Юрий Петраков Против ветра

Юрий  ПЕТРАКОВ
ПРОТИВ  ВЕТРА                На правах рукописи
True stories and Fantasies

Об авторе.

          Юрий Петраков  родился в январе 1948 года на Донбассе.  Воспитывался в семье деда  -  участника  Февральской и Октябрьской революций в Петрограде.  Отец с тремя братьями прошел боевой путь от Москвы до Берлина. Освобождал Орел и Вильнюс, брал Кенигсберг. После войны окончил Рижский университет. Работал директором  сельской школы. Мать врач-педиатр.

           В шестнадцать лет Юрий был принят на работу мастером в Донецкий областной производственный комбинат. Окончил школу рабочей молодежи. Служил в рядах Советской Армии. Участвовал в военном параде, посвященном 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции на площади В.И. Ленина в городе Баку.

          В 1975 году окончил Украинский заочный политехнический институт в городе Харькове. Работал в тресте «Артемгеология», в Артемовском горисполкоме. В 1977 году переехал в Москву, трудился старшим, ведущим инженером, начальником сектора на оборонных предприятиях. Принимал активное  участие в создании экспериментальной базы комплекса С-3ОО и авиационной техники, в частности ТУ-22,  ТУ-16О, СУ-28, СУ-29, МИГ-28, МИГ-29, президентского авиалайнера ИЛ-96.
В 1982 году окончил экономический факультет УМЛ  при МГК КПСС. В годы российской смуты встал на  сторону народно-патриотической оппозиции. Участвовал в работе Фронта национального спасения, защищал Советскую конституцию. С декабря 1994 года –  помощник депутата Госдумы Александра Фролова, консультант PR - группы избирательного штаба КПРФ, а затем и кандидата на должность президента России  Г.А. Зюганова.
Участвовал в создании  Народно-патриотического Союза России (НПСР), позже работал заместителем руководителя аппарата Исполкома НПСР А.Т. Уварова. Руководителями исполкома были Н.И. Рыжков и  В.И. Зоркальцев. С августа 1997 года - заместитель заведующего Идеологическим отделом ЦК КПРФ. Возглавлял Отдел секретарь ЦК КПРФ А.А. Кравец. С 1997 по 2015 годы вместе с помощником Председателя ЦК КПРФ  В. Поздняковым конспектировал  заседания  Секретариата, Президиума, Пленумов и Съездов ЦК КПРФ. В том  числе и  закрытых
 Избирался членом Координационного совета НПСР. Делегат десяти  съездов КПРФ (с V-го по XV-й). Кандидат, член ЦК КПРФ. Далее - заместитель заведующего аналитическим отделом, заведующий отделом агитационно-пропагандистской работы ЦК КПРФ. Автор ряда проблемных статей по партийному строительству. Журналистский псевдоним Виктор Сибиряков.
 Член Союза писателей России. Автор стихов и  рассказов, опубликованных  в России и за рубежом. В том числе - поэтических сборников «Помню и люблю», «На все века», книг прозы: «Побрехушки», «Гиблое место». «Взрослая девочка».
Один из создателей «Землячества Донбассовцев Москвы». За год до своей кончины его возглавил народный артист СССР Иосиф Кобзон. Сейчас председателем правления избран депутат Государственной Думы Геннадий Онищенко.
В активе писателя переводы с украинского стихов Тараса Шевченко, Ивана Франка, Леси Украинки, Мыколы Чернявского, Лины Костенко, Васыля Симоненко, Павла Тычыны, Володымира Соссюры. Автор ряда статей, посвященных истории советской литературы.
Имеет государственные и ведомственные награды. Писательский труд отмечен наградами СП России и Украины. В частности, он стал одним из первых литераторов России отмеченных литературной премией составителя толкового украинского языка Бориса Гринченко. Живет и работает в Москве.
К  МОИМ  ЧИТАТЕЛЯМ
Не скрою, я долго размышлял над тем, писать или не писать свою книжку.  Что подтолкнуло меня к ее написанию? Наверное, то же, что и многих других авторов мемуарной литературы. Чтобы, прочитав, знали и помнили.
Когда я слушаю и читаю сегодня «воспоминания» разного рода деятелей, свысока  отзывающихся о тех, кому была дорога Земля Русская, мне хочется рассказать о людях, которые остались верны идеалам патриотизма, социального равенства,  дружбы и братства между народами.
Я не сразу встал в один ряд с ними.   Пришел  к ним, когда, бросая и сжигая партбилеты, многие, до этого наиболее горластые, в который раз прозревшие  «коммунисты», покидали ее. Я пришел в партию на смену своему деду и отцу, ставшими коммунистами в 1929 и в 1943 году соответственно. Пришел во времена  тотального разгула антикоммунизма и русофобии. Пришел, четко осознавая не только успехи и победы советского строя, но и разделяя вину за ошибки и просчеты великой и трагической истории нашей Родины.
