Глава 1. В чужом мире
Когда Катерина пришла в себя, первым ее чувством была мучительная ноющая боль во всём теле – как после долгого нещадного избиения. Голова кружилась и раскалывалась, все члены были налиты свинцовой тяжестью, не хватало сил пошевелиться. С трудом приоткрыв глаза, она обвела взглядом помещение. Обстановка была скромной, даже убогой, но всё же не лишенной некоторого уюта: бревенчатые стены, покрытые потрескавшейся белой краской, низкий потолок, маленькое подслеповатое окошко с вышитыми занавесками, на подоконнике – горшки с пышно цветущей геранью. На низком дощатом столе у окна громоздились пузатые бутылочки с разноцветными жидкостями и порошками. Рядом стояли аптекарские весы и масляная горелка, на которой булькал в колбе отвар каких-то кореньев, источающий тяжелый приторно-сладкий запах.
Сидевшая в изголовье кровати белокурая девушка с полноватым веснушчатым лицом, встретившись с Катериной взглядом, вскочила с места и изумленно всплеснула руками:
– Ой, батюшки, очнулась! Не может быть, радость-то какая!
Всё было как в тумане – и комната, и незнакомая девушка, чья странно звучащая, какая-то косноязычная речь доносилась будто бы издалека, с трудом доходя до сознания. Собрав остатки сил, Катерина пыталась понять, что же всё-таки с ней произошло. Где она, как оказалась здесь, и почему ей так плохо? Ответов не было – лишь неясное тягостное ощущение случившейся беды и хаотично крутящиеся в голове обрывки мыслей и воспоминаний, никак не желающие складываться вместе. Невероятным мысленным усилием Катерине наконец удалось сосредоточиться – и все эти разрозненные образы слились в цельную картину, нестерпимо яркую и мучительную. В один момент в памяти всплыли все подробности того кошмарного дня: низвергающиеся с раскаленных небес огненные струи, треск раскалывающейся земли, вырывающиеся из растревоженных глубин преисподней бурлящие потоки лавы, рассыпающиеся в прах здания родного города, истошные вопли ужаса и боли, толпа обезумевших людей, пытающихся через магический портал вырваться из этого ада… Конец света, Судный день Эрафии и всего Антагариха. Ошеломленная ужасными воспоминаниями, нахлынувшими со всей беспощадностью, Катерина опять потеряла сознание.
Когда она очнулась вновь, девушки рядом не было, и она лежала одна в комнате. Сердце лихорадочно колотилось о ребра, и Катерине стоило немалого труда справиться с ужасом и отчаянием, успокоиться и попытаться трезво проанализировать ситуацию. Так значит, это был не конец света? Она ведь каким-то образом уцелела, как уцелела и белокурая незнакомка, и это здание – выходит, не весь мир погиб тогда в огне? И тут же в голову молотом ударила мысль, заставившая похолодеть от страха: а что, если это не тот мир? Ей показалось, или девушка и впрямь говорила с акцентом? Нет, нет, не может быть… она ведь не пользовалась порталом… если только кто-нибудь не затащил ее туда помимо ее воли, бесчувственную… Но об этом лучше даже не думать, потому что если место, где она сейчас находится, действительно окажется не Эрафией – это будет слишком жестоко и несправедливо!
Дверь со скрипом отворилась, и в комнату вошел седой старец, держащий в руках чашу с ароматным травяным настоем. Его землистого цвета лицо было покрыто мелкой сеточкой морщин, прозрачные серые глаза лучились добротой. Катерина напряженно вглядывалась в незнакомца, отчаянно отыскивая в нем эрафийские черты, но в его облике и одежде не было ничего такого, что позволяло бы судить о национальной принадлежности.
– О, я вижу, вам лучше. Примите вот это, – старик помог Катерине приподняться и поднес чашу к ее губам. У Катерины кольнуло в груди. У него тот же необычный выговор, что и у девушки, а это значит, что… Да ничего это не значит. В конце концов, она же всё-таки понимает их речь? Это, конечно, тоже не аргумент, ведь, по мнению ученых мудрецов, люди разных миров произошли из общего источника, так что их языки могут быть сходны, но… зачем сразу думать о худшем? Почему бы этим двоим не быть, например, крюлодцами, долго жившими среди гоблинов с их варварским наречием?
