1
Всю осень девяносто первого Украина жила предстоящим референдумом. После неудавшегося и уже казавшегося бутафорским путча, именно на Украине решалась судьба Союза. Считавшаяся до этого лишь тихой гаванью, «отстоем», как ее называли московские «революционные демократы», Украина теперь внезапно превратилась в локомотив, готовый окончательно разнести в пух и прах всю советскую империю.
И такой ее неожиданный разворот уже откровенно пугал не только Горбачева, цеплявшегося за ускользающую из его рук власть, но и самих «ельцинских реформаторов». Ведь расшатывая лодку децентрализации, те вовсе не ожидали, что перетягивая все больше и больше на себя канат слабеющей с каждым днем союзной власти, они вместе с этой властью потеряют и сам Союз. И, самое главное, такую жемчужину, как Южный берег Крыма, где они по-прежнему намеревались отдыхать летом вместо этого надоевшего всем Горбачева, шестой год рассказывающего свою бесконечную сказку про «перестройку», «гласность» и «новое мЫшление». А тут вдруг выходило, что «жемчужина» доставалась не им, а каким-то ничем себя не проявившим «упертым киевским хохлам», всегда неизменно следовавшим в фарватере горбачевских указаний, и теперь всерьез заговоривших о «незалэжности».
В самой же Украине во всех средствах информации набирала обороты компания за независимость. Ежедневно в теленовостях какой-нибудь донецкий шахтер или харьковский машиностроитель «разом з пэрэсичным львовянином» обязательно провозглашали, словно священную мантру: «иного пути, кроме независимости у нас теперь нет» и «тильки так можна выйти з того болота». В бытовых же разговорах главным доводом за независимость были подсчеты мяса и молока, которые должны были остаться в Украине, как только она перестанет «кормить весь Союз»!
- Сейчас шла домой вместе с Людмилой Белой, - рассказывала мужу вечером Галина Николаевна, только что вернувшаяся из школы с родительского собрания. – Так она всю дорогу рассуждала, «сколько в эту Украину понаехало со всего Союза и как теперь мы заживем, когда отделимся».
- А их Денис «мову» уже учит? – поинтересовался на это с ухмылкой Константин Федорович.
- Так теперь все учат!
- Значит, ее уже ничем не упрекнешь….
Сын Белых, рабочих с "Салюта" учился в одном классе с Колей Школьниковым. Четыре года назад, когда дети только пошли в школу, та же самая Людмила все допытывалась:
- Не могу понять, зачем вы своего Колю отдали на «украинский»?
А тогда, четыре года назад в Привольске украинский язык в первом классе изучали лишь факультативно, по желанию родителей.
- Ну, как же? – недоумевала на это Галина Николаевна. – Мы же на Украине живем!
- Ой! Да, зачем он нужен! Только лишь голову ребенку лишний раз забивать! Все равно он нигде не применяется!
Теперь взгляды Людмилы поменялись кардинально. И не только на язык…. И не только ее взгляды….
Тем не менее, результаты прошедшего в декабре референдума удивили Школьниковых. Они и не рассчитывали на другой результат, а все-таки не ожидали, что поддержат независимость, а значит и окончательно похоронят Союз, более девяноста процентов проголосовавших. Удивляло еще и то, что большинство было «за» по всем буквально регионам теперь уже бывшей союзной республики и даже в «городе русской славы» Севастополе!
- Как все-таки легко люди расстаются с тем, что еще недавно казалось незыблемым и святым…, - проронил Константин Федорович, когда они с женой вечером смотрели информационную программу, в которой счастливый, только что избранный президентом Кравчук, делился своими впечатлениями о результатах референдума.
Действительность в очередной раз оказывалась беспринципной и прагматичной.
Все это время Школьников пребывал в положении безработного.
Он никак не мог определить для себя то, чем должен заняться. Возвращаться на завод ему не хотелось. К тому же он понимал, что его там никто и не ждет. Конечно же, его бы приняли. Но ему надо было опять начинать все с начала, как и десять лет назад, в то время, когда те, с которыми когда-то уже «начинал» ходят в начальниках…. Такого он себе позволить не мог. К тому же, Школьников был прекрасно осведомлен и о том, что происходит на самом предприятии.
Все, что когда-то ценилось, было в приоритете, а именно техническая сторона производства, все это становилось второстепенным, не заслуживающим внимания в сравнении с коммерческой стороной дела. Теперь завод оброс созданными с благословения его же руководства многочисленными малыми предприятиями, которые беззастенчиво и откровенно наживались на том, что продолжал создавать и производить многотысячный коллектив, в основе своей получающий мизерные зарплаты. В табеле о рангах на первый план выходили те, кто занимался реализацией продукции завода и его материально-техническим снабжением.
Неожиданно для себя самого, Константин Федорович тоже оказался причастным к этой коммерческой стороне дела заводских управленцев. Началось с того, что еще в сентябре, когда не прошло и двух недель после его увольнения из райкома партии, Школьников свел своего институтского друга Виктора Ягодина с руководством управления материально-технического снабжения «Салюта».
Виктор в конце восьмидесятых, как только появились первые кооперативы, уволился с так и не ставшей для него привлекательной военной службы в подмосковном Жуковском, перебрался в столицу и с тех пор довольно быстро преуспел в коммерции, связанной с продажей персональных компьютеров. Теперь он намеревался компьютеризировать Привольский «Салют». Его предложения оказались привлекательными для заводских снабженцев, и вскоре между ними был реализован контракт на поставку на завод крупной партии компьютеров.
Константин Федорович был откровенно удивлен, когда после выполнения контракта Ягодин со словами «это тебе» положил перед ним довольно внушительную сумму в американских долларах.
- Что это? – недоумевал Школьников.
- Твой заработок, - просто объяснил Виктор. – За посреднические услуги.
- Какой заработок? Убери! Я еще с тебя денег не брал! Придумал!
- Успокойся, - улыбнулся дружелюбно Ягодин. – Это не от меня. Это от нашей фирмы. Мы платим всем посредникам фиксированный процент от заработанной нами суммы. Так что, это - не благотворительность! Это – действительно, твой честный заработок. По-хорошему, тебе бы надо было о нем договориться еще перед тем, как свести меня с твоими заводскими прохиндеями. Привыкай к новым экономическим отношениям, Костя!
Лейзерович звал его к себе на кафедру. Пока только ассистентом. Но уверял, поминая давний отзыв киевского академика, что если Константин Федорович возьмется снова за свою диссертацию, то вполне может защититься за полтора-два года. А там глядишь - и доцент! В этом Лейзеровича поддерживал Дацюк из Киева. Но к преподавательской деятельности у Школьникова тоже душа не лежала. Почему-то он и ее воспринимал, как возвращение в прошлое, к тому, что в его жизни уже было когда-то, а «возвращаться» он никуда не хотел.