На протяжении двадцати с лишним лет я находился в гуще событий удивительной эпохи, связанной с переходом государства от одной общественно-политической формации к другой. На моих глазах рушилась одна страна и на ее руинах рождалась другая, кардинально противоположная ей. И я, как мог, пытался защищать первую, и не дать второй скатиться в бездну гражданской войны, как это было совсем недавно в Югославии и в ряде бывших союзных республик СССР. В том числе на моей малой родине в Украине.
Все  это, и многое другое, заставило меня поделиться с вами своими скромными  воспоминаниями. Вы можете ругать или хвалить меня за это. Таково ваше право. Но я постарался исполнить свой гражданский долг до конца. Написал о том, что видел и что знаю. Постарался довести до читателей то, что они смогут услышать только от меня из первых уст.
С уважением:                Юрий ПЕТРАКОВ


НАЧАЛО
Не погрешу против истины, если скажу – все началось с перестройки. Я и до этого в силу разных причин интересовался политикой. Скорее ее историей. А тут!
 С приходом к власти Горбачева страна как-то сразу воспрянула духом. Не скрою, что мне Михаил Сергеевич поначалу показался живым и настоящим.
 «Ну, теперь-то мы заживем как люди!» – думал я, слушая его бойкие выступления.
        К счастью, меня минул всеобщий психоз, охвативший наиболее активную часть населения страны, в ситуации с пересмотром  «белых пятен истории». Открытие спецхрана, возможность заняться прочтением и коллекционированием прежде запрещенной литературы, подтолкнули меня к собиранию, ставших в одночасье антикварными, книг и  исторических документов. Горячие споры, возникавшие тут и там вокруг многочисленных острых публикаций в «демократических» газетах и журналах постепенно втягивали меня в проблемы истории партии. Конечно, немалую толику в мое становление как политика сыграли выступления «архитекторов» и  прорабов перестройки и навыки моей тогдашней профессии, связанной с системным анализом сложных технологических процессов.
    Не знаю, как бы все сложилось далее, если бы после пятого, или шестого выступления Михаила Сергеевича перед народом, я не поймал себя на мысли о том, что перестаю понимать то, о чем он с таким убеждением говорит. Еще через пару его бесед с народом, я вдруг отчетливо представил, кого Горбачев мне напоминает: «Ну, конечно, — Никиту Сергеевича Хрущева!»
В тот же день я помчался в институтскую библиотеку, отыскал в ней годовое приложение к Большой Советской энциклопедии с биографией Горбачева и, внимательно изучив ее, еще более укрепился в своих опасениях. Прямая связь Горбачева с зятем Хрущева Алексеем Аджубеем прослеживалась очень четко.
 «Ну, теперь жди перемен во всем!» — с горечью думал я, до конца не осознавая, куда заведет меня столь неожиданная догадка.
 Всю последующую неделю после работы я был занят серьезным и важным делом – закупал болгарские мясные консервы: «Купаты», «Голубцы», «Курицу с рисом», и складировал их в большущую картонную коробку из-под цветного телевизора «Рубин». Каждый ряд банок я аккуратно перекладывал в несколько слоев газет, чтобы не испортились. Теперь, по моему глубокому убеждению, моя семья была защищена от любых реформ в области сельского хозяйства.
Время показало мою правоту. Так уж вышло, что содержимое последней банки из этого запаса мы съели, буквально, за неделю до ухода Горбачева с поста президента Советского Союза.

ПОДПОЛЬЕ
        Перестройка и гласность способствовали расколу в обществе. Люди обсуждали содержание статей и телепередач, тиражировали интересные выступления наиболее «ярких»  борцов за справедливость Гдляна и Иванова, Коротича и Попова, Яковлева и Собчака, Сахарова и Бунича. Не счесть их – говорливых и писучих правдюков из вчерашней партийной и комсомольской номенклатуры. Началось поголовное брожение умов.
С включением в эту борьбу  Бориса Ельцина и  началом развала экономики, раскол общества еще более усилился. Прямые трансляции заседаний Верховного Совета стали настоящим спектаклем для миллионов граждан СССР. Начали возникать разного рода кружки, выступающие в поддержку тех или иных политиков. С обострением борьбы за власть внутри центрального аппарата КПСС некоторые  из нас ощутили – все, что идет вразрез «гласности», небезопасно выражать вслух. Постепенно отфильтровывалась и вызревала настоящая,  а не кухонно базарная оппозиция. Уходила в подполье. Начинался катакомбный этап ее истории. Периодически собираясь в потаенных местах – в подвалах и на чердаках домов, в пустеющих институтских лабораториях, мы обменивались информацией. Спорили о содержании статей, публикуемых в газетах «Советская Россия», «День», «Солидарность», «Трудовая Россия», читали труды Ленина и Сталина, статьи Тюлькина и Проханова,  Умалатовой и Андреевой. Рассуждали о позиции Шенина и Зюганова, Макашова и Рыжкова, Косолапова и Алксниса. Делились своими подозрениями в отношении к Кургиняну, Анпилову и Волкогонову.