Катерина отхлебнула терпкую горьковатую жидкость. Боль, терзавшая тело, немного стихла, а в душе продолжали бороться надежда и отчаяние.
– Где я? – с замершим сердцем спросила она, сама не узнавая своего слабого хриплого голоса.
– В лечебнице. Я целитель, меня зовут Арон. А вас?
– Катерина… Катерина Грифоново Сердце.
– Как-как? Грифонье Сердце? Интересное у вас прозвище.
Катерине показалось, что она проваливается в бездну. Ее, как он выразился, прозвище в Эрафии было известно всем без исключения! Да разве только в Эрафии? Это имя знали во всем мире…
– Скажите, какая это страна? – спросила она, всё еще на что-то надеясь.
Арон посмотрел на нее с удивлением и сочувствием.
– Да, видать, крепко вам досталось… Ну ничего, со временем память вернется. Мы в Семиречье, в городе Уитстоуне.
Семиречье, Уитстоун… Незнакомые, ничего не говорящие названия прозвучали как приговор. Катерина отвернулась к стене. Остальное было уже неважно.
– Ну, что вы? – целитель ласково погладил ее по волосам. – Вам повезло, что вы вовремя попали в лечебницу. Какой-то крестьянин ехал в город на базар и нашел вас лежащей у дороги. Рыцарь, который был с вами, тоже весь израненный, умолял скорее доставить вас к врачу – вот вас обоих ко мне и привезли.
Катерина закусила губу. Точно. Вот этого она и боялась – кто-то действительно пронес ее через портал, когда она была без сознания. Ну вот кто, спрашивается, просил его это делать?!
– К сожалению, вашему спутнику мы не смогли помочь, – продолжал Арон. – Еще по пути в город он впал в беспамятство, а на другой день умер. У него почти вся кожа сгорела, ничего сделать было нельзя… Поначалу я и вас почти не надеялся спасти. Не знаю уж, в какую катастрофу вы угодили, но состояние у вас было жуткое. Сильная контузия, ожоги, серьезные внутренние повреждения, переломы… Вы два месяца пролежали без чувств, но теперь всё будет хорошо.
Жестокая насмешка послышалась Катерине в словах целителя. Что теперь может быть хорошо? Ее родное королевство погибло в огне вселенской катастрофы – а ей не дали возможности разделить его судьбу.
Впоследствии Катерина не раз задавалась вопросом: как она вообще вынесла этот удар, как ее сердце не разорвалось тогда от горя? С головой накрытая черным беспросветным отчаянием, безвозвратно потерявшая всё, что любила, она жаждала смерти, но самоотверженные усилия целителей вкупе с природной выносливостью, как назло, не позволяли ей умереть. Поначалу она целыми днями недвижно лежала лицом к стене, уставившись в одну точку, и отказывалась от еды и целебных зелий, так что Арону и его ученице Марте приходилось кормить и поить ее через силу. Но затем Катерина смирилась и перестала противиться лечению: пусть, в конце концов, с ней делают что хотят, всё равно это ничего не изменит. В течение многих месяцев целители поили ее травяными отварами, окуривали благовониями, втирали в больные места мази и бальзамы. Выздоравливала она медленно – не столько даже из-за серьезности полученных ранений, сколько из-за того, что больше не видела смысла жить. Родной и любимый мир рухнул, а этот, новый и незнакомый, был ей не нужен и не интересен. Зачем только тот неизвестный рыцарь спас ее, и зачем целители так старались вернуть ее к жизни? Лучше ей было умереть тогда, вместе со всеми, чем еще долгие годы влачить бессмысленное существование в этом неведомом Семиречье – глухом уголке чужого мира, называемого, по словам лекарей, Аксеотом… В первые дни ей хотелось кричать от горя, биться головой о стену, разнести в щепки эту проклятую лечебницу, но со временем невыносимая острая боль сменилась чувством опустошенности и усталым безразличием к происходящему. Душа будто окаменела, в ней не осталось никаких чувств, и даже картины гибели родной Эрафии больше не вставали перед глазами. Лишь беспросветная тягучая тоска, стопудовым грузом навалившаяся на плечи, не отпускала ни на минуту, став привычным и естественным состоянием. Полностью уйдя в себя, Катерина почти не разговаривала ни с Ароном, ни с Мартой. Марту это обижало, а мудрый и проницательный Арон прощал своей пациентке такую неблагодарность, поскольку видел, в каком состоянии она находится. Он понимал, что этой женщине, которую доставили сюда полумертвой, изломанной, с глубокими ожогами и рваными ранами по всему телу, довелось пережить какую-то страшную трагедию. Не желая лишний раз травмировать ее, целитель не приставал с расспросами. Когда по городу пошли слухи, что в окрестностях появились пришельцы из иного мира, спасшиеся во время конца света, Арон начал догадываться, что Катерина – одна из этих несчастных жертв, потерявшая в катастрофе всё, что имела. И ему стало ясно: после такого несчастья ее душу сможет исцелить лишь время. Лекарское искусство было здесь бессильно.