Однако деньги, что были так неожиданно ему дарованы Ягодиным, таяли довольно быстро, а зарплата жены была явно недостаточной для содержания семьи. К тому же пора было определяться как-то и самому, хотя бы с направлением будущей работы. Затянувшееся безделье лишь тяготило и вызывало хандру.
В конце марта, когда он готов было уже объявиться на кафедре у Лейзеровича, Константину Федоровичу неожиданно позвонил его старый приятель по заводу Олег Сенченко, с которым они не виделись уже больше года. Он предложил встретиться вечером в кафе так как «имелся очень важный разговор». В тот вечер в кафе Олег пришел не один, а со своим давним, еще школьным товарищем Геннадием Мухиным. Эта встреча и определила для Школьникова его будущую совершенно неожиданную и даже не предполагаемую ранее деятельность.
2
К лету вновь обострилась ситуация в Приднестровье. А в середине июня там начались настоящие бои с применением танков и авиации. И эпицентром самых кровавых столкновений стал как раз город Бендеры.
Все это время Галина Николаевна ежедневно звонила своим родителям, пока ей не сообщили, что телефонной связи с железнодорожной станцией города нет. Потянулись дни ожидания и неизвестности. Из новостей было ясно, что в Приднестровье идет настоящая война, кровопролитная и ничем не оправданная. Сообщалось о многочисленных жертвах среди мирного населения, а Школьниковы не могли даже придумать, что им можно и нужно предпринять в такой ситуации. Ехать туда сейчас, чтобы еще раз убедить родителей переехать к ним в Привольск, было безумием. Оставалось лишь молить Бога и надеяться, что творившееся там мракобесие обойдет стороной Будочку.
В горестных ожиданиях и размышлениях прошли три недели. На почерневшую лицом от переживаний и предчувствия почему-то неминуемого горя Галину Николаевну нельзя было смотреть без сострадания.
- Галя! Ну, нельзя же так! Что же ты себя изводишь раньше времени! – говорил ей в сердцах Константин Федорович, когда в очередной раз заканчивались неудачей все его попытки отвлечь жену от тягостных мыслей.
Но та лишь отмалчивалась, словно зная уже о том, что им всем предстоит еще только узнать, продолжая машинально выполнять свои обычные ежедневные обязанности дома и на работе.
Когда же вновь восстановили телефонную связь с железнодорожной станцией в Бендерах, и Галина Николаевна попросила там кого-то, как и прежде, соединить ее с Будочкой, то недовольный женский голос ответил:
- Как я вас соединю?! Там же все разбомбили!
- А вы кто? – тут же сразу переспросили на другом конце провода, теперь уже участливо.
- Дочь…. – оборвалось все внутри у Галины Николаевны.
- Ой! Деточка! А мы-то все ваш адрес искали…! Беда-то, какая! Разбомбили ведь их! Погибли и Николай, и Маша! Уже и похоронили их…. Говорят, бомбу кто-то уронил. Прямо на их дом! А кто – никто ничего толком не знает! Но говорят, что не специально! А как на самом деле было, никто ничего не знает…. Тут же столько народу поубивало! Не дай Бог…! Похоронили их на кладбище нашем! В Бендерах! За счет железной дороги…! Если приедете, мы вам могилку-то покажем! Вот горе-то, какое…!
Женщина на другом конце провода еще что-то рассказывала, говорила что-то утешительное, продолжала причитать, но Галина Николаевна уже больше ничего не слышала и не понимала.
- Да как же это? Да как же так? – беспрестанно, словно заведенный говорящий механизм с ничего не понимающим взглядом повторяла она все время пока выслушивала этот монолог незнакомой ей женщины и потом, когда положила трубку телефона. – Да как же это…?
- На, выпей, - налил ей полстакана коньяку Константин Федорович, догадываясь, что еще немного и жена лишится рассудка.
- А теперь ляг и накройся, - приказал он снова, подводя ее к кровати.
- Мамочка! Мамочка! Давай я с тобой полежу! - обнимала ее перепуганная Катя.
- Да как же это? Да как же так…? – отрешенно продолжала повторять Галина Николаевна, прижимая к себе дочку и автоматически выполняя все распоряжения мужа.
А потом, когда они уже улеглись с Катей в постель и прошел первый нервный шок, сопровождаемый дрожью, словно от озноба, Галя заплакала тихо, но так болезненно горько, что заплакали все сразу.
- Мамочка! Мамочка моя! – шептала лежащая с ней в обнимку и тоже плачущая Катя.
Плакал, тихо размазывая слезы по щекам, сидевший с ними тут же рядом на кровати двенадцатилетний Коля. Слезы стояли и в глазах Константина Федоровича: и от жалости ко всем им, и от собственного бессилия хотя бы что-то исправить.
3
Со стороны дороги дом казался целым, только каким-то больно запущенным, словно здесь уже несколько лет не жили люди. Выбитые в некоторых местах стекла, болтающиеся на окнах серые от пыли, ранее всегда белоснежные вышитые занавески. Вокруг валялись обрывки газет, куриные перья, множество разного мелкого мусора, захламлявшего всю прилегавшую территорию.
Когда подошли поближе, то увидели и первопричину запустения. Задняя стена дома была разрушена, а на месте летней пристройки зияла огромная воронка заваленная обломками обгоревших досок, фанеры, кусками битого кирпича, шифера и опаленного рубероида. А все, что находилось поблизости: изгородь, деревья, кусты смородины были буквально сметены, будто неведомой силы ураганом.
Через пролом в стене просматривалась часть внутреннего помещения дома также порядком захламленного и явно разграбленного после произошедшей здесь месяц назад трагедии какими-то бесстыдными людьми, коих немногочисленное число всегда отыщется везде и во все времена.
- Я сразу замок на дверь повесила. Да что толку-то! Кому – война, а кому – мать родна..., - проговорила тихо тетя Варя, та самая, что так радостно встречала их когда-то в дежурке железнодорожного вокзала, тогда еще студентов, молодых и счастливых.
Тетя Варя со своим мужем Иваном Егоровичем приняли самое заботливое участие в размещении и сопровождении приехавших Школьниковых. Те, не зная до конца местную обстановку, оставив детей на попечение приятелей, не решились в этот раз ехать на своей машине и без «запорожца» Ивана Егоровича им было бы сегодня довольно трудно попасть сначала на кладбище к могиле, а теперь - сюда….
- Они оба в пристройке были, когда бомба-то упала, - продолжала рассказывать тетя Варя. – Может и хорошо, что вы всего этого ужаса не застали. Их же в гробы по кускам собирали…. Избави Господи нас всех от такого!
- Ох! Да что ж это делается! – выдохнула она снова через довольно длительную паузу.
– Скотину-то люди сразу разобрали, чтоб не мучилась. Кто что…. Деньги вам, конечно, отдадут…, - поведала вновь тетя Варя еще через минуту.
