***
Лет тридцать тому был я знаком с одним молодым человеком, который зарабатывал на жизнь переводами на английский то ли с коптского, то ли с готского (запамятовал) трудов каких-то малоизвестных отцов церкви. Это занятие не было в сфере его интересов, но только заработка ради: как он объяснял, научному сообществу постоянно нужeн десяток-другой переводчиков, знающих этот готский (или коптский) язык; с естественной сменой поколений «появляются вакансии», так сказать, вот он и воспользовался, чтобы был стабильный кусок хлеба. Итак, какая у них там была логистика?
Непосредственно с “источниками” работали специалисты палеографы — монахи из
монастырей, где эти бесценные рукописи хранились последние полторы тысячи лет (причем, пергаментами и папирусами заведовали разные люди — это две совершенно разные дисциплины, со своими специфическими методами, навыками, секретами). Монахи поколение за поколением ухаживали за манускриптами, реставрировали, копировали — столетиями путем переписывания, в XX веке — еще и с помощью фотокопий, а в последнеевремя — делая оцифрованные сканы (при этом, практика традиционного "ручного" переписывания продолжается). И кроме этих специалистов никто никогда рукописи в глаза не видел, разве что обложку книги или футляр свитка за музейным стеклом.
Переводчик получал фотокопии и вбивал в компьютер оригинальный текст с переводом и комментариями, делая билингву. (Вот тут-то в конце 80-х и был нужен компьютерный специалист: программы-редакторы тогда еще не умели вводить и печатать дополнительные буквы греческого алфавита, используемые как в готском, так и в коптском языках; сейчас таких проблем не существует).
Затем компьютерный файл посылался в Оксфорд, там работа проверялась и согласовывалась с двумя другими переводчиками, после чего мой знакомый
получал свои денежки, а текст (в виде файла или распечатки, не знаю) поступал на
депонирование, где им занимался специалист архивист, составлявший каталогизацию,
кодирование и внесение в реестры.
Затем другой специалист — источниковед, обрабатывая с какой-то периодичностью новые поступления, выполнял «научную публикацию» (компедиум) материала в каком-нибудь очередном выпуске «Оксфордского Вестника
Патристики» (название условное), каковой выходит тиражом 30 экземпляров и рассылается в несколько университетов и научных центров.
Там материал попадал (или не попадал) на глаза специалисту патрологу и становился (в числе других) источником для его исследования, посвященного, к примеру, агиографическому наследию Афанасия Великого (если язык коптский) или какой-нибудь очередной реконструкции оригинального текста «Серебряного Кодекса» Ульфиллы (если готский) в свете последних архивных находок.
Именно находкой (новинкой) являлся прошедший описанным способом через столько рук и голов текст древней рукописи, точнее то, во что этот текст превратился после множества трансформаций. Это и означает «источник введен в научный оборот». Но этот «научный оборот» ограничивается десятком (на весь мир!) патрологов, читающих публикации в сверх-узкоспециализированных сборниках, пока не появляется (с периодичностью в 20-30 лет) всеобъемлющий труд, наподобии «Истории византийской философии формативного периода» В.М. Лурье, который прочтет уже сотня специалистов. Составитель труда — знаменитый ученый, вроде упомянутого Лурье, Ивана Мейендорфа или Мишеля ван Эсбрука — гарантированно не будет знать коптский (или готский) язык, что не мешает ему быть признанным авторитетом в патрологии и патристике.
Следующий шаг итерации — включение сведений, полученных из патрологического свода (а может «по наводке» последнего — из специализированного сборника, а то и вовсе из депонированного источника, сиречь перевода) в «общеисторическую» книгу, вроде
«Византийской культуры» Александра Каждана или «Истории Византийской империи»
Александра Васильева. Далее информация может «мигрировать» в другой
специализированный отдел исторической науки, например, в книгу крупнейшего военного аналитика и историка Эдварда Люттвака «Стратегия Византийской империи».
(С чего бы это? Да очень просто: житие святого отшельника может включать описание бедствий неудачливой войны, весьма и весьма контрастирующее с победными реляциями
официальной историографии того же периода).
Такие книги прочтет уже не только специалист, но и ненормальный любитель, вроде меня.