Более или менее окрепнув, Катерина стала помогать целителям по хозяйству. Давая посильные поручения, Арон надеялся хоть в какой-то мере отвлечь её от гнетущих воспоминаний о пережитой трагедии. Катерина безропотно выполняла грязную, непривычную, совсем не королевскую работу – готовила еду, мыла посуду, подметала полы. Постепенно ее начали привлекать и к составлению лекарственных смесей, заодно посвящая в премудрости врачебного искусства. Вместе с Мартой она перебирала целебные травы, готовила отвары и настои, а Арон, наблюдая за процессом, попутно объяснял, от каких болезней помогают эти лекарства. Катерина терпеливо вникала во все тонкости соврешенно неинтересного ей дела: надо было хоть чем-то занять голову и руки, чтобы найти забвение от непреходящей тяжести на душе. Почти всё свое время она проводила в доме целителей, лишь изредка выходя в город за покупками. Марта же часто ходила на базар и всегда была в курсе последних событий в городе и за его пределами. Она живо интересовалась всеми новостями и сплетнями и с увлечением пересказывала их Катерине. С горящими глазами, взахлеб рассказывала Марта, что в окрестных городах в последнее время появилось множество чужеземцев, уцелевших после страшной катастрофы, что они пришли из далекой, никому не известной страны, которую она почему-то упорно называла Эратией. Эти рассказы каждый раз отдавались глухой болью в душе Катерины, и она невольно сердилась на Марту за напоминания о погибшей родине. И к тому же ее коробило то, что Марта так перевирает название ее страны. Впрочем, какая разница – Эратия или Эрафия… Как ни называй – всё равно ничего не вернешь. А эти люди, пришедшие сюда через порталы... что ж, хорошо, если этот мир станет им второй родиной, но это уже совсем другая история…
– Ой, ты знаешь, что я недавно узнала… – сказала как-то Марта, когда они вместе с Катериной толкли в ступке высушенные плоды целебного растения для очередного снадобья. – Тут появился один рыцарь из той самой Эратии, лорд Лизандр. И теперь он собирает под свои знамена всех тех, кто тоже спасся оттуда…
– Зачем? – холодно спросила Катерина, с удвоенной силой налегая на пестик.
– А он хочет создать здесь новое королевство – Паледру. Наконец-то у нас в Семиречье будет свой король! Давно пора – все уже устали от грызни между городами и лордами, может, хоть при короле порядок будет… Так вот, этот самый Лизандр сейчас ездит по округе и призывает людей вступать в его армию. Жаль, к нам не заедет – в нашем Уитстоуне этих эратийцев, кажется, нет… Ты что, не слушаешь меня? Неужели тебе это неинтересно?
