что вокруг не люди, а зомби какие-то, уткнулись в свои смартфоны, сидят в наушниках, ничего и никого не слышат и слышать не хотят. Скоро им чипы в башку вставят, и станут они андроидами, которыми можно будет крутить как угодно.
- Вы знаете, - сказал Роман, - что обвальное развитие цифровых технологий породило огромную общечеловеческую проблему – «цифровой аутизм»?
- Что-что? – не поняли мы.
- Это когда вместо серьёзных научных лекций с логическим объяснением путей решения проблемы, слушателям вешают лапшу на уши в виде разного рода псевдонаучных презентаций. В лучшем случае эти слушатели запоминают картинку с цифрами или сухими фактами, но не понимают логику решения проблемы. К большому сожалению, такой поверхностный подход насаждается очень активно. В конечном счёте он может привести к массовому отуплению и деградации.
- Наверно, такое мироощущение и восприятие жизни и подвигло вас переселиться сюда и жить в уединении? – спроси я.
- Отчасти это так, - задумчиво произнёс Роман. – Но были и другие причины, я лучше о них умолчу. Здесь в окружении этой первозданной красоты, он обвёл глазами озеро и лесные дали, многое забывается.
- А как же ежедневный физический труд, одиночество, это же постоянная борьба за выживание!
- Она лечит, - коротко ответил Роман. – Она даёт ощущение полноценной жизни, жизни свободной от всяких химер деградирующей цивилизации. Поймите меня правильно, - добавил он с улыбкой, - я не против прогресса, цивилизационное развитие невозможно остановить, да и не нужно. Но я очень боюсь опасностей, подстерегающих человека на пути бесконтрольного и бездумного использования научных открытий.
- Что вы имеете в виду?
- Прежде всего, угрозу самому существованию человеческого вида. Новейшие исследования дошли уже до попыток скрещивания человека и животного. Что из этого получится, представить страшно.
Мы помолчали.
- Да, проблема биоэтики стоит сегодня очень серьёзно, - сказал, наконец, Александр.
- Это не проблема биоэтики, это проблема выживания homo sapiens, - грустно подытожил Роман.
Старый чайник на самодельной плите, сделанный из обломков кирпичей и какой-то железяки, отчаянно зафыркал. Мы молча пили ароматный травяной чай, каждый думал о своём. Жалко было расставаться с Романом, с этим милым интеллигентным чудаком-отшельником, покидать этот удивительный осколок живой природы, завораживающий своей тихой, спокойной красотой.
6.
Мы с Александром оставили Роману сухие пайки, взятые в гостинице, и, коротко попрощавшись, влезли в наш вездеход. Обратная дорога к «большой земле», как это обычно и бывает, показалась короче. Мне не давал покоя вопрос о том, был ли этот тот самый Ромка из моей школы или нет. То у меня вдруг возникало ощущение, что это был именно он, то вдруг я начинал сомневаться, и в конце концов совсем запутался. Но в любом случае его суждения о некоторых последствиях так называемой цифровизации, биоэтике и выживании человеческого вида показались мне интересными и отчасти не лишёнными здравого смысла.
Между тем наш вездеход здорово подбрасывало на кочках, так что рот нельзя было открыть, чтобы не прикусить язык. Когда мы уже почти подъезжали к «большой земле», наш водитель Олег громко крикнул: «На броню»! Мы с Александром выбрались наружу и влезли на стальной панцирь вездехода. Олег прибавил газу, и машину стало так сильно подбрасывать на ухабах, что приходилось изо всех сил держаться за поручни. Заходящее солнце святило прямо в глаза, в ушах свистел ветер, а ветки ольхи и ив, тесно сомкнувшиеся над дорогой, безжалостно хлестали по нашим лицам.
7.
На «большой земле» мы пересели в машину и через несколько часов оказались в гостинице. Там было тепло и уютно. Не сговариваясь, мы с Александром спустились в бар и пропустили по стаканчику.
- Вы знаете, сказал он, блаженно вытягивая затёкшие ноги, - а ничего этот Роман, есть в нём что-то такое этакое. Хотя я, между нами говоря, никогда бы не согласился отказаться от всего ради жизни на этом маленьком клочке земли среди болот.
- Надо заметить, прекрасном клочке земли.
- Да-да, конечно, прекрасном. Но всё-таки я бы не смог, даже при всём своём умении выживать в суровых полевых условиях, бросить всё, расстаться с этим миром.
- Может быть, вы и правы, но у Романа могли быть свои глубоко личные причины выбрать эту судьбу, судьбу в общем-то отшельника.
- Кстати, - сказал Александр, - этот Олег, который вёз нас на вездеходе, ушлый парень.
- Почему вы так решили?
- Да я, как военный, точно знаю, что списать боевой вездеход ох как непросто.
- Ну, может быть, может быть. Главное, что он помог нам добраться до уникального места с чудо храмом редкой красоты посреди величественной природы и встретиться с отшельником, который смотрит на мир несколько иначе, чем принято считать.
8.
Поезд стучал колёсами по тому самому мосту через реку, по которому я попал из прошлого мира в мир настоящего, только двигался теперь в обратном направлении. Старый дом стоял на том же самом берегу, к которому приближался поезд. Мне даже почудилось, что возле дома на крутом откосе виднелась фигурка маленького Ромки. И я снова окунулся в прошлый мир, мир далёкого детства, где не было никаких цифровых технологий, мобильных телефонов, айфонов и смартфонов, где тебя постоянно не снимали на камеру, а мусоропровод в старом доме находился на кухне, из которого лезли тараканы, где мы с Ромкой убегали в киношку с химии, играли во дворе летом в футбол, а зимой в хоккей. Я попал туда, где с тобой разговаривали люди, а не автоматы, пусть и очень вежливые. Но попал я туда только на мгновение, только на миг, который растворился в тумане, поднимавшимся от оставшейся позади реки.