=Тьма=
Шёл третий день моего пребывания в Сочи. Светило солнце, с моря дул свежий ветер и казалось, что в этом городе по-другому быть просто не может. А собственно, как иначе, если море и солнце изображены на его гербе. Окружающая обстановка расслабляла: облокотившись о подоконник, я дремал в своей комнате. Время от времени мне удавалось вырваться из сладких объятий Морфея: не сразу сориентировавшись, я крутил головой, словно вспоминая, где и зачем нахожусь. В конце концов, мой взгляд останавливался на окне с красными занавесками. На гладкой поверхности его стёкол плясали солнечные блики, они слепили глаза, но я всё равно продолжал всматриваться в окно, пытаясь уловить хоть какое-то движение. Бесполезно: ни сегодня, ни за предыдущие два дня красные занавески так ни разу и не шелохнулись. По вечерам, когда улицу покрывали густые сумерки, окно оставалось тёмным: никто не спешил включить в комнате электрическое освещение, не мелькали за занавесками тени. В окне, за которым я должен был следить, абсолютно ничего не происходило.
Впрочем, такое развитие ситуации меня даже устраивало. Условия, выдвинутые мне Аббадоном, я выполнял исправно, и не было моей вины в том, что в окне с красными занавесками никто не появлялся. Странно: зная, чья это комната, в любой момент я мог подойти к Раисе Максимовне и спросить, где сейчас находится её крестница. Но я этого не делал. Почему? Наверное, из-за того, что интуитивно понимал: появление таинственной Антонины кардинально изменит мою судьбу. Изменит настолько, что последние события, когда я практически попрощался с жизнью, а после неожиданно воскрес, покажутся мне всего лишь цветочками. Больше никаких потрясений, никаких перемен, и не важно, в лучшую или в худшую сторону они произойдут. Мне хотелось лишь одного: в тишине и спокойствии провести целый год в комнате, снятой у Раисы Максимовны, каждый месяц получая от Аббадона по одной таблетке, после чего окончательно победить свою болезнь и вернуться домой.
Когда я в очередной раз взглянул на окно с красными занавесками, хрупкая стена, с помощью которой мне удалось отгородиться от любых перемен в своей жизни, превратилась в жалкую пыль. Занавески на окне вдруг оказались раздвинутыми в стороны, вследствие чего моему взору открылась следующая картина: посреди комнаты стояла девушка, которая сразу же показалась мне идеальной. Скорее всего, такое впечатление сложилось потому, что из одежды на ней присутствовало лишь чёрное кружевное бельё. До девушки было чуть меньше пятнадцати метров, но я видел её так, словно она находилась на расстоянии вытянутой руки. Родинки на смуглой гладкой коже, плавные волнующие изгибы тела, растрёпанная копна чёрных волос: мне хотелось разглядывать незнакомку ещё и ещё, втягивая в свою память её образ, как губка впитывает в себя воду. Наваждение – наверное, только сейчас я понял смысл этого слова. Голова моя закружилась, сразу захотелось пить.
Глаза у девушки были прикрыты, она стояла посреди комнаты в какой-то замысловатой позе из йоги: левая рука вытянута вперёд, правой же рукой девушка придерживала отведённую за спину ногу. Неожиданно незнакомка открыла глаза и тут же наши взгляды упёрлись друг в друга. Девушка непринуждённо улыбнулась, после чего опустила руку и встала на ноги. Грациозной походкой, словно на подиуме, незнакомка подошла к окну.
Впрочем, почему незнакомка? Я нисколько не сомневался, что эта девушка и есть та самая Антонина, хотя и представлял её немного по-другому. Например, в образе хиппи, с испачканными краской руками, ищущей своё художественное вдохновение в гармонии с окружающим миром. Но совершенно точно я не думал, что крестница Раисы Максимовны будет выглядеть, как топ модель, рекламирующая нижнее бельё.