При виде окружающегося Будочку запустения в глазах, казалось бы, отрыдавшей уже свое еще на кладбище Гали вновь появились слезы. Чувство невыносимой боли и тоски вызывал весь вид этой устроенной неизвестно кем рукотворной разрухи, совершенно бессмысленной, нелепой и ничем не оправданной, в основе которой лежало убийство двух мирных, совершенно безобидных и никому не мешавших людей.
- Пойдем-ка отсюда, - обнял за плечи плачущую жену Константин Федорович. – Что теперь здесь смотреть….
- Ох! Горе, горе…, - запричитала вновь тетя Варя.
- По людям-то, что скотину разобрали, сейчас проедем, или как? - поинтересовалась она, когда все опять разместились в «запорожце» Ивана Егоровича.
- Нет. Ничего не надо, - уже спокойно ответила сидевшая с ней рядом на заднем сиденье Галя, вытирая слезы. – Пусть все остается, как есть…. И вот еще, теть Варь! Здесь деньги…. Еще раз помяните их с теми, с кем считаете нужными. Вы лучше знаете….
- Хорошо, Галочка! Все сделаю! – взяла та протянутый пакет. - Ты за это не переживай!
Назад возвращались через Тирасполь. Константину Федоровичу надо было непременно провести переговоры на тамошнем заводе металлоконструкций. С этим заводом предварительно уже договаривалась о сотрудничестве их собственная фирма «Континекс», которую они зарегистрировали втроем три месяца назад совместно с Олегом Сенченко и Геннадием Мухиным.
Идея создания фирмы принадлежала Мухину, так как вид деятельности, которым она должна была заниматься, являлась темой кандидатской диссертации Геннадия. Он же взял на себя и всю техническую сторону дела. Сенченко отвечал за организационные вопросы, а Школьникову они предложили тогда заняться экономикой и финансами.
- Ну, вы даете! Почему я? Я, что специалист в экономике? – недоумевал он на первой их встрече.
- Костя! Я такой же «специалист», как и ты! И кто тут вообще «специалист» помимо Гены? Кому-то из нас все равно надо будет этим заниматься! – отмел сразу же все его возражения Олег. – Ты хотя бы какое-то, но имеешь представление о бюджете и денежном обращении! По той же работе в райкоме! А мы с ним - вообще не в зуб ногой! И что теперь делать? К тому же, ты всегда любил разбираться в чем-то для себя новом. В конце концов, все будем учиться по ходу дела!
На сегодняшние переговоры в Тирасполе Константин Федорович уговорил пойти вместе с ним и жену. Он не хотел, чтобы Галя оставалась на долгое время одна со своими тягостными мыслями, надеясь, что присутствие на переговорах ее хотя бы немного отвлечет. И, действительно, встреча завершилась подписанием договора о конкретном сотрудничестве, сулившему фирме «Континекс» немалый доход. Поэтому с завода они оба вышли уже в ином, несколько приподнятом настроении.
По-видимому, и впрямь невозможно грустить без устали…. Даже в самых страшных и тяжелых случаях жизнь все равно продолжается, а время лечит….
Когда же разместились в креслах автобуса, что повез их из Тирасполя в Одессу, отдыхая, наконец, и от пережитого, и от навалившейся вдруг усталости последних дней, они оба снова погрузились в длительное молчание. Галина Николаевна, сидевшая с прикрытыми веками на заметно осунувшемся и потемневшем лице, казалось, даже уснула, откинув голову на спинку кресла. Мысли Школьникова вновь крутились вокруг произошедшего с тещей и тестем, всей той кровавой бойне, что была устроена в здешних местах совсем еще недавно. Он блуждал взглядом по пассажирам автобуса, сейчас мирно дремавшим, либо занятым чем-то обыденным, что всегда сопровождает такие поездки: чтение книги, небольшой перекус, тихий, с улыбками разговор влюбленной парочки….
«А ничего же ровным счетом не изменилось в этих людях, - думал Константин Федорович. – Все они точь в точь такие же, как и те, коих я уже неоднократно видел ранее в таких же вот точно автобусах. Так что же заставило их здесь совсем недавно убивать друг друга? Ведь каждый из тех, кто убивал, тоже был чьим-то отцом, сыном, мужем, возлюбленным….»
- Памятник и оградку хорошие поставили, правда же? – открыв глаза, прервала его мысли Галина Николаевна, по-прежнему не отрывая головы от спинки кресла и задумчиво глядя куда-то вперед.
Значит, и она не спала все это время. Тоже думала….
- Да…. Хорошие. Можно и не менять, - согласился Школьников, понимая, что жена говорит сейчас о памятнике и оградке, что были установлены еще до их приезда на могиле ее отца и матери за счет железной дороги.
- Так и не будем менять! Люди старались…!
- Ведь в основном – хорошие же все люди…. Почему же так…?! – произнесла она спустя какое-то время снова и в глазах ее вновь появились слезы.
4
Этот поздний вечерний звонок Литовченко был неожиданным и почему-то еще долго потом не давал уснуть Константину Федоровичу.
Они не прерывали связь между собой все эти годы – все семь лет, что прошли с того времени, как Игорь Александрович уехал из Привольска в Киев. Несколько раз встречались. Последний раз – год назад на похоронах Воскобойникова, тестя Литовченко и бывшего начальника Школьникова, к которому тот навсегда сохранил самые добрые чувства. Константину Федоровичу были хорошо известны все перемещения Литовченко по служебной лестнице за эти годы. И, тем не менее, их контакты были скорее знаком вежливости, как, например, поздравления к праздникам и дням рождения, а ничем-то бОольшим.
Уже почти год Игорь Александрович работал заместителем министра промышленной политики, а то чем занимался Школьников, никак не входило в круг интересов столь высокого чиновника. И вдруг, этот непонятный поздний звонок….
- Как твои дела? – уверенным и бодрым голосом поинтересовался Литовченко сразу же, как только они поприветствовали друг друга.
И узнав, что «дела вполне нормальные» тут же продолжил:
- Вот и хорошо! Ты мне скоро понадобишься!
- В каком смысле? – попытался что-то прояснить для себя Школьников.
- Сейчас не могу сказать! Скоро увидимся! – весело и даже задорно произнес снова Литовченко. – Тогда все и узнаешь! Давай! Спокойной ночи!
- У нас новый губернатор! – объявил ему примерно через неделю Олег Сенченко, сразу же, как только закончил с кем-то разговаривать по телефону. – Твой друг, Костя! Литовченко! Президент лично приехал представлять! А я - то думаю, что это в городе с утра гаишники на каждом углу стоят…!
А на следующий день Школьникову снова позвонил Игорь Александрович.
- Привет! Ты можешь ко мне сегодня вечером подъехать? – без всяких прелюдий начал он.
- Могу. А куда?
- В обладминистрацию, конечно! Давай! Подъезжай к семи часам! Я предупрежу, чтобы тебя пропустили!
- Ну, что? Как живешь? – радостно и со знакомым характерным задором, обычно всегда сопутствующим всем его новым начинаниям, приветствовал он вечером Школьникова у себя в кабинете. – Хорошо выглядишь! Биз-нес-мен…! Вижу, бизнес идет нормально!?