        Разумеется, имея в своем библиотечном запасе изрядное количество книг, связанных с историей  политической борьбы в СССР в 30 – 40 годы, я довольно быстро обрел авторитет среди своих институтских единомышленников. А должен сказать, что институт наш был непростым. В нем в разное время трудились дети высокопоставленных чиновников – сыновья министров Дементьева, Силаева, Алешина, Плешакова, Семичастного. И со всеми кроме Дементьева я, в силу обстоятельств, тесно сотрудничал по работе. Вскоре, росту моего авторитета способствовало еще одно обстоятельство. Приближались первые в СССР «демократические» выборы Президента РСФСР, проводимые  на альтернативной основе.

ВЫБОРЫ 1991
Не стану тратить ваше время, повторяя историю и результаты тех или иных выборов, так как на эту тему уже написано и сказано немало добрых и горьких слов. Расскажу о том, о чем пока еще не говорилось, или было сказано -  слишком тихо.
Поскольку профсоюзы в сложившейся перед июньскими выборами 1991 года ситуации оставались единственной легитимной организацией трудящихся, на их  плечи легло формирование избирательных комиссий. А именно в профкоме института наша прокоммунистическая группировка имела большинство своих сторонников. И так как я к тому времени уже имел кроме определенного политического веса еще и многолетний опыт работы в подобных  комиссиях, профком делегировал мою кандидатуру на пост председателя одной из участковых комиссий нашего района вблизи от станции метро «Полежаевская».
Скажу откровенно – большая часть членов возглавляемой мною комиссии состояла из сторонников сохранения СССР. Добавлю только, что секретарем нашей комиссии, которой я руководил, была дочь Николая Ивановича Бобровникова, бывшего  председателя исполкома Моссовета. И мы, отчетливо понимая, кто и как будет наблюдать за процессом голосования и подсчитывать голоса избирателей, прибегли к немалым хитростям, чтобы как-то увеличить их результаты в нашу пользу, не дав наблюдателям заподозрить нас в их подтасовке.
Во-первых, мы оборудовали помещение для голосования. Разместили над урнами задник в форме российского флага, за что получили немало «теплых слов» в свой адрес от своих же сторонников из числа непосвященных избирателей. Не поленюсь повториться – главное заключалось в том, чтобы усыпить бдительность «демократически» настроенных наблюдателей.
Во-вторых, оборудовали два одинаковых переносных ящика, один из которых пустой, но опечатанный и снабженный соответствующими  подписями и печатью, хранился в секретном помещении.
В-третьих, всячески поощряли работу демократических наблюдателей по организации массового голосования избирателей на дому, что позволило нам на последнем этапе заменить выносные урны своими, заранее оборудованными и хранящихся в потайном месте.
В-четвертых, пакеты для предварительного голосования вместе с бюллетенями, полученными при  голосовании на дому, мы подменили в самый последний момент. Этому способствовали положения Закона о выборах, действующего на тот момент. Я, как председатель в ночь перед голосованием дежурил на участке вместе с дежурным милиционером, которому было, в общем-то, до лампочки, что там делает председатель участковой избирательной комиссии. В результате итоги голосования на нашем участке в свою пользу мы увеличили на 8%.
Ну, вот,  - скажут некоторые из вас. Вы же сами такие же жулики, против которых боретесь. Чем же вы лучше других?
Не стану с вами спорить и возражать. Приведу лишь одну старую русскую пословицу: «С волками жить – по-волчьи выть».
Хорошо зная  механизм фальсификации голосов со стороны прокремлевских политиков, я нисколько не сожалею о своем авантюрном поведении в ходе подсчета результатов выборов 1991 года. К тому же партия к моей частной инициативе никакого отношения не имела.
Что поделаешь? Рынок!

ПАРТИЙНОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО
В преддверии запрета КПСС в стране началось активное партийное  строительство. Теперь-то я понимаю, что оно велось не просто так, снизу, объективно, по наитию. Сегодня известно, что власти предержащие действовали по лекалам консультантов Запада. В стране были срочным образом созданы и зарегистрированы различные общественно-политические организации. Спешно формировалась «Мягкая сила». Ее структуры имели весьма звучные и привлекательные названия. Но руководителями в них являлись, как правило, те же сторонники демократических реформ, получившие известность в ходе «перестройки» и «гласности». И по сей день, в начале любых федеральных выборов то и дело возникают из небытия партии, как говорится, «на любой вкус и цвет» руководство которыми осуществляется лицами известными со времен становления горбачевской «демократии».
Особо мне запомнилось время формирования Фронта национального спасения и процесс воссоздания КПРФ. Сегодня я понимаю, что ФНС формировался в какой-то степени, как противовес воссозданию КПРФ. На левом фланге шла постоянная борьба за руководящие посты в движении.
В то время подлинные коммунисты были заняты судебными тяжбами. Геннадий Зюганов, Валентин Купцов, Виктор Зоркальцев, Иван Осадчий, Феликс Рудинский, Валентин Мартемьянов и другие руководили борьбой в судах по так называемому «Делу КПСС», за воссоздание обновленной Компартии России.  На этом этапе борьбы оппозиционные движения вместе с нами  возглавляли Виктор Анпилов и Виктор Алкснис, Илья Константинов и Виктор Аксючис, Сажи Умалатова и Светлана Горячева, Ричард Косолапов и  Виктор Тюлькин, Станислав Терехов и Нина Андреева, Олег Шенин и многие другие.