– Нет-нет, – рассеянно отозвалась Катерина. – Очень даже интересно…
Услышанное вызвало у нее лишь глухую досаду: опять эти разговоры о бывших соотечественниках! Для Марты-то это всего лишь любопытные новости, а вот для нее – лишнее расковыривание ран. Впрочем, имя Лизандра было знакомым. Служил в ее армии молодой человек с таким именем, запомнившийся редкой отвагой, пылкостью характера и страстным желанием вершить великие дела. Он был призван в армию пятнадцатилетним подростком в трудные дни войны с Дейджей, когда не хватало взрослых мужчин, и сражался не хуже самых опытных воинов. А год спустя Катерина лично посвятила его в рыцари, и с тех пор он был одним из вернейших ее соратников. О том ли самом Лизандре говорила Марта, или это было просто случайное совпадение имен? Разумеется, кем бы ни был этот человек, Катерина при желании могла откликнуться на призыв. Ведь ее богатый военный опыт и несомненный стратегический талант очень пригодились бы молодому государству. Но зачем? Всё, чем она жила и что любила, осталось в Эрафии, а здесь сражаться было не за что. Если у кого-то есть силы и желание начать новую жизнь в новом мире, пусть обустраиваются здесь сами, тем более что теперь есть кому о них позаботиться. К тому же Катерина чувствовала, что катастрофа Судного дня – во многом и ее вина. Ведь именно она приняла роковое решение отдать Клинок Армагеддона Джелу. И теперь ей было бы совестно смотреть в глаза тем, кто из-за нее лишился родины. Так что она даже радовалась тому, что в Уитстоуне беженцев из Эрафии, по-видимому, не было.
После выздоровления она так и осталась в доме лекарей: Арон понимал, что идти-то ей теперь некуда, и, кроме того, ему требовалась помощница. Хотя Катерина и не проявляла интереса к целительству, но, тем не менее, была старательной и прилежной работницей. Теперь она уже не только готовила лекарства, но и помогала Арону осматривать обращавшихся в лечебницу больных и оказывать им первую помощь, ухаживала за тяжелыми пациентами. Общаясь с больными, она всегда старалась утешить и приободрить их, и многим становилось лучше уже от одного разговора с ней. Сама постоянно терзаемая душевной болью, она хорошо понимала других страждущих и всегда находила для них нужные слова. И люди это чувствовали и ценили. Со временем к ней стали приходить не только за медицинской помощью, но и просто облегчить душу. С ней делились житейскими проблемами, и она, опираясь на опыт и интуицию, старалась каждому дать хороший совет или хотя бы успокоить. Как правило, ей это удавалось, и многие горожане были уверены в ее магических способностях, хотя она никогда ими не обладала. За всю жизнь она колдовала лишь однажды – когда возвращала на тот свет дух отца, поднятого из могилы некромантами. Но то заклинание, заученное с таким трудом, вылетело из головы сразу же после применения. Искусство магии было явно не для нее.
Как-то раз в дверь лечебницы постучал очередной посетитель. Марта выглянула посмотреть, кто там, и не смогла сдержать восторженного удивления:
– Ой, посмотрите, это ж сам король Лизандр! А я и не знала, что он сейчас в нашем городе…
Повернувшись к оказавшейся рядом Катерине, Марта добавила:
– А ведь король-то еще не женат… Кто знает, может, это мой единственный шанс. Только не вздумай сама кадрить его!
Она открыла дверь, и в дом вошел, прихрамывая, рослый мужчина лет тридцати или чуть старше – богатырского сложения, с широкими плечами, могучей шеей и тяжелым квадратным подбородком. Одежда его была разорвана, лицо покрыто свежими синяками и ссадинами.
Катерина подняла на него глаза, их взгляды встретились… Сомневаться не приходилось – это был тот самый рыцарь, так хорошо ей знакомый. Значит, он осуществил-таки свою мечту о великих свершениях. «Узнал ли он меня?» – безучастно подумала Катерина и тут же по его глазам поняла: не узнал, несмотря на многолетнее знакомство. Впрочем, это было неудивительно: с тех пор она сильно изменилась. Голова ее была теперь почти седой, лицо покрывали рубцы от ожогов, а главное – во всём облике отражалась сокрушенность духа. Прежде она зорко глядела вокруг, ни к чему не оставаясь равнодушной; теперь же в потухшем взгляде, обращенном внутрь себя, читалось полное безразличие к окружающему. Лизандр помнил Катерину совсем не такой – и хорошо, что теперь он ее не узнавал.
– Добро пожаловать, Ваше Величество, – поприветствовала его Марта, расплывшись в улыбке. – Я вижу, вам нужна помощь целителей?