- Да вроде, грех жаловаться! – под стать ему отвечал Константин Федорович.
- Вот и хорошо! Значит, можешь обдуманно принимать решения! – уже без улыбки продолжал Игорь Александрович, когда они уселись за столом напротив друг друга. - Как ты смотришь на то, чтобы пойти ко мне замом? Первым замом!
- Ух, ты! Как говорится, предложение, от которого трудно отказаться! – произнес на это с иронией Константин Федорович. – Даже и не знаю, что сказать!
- А я других предложений, как тебе известно, не делаю! – с заметным недовольством парировал Литовченко, которому явно не понравилась ирония Школьникова. – Ну? Так что скажешь?
- Игорь! Вообще-то у меня, действительно, все нормально…. У меня приличная фирма, порядочные компаньоны, у нас честные, нормальные отношения. Наша фирма - не «купи-продай», а с определенным «ноу-хау», с перспективой на собственное производство и на развитие нашего бизнеса…. Когда-то мы начинали втроем, с нуля, а теперь у нас работает семнадцать человек. Так, что я, действительно, не знаю, что тебе сказать….
- Ох! Прям уж так! Видел я вас – коммерсантов! Все так говорят, пока горшки между собой не побили! Или не вляпались в какие-нибудь долги…. Ну? И чем вы занимаетесь?
- Фриттой, - улыбнулся Константин Федорович.
- Фриттой? Это что такое? С чем едят? Не смеши! Тоже мне, «бизнес»…!
- Я и не пытаюсь рассмешить, - снова с улыбкой проговорил Школьников. – Это то, что лежит в основе всех эмалей, которые ты видишь на посуде, холодильниках, стиральных машинах…. И, между прочим, наша фирма в этом деле – лидер украинского рынка. А мой уход - будет существенным ослаблением этих позиций, потому что просто некому будет заниматься теми вопросами, которыми сейчас занимаюсь я…. Разве тебе самому не было бы обидно, когда бы дело, которому ты посвятил несколько лет жизни, стало приходить в упадок из-за того, что ты просто бросил им заниматься?
- А за державу тебе не обидно? – уже зло перебил его Литовченко. – Ею-то кто должен заниматься?
- Обидно…. Поэтому и не готов тебе дать ответ сразу.
- Фриттой…. Найдется, кто и ей сможет заняться! Не боги горшки обжигают! – продолжал уже в более спокойном тоне Игорь Александрович. - Я ведь тебе тоже дело предлагаю! И посолидней, чем твоя фритта…. Второй человек в области с населением в три миллиона! И промышленным потенциалом ого-го каким…! Фритт-та….
- Да будет тебе известно, я получил такие полномочия от президента, которые не имеет ни один губернатор! – снова повысил он голос. – Наша область выбрана в качестве полигона для реализации пилотного проекта в приватизации, экономике, социальной политике…! В случае успеха наш опыт будет распространен на всю страну! Мне нужны люди, которые бы это все потянули, в которых бы я не сомневался! А ты…, фритт-та!
- Что? Занимаясь такими делами, ты окажешься в худшем положении, чем, если продолжишь заниматься своей фриттой? – перешел теперь уже на язвительный сарказм Литовченко. – Ты сам-то? Все в той же квартире живешь? Которую еще тогда, в райкоме получил?
- В той же…, - улыбаясь столь знакомому его эмоциональному напору, произнес Константин Федорович. – Я обещаю тебе подумать.
- Ладно, думай! – опять зло заключил Литовченко, резко вставая из-за стола. – Сутки тебе даю на раздумье! Давай (подал он руку)! У меня еще две встречи сегодня!
Расстались они не так тепло, как встретились.
Конечно же, вновьиспеченный губернатор не мог даже и предположить, что Школьников станет еще и «думать» над столь щедрым его предложением. Это Константин Федорович понимал хорошо, как и то, что предложение Литовченко было, действительно, интересным, заманчивым и многообещающим.
Первый заместитель главы обладминистрации по своим функциональным обязанностям занимался вопросами промышленности, энергетики, транспорта, связи, самыми ключевыми вопросами экономики области. Встречаясь по роду своего бизнеса со многими руководителями различных предприятий, Школьников видел их проблемы, обусловленные переходом к «рынку». Не в последнюю очередь проблемы эти усугублялись банальным желанием многих бывших «красных директоров» получить элементарный сиюминутный «гешефт» для себя лично в ущерб собственному предприятию. И хотя такой их «слабостью» довольно часто пользовалась и фирма Школьникова, подобный порядок вещей никогда не нравился ни ему, ни его компаньонам.
Часто обсуждая это между собой, они приходили к выводу, что так будет продолжаться до тех пор, пока хозяином предприятий станет не эфемерное государство с его многочисленными ведомственными надстройками, а более эффективный собственник в виде трудового коллектива, тех же акционеров или кого-то другого, по-настоящему заинтересованного. Большая приватизация была уже не за горами, это было ясно. Как пойдет этот процесс в области, будет зависеть, в том числе, и от позиции обладминистрации, тем более, если, как говорит Литовченко, она будет наделена какими-то дополнительными правами. А играть в таком процессе роль не самой последней скрипки было и интересно, и перспективно, и, самое главное, важно для него самого….
Еще юношеские честолюбивые мечты о карьере государственного деятеля на самом деле не покидали Школьникова никогда. Только вот признаться в этом он мог, наверное, только самому себе. А амбициозный и не менее честолюбивый Литовченко, как никакой другой человек подходил на роль соратника и наставника одновременно для достижения таких целей. С ним Константин Федорович мог работать без оглядки на то, «а как на меня посмотрят сверху». Он был уверен, что с Литовченко все его дельные инициативы будут всегда одобрены и поддержаны.
Предложение губернатора вновь манило и кружило голову самыми заманчивыми и радужными перспективами. «Ведь мне еще только сорок лет! А первый зам губернатора – это не второй секретарь райкома! Это уже солидная должность! Разве не о такой своей судьбе я мечтал когда-то? Разве не на нее меня напутствовал Воскобойников десять лет назад, когда я переходил на работу в райком? Тогда не реализовалось, но теперь-то, в совершенно новых условиях и с совершенно другими полномочиями…?» Такие мысли будоражили сознание Школьникова всю дорогу домой, а переступая порог собственного подъезда, он уже был уверен, что просто обязан принять предложение своего бывшего шефа.
Казалось бы, занятие успешным бизнесом последние шесть лет с вполне ощутимым материальным благополучием должно было существенно охладить весь его предыдущий романтический, еще юношеский пыл. На деле же выходило, что это ему всего лишь «казалось»….
- Опять Литовченко! Вечно он толкает тебя на какие-то авантюры! – недовольно проговорила Галина Николаевна, когда муж рассказал ей о встрече и своем решении.
– Тогда сбил тебя с панталыку и вот опять…! Только снова жить начали спокойно…!