Ничуть не смущаясь, что из одежды на ней всего лишь два лоскутка чёрной кружевной материи, Антонина пристально глядела в мою сторону. Потом и вовсе взобралась с ногами на подоконник, словно давая рассмотреть себя в подробностях. Кошка – дикая, своенравная, независимая. Я почувствовал, что меня охватывает обжигающее возбуждение: дыхание участилось, член напрягся и пульсировал. Со мной такого не происходило очень давно, по меньшей мере, с начала болезни. Я был уверен, что раковые опухоли безвозвратно вытеснили из меня все желания, но оказалось, что это не так. Не в силах оторвать взгляда от совершенного тела девушки, мне вдруг захотелось издать брачный рёв самца орангутанга и перепрыгнуть через разделяющее нас расстояние. Антонина, как будто догадавшись, что я уже дошёл до точки кипения, спрыгнула с подоконника и скрылась в комнате, запахнув за собой занавески. Правда, перед этим, она успела ещё раз взглянуть в мою сторону. Этот прощальный взгляд был похож на искру, от которой разгорается пламя. Этот прощальный взгляд растопил моё сердце.
Девушка исчезла, но наваждение, вызванное ею, ещё долго не покидало меня. Точно кадры киноплёнки, я прокручивал в голове образы Антонины: вот она занимается йогой, вот позирует передо мной, выставляя своё тело в выгодных ракурсах, словно на фотосъёмке. От одной мысли, что девушка находится совсем рядом со мной, меня бросало в жар. Достаточно выйти из дома, пересечь дорогу, зайти в подъезд и подняться на пятый этаж, и я смогу постучаться в дверь её квартиры. Но как набраться смелости на такой безрассудный поступок? Что сказать Антонине, когда она откроет передо мною дверь?
Я сидел на подоконнике, уставившись на заветное окно, и наблюдал, как медленно и неохотно догорает осенний день. Под вечер небо заволокло тучами, где-то вдалеке грохотал гром. Вместе с темнотой, завладевшей городом буквально за несколько минут, пришёл дождь. Его капли, растекающиеся по стёклам, превратили мир за окном в одно размытое тусклое пятно. Под стать погоде испортилось и моё настроение: дождь лил не только на улице, но и у меня в душе. Наверное, в такие моменты следует укутаться в тёплое одеяло, и крепко сжимая в ладонях кружку с горячим чаем, попытаться думать о чём-то светлом и приятном. К сожалению, подобных мыслей в моей голове не оказалось, вместо этого я накинул куртку, схватил зонт и выбежал из дома. Улицы, окрашенные светом фонарей в тёмно-бордовые цвета, встретили меня музыкой падающих с неба капель. Её ритмы пугали и настораживали, спрятаться от них под зонтом было невозможно. Неоновая вывеска над входом в супермаркет, словно указатель бомбоубежища, обещала спасение от обстрела дождевыми каплями, я забежал внутрь и сразу направился к стеллажу с алкогольной продукцией. В стройном ряду блестящих бутылок отражались мерцание люминесцентных ламп и бессмысленность моей жизни.
- Что, выбираешь себе подружку на ночь?
Я резко обернулся. Передо мной стояла девушка из окна с красными занавесками. Антонина. В сером дождевике с надвинутым на лицо капюшоном, узнать её было не так уж и легко, но это точно была она. Смеющиеся озорные глаза необычного светло-зелёного цвета, чувственные персиковые губы, сплетённые в кокетливую улыбку – девушка улыбалась точно так же, как и тогда, когда несколькими часами раньше устраивала для меня сеанс лёгкого стриптиза. Будто бы спеша развеять мои сомнения, девушка приняла ту самую позу из йоги, в которой я и увидел её впервые.
- Натараджа, - произнесла она. – Владыка танцев. Одна из самых красивых позиций в йоге.
Признаться, Антонина действительно выглядела эффектно… и немного странно. На фоне полок с алкоголем, в полупустом зале супермаркета девушка с отведённой за спину ногой и вытянутой вперёд рукой напоминала цаплю. Тебе здесь не место, гордая птица, возвращайся на своё болото.
- Мой выбор – эта, - я указал на пузатую бутылку с коньяком. -Такая подруга не бросит и не предаст. Она человеколюбива и бескорыстна: на целую ночь скрасит моё одиночество, хотя и заранее знает, что утром окажется в мусорном ведре.
Девушка громко рассмеялась.
- Так ты философ?
- А разве может быть иначе, когда человеку не хватает общения? – пробурчал я, отвечая вопросом на вопрос.
Антонина наконец-таки закончила свои упражнения из йоги. Встав на обе ноги, она сделала шаг по направлению ко мне, потом ещё один. Оказавшись практически рядом со мной, девушка приподнялась на цыпочки и прошептала мне на ухо: - Если тебе не хватает общения, я с удовольствием это исправлю.