Призывом к  созданию ФНС послужило Обращение  Оргкомитета ФНС, опубликованное 1 октября 1991 года в газете «Советская Россия», подписанное 40 руководителями народно-патриотической оппозиции.
24 октября 1992 года в Парламентском центре, что на Цветном бульваре проходил Учредительный Конгресс Фронта. В его работе участвовали 1428 делегатов и порядка 900 гостей и журналистов. С основным докладом выступил Сергей Бабурин.
Конгресс избрал  сопредседателями  ФНС – М. Астафьева, С. Бабурина, Г. Зюганова, В. Исакова, И. Константинова,  А. Макашова, Н. Павлова, Г. Саенко и  В. Иванова.
  Так случилось, что мне довелось работать в мандатной комиссии Конгресса. Должен сказать, что это был действительно массовый форум. В зал, рассчитанный на 2000 человек, набилось около 3000.  Люди сидели на сцене, стояли  в проходах, толпились в вестибюле.
 Поскольку наш Конгресс начинал свою работу с регистрации делегатов, нам – членам регистрационной комиссии, заранее отвели место в холле Центра. А вот Владимиру Жириновскому пришлось пробивать себе дорогу в зал буквально локтями. При этом чуть не пострадал мой друг. В момент открытия дверей Жириновский ударил локтем в живот  Сашу Воронина, стоящего ближе всех к входным дверям и, воспользовавшись неразберихой, проскользнул в зал в числе первых.
Народ буквально «рвал» на части депутатов и руководителей оппозиции. Я сам был свидетелем того, как здоровые мужики требовали от Макашова оружия.

ЗА ШАГ ДО БЕССМЕРТИЯ
Сегодня, являясь полноправными  участниками  грандиозных народных  шествий «Бессмертного полка», я отдаю дань памяти своим родным и близким: своему отцу, прошедшему дорогами войны от Москвы до Берлина и трем его братьям, бойцам «братской батареи», о которой когда-то упомянул в своих трудах фронтовой писатель Константин Симонов. Своему деду, трижды «краснознаменцу», служившему с 1919 –го  по 1952 год в советской контрразведке; своему дядьке – командиру взвода 9-ой воздушно-десантной бригады Приволжского военного округа, погибшему на захваченной фашистами территории при выполнении боевого задания. При этом я все-таки не могу не отметить, что первыми, кто прошел дорогой отцов победителей – от Белорусского вокзала до «Вечного огня» у Кремлевской стены, были коммунисты. Именно за коммунистами пошли по всей стране «бессмертные отделения, роты и полки» Именно там передавалась эстафета поколений героев. От участников боев за Советскую власть – участникам борцов за Россию.
Уже 9 февраля 1992 года Виктор Анпилов вывел (по данным МВД) на Манежную площадь 100 тысяч митингующих. А три недели спустя на площади Маяковского ельцинскими мордоворотами было жестоко избито шествие ветеранов Великой Отечественной, несущих цветы к могиле Неизвестного солдата. Организатором шествия стал Святослав Терехов и возглавляемый им «Союз Советских офицеров».
Тогда отличились Виктор Маляров и Александр Трубицын, не уронившие  из рук красных знамен. Именно там впервые была пролита кровь советского генерал-лейтенанта Николая Пескова. Именно там я впервые познакомился с Евгением Бурченко, который сумел вывести по строительным лесам, ограждаемым  здание на углу улицы Тверской и площади Маяковского, из-под ударов значительную часть участников противостояния.
Массовое протестное движение набирало силу. В мае 1993 года оппозиция впервые дала организованный отпор ОМОНу. Пролилась кровь и с другой стороны.
Это не могло не вдохнуть уверенности в  тех, кому только показалось, что Компартия, вот-вот навсегда канет в вечность. С каждым новым шествием движение становилось крепче и организованнее. В результате, с одной стороны, был выигран суд по так называемому «Делу КПСС», что явилось основой для восстановления юридического статуса партии. С другой, в стране появилась сила, способная организовать работу КПРФ на профессиональной основе. Обеспечить ее кадрами, честными, профессиональными, смелыми, доказавшими свою способность бороться и добиваться успехов.
Время показало, что тактика руководства КПРФ была единственно правильной в сложившихся на тот момент условиях.
Время диктовало, надо идти во власть. Участвовать в выборах пускай на самых жестоких и, как говорил В.И. Ленин о Брестском мире, «похабных» условиях.
Время диктовало: надо быть бдительными под угрозой псевдодемократического режима, мечтавшего заменить Бориса Ельцина на Егора Гайдара или Александра Яковлева.

ЗАЩИТА КОНСТИТУЦИИ
  Учитывая то, что времена моего вхождения в политику многим, интересующимся политикой давно и хорошо известны, я не стану повторять всю их хронологию.  А посему сошлюсь на свой рассказ, опубликованный в начале 2000 годов в журнале «Российский колокол». Ибо он наиболее приближен к реальным событиям.