– Ну, в общем, да, – смущенно ответил Лизандр. Он держался несколько скованно – видимо, еще не успел освоиться в новой для себя роли короля.
– Позвольте узнать, что с вами случилось? – спросил вышедший из своей комнаты Арон.
– Да с лошади упал, расшибся. Всегда считал, что умею ездить верхом, а тут такая дурная лошадь попалась… В общем, я с ней не справился. Теперь даже стыдно перед людьми появляться с такими синяками…
– Ничего, – улыбнулась Марта. – Шрамы украшают мужчину. Особенно такого отважного и доблестного рыцаря, как вы.
Король усмехнулся, но ничего не ответил.
Арон и Марта с Катериной осмотрели Лизандра. К счастью, переломов или других серьезных повреждений у него не оказалось. Ему промыли и забинтовали раны, смазали мазью ушибленные места. При этом Марта всё время крутилась около короля, бросая на него выразительные взгляды и томно вздыхая. Она пускала в ход все свои женские чары, чтобы обратить на себя его внимание. Однако ее усилия были напрасны. Судя по всему, Лизандра больше интересовала не смазливая Марта, изо всех сил строившая ему глазки, а Катерина, которая видела в нем лишь пациента. Во всяком случае, он смотрел на нее, почти не отрываясь. Да, он не узнавал в ней свою королеву, но чем-то она его явно привлекала. Когда целители закончили работу, король подошел к ней.
– Так вы и есть та самая матушка Катерина? Люди в городе рассказывали мне о ваших выдающихся магических способностях. Очень хорошо, что я вас встретил – мне как раз нужно бы побеседовать с провидцем, чтобы выяснить один вопрос. Мы можем поговорить наедине?
Катерина внутренне усмехнулась. Людская молва уже сделала из нее великую волшебницу и провидицу! Ну что же, провидица так провидица. Может быть, опираясь, как всегда, на интуицию, она и поможет королю с его вопросом.
– Хорошо, пойдемте поговорим, хотя я и не уверена, что смогу помочь.
Она провела Лизандра к себе в комнату, сопровождаемая завистливыми взглядами Марты.
– Ваше Величество, я слушаю вас, – сказала Катерина, предложив ему присесть.
Король осторожно опустился на колченогий стул.
– Понимаете, в чем дело, матушка… Вы, наверное, знаете эту историю с самозванцем?
– Нет, я ничего об этом не слышала.
– Удивительно, – хмыкнул Лизандр. – Последние месяцы в Паледре только об этом и судачат. Странные вы люди, маги. Живете в каком-то своем мире… Ладно, расскажу всё с самого начала. Вы хоть знаете, что была такая страна Эрафия?
– Да. Знаю, – отрывисто произнесла Катерина, до боли впившись ногтями в ладони и изо всех сил стараясь ничем не выдать своих эмоций.
– Так вот, я родом из этой страны, где процветали идеалы добра и духовности, где честь и доблесть ценились выше всего. И здесь еще много переселенцев оттуда, – глаза Лизандра блеснули. – Когда всемирная катастрофа уничтожила нашу родину и выкинула нас сюда, я посвятил себя тому, чтобы собрать выживших и создать здесь для них царство добра и справедливости – это лучшее, что можно было сделать в память об Эрафии. И вот теперь я правитель Паледры. Конечно, настоящим королем я себя считать не могу, поскольку не имею отношения к прежней правящей династии. Если бы была жива последняя эрафийская королева – тоже, кстати, Катерина, ваша тезка – с радостью уступил бы ей престол. Замечательная была правительница – редко у кого встретишь такую любовь к своему народу и верность рыцарским идеалам… Но теперь нет ни ее, ни кого-то еще из королевской семьи. После катастрофы мы все оказались в равном положении – потому я и отменил существовавшие родовые привилегии. Знать была недовольна, но терпела. И вот тут появляется человек по имени Вортон и утверждает, что он – сын последнего короля, то есть законный наследник престола. В отличие от меня… В доказательство этого он показал меч, которым правители Эрафии владели с незапамятных времен. Но разве у короля могли быть внебрачные дети? Никогда я в это не поверю…
Лизандр возмущенно шмыгнул носом и продолжил:
– Я чувствовал, что этот человек самозванец, а меч у него поддельный, но доказать ничего не мог. А народ стал требовать его возведения на престол. В общем, я нашел оруженосца эрафийских королей, который отдал мне их настоящий меч. Представляете, Вортон оказался сыном этого оруженосца. Он часто видел королевский меч у отца, и ему было несложно его подделать. Вот так я и разоблачил самозванца, а настоящий меч достался мне. Но вот что я хочу сказать, матушка. Все эрафийцы знают, что этот клинок магический и его не может вытащить из ножен человек, не принадлежащий к королевской династии. А я – могу, я пробовал! Когда мои подданные это увидели, все разговоры о том, что у меня нет прав на престол, сразу же прекратились. А я не могу понять, что бы это значило: то ли я и в самом деле какой-то родственник короля, то ли мой меч тоже фальшивый. Вот и мучаюсь. Может, вы поможете мне разобраться? Хотите взглянуть на этот меч?