Слова Антонины обожгли раскалённым железом. Я чувствовал аромат, исходивший от её влажных волос: они пахли грозой и корицей. Капля дождя застыла на щеке девушки: не знаю, как мне удалось не поддаться безумному желанию слизнуть её языком. Если честно, я был переполнен безумными желаниями.
- Виктор, - в голосе Антонины вдруг появилась лёгкая хрипотца. – Завтра с восьми утра я желаю лицезреть тебя в окне напротив своего. Не опаздывай.
Девушка развернулась и направилась к выходу. Её серый дождевик быстро растворился в тусклом свете супермаркета. Я растеряно озирался по сторонам, словно ища подтверждения той сюрреалистичной сцене, что произошла со мной чуть ранее. И если бы не запах корицы, ещё долго витавший в воздухе, можно было бы подумать, что мне всё это привиделось.
Ни коньяка, ни какого-либо другого спиртного я так и не купил, и дело заключалось даже не в плачевности моих финансов, а в том, что алкогольное опьянение или что-то очень похожее на него и без того овладело мною. Не раскрывая зонта, я вышел под дождь, поднял лицо к небу. Холодные капли касались разгоряченной кожи, но не приносили облегчения, всё моё тело сотрясалось, словно в лихорадке, мысли вконец запутались. Я не понимал, зачем покинул свой дом и приехал сюда, зачем каждый день сижу на подоконнике и наблюдаю за окном напротив, я не понимал, почему остался жив. Кто такой Аббадон? С какой целью он меня использует? Кому я служу? Свету? Тьме? Богу? Дьяволу? Вопросов было множество, но если честно – возможность получить ответы пугала. Иногда лучше остаться в неведении.
Ночью мне снился странный сон. Человек, изображённый на картине, висевшей над моей кроватью, наконец-то закончил своё бесконечное падение. Уже перед самой землёй он попытался расправить крылья, но это не помогло: он камнем рухнул на одну из улиц красивого южного города, издав предсмертный жалостливый стон. Искалеченное тело лежало посреди тротуара, вокруг туда-сюда сновало множество людей, но казалось, что они не замечают упавшего с неба мужчину. Кое-кто даже умудрился пройтись по изломанным белым крыльям. А потом появилась девушка с грустной улыбкой.
Ровно в восемь утра я устроился у окна. На подоконнике передо мной дымилась чашка с чаем, рядом стояло блюдце, полное конфет и печенья. Дождь на улице всё никак не хотел заканчиваться, во дворе прямо в центре детской площадки за ночь успела вырасти огромная лужа, в которой отображались хмурые серые облака. Мутная вода обступила качели, и теперь они одиноко возвышались над лужей, словно неприступный каменный остров, затерявшийся в океане. Мелькнула мысль, что если сейчас взобраться на качели, то тогда небо окажется с двух сторон: и сверху, и снизу. Глупая, конечно, мысль: никто не захочет кататься в такую погоду.
Красные занавески в окне напротив ещё долго оставались без движения, и лишь спустя пару часов своего бдения я наконец-то узрел Антонину. Как и вчера, она опять предстала передо мной в полуголом виде: из одежды на девушке присутствовал лишь темно-синий кружевной пеньюарчик. Заспанное лицо Антонины не выражало никаких эмоций, она обвела взглядом двор, словно проверяя, не изменилось ли что-нибудь за ночь. После этого посмотрела в мою сторону, улыбнулась, подняла большой палец вверх. Я тоже улыбнулся, но радостное возбуждение, охватившее меня при виде девушки, неожиданно изменилось на совершенно противоположные чувства – гнев, отчаяние, озлобление. А если одним словом – ревность… И всё потому, что за из-за спины Антонины показалась мужская фигура, скрытая до этого момента полумраком тёмной комнаты. Сильные мускулистые руки сомкнулись на стройной талии, распахнули пеньюар, после чего резким движением развернули девушку. Она откинула голову, длинные чёрные волосы разметались по стеклу, руки упёрлись в проёмы окна. Вдох, выдох – мне было слышно её дыхание, её стоны. Капли влаги стекали по её коже. Сердце вырывалось из груди. Из моей груди? Из её? Для меня всё смешалось. Безумие. Наваждение. Одержимость. И тут я увидел его лицо…