Хмурым февральским днем 1994 года в крохотной научной лаборатории МФТИ, расположенного на Каширском шоссе, я сидел у своего сотоварища  по защите Белого дома. На столе перед нами остывали нетронутыми две чашки кофе. Размышляли о политике. Разговор был серьезным. Да и как иначе? Кто только не вел в ту пору серьезных разговоров о политике. Ведь речь шла о судьбе России.
         Это была наша вторая встреча. Первая произошла «черным» октябрем 1993  года, в самый канун расстрела «Белого дома» в Москве. Тогда, находясь среди защитников Советской конституции, в районе 20-го подъезда, мы оказались рядом и сдружились. Обоим перевалило за сорок пять. Оба жили в Москве в районе Речного вокзала. Оба работали над созданием систем вооружения. Один в оборонном НИИ, другой - в вузе. Первого звали Юрием, второго – тоже. Тогда, обменявшись телефонами, мы пообещали друг – другу, сообщить родным в «случае чего».
К счастью, тогда для нас все обошлось. Бурные перемены, последовавшие после «известных событий», развели нас ненадолго. Слишком близкими были  интересы. Слишком далеки мы были от новой власти. Хотя при той – прежней высоких постов не занимали. Главным, что нас объединило тогда – было неприятие  Горбачева. Мы давно уже пришли  к мнению, что Горбачев на самом деле лишь пешка, проведенная в генсеки по  чужой воле и стечению обстоятельств. Я настаивал на том, что двигала его на должность руководителя КПСС команда «аджубеевцев». Тех самых, которые во времена Хрущева были связаны с его зятем – Алексеем Аджубеем по учебе в театральном училище, как Олег Ефремов. По учебе и работе в парткоме МГУ, как большинство его соратников по перестройке. По работе в периодической печати - «Комсомолке», «Известиях» и АПН. По связям с детьми репрессированных, как с генералом Волкогоновым. Именно эти люди  постепенно выдавили из ближайшего окружения Михаила Сергеевича тех, кто был связан с ним по работе в Ставрополе. Тех, кто работал с ним в сельском хозяйстве. Это направление Горбачев курировал по линии ЦК после смерти его бывшего патрона Федора Давидовича Кулакова.
 «Аджубеевцы» создали под Горбачева новый институт власти – президентский,  понимая, что оправившаяся от шока Компартия, рано или поздно уберет от власти зарвавшегося реформатора, как убрала когда-то «дорогого» Никиту Сергеевича Хрущева.
 Серым кардиналом при Горбачеве, на наш взгляд, был Анатолий Николаевич Черняев. Я хорошо помнил, как после августовских событий 91-го, когда демократическая «чрезвычайка» разбиралась, кто и где был 19 августа, руководитель Агентства  Печати Новости, стоявший слишком вальяжно в присутствии вернувшегося из Крымского «заточения» Горбачева, вдруг, словно по команде, стал во фрунт. При этом в кадр буквально вплыл Анатолий Черняев.
- Вот он, подлинный архитектор и прораб перестройки, - подумал я. И, похоже, не ошибся.
  Тогда, многие более молодые «аджубеевцы», вроде Гавриила Попова, вместе с сыновьями и внуками представителей этого клана перебирались из команды Горбачева под крыло Бориса Ельцина. Перебежал к Ельцину и давний знакомец четы Горбачевых по работе в Ставрополе Анатолий Собчак. Успел опериться, чтобы пойти во власть и бывший воспитанник Горбачева по Ставрополью Владимир Брынцалов. Вместе с Ельциным они пошли на развал СССР,  его государственности, экономики, обороноспособности, науки и культуры. В результате все кончилось кровавым противостоянием в самом центре Москвы.
На этот раз разговор между нами начался обсуждением книги Солоневича «Народная монархия». По моему мнению, она, так же как и другие, ей подобные, появилась не случайно. Написана она была по заказу, как было указано в ее предисловии, - «Фонда Владимира Кирилловича», созданного бывшим владельцем Бакинских и Грозненских нефтепромыслов Детердингом. Личностью весьма незаурядной, сочно и красочно показанной  Алексеем Толстым в его романе «Гиперболоид инженера Гарина». Эта «Монархия», подобно  роялю в кустах, появилась как-то, кстати, ко времени. На тот момент коммунистическая идеология уже  была изрядно обгажена крикливыми борцами за общечеловеческие ценности: коротичами, рыбаковыми, баклановыми и прочими. В этих условиях, книга Солоневича, как никогда точно совпадала с деятельностью архитектора перестройки  Александра Яковлева, в основе которой лежала повторная реабилитация жертв сталинизма. Именно это отвлекало людей от главного – ускоренной реставрации власти капитала, концентрируемой в руках избранного «прорабами» перестройки круга лиц. Подготавливала почву для объединения патриотических сил, не смирившихся с результатами развала СССР вокруг подставных политиков, предусмотрительно внедренных демократами на патриотическое электоральное поле.
 Сошлись на том, что эта «заказуха» подготовлена с одной целью – помочь передать власть в стране от явно непредсказуемого Ельцина в руки наследников дома Романовых. Точнее,  ветви Багратион - Мухранских, чья родословная начиналась от одного из двенадцати колен Израилевых. В связи с этим мы узнали о «Протоколах сионских мудрецов», которые в канун путча были опубликованы в журнале «Молодая гвардия».