- Между прочим, мы живем в квартире, которую нам сделал Литовченко, - попытался вставить свои возражения Константин Федорович.
- Ты эту квартиру давно уже отработал! – не унималась супруга. – Если бы ты не ушел тогда с завода, то тоже бы ее получил…. И еще неизвестно, кем бы ты сейчас там работал. Вон! Твой не хватавший звезд с неба Бирман! А уже первый зам главного конструктора!
- Он – всего лишь первый зам главного конструктора какого-то несчастного заводишка, а мне предлагают стать первым замом губернатора целой области! Улавливаешь разницу? - обнял ее, улыбаясь, Константин Федорович.
- Да, ну тебя, Костя! Вечно тебе неймется! Потом сам же будешь нервничать и не спать по ночам…. И все только лишь для того, чтобы ощутить себя в роли такого начальника…. Которого все слушают…! Любят…! Уважают…!
- Ну, вот видишь! Ты же все про меня знаешь! – целуя завиток ее волос на шее, засмеялся Школьников.
- Знаю. Знаю. И про валерьянку с пустырником тоже знаю….
5
Объяснить свое решение компаньонам по фирме Константину Федоровичу было значительно сложнее, чем жене. О предстоящем разговоре с ними он думал и весь оставшийся вечер, и все следующее утро.
- И что ты решил? – вопрос Олега Сенченко надолго повис в абсолютной, ничем не нарушаемой, словно могильной тишине кабинета, где они сидели сейчас втроем.
- Решил…, - выдохнул, наконец, Школьников. – Решил, принять предложение Литовченко….
Снова наступило долгое молчание.
- Костя! А ты уверен, что не совершаешь сейчас шаг, о котором будешь потом жалеть? – наконец, нарушил это затянувшееся безмолвие Сенченко, глядя куда-то в самый низ круглого стола для совещаний, за которым они сейчас все сидели.
- Нет. Не уверен.
- Так зачем тебе это надо?! – уже эмоционально воскликнул Олег.
- Не знаю…. Мне это трудно объяснить даже самому себе, - тоже не глядя на своих собеседников начал с расстановкой Школьников. – Я понимаю, что подвожу вас…. Понимаю, как вам будет трудно…. Во всяком случае, на первых порах…. И это очень мучает меня. Поверьте. Да, и вообще…. Все эти шесть лет нашей совместной работы…. Наших отношений…. Я знаю, что мне их будет не хватать еще очень долго…. Да, что там «долго»! Уверен, всю оставшуюся жизнь…! Но я также уверен. Если сейчас откажусь, то буду жалеть об этом тоже всю оставшуюся жизнь….
- Это если честно! – обвел теперь он взглядом обоих.
Но встретился лишь с обращенным на него взором Сенченко. Гена Мухин сидел молча, не шелохнувшись, по-прежнему глядя куда-то в стол. Константин Федорович понимал, что тот испытывает сейчас не только простое разочарование, но еще и обиду. Обиду за то, что Школьников предпочел какую-то чиновничью должность, пусть даже далеко не рядовую, «его» делу, которое он сам придумал когда-то, выстрадал, в которое заставил шесть лет назад поверить их – своих приятелей, уже почти друзей!
Все вновь надолго умолкли. Константин Федорович понимал, что его компаньоны еще надеются, ждут, что он начнет колебаться, а может и изменит свое решение.
- Я уверен. Ты делаешь ошибку, Костя! Но это – твой выбор! А мы…. Мы прорвемся! Хотя, тебя нам будет, конечно же, не хватать! Очень не хватать! Ты сам знаешь…, - поняв, что дальнейшее ожидание и отговоры бесполезны, заключил Олег. – Давай теперь перейдем к делам более прозаичным и практичным. Как ты видишь наш финансовый развод…? Ты же понимаешь, что мы не можем тебе выплатить всю твою долю сразу?
- А я на это и не претендую, - с тоской, словно обрезая последнюю связующую пока еще их нить, удрученно произнес Школьников.
- Ладно. Это мы решим…. Давайте, наверное, сделаем перерыв. Нам всем надо сейчас прейти в себя…! – подвел итог разговора Сенченко.
Потом Константин Федорович еще долго сидел в своем кабинете один. Он уже сожалел, что повелся на предложение Литовченко, что заварил всю эту кашу, из которой теперь, казалось, не было возврата назад. Снова прокручивал в голове возражения жены, Олега, хмурый обиженный взгляд Мухина и понимал, как все они на самом деле правы….
К нему заходили еще ничего не знавшие сотрудники. Они что-то спрашивали, он что-то им отвечал, давал какие-то советы, распоряжения и с горечью сознавал, что все это уже не его, что он уже отделился от этих людей невидимой стеной, пропастью, которая вот вот начнется все расширяться и расширяться…. Звонил телефон. Но он не поднимал трубку. Ему не хотелось ни с кем говорить.
Так он просидел два часа. Наконец, успокоившись, набрал номер телефона Литовченко.
- Я согласен, - проговорил он.
- Вот это другое дело! Давай! Подъезжай завтра к одиннадцати! Познакомлю тебя со всей нашей командой! – бодрым радостным голосом встретил тот это известие.
- Вот и все…. – вслух сказал самому себе Школьников.
6
В приемной губернатора стояли и о чем-то весело беседовали между собой пять человек. Все они были ему уже знакомы раньше, все из числа бывшей, еще советской «номенклатуры» и осевшие теперь в различных органах власти, коих число лишь увеличивалось с каждой новой «реформой». Был среди стоявших и его заклятый антипод Александр Иванович Куценко, тот самый «Сашка», еще более разжиревший за те годы, что они не виделись. Константин Федорович сразу же сообразил: «это и есть моя новая команда».
- «Да! С такой можно похоронить не один «пилотный проект!» - пронеслось у него тут же в голове.
И эта внезапная мысль еще более испортила и без того не самое лучшее его настроение, которое он старался скрыть от жены весь вчерашний вечер и сегодняшнее утро.
Школьников хотел, было, пожать всем стоявшим руки, но звонкий голос секретарши губернатора остановил его:
- Константин Федорович! Игорь Александрович просил вас сразу же зайти к нему, как только вы появитесь!
- Иди! Иди! Ждет…! – с напущенной радостью зароптала и замахала на него руками вся стоявшая пятерка, будто говоря тем самым: «Чего уж там! Сейчас не до пожатий! Потом уж…. Потом….!»
А Школьникову и это «иди, иди», и эти радостные лоснящиеся лица, наверняка уже знавшие о его новой должности, напомнили какую-то давно забытую сцену из гоголевского «Ревизора», всех этаких благостных и услужливых чиновников из окружения Городничего, готовых при первом же удобном случае сдать своего шефа со всеми потрохами. И он был рад, что возглас секретарши избавил его сейчас от необходимых рукопожатий.