Однако, для «нормальной» публики фантастически интересный и бесконечно увлекательный мир Византии будет по-прежнему закрыт из-за недостатка работ историко-биографического жанра и популяризаторской направленности. Из таких могу разве что вспомнить «Шесть византийских портретов» Оболенского.
(Кстати, забавный факт: все перечисленные авторы, кроме бельгийского профессора Мишеля ван Эсбрука, имеют русское или еврейское происхождение, при этом: сэр Димитрий Оболенский — английский профессор, барон Мейендорф, Люттвак, Васильев и Каждан — американские, и только доктор Вадим Миронович Лурье живёт в России)...
Я бы сказал, что история, данная нам в текстах хороших историков, это — хорошая
литература. Вспомним, что оба нобелианта-историка — и Моммзен, и Черчилль — получили премии по литературе. Надо думать — не только потому, что "историческая" номинация изначально не предусмотрена...
А давайте соотнесём популярность (тиражи) общеисторических работ и специальных,
например, источниковедческих, археологических и т.п. Нас (публику, неспециалистов) интересует в истории главным образом истории жизней и судеб людей (от личностей до народов)... Зайдём с другой стороны. А что есть литература в "изначальном" (исключая модернистские изыски, интересные единицам) понимании? Да те же истории жизней и судеб.
Сиречь, та же история (только не обязательно совпадающая в деталях с данными
нарративных источников)... Так что, история сплошь и рядом — литература в чистом виде. И того пуще, — фантастическая литература, бульварная литература, низкопробная литература.
Как часто, читая о реальных событиях, истории реальных людей, восклицаешь: «а ведь опиши эдакое литератор в романе — назвал бы дурновкусием, литературщиной,
прямолинейной назидательностью, неумением выстроить реалистичный сюжет»...
Итак, граница между историей и литературой размыта и весьма условна. К какому лагерю отнести, скажем, работы Натана Эйдельмана? А Марка Алданова? Тынянова? В конце концов, «Пётр Первый» Алексея Толстого описывает жизнь исторического персонажа, Петра Первого. A в «Войне и мире» Льва Толстого фигурируют и Наполеон, и Кутузов, и война 1812 года. Так что, оба романа — по ведомству истории?.. Субъективность, идеологическая заданность, искажение известных исторических фактов там налицо. А где, в какой книге наисторические темы, их нет?
Так может, если это и есть исторические сочинения, то вся история в целом — сборище развлекательных историй и мозгопромывочных идеологем, а никакая не наука.
Да, всё так, но... как быть с моим давним знакомцем (он уже много лет как профессорствует в Йеле). На кой ляд ему (тогда — молодому аспиранту) заказывали, а главное, оплачивали переводы? Зачем трудились и трудятся по сей день, и продолжат трудиться поколения за поколениями все эти палеографы, эпиграфисты, архивисты, источниковеды, патрологи, специалисты по патристике, византологии и другим специализированным дисциплинам? А ведь это я случайно соприкоснулся только с одной лишь узкой темой переводов рукописей не то с коптского, не то с готского языков.
А сколько их, этих древних языков? Начиная с шумерского, аккадского, урартского и так далее... И у каждого своя письменность — надо уметь расшифровывать, читать, понимать... А сколько видов носителей текстов? Начнём с глинятых табличек и папирусов, а дальше: воловьи шкуры, береста, китайский шёлк, перуанские веревочки, сотни сортов и видов бумаги, перфокарты и перфоленты, магнитные
ленты, компакт-диски... Всё это надо уметь хранить, реставрировать, реплицировать, считывать информацию, понимать (см. выше)... И это мы говорили о текстах, а ведь есть ещё изображения, предметы занятий культурологов, нумизматов, геральдистов, искусствоведов; есть ещё артефакты, коими занимаются археологи различной специализации, ведь методы датировки и анализа обожжёных глиняных черепков, бронзовых мечей или берестяных грамот — совершенно разные. А есть ведь ещё природные свидетельства — предметы интереса биологов, антропологов, криминалистов, генетиков, палеонтологов и палеоботаников. И в каждой из упомянутых отраслей знаний — свои специализации, свои сообщества, свои периодические издания, кафедры, институты, музеи, архивы, библиотеки, базы данных, датацентры... И вся эта громадина из зданий и оборудования, вся эта армия дармоедов (нет бы пропалывали картошку на полях) стоит денег.
И каких денег! Зачем?!