- Хоть это успели, - заметил по этому поводу я, - а вот обещанную журналом «Известия ЦК КПСС» стенограмму октябрьского 64-го года Пленума ЦК, на котором снимали Никиту Хрущева, не успели. Рассыпали готовый тираж сразу же после провала «путча». А ведь там впрямую говорилось о замыслах Аджубея со своей командой со временем добиться полного контроля над партией.
На этом, довольные друг другом, мы как-то незаметно перешли к обсуждению последних событий.
Вот тут-то и началось несовпадение мнений. Мой друг доказывал, что оппозиции нет. Что все подмяли под себя младореформаторы. Что их лидер, Егор Гайдар, хоть и вынужден отойти на время от власти, но Ельцин его любит и может возвратить на самый высокий пост. Да и тот же Шахрай, чья фамилия в переводе с украинского на русский, не что иное, как жулик, тоже имеет шансы на властный рост. Ведь Ельцин ему доверяет, как никому другому.
  - Коммунисты в Думе слабы. Зюганов, похоже, парень наш, но  ни на что покуда не влияет. Запад ведет себя в России, как хозяин. И вообще… все в стране плохо так, что дальше некуда, - горячился он.
Я, как мог, возражал:
- Несмотря ни на что есть коммунистическая фракция в Думе. Сохранен институт государственных чиновников, плохих или хороших,  не в этом дело. Ведь без государства им хана. И все они хотят жить. И у всех у них есть дети, которые тоже стремятся стать чиновниками. И, вообще, – в стране была и, по всей вероятности, никуда не делась школа советской контрразведки. И если хорошенько подумать, избавиться от «демократов» не так уж и сложно.
При этих словах, Юрий как-то приутих. Затем, помолчав, заметил: «Что ты имеешь в виду? У тебя, что есть конкретные предложения?».
На что, я, слегка стушевавшись, начал развивать затронутую тему:
-  Согласись, Ельцин боится, можно сказать, сам себя. Боится один в сортир сходить. Да, он боится коммунистов. Но он одинаково боится и реформаторов. Всех этих гайдаров, шахраев и чубайсов. Разве только что Хасбулатов с Руцким не доказали способность каждого из них на измену?! Разве Запад, использовавший Ельцина, как таран против партии, не готов заменить последнего на более лояльного и предсказуемого политика? Такого, как тот же Яковлев. Ведь его демарш в августе 91-го неслучаен. Неслучайно и то, что он в московской мэрии, под крылом Гавриила Попова, готовил плацдарм новой, проамериканской власти. Именно он, якобы, предупредил посла США в СССР Джека Мэтлока о готовящемся смещении Горбачева.
- Согласен, - сказал Юрий.
- Ельцину нужно только «помочь» убедиться в новом заговоре, - продолжал я, -  надо только «подсказать» ему, что заговор исходит от Гайдара. 
         - Но как это сделать? – парировал Юрий - Ты думаешь, он такой глупый и поверит?
         - Надо подсказать так, чтобы поверил, - оборвал его  я.
На том и порешили.  Я пообещал подумать над сценарием. Юрий обязался довести его до серьезных людей.
В эту ночь я долго не мог уснуть. В поисках обещанного сценария долго ворочался с боку на бок. Перебирал десятки имен – тех, кому Ельцин мог бы поверить:
        «Это, безусловно, должен быть человек не только знакомый Ельцину, но и обиженный Горбачевым. Ведь Ельцин должен поверить, что за таким сосунком как Гайдар, стоят серьезные силы. Стоит Горбачев и его команда. Иначе это будет смахивать на  детскую страшилку».
Я хорошо помнил, как на IX съезде народных депутатов РСФСР Алексей Емельянов и Павел Бунич буквально дирижировали  Хасбулатовым  в вопросе по отрешению Ельцина от власти. И Бунич, и Хасбулатов, и Емельянов принадлежали к «аджубеевцам». Емельянов стал тогда профессором МГУ. Бунич оканчивал аспирантуру МГУ во времена Аджубея.  Руслан Хасбулатов сменял Гавриила Попова на посту секретаря комитета комсомола МГУ. Из того же МГУ-ушного лукошка выкатились и все эти марки захаровы, и радзиховские, и прочие деятели, ставшие у кормила власти при Горбачеве.
Я хорошо понимал, что Ельцин был не лучшим вариантом на будущее для Запада. Гораздо удобнее для них было бы пришествие на российский престол Александра Яковлева. Когда-то он стажировался в Колумбийском университете. Жил в Вашингтоне в одной комнате университетского общежития с будущим генералом КГБ Олегом Калугиным и с нынешним  послом США в СССР и России Джеком Мэтлоком. В ту пору Колумбийским университетом руководил Збигнев Бжезинский. Яковлев не мог не знать и его. И хотя, вернувшись из США, Яковлев примкнул к «комсомольцам» - команде «железного Шурика» – Александра Шелепина, стал яростным приверженцем Сталина и его методов управления, американцы, давно изучавшие Яковлева, хорошо понимали разницу между публичными симпатиями этого политикана и его тайными устремлениями.