Литовченко в кабинете был не один. Рядом с ним за приставным столом сидел незнакомый мужчина по виду чуть моложе самого хозяина кабинета. Его внешний облик сразу же выдавал, что за этими внимательными глазами, давно поставленной улыбкой, строгим костюмом с белоснежной рубашкой и дорогим, но неброским галстуком скрывается чиновник со стажем.
- Проходи! Проходи! – бодро воскликнул Литовченко, вставая и выходя из-за стола. – Знакомьтесь!
- Александр Борисович, - представился незнакомец, также выйдя навстречу Школьникову.
Когда процедура знакомства была завершена и все снова расселись по местам: губернатор - в свое кресло, а двое других – напротив, за приставным столом, Литовченко начал говорить:
- Прежде чем пригласить всех замов, я хотел поговорить только с вами – моими двумя первыми заместителями….
Такая новость была полной неожиданностью для Школьникова. У председателя областной администрации всегда был лишь один единственный первый заместитель, теперь же выходило, что их - двое! Но Литовченко ему об этом не сказал в прошлую беседу! Стало быть, это была не простая недоговоренность! Это была заранее спланированная хитрость! Обман!?
- Александр Борисович, как в недавнем прошлом директор одного из департаментов министерства промышленной политики теперь будет заниматься подобными и уже хорошо знакомыми ему вопросами здесь, у нас в области - тем временем продолжал Литовченко. – Константин Федорович будет курировать всю социальную и гуманитарную сферу. Все остальные заместители по этим двум главным направления будут замыкаться не только на меня, но и на вас…. Такое распределение функциональных обязанностей предусмотрено условиями того эксперимента, который будет реализовываться в соответствии с указом Президента. Поэтому я хотел бы, чтобы среди нас троих не было бы никаких недомолвок и недосказанности…. Обоих вас я считаю людьми, которым доверяю полностью и более того, считаю своими друзьями….
Он говорил, что в ходе более близкого знакомства и они тоже непременно подружатся между собой и что-то потом еще…. А Школьников понимал, что все это говорится лишь для него одного, что с тем, кто сидит сейчас напротив все уже давно оговорено один на один и что он - то и будет настоящим «первым заместителем». Поэтому вся дальнейшая речь Литовченко для Константина Федоровича уже не имела никакого значения. Теперь, окончательно осознав, как глубоко обманулся, решив вернуться со своими прежними иллюзиями на государственную службу, он неожиданно успокоился и уже с любопытством стороннего наблюдателя, продолжал слушать спич губернатора.
- «Как все-таки даже терминология чиновника отличается от разговора того, кто занимается конкретным делом! – крутилось у него в голове. - Как много дежурных, не раз слышанных, а все равно вновь повторяемых фраз…!»
- Наша первостепенная задача сегодня – подбор кадров, - тем временем продолжал вещать Литовченко. – И это, Костя, (предлагаю нам всем в таком узком кругу перейти на «ты») в первую очередь касается тебя! Наши успехи или неуспехи в социальной сфере будут даже поважней, чем в экономике и в предстоящей приватизации. Мы должны помнить, что через полтора года президентские выборы. И как на них проголосуют люди, в основном будет зависеть от наших достижений в социальной политике!
- «Ага! Ты мне предлагаешь заносить за вами хвосты! А тем временем с Александром Борисовичем вы будете снимать пенки с приватизации, а с Александром Ивановичем Куценко – очевидно, с торговли! - пролетело вновь в голове Школьникова. - Вот послать бы вас всех прямо здесь! А потом встать, выйти из этого помпезного кабинета, вернуться снова к Олегу и Генке, которые, несомненно, будут искренне рады моему возвращению, к нашему общему, ставшему уже родным делу….»
Но он понимал абсурдность и недопустимость такого поступка, его несоответствие неписаным правилам не только чиновничьей, но и общечеловеческой морали. Поэтому сидя сейчас с выражением лица, которое ничем не выдавало его бунтарских мыслей, Школьников размышлял и на тему, «а что вообще есть мораль»?
- Кадры! И еще раз кадры! Вот что должно стать главным нашим приоритетом! От того, как мы их подберем, и будет зависеть успех всей нашей последующей работы! – слышалось тем временем.
- «Что ж, ты для себя их уже подобрал! Вон они стоят у тебя в приемной! Один только Куценко чего стоит!»
Как ни странно, но Школьников испытывал теперь некоторое облегчение после всех своих душевных переживаний последних дней. Сейчас, когда он окончательно убедился, что возвращение на государственную службу было, пожалуй, самой большой его ошибкой в жизни и ошибкой уже непоправимой, он не только успокоился, но и приобрел ясность мысли, лишенную тех иллюзий, что еще два дня назад так кружили ему голову.
Теперь он вырабатывал для себя свой собственный план дальнейших действий.
7
- Не нравишься ты мне совсем в последнее время…, – вальяжно промолвил Литовченко.
- Что так? – усмехнулся Константин Федорович.
- А вот нет в тебе того огонька в глазах, который я привык видеть тогда, в райкоме…. И все мои предложения ты тоже постоянно принимаешь в штыки….
- Ты ж сам хотел, чтобы я был с тобой откровенным….
- Откровенным – да! Но, не перечить же по любому поводу…!
- А я «не по любому»! – улыбнулся снова Школьников. – Только по делу!
Этот разговор происходил между ними примерно через месяц после начала их новой совместной работы. Сейчас, поздним вечером они сидели напротив друг друга, развалившись в удобных креслах комнаты отдыха губернаторских апартаментов, без пиджаков с ослабленными галстуками и чаевничали. Разговор их касался обстановки в областном управлении здравоохранении, что напрямую подчинялось Константину Федоровичу.
- Ты вот говоришь, «Бахтин – взяточник»! А доказательств-то ведь у тебя никаких! – уже серьезно продолжал Школьников. – Просто он тебе не нравится почему-то. Вот и все! Но этого, согласись, мало для увольнения. К тому же, должен тебе сказать, что на фоне всех других он – пожалуй, самый толковый и знающий свое дело начальник управления! А то, что не шестерит на полусогнутых, не пытается влезть в зад без мыла, как многие другие – так это для меня лично скорее «плюс», чем «минус»….
- Я смотрю, он тебя прямо обворожил! Ты что же считаешь, что просидев на этом месте больше двадцати лет, он взяток никогда не брал?
- Брал – не брал, не мне судить! Если брал, то пусть соответствующие органы им занимаются! А я о нем сужу всего лишь как о начальнике управления здравоохранения и только! И, между прочим, не один из его заместителей, с которыми я уже успел побеседовать, не сказал о нем ничего дурного, в отличие от многих таких же замов в других управлениях!
- А не сказали, потому что все это кубло надо было давно разогнать! И его самого! И всех его замов!
- Ладно! Защитник! – уже примирительно произнес Игорь Александрович, через несколько минут. - Ему все равно через полгода на пенсию по возрасту…. Так что замену ему надо искать. Там, кстати, у него в заместителях работает некая Ивановская. Ты с ней еще не беседовал?