Катерина молча кивнула, с трудом скрывая охватившее ее волнение. Достав из ножен длинный сверкающий клинок, Лизандр протянул его ей. Сердце у нее замерло, дыхание перехватило, оружие едва не выпало из рук. Меч короля Грифоново Сердце, одна из самых священных реликвий ее королевства! Без всякого сомнения, именно он, принадлежавший еще легендарному Риону Первому, основателю Эрафии, был сейчас у нее в руках. В детстве Катерина часто видела его висевшим на видном месте в тронном зале отцовского дворца, и ее всегда завораживала красота этого оружия и ощущение исходящей от него грозной магической силы. Будучи совсем маленькой, она тайком от отца часто пробиралась в тронный зал и любовалась мечом. У нее не хватило бы сил его поднять – он был слишком большим и тяжелым. Оставалось лишь воображать, как она лихо размахивает грозным клинком во все стороны, снося головы врагам. А много позже, в день коронации, генерал Кендал торжественно передал ей эту реликвию, которую во время нихонской оккупации сберегли его рыцари. Они свято верили в то, что когда-нибудь минуют страшные времена, поднимется с колен славный эрафийский народ, будет восстановлена королевская власть, и легендарный меч вновь обретет законного владельца… Катерина ласково провела рукой по сияющей стали клинка и всем своим существом ощутила вибрации могучей силы прежних королей – как всегда, когда она касалась этого меча. – Не сомневайтесь, он настоящий, – Катерина, с трудом сдерживая навернувшиеся на глаза слезы, вернула меч хозяину.
Лицо Лизандра просияло:
– Так значит, во мне и вправду есть королевская кровь? Но откуда?
– Не знаю, откуда, но похоже, что есть.
Неужели этот человек действительно был родственником эрафийских королей, и притом довольно близким? Как и Лизандр, Катерина никогда бы не поверила, что ее отец мог иметь побочных детей. Но, возможно, они были у ее деда? Дед-то, говорили, был охоч до женщин – Катерина помнила, как осуждал его за это отец, считавший супружескую верность одной из главных добродетелей… А в таком случае – кто знает, не был ли сидящий сейчас перед ней мужчина ее кузеном?
Лизандр облегченно вздохнул.
– Ну, слава Создателю. Значит, я действительно законный правитель Паледры. Теперь моя душа спокойна. Благодарю вас, матушка!
– Лизандр… – голос Катерины дрогнул. – Вы будете хорошим правителем. Я чувствую это сердцем. Меч попал в достойные руки. Я буду молиться, чтобы вам во всем сопутствовала удача.
– Спасибо! Я никогда не забуду вас и эту нашу встречу.
Лизандр встал и хотел идти, но вдруг остановился, пристально глядя в лицо Катерины.
– Что такое? – спросила она.
– Матушка… Где мы могли встречаться раньше? У меня с самого начала было чувство, что я вас где-то видел, а теперь я почти уверен в этом.
– Да нет, вы меня с кем-то путаете. Мы никогда не виделись.
– Ну, что ж... Наверное, я ошибся, хотя странно… но раз вы так уверены… Прощайте, матушка!