Да и сам Горбачев начинал свою политическую карьеру, как рафинированный  сталинист. Не случайно об этом писали еще в 1991 году Владимир Соловьев и Елена Клепикова в своей книге «Заговорщики в Кремле».
А что до Сталина, то у Британских спецслужб по этому поводу была разработана операция под девизом: «Подкинуть дерущимся дохлую кошку. Пускай спорят по ничего уже не значащим пустяком».
Не даром  у русских давным-давно была в ходу поговорка – «Собака лает, а караван идет».
Ельцин, конечно, опасался главного архитектора перестройки. И, наверняка, видел в нем главную угрозу для себя, реализовать которую вполне могут его нынешние выдвиженцы – младореформаторы во главе с Гайдаром.
Уже засыпая, я, вдруг, нащупал нужную кандидатуру:
- Разумовский! Ну, конечно, это мог быть только он! Бывший секретарь ЦК КПСС по оргработе. Соратник Медунова. Сосед Горбачева по Северному Кавказу. Человек, сделавший немало для упрочения позиций Горбачева в ЦК и преданный им так бессовестно и подло.
 И, успокоенный тем, что нашел главное звено будущей интриги, уснул.
Через два дня моя встреча с Юрием повторилась. На этот раз мы договорились встретиться в «Грачевке» - в парке бывшего имения какого-то заводчика  царской России, что в Ховрине.
Там, на пустынной алее парка, недоступной для посторонних взглядов, я передал моему товарищу четвертушку тетрадного листа,  на которой был изложен обещанный план операции. Он молча сунул его в карман. На этом и разбежались.
На следующий день мне позвонили:
-  Надо срочно встретиться! Приезжай на «Динамо». Буду ждать у последнего вагона.
         От метро «Аэропорт», где  я тогда работал до станции «Динамо» было рукой подать. Всего одна остановка. Через 20 минут мы встретились.
         - Тебя хочет видеть один человек, - сказал Юрий, - он читал твою записку. Есть необходимость прояснить отдельные моменты.
С этими словами он увлек меня в троллейбус, идущий по Ленинградскому проспекту в сторону Центрального аэровокзала. На аэровокзале сошли. Перешли по переходу Ленинградку и устремились к стадиону «Динамо», где в ту пору размещался челночный рынок. Чтобы не затеряться в толпе покупателей шли буквально след в след друг другу.
Миновав суетящуюся,  торгующуюся толпу, заскочили в тринадцатый подъезд комплекса и поднялись на второй этаж по широкой гранитной лестнице. Здесь, у столика с телефоном, дежурил охранник. Юрий подошел к нему и что-то тихо ему сказал. Охранник позвонил по внутреннему телефону и сообщил о нашем приходе. Получив добро, он разрешил нам пройти в офис.
Пройдя по небольшому коридору, мы вошли в глухую, без окон комнатку, в которой за дешевеньким письменным столом, какие были в ходу еще в начале шестидесятых, сидел мужчина, примерно наших лет, в добротном темно-синем костюме. Увидев посетителей, мужчина поднялся и протянул руку для приветствия.
- Александр, - тихо представился он и пригласил нас садиться. - Я посмотрел вашу записку, - обратился он к Петру, сразу беря быка за рога, - Почему именно Разумовский?
В ответ я привел ему свою аргументацию.
- Допустим, - сказал Александр, - он вполне мог получить такую информацию. Но кто передаст самому об этом?
На это я, слегка замявшись, ответил:
- Я уверен, что Гайдара и компанию, мягко говоря, не любит охрана ЕБ. Думаю, что если он получит такую информацию от Коржакова, будет хорошо всем: и нам, и Коржакову, и России. На  мой взгляд, первым звеном в передачи этой информации мог бы стать Александр Невзоров.
Услышав эту фамилию, Александр слегка усмехнулся, - Нет, Саше Боря не поверит!
 - Ну, тогда таким человеком мог бы стать нынешний губернатор Краснодарского края Николай Егоров. Ведь Разумовский оттуда. Хотя, возможно, я и ошибаюсь.
- Хорошо, - закрыл эту тему Александр, - подумаем. И, побеседовав с пришедшими  ради приличия еще  минут десять, попрощался на этом.
 Расставаясь, нам было сказано, чтобы мы постарались забыть об этой встрече и о месте ее проведения.
На День Советской Армии Юрий неожиданно пригласил меня  к себе домой. Собралось человек восемь. Пили разбавленный водой «Роял», закусывали соленой капустой с мочеными яблоками. Спорили главным образом о том, кого из политиков поддерживать. Сошлись на Зюганове. Я  понял, что это были своего рода смотрины. Очередное прощупывание позиций. Но главное, что я усвоил из этой встречи, было понимание того, что моя  записка пошла в дело. По всему было видно - ждать оставалось недолго. И события не заставили себя ждать.