- Еще нет.
- Валера Красовский за нее просил…. Он вроде бы ее там потрахивает помаленьку, - осклабившись, засмеялся Литовченко. – Так он просил ее не трогать….
- А я и не собираюсь ее «трогать». Так что пусть твой Валера не переживает! Но если увижу, что она специалист никакой, то пойдет работать в другое место!
- Вот видишь! А говоришь, что «не перечишь»! – снова рассмеялся Литовченко. – Не психуй! Я смотрю, ты Валерку так не любишь, что теперь все сделаешь наоборот! Женщина зря пострадает!
- Не переживай, не пострадает! Специально наоборот ничего делать не буду. Мне абсолютно все равно кто с ним спит….
- Ладно! Давай сворачиваться на сегодня! Вон уже десятый час! – снова примирительно проговорил Игорь Александрович. – Пора и по домам!
В определенном смысле Литовченко был прав, когда говорил об изменениях, произошедших в их отношениях. И только что состоявшийся между ними диалог был тому подтверждением.
Пережив все негативные эмоции еще в первый день своего прихода на работу в обладминистрацию, Константин Федорович тогда же принял и единственно правильную для себя линию дальнейшего поведения. Она сводилась к следующему – делай все по совести и пусть будет то, что будет! Порой она выглядела, действительно, вызывающей, особенно, когда Школьников вступал в дебаты с Литовченко в присутствии других заместителей губернатора, замечая удивление на их лицах. Но он все равно продолжал гнуть свою линию и дальше, если считал ее правильной, полезной для дела.
Константин Федорович был убежден, что и губернатор понимает, почему он ведет себя столь независимо, даже порой дерзко. Будучи неплохим психологом, Литовченко, конечно же, догадывался, что такое поведение его самого молодого заместителя, обусловлено той самой недоговоренностью, что он сознательно допустил в их первоначальном разговоре. Поэтому и позволял Школьникову то, что никогда бы не позволил никому другому, делая при этом слегка недоуменное и подтрунивающее выражение лица: «ну, что с него возьмешь – молодой!»
Но такая откровенная и принципиальная независимость Школьникова имела и обратную сторону. «Принципиальность» требовала, выражаясь известной фразой, «жить на одну зарплату»! Так что в глазах своих коллег он однозначно был «белой вороной», в то время как тот же «Сашка» сразу же развернулся с давно полюбившейся ему торговлей, а сам губернатор с «верным» Александром Борисовичем и «примкнувшим к ним» Валерой Красовским плели искусные кружева в области приватизации.
Впрочем, «Валерой» тот был лишь вот в таких их закулисных беседах. На людях он именовался исключительно «Валерием Васильевичем», возглавляя самый крупный и самый успешный в Привольске коммерческий банк. Теперь Красовский передвигался на своем «шестисотом мерседесе» в сопровождении машины охраны, без предупреждения входил в кабинет губернатора, и уже не выказывал Школьникову былого почтения, очевидно полагая, что тому уже никогда не стать выше его по статусу. А «дружба» Красовского с губернатором лишь еще больше провоцировала откровенное фрондерство Школьникова, ибо путь «Валеры» в бизнесе был хорошо известен многим в Привольске.
Красовский, который когда-то, со слов Литовченко, претендовал на место Константина Федоровича в райкоме партии, закончил свое советское прошлое в кресле первого секретаря обкома комсомола. Но еще пребывая в том кресле, он развил бурную деятельность по созданию центров научно-технического творчества молодежи, что были модными в начале «перестройки», а со временем превратились в кооперативы, зарабатывающие немалые деньги. Сразу после комсомола Красовский возглавил первую в Привольске товарную биржу, а спустя еще немного времени собственный коммерческий банк.
Константин Федорович знал, что весь этот «путь» бывшего «верного ленинца» устлан несчетным количеством подхалимства, лизоблюдства и предательства, поэтому гордящийся теперь самим собой Красовский вызывал в нем лишь брезгливое пренебрежение.
8
Уже месяц Школьников продолжал знакомиться с вверенными в его подчинение «кадрами». Сегодня вечером предстояла беседа с той самой Ивановской, заместителем начальника управления здравоохранения, которая со слов Литовченко якобы была любовницей Валеры Красовского.
С ее личным делом Константин Федорович ознакомился как всегда заранее, еще утром. На удивление с фотографии на него смотрела ничем не примечательная особа.
«Валера с его-то деньгами мог бы для себя подобрать что-нибудь и покрасивши», - сразу мелькнуло в голове у Школьникова.
«Кандидат медицинских наук. Тридцать семь лет. Муж на два года старше. Директор предприятия. Сыну девять лет. А ей-то чего не хватает…? Трудовой стаж: учеба в институте, врач, заведующая отделением, потом сразу сюда…. Существенно моложе всех других заместителей Бахтина, и в отличие от них не работала главврачом…. Что? В облздрав тоже Красовский пристроил? Ладно, вечером посмотрим, что за цаца….», - отложил он папку с ее личным делом в сторону.
Вечером, после закончившегося совещания с работниками образования, и сразу же по его горячим следам раздав все необходимые поручения своей секретарше, которая сообщила, что Ивановская «уже в приемной», он устало проговорил:
- Пусть заходит.
- Валерия Всеволодовна! Проходите! Константин Федорович Вас ждет! – хорошо расслышал через неплотно прикрытую дверь, как секретарша продублировала его распоряжение.
- «Лера - Валера», - ухмыльнулся на это Школьников и тут же к своему немалому удивлению заметил точно такую же ухмылку на лице входившей к нему сейчас в кабинет женщины.
- «Это что же? Вы так уверены в себе? Или во всемогуществе своего Валеры?» - с неким ехидством пронеслось у него в голове.
Лицом она была все-таки лучше, чем на фотографии. Нет, она не была красавицей, но довольно часто безжизненная фотография не передает все черты живого человеческого лица. К тому же в ней, несомненно, присутствовал тот самый женский шарм, что делает привлекательной любую, даже самую некрасивую женщину. А вот некрасивой ее точно назвать было нельзя.
Элегантный черный брючный костюм, хорошо подчеркивал без преувеличения идеально скроеную стройную фигуру. Грациозная походка «от бедра», что в такт раскачивала из стороны в сторону от бедра же расклешеные и довольно широкие брюки пока она шла к его столу, напоминала походку модели на подиуме. Высокоподнятая голова с хорошо уложенной копной рыжих волос, ровная спина, свободные, откинутые слегка назад плечи, уверенный обращенный прямо на него и будто смеющийся сейчас над ним же взгляд светло-карих глаз.
Даже в том, с каким пластичным изяществом изогнула она свой стан, когда присаживалась напротив, наблюдалась какая-то особая притягательность и аристократизм, заставляющий, наверное, многих мужчин восхищаться ею.