Король вышел из комнаты, а Катерина, заперев за ним дверь, бросилась на кровать и горько разрыдалась.
После беседы с Лизандром Катерина окончательно потеряла покой. Эта встреча еще сильнее разбередила ее душевные раны, по-настоящему никогда и не заживавшие. Ее постоянно терзали мучительные воспоминания об Эрафии, потерянной навсегда. О беззаботном счастливом детстве и любимом отце. Об ужасной, почти проигранной войне с Нихоном и Эофолом, когда она, встав во главе своего народа, всё-таки смогла отстоять родину – как теперь выяснилось, зря. Ну, пусть не совсем зря – ведь та победа всё-таки продлила существование эрафийской нации хотя бы на десяток лет, да и сейчас многим удалось спастись – но для Катерины это было слабым утешением. Снова и снова вспоминала она о нелегких годах своего правления; о Клинке Армагеддона, отобранном у демонов и, казалось, уже ни для кого не опасном; наконец, о Судном дне…
И этот ее меч, символ королевской власти в Эрафии, который теперь у Лизандра… Эти рассуждения о том, кто законный правитель, а кто нет… Да если бы она захотела, то всем доказала бы, кто законный правитель – для этого достаточно было вынуть магический клинок из ножен. И сам Лизандр, если верить его словам, добровольно сдал бы ей власть. Но зачем? Ее считают погибшей – и пусть продолжают так считать. Судный день действительно что-то убил в ней, и она уже не была той прежней королевой Катериной. Ее меч носил теперь Лизандр, она как бы передала ему эстафету. Настала новая эпоха, а ее время, время Эрафии, прошло навсегда…
Что-то окончательно надломилось в ней после той незабываемой встречи с правителем Паледры. Ее стали раздражать суета города и многочисленные посетители, верившие в ее провидческие способности и чуть ли не толпами валившие в дом целителей. Отвлечься от тяжких дум работой уже не получалось. Теперь она жаждала лишь одного – уединения и покоя.
Целители не понимали, что творится с Катериной. Арон видел, что она, вроде бы уже освоившаяся в новом для нее мире, вдруг снова впала в тоску и потеряла интерес к жизни. И он решил поговорить с ней.
– Что с тобой, Катерина? – спросил он. – Почему ты так приуныла в последнее время?
Катерина подняла на него затравленный взгляд, полный отчаяния.
– Не могу больше. Я выдохлась, устала…
– От целительской работы? – в голосе Арона слышалась некоторая обида.
– Нет, вообще от жизни. От этого суматошного города, от этих людей. Хочется побыть одной, а здесь всё время эти больные, и все требуют от меня каких-то чудес, будто я и впрямь волшебница.
– А мне казалось, тебе нравится помогать людям, – с удивлением произнес Арон.
– Нравится… – Катерине пришлось покривить душой, чтобы не обижать лекаря. – Но сейчас их стало слишком много. И с такими глупыми просьбами иногда обращаются… Мне бы их проблемы. И ведь никуда от этого не денешься.
Арон задумался.
– Понятно... Знаешь, что я могу тебе предложить? У нас есть загородный домик недалеко отсюда. Там живет Марта в сезон заготовки лекарственных трав, а в остальное время дом пустует. Если тебе так тошно в городе – перебирайся туда. Там тихо, спокойно, и в то же время при необходимости можно легко добраться до Уитстоуна – дом стоит у самой дороги.
Катерина была тронута этим предложением.
– Арон, у меня нет слов! Вы с Мартой так добры ко мне – не знаю, как и благодарить…
– Не стоит благодарности, – мягко улыбнулся целитель. – Для нас тоже будет лучше, если дом окажется под присмотром. А соскучишься – возвращайся обратно, мы всегда готовы тебя принять.
Покинув лечебницу Арона, Катерина поселилась в загородном домике в надежде, что на природе, вдали от шумного Уитстоуна, ей будет легче. Место действительно оказалось тихим, спокойным и довольно красивым. Дом стоял у проселочной дороги, неподалеку текла быстрая извилистая речка, а вокруг простирались бескрайние луга, где в изобилии росли разнообразные целебные травы. Катерина жила тем, что собирала эти травы и отвозила в город, продавая Арону и другим лекарям. Иногда к ней как к целительнице приходили крестьяне из окрестных деревень, и она, используя опыт, полученный в доме Арона, лечила их травами и утешала добрым словом. Слава Создателю, никто здесь не считал ее магом и не обращался с просьбами предсказать будущее или приворожить жениха, как бывало порой в Уитстоуне.