Да, зачем всё это? Если прошлое — непостижимо, а история (и смежные с ней дисциплины) есть не более, чем собрание развлекательных историй и мозгопромывочных идеологем? Зачем же так дорого, когда какой-нибудь Герзон совершенно бесплатно сочинит вам сборники побасенок длиной с Махабхарату и Рамяну? И таких герзонов в Сети, пишущих на всех языках народов мира, — несчётное множество! Любимое пенсионерское занятие человечества — переписывание истории. Так, зачем?
А затем, что история, каковым кратким названием обозначается великое множество смежных научных дисциплин, есть таки наука. Поскольку обладает всеми характеристическими (детерминирующими) свойствами науки: занимается добычей и систематизацией знаний о прошлом человечества; осуществляет накопление фактографической базы методами, свойственными именно науке — повторяемость и верифицируемость на основе независимых источников, в работах, проводимых независимыми друг от друга специалистами открытымидля проверки процедурами; далее, вырабатывает концептуальные знания, основываясь на научном аппарате логики и построении фальсифицируемых (по Попперу) теоретических конструкций (а не базируясь, скажем, на присущий религии феномен откровений, принимаемых на веру и считаемых неопровержимыми концептами, что вполне уважаемо, но... находится вне сферы науки; и не базируясь на присущий искусству феномен творческих
открытий, фантазии, вымысла, находящийся вне сферы логической доказуемости, что вполне уважаемо и любимо ценителями, но... и близко не стояло возле науки).
Если мы отбросим из рассмотрения беллетристику, т.е. художественные произведения с историческими персонами в качестве персонажей, то предметом спора останется
примыкающая как к истории, так и к литературе (где также требуется хороший язык и умение увлекательно писать) сфера популяризации исторических знаний, исторического просвещения.
Наиболее подвергаемый нападкам на форумах Портала автор, работающий в
этой области, недаром получил премию фонда Зимина «Просветитель», что куда весомей камлания невежд, не понимающих сути, целей и методов научно-популярного жанра.
На этом можно было бы поставить точку, но... хочу отметить феномен, привнесённый в нашу жизнь интернет-революцией. Его можно назвать гуглизация или викизация знаний. Что я имею в виду? Все мои ровестники должны помнить, как добывались знания в прежние, доинтернетовские времена. К примеру, я был отнюдь не учёным-исследователем, но (в разное время) инженером-расчётчиком и программистом, т.е. человеком, исполнющим типовые трудовые практики, и все потребности в знаниях (мои и таких как я) удовлетворялись в соответствующих СНИПах, руководствах, справочниках, имеющихся на рабочем месте.
Нo что начиналось — боже мой! — когда ты делал какой-то нетривиальный расчёт или
разрабатывал какой-то нетиповый проект для нового вычислительного оборудования.
Добывания нужных сведений (всего лишь сведений, не концепций!) превращалось в долгие недели ожидания статей, заказанных по межбиблитечному абонементу, в утомительные поездки на заводы-изготовители, дабы узнать всего-навсего технические характеристики, в долгое-долгое нудное конспектирование (ксероксы-копиры в стране советов если где и были, то под замком)... Сейчас эти знания и сведения мы получаем за несколько секунд (и совершенно бесплатно!) в википедии и/или поисковым запросом гугла. И если раньше никто сомнения не имел, что знания добываются тяжким трудом, то ныне, при фантастической их легкодоступности, возникает иллюзия малоценности знания. А отсюда, для человека, не
страдающего избытком интеллектуальной скромности, совсем остаётся недалеко до мысли, что он ничем не отличается от, скажем, лингвиста Зализняка или историка Солонина.
Да кто они, нафиг, такие? Накопипейстали, небось, чё-то там из вики, наплагиатничали отовсюду всякой хрени, а теперь — на тебе! — больщие цацы, книжки издают (по блату, конечно).
Да он (скажем, Пупкин) тоже историк и лингвист, более того, он — учёный куда как лучший, чем эти дутые знаменитости, потому что его истории ловчее, задорнее и увлекательнее изложены; и потому хотя бы лучше, что они не скомпилированы, а им самим придуманы, высосаны из собственного шестого пальца задней левой ноги с лёгкой приправой названий и дат, надраных из вики; потому что... Потому что не один ли хрен, если история — это собрание развлекательных историй и мозгопромывочных идеологем и ничего более, не так
ли?..