- «Да! У Красовского губа – не дура! Прям герцогиня!» - отметил Школьников, а вслух начал с того, с чего обычно начинал подобные беседы:
- Я пригласил вас, Валерия Всеволодовна, чтобы познакомиться. Как вы уже, наверное знаете, такие беседы я провожу со всеми начальниками управлений, и с их заместителями тоже. Не скрою, цель этих бесед состоит не только в том, чтобы более предметно изучить состояние дел на том, или ином участке работы, но и в том, чтобы определиться с кем нам в дальнейшем по пути, а с кем придется расстаться….
- Вот последнее меня мало интересует, - внезапно перебила его «герцогиня», улыбнувшись. – А по поводу состояния дел и возможных перспектив я готова с вами поговорить.
- Вы что же так уверены в себе? Или в своих покровителях? – не сдержался на такой откровенный выпад Школьников, а потом уже с изрядной долей язвительности продолжил. – Так вот…. Должен вам с прискорбием сообщить, что для меня ваши «покровители» не являются авторитетными…. И возможность или невозможность вашей дальнейшей работы в управлении будет зависеть в немалой степени от нашей сегодняшней беседы….
- О! Нет! Что вы, что вы…! Вы меня не так поняли! Просто я сама давно уже приняла решение уйти с этой работы! Сразу же, как только уйдет на пенсию Виктор Герасимович Бахтин…! Видите ли, я – неплохой хирург, уролог. И мне это более интересно, ближе, чем сегодняшняя моя сугубо административная должность. Я чувствую некую обязанность перед Виктором Герасимовичем. Ведь это он пригласил меня сюда и в не самый лучший момент моей жизни…. Поэтому и не ухожу сейчас. Пока работает он…. Я к нему испытываю не только огромное уважение, как к человеку и руководителю, а еще и благодарность. За все…! А что касается «покровителей»…. Я рада, что вы сами об этом заговорили…. Это, собственно, была инициатива моего мужа. Он почему-то решил все это, не посоветовавшись со мной. Кого-то там попросил…. В общем, это не имеет никакого значения для нашего с вами дальнейшего разговора!
Теперь пришло время удивляться Школьникову. Он никак не ожидал такого поворота в их беседе и совсем по-другому смотрел сейчас на сидевшую напротив женщину. Ее неожиданный, но без сомнений, откровенный монолог сразу вызвал у него симпатию к ней. Константин Федорович впервые встречал в этих стенах человека, который бы поведением и своими речами не пытался ему угодить, как вышестоящему начальнику, что было вовсе не характерным для их учреждения. Перед ним сидел абсолютно свободный независимый человек, смело смотревший ему в глаза, даже и не пытавшийся выглядеть лучше и готовый в открытую говорить с ним и дальше.
- Ну, что ж! И я рад, что мы выяснили нашу исходную диспозицию, - улыбнулся он уже примирительно. – Вот и давайте поговорим начистоту! И коль вы для себя все решили, то поговорим о дальнейшей судьбе управления!
- Давайте, - улыбнулась она ему в ответ, а он неожиданно отметил какой у нее умный, все понимающий взгляд.
А потом они проговорили почти целый час. Сначала о том, что было Валерии Всеволодовне ближе всего, по вопросам, которыми она непосредственно занималась. Потом о работе управления здравоохранения, о состоянии медицины в области. Он удивлялся, как много она знала, а главное, рассказывала ему. Школьников с интересом слушал то, чего никогда не слышал до этого, в том числе и от ее же коллег. И эта ее откровенность и несомненный профессионализм, что всегда чувствуется, когда тебе стараются по-простому объяснить нетривиальные вещи, невольно заставляли быть с нею откровенным и его самого.
- Ну, хорошо! Валерия Всеволодовна, а кто бы, по-вашему, мог стать достойным начальником управления после Бахтина? – решил он поинтересоваться ее мнением и на этот счет.
- Достойной замены Виктору Герасимовичу вы вряд ли найдете. Во всяком случае, я другого такого не знаю…. Видите ли, он человек своеобразный, закрытый, поэтому, порой кажется хуже, чем есть на самом деле. Когда он приглашал меня к себе в заместители, я, проработав к тому времени в медицине уже пятнадцать лет, воспринимала его как давно оторванного от реальной медицины чиновника…, - вновь улыбнулась она. – А потом! Да, что потом! Буквально в первой же беседе с ним я увидела человека, который знает про медицину все! И дальнейшая наша совместная работа лишь каждый раз подтверждала это! Так, что я не знаю, что вам сказать. Среди его заместителей второго такого точно нет! Может еще и потому, что работая под руководством такого лидера трудно оставаться лидером самому….
- А вы?
- Что я?
- Вы бы могли стать его приемником? Как считаете? – чем дольше они говорили, тем больше Школьникову нравилась эта женщина.
- Ну, что вы! Я же вам сказала еще в самом начале: административная работа - это не мое!
- Так может это как раз и хорошо?
- Может и хорошо. Я вижу, что вы вот тоже не профессиональный чиновник, а беседовать с вами легко. Я и разоткровенничалась. Наверное, чересчур….
- С хорошим человеком можно и чересчур, Валерия Всеволодовна! – улыбнулся Школьников. – А я – человек хороший! Поверьте! И мне с вами, я думаю, хорошо бы работалось. Мы могли бы много сделать…! Так, что скажете? Предложение мое, действительно, абсолютно серьезное!
- Ну, что вы впрямь! Женщину в краску вгоняете! Какой из меня начальник управления?!
- Такой же, как из меня заместитель губернатора! Думаю, даже лучше! Не боги горшки обжигают, Валерия Всеволодовна! Достойной замены Бахтину нам все равно с ваших же слов не сыскать…. А с вами я бы точно работал с удовольствием! Подумайте!
- Ну, вот! Выходит, что сама напросилась! Нет! Нет! Я для себя все давно решила!
- И все-таки подумайте! Знаете, я тоже не сразу согласился, когда мне предложили эту должность, а вот потом решил ее принять…. Ведь если все хорошие люди будут отказываться, то такие места заполняться людьми плохими. Это же очевидно! Подумайте!
- Умеете вы уговаривать, Константин Федорович! – снова улыбнулась она. – Хорошо я подумаю!
- Два дня вам хватит?
- Думаю, что хватит.
- Вот и прекрасно! Как надумаете, заходите!
Она ушла той же грациозной походкой, раскачивая клешами от бедер, оставив шлейф духов и приятных воспоминаний: приятных от того, что рядом с ним работают вот такие люди, такие замечательные умные женщины, и что женщины эти, недоступны таким, как Валера Красовский.
Весь оставшийся вечер Школьников то и дело мысленно возвращался к своей встрече и беседе с Ивановской. И каждый раз, отмечая несомненное очарование этой женщины, он думал и о том, как легко распространяемая, порой вроде бы вскользь произнесенная и ничем не подкрепленная молва, а вернее просто сплетни, могут испоганить доброе имя даже самого хорошего человека.
Рисунок Л.О.Пастернака
продолжение:http://proza.ru/2017/03/24/2033