Впрочем, посетителей было мало, и ничто не мешало ей предаваться безотрадным воспоминаниям и тоске по лучшим временам. Иногда ей вспоминались оставшиеся в Энроте муж с сыном – что с ними теперь, живы ли они? Может, и живы – ведь бракадские мудрецы, толковавшие пророчество Бонифация Фалленстарского, так и не пришли к однозначному выводу о том, будут ли уничтожены другие континенты помимо Антагариха. Хотя, если это и так, увидеть Роланда и Николая в любом случае никогда уже не придется – Энрот остался в другом мире, невообразимо далеком отсюда. Однако в общем судьба Энрота мало волновала Катерину. Все мысли занимала Эрафия, и вот тут-то уж никаких надежд быть не могло – Катерина своими глазами видела, как всё вокруг пылало в адском огне, уцелеть в котором не было суждено никому… Она вновь и вновь возвращалась мыслью в тот день, когда отдала Клинок Армагеддона своему любимцу Джелу, не разглядев в нем той опасной самонадеянности, которая и привела к роковому исходу. Или в то время, когда, не вняв предостережениям Тарнума, позволила Джелу продолжать поиски Ледяного Клинка. А ведь Тарнум знал, что говорил… О, как бы она хотела вернуться назад и всё исправить! Но это было невозможно. Могущественные волшебники с помощью изощренных заклинаний могли почти всё: вызывать молнии, предсказывать будущее, мгновенно переносить на огромные расстояния целые легионы, превращать людей в камень и воскрешать мертвых. Но никакая магия не смогла бы повернуть время вспять. Что прошло – то прошло, и остается лишь без всякой пользы горевать об упущенных возможностях...
Тоска по любимой родине изводила Катерину. Если бы можно было хоть увидеть, что именно сделала та катастрофа с ее страной, что там теперь – на тех цветущих землях, где стояли прекрасные города и многочисленные крестьянские поселения. Катерина понимала, что лучше бы этого не видеть. Но ее тянуло туда так, как тянет человека на могилы близких, хоть он и осознает, что там – всего лишь истлевшие кости. К сожалению, и это было для нее невозможно. Может быть, самые искусные маги Бракады или Нихона и сумели бы заглянуть в иной, бесконечно далекий мир, но в Паледре таких волшебников, похоже, не было. По-видимому, с магией здесь дела обстояли еще хуже, чем даже в Эрафии – из разговоров с крестьянами Катерина поняла, что местные чародеи владеют лишь самыми простыми заклинаниями. Они могли, например, навести на человека порчу, или временно лишить его разума, или предсказать ближайшие события, да и то с невысокой точностью. Да о чем говорить, если даже ее, практически лишенную магических способностей, жители Уитстоуна принимали за великую волшебницу?
Так, в душевных терзаниях, нерадостных воспоминаниях и запоздалых бесполезных сожалениях, проходил месяц за месяцем. Постоянная неутолимая печаль раньше времени состарила Катерину: волосы ее совсем поседели, глаза ввалились, спина ссутулилась, а ведь ей не было еще и пятидесяти. Болели переломанные кости, особенно в ненастную погоду, бывшую здесь не редкостью, но гораздо сильнее болела душа, и время нисколько не исцеляло ее. Когда становилось совсем тошно, Катерина сжимала в руке круглый зеленый камешек в бронзовой оправе – амулет мужества, который был подарен ей верховным магом Бракады много лет назад, в самые тяжелые дни войны Восстановления, и с которым она с тех пор никогда не расставалась. Становилось чуть легче, душевная боль несколько притуплялась, но не отпускала полностью. А по ночам Катерина проваливалась в глухой пыльный сон без сновидений, какой бывает у тяжелобольных людей, и хоть на время обретала покой. Но приходило утро – и всё начиналось заново…