1989 год, начало апреля, жарко. В стране гремят последние залпы горбачёвской перестройки, до развала государства два года. В редакционном УАЗике пылим по пологим склонам Семиреченского плоскогорья. Вдали видны ползущие по пашне трактора - идёт сев зерновых на богарных участках. Дело рискованное – не будет дождя, прощай урожай.
На полевом стане под навесом из брусьев и шифера кухня, у огромного казана на нехитрой печи из кирпичей орудует шумовкой дородная повариха. Лёгкий ветерок разносит по округе запах варёного мяса, шевелит брезентом палатки, из которой нам навстречу выходит загорелый бригадир-казах с блокнотом в руках.
На часах почти полдень, времени в обрез. Замредактора Леонид Иванович в темпе опрашивает бригадира, записывая все цифры, показатели по севу, фамилии передовиков, я, временно замещая фотографа, ушедшего в отпуск, щёлкаю редакционным «Зенитом» разворачивающиеся на краю поля трактора с сеялками, снимаю лучших механизаторов…
Наконец мы прыгаем в свой УАЗик.
- Статью, - говорит Иваныч, - надо сдать через два часа в типографию в набор. Снимки, - поворачиваясь ко мне, - тоже, успеешь?
- А куда деваться? Надо успеть.
-Так, Гена, - даёт команду зам., - к шутам автотрассу, не будем круг давать. Жми прямо через горы напрямик к городу, сэкономим не меньше часа!
- Леонид Иваныч, - возмущается шофёр, - машина старая, амортизаторы, тормоза…
- Зато железная! – рубанул зам. и мы поехали.
Если бы мне самому не пришлось испытать это, я бы не поверил, что этот железный ящик на четырёх колёсах, крытый брезентом, может ехать там, где дороги не только нет, но и не было никогда. Вместо неё степные холмы, покрытые ковром желтых тюльпанов и чёрно-коричневыми валунами полевого шпата. Минут через 15-20 наш джип, то накреняясь и чуть не валясь на бок, то опасно ныряя вниз под гору, то ревя мотором карабкался на холм, опять же усеянный камнями, но ехал вперёд, подчиняясь мастерству и ненормативной лексике водителя. Радующиеся весеннему теплу желтые цветы бегущие по обеим сторонам словно с укоризной покачивали нам вслед своими головками. Мы молча сидели, вцепившись в сиденья. Леонид Иваныч изредка виновато поглядывал на залитое потом лицо Гены.
Но вот мы вырвались на просёлок и наш железный конь полетел подобно дикому степному мустангу.
- С тебя пузырь, Иваныч, - выпалил шофёр, когда минут через десять УАЗик скрипнул тормозами у входа в редакцию.
- Хорошо, а машине, - ответил, зам, протягивая Гене пярёрку, масла свежего возьми, заслужила она. – Жаль, тюльпанов не успели нарвать. Но ничего – завтра поедем на другой участок, там и насобираем.