        Второго марта из Парижа в Москву возвратился Борис Ельцин. И сразу же отправился на отдых в Сочи. В тот же день с ним встретился краевой голова Николай Егоров. И, хотя по телевидению об этом говорилось как-то вскользь, такого, чтобы Ельцин, не заезжая домой из-за рубежной поездки сразу же отправлялся в новую поездку, даже на отдых, до этого еще не было. В Москве впервые заговорили о плохом здоровье российского президента.
       Четвертого марта Центризбирком России зарегистрировал инициативную группу по выдвижению Егора Гайдара на пост президента России. А, начиная с 17 марта, в кабинетах влиятельных российских журналистов начали трезвонить телефоны. Москва, вначале журналистская, а затем и политическая стала наполняться слухами о новом грядущем путче.
Первой поспешила обнародовать громкую политическую сенсацию «Общая газета». 18 марта она опубликовала информацию о так называемой «версии №1», согласно которой отстранить Ельцина от власти собирались первый вице-премьер Олег Сосковец, начальник генерального штаба Михаил Колесников и мэр Москвы Юрий Лужков. В группу заговорщиков якобы входили Владимир Шумейко, Михаил Полторанин, Юрий Скоков, Павел Грачев, Виктор Ерин и Сергей Степашин. За ней через день эту «версию» подхватила телепрограмма «Итоги». Еще через два дня комментарии по поводу «версии» появились во всех газетах.
Разумеется, я не мог ни обратить внимание на то, что эта «версия» была сделана, как бы шиворот - навыворот, хотя он нисколько не сомневался, что ее авторами являются вовсе не те, на кого можно было бы подумать, исходя из самой «версии». Ведь в ней, в качестве «заговорщиков» фигурировали самые близкие и самые преданные Ельцину люди, после Коржакова с Барсуковым. В глубине души я понимал, что подобный ход лишь способствовал тому, чтобы Борис Николаевич, получив «правдивую» информацию от Егорова, лишний раз уверился в ее правоте.
Либералы оказались совершенно неготовыми к такому ходу событий. Министр по делам национальностей Сергей Шахрай считал, что «это – хорошо организованная дезинформация». А заместитель секретаря Совета безопасности Владимир Рубанов, бывший верный соратник Владимира Бакатина по КГБ, первым пошедший на тесные контакты с западными спецслужбами, предполагал, что составители этого документа – «люди, не работающие на государственном уровне, но крутящиеся где-то поблизости от власти». Вслед за публикацией, стали сгущаться тучи над ФСК и Сергеем Степашиным, которого обвинили в том, что он не смог обнаружить источник создания «версии». Дальше – больше. 19 марта в ночь была внезапно отключена телефонная связь в Доме правительства. Затем последовал срочный вызов Виктора Черномырдина в Сочи к президенту.
Уже тогда Петр отметил одну странность, ставшую ему понятной впоследствии - рупором противников либеральной прессы выступила «Независимая газета» Бориса Березовского. Именно она защищала службу государственной безопасности. Именно тогда началось тесное сближение Березовского с Коржаковым. А псевдоним «Максим Исаев», под которым выступал в ней автор статьи, лишний раз подчеркивал, что советская контрразведка все еще жива и действует. Именно в этой статье подчеркивалось, что в большом здании на Лубянке хорошо помнят истинную цену именам тех, кто не так давно мечтал попасть в КГБ, чтобы сделать там свою карьеру. Эти нынешние государственные чиновники, политические деятели и известные журналисты, «которые желали здесь работать и проверялись нами. Но на каком-то этапе – по здоровью или по каким-то другим причинам их отсевали. Теперь многие из них резко критикуют «контору».
Политики патриотического толка, озабоченные положением вокруг «версии №1», тоже не сидели, сложа руки. Николай Рыжков, Аркадий Вольский и Геннадий Зюганов провели в Домжуре  пресс-конференцию, на которой сообщили, что корни заговора следует искать в другом месте и среди других людей.
Все эти дни я сидел ни жив, ни мертв, не звонил и на звонки не отвечал. На «Динамо»  ехать тем более не собирался, хорошо понимая, что в игрищах такого порядка свидетелей, посвященных во все детали, быть не должно.
         Разрядка наступила 25 марта. Именно тогда стало известно имя «автора» пресловутой «версии». Им был главный редактор журнала «Век ХХ и мир» некто Глеб Павловский, в прошлом диссидент, по-видимому давно попавший на крючок КГБ.
 Я понял, что организаторы заговора, следуя законам жанра, подсунули возбужденному общественному мнению козла отпущения. Сам того не подозревая, этот Павловский лишь подготовил на заказ то, о чем его попросили. Чуть погодя, обществу через телевидение предъявили этого, насмерть перепуганного возмутителя всеобщего спокойствия. На этом вроде все и улеглось.
Однако, 16 мая Сергей Шахрай вынужден был уйти с поста министра национальностей Российской Федерации, а Николай Егоров вначале стал главой этого ведомства, а затем и главой президентской администрации. Резко пошел в гору и Борис Березовский.
Где-то через полгода  мне позвонили.
- Слушай, тебя хочет видеть наш общий знакомый.
- Всегда готов!
          На этот раз мы добирались до места от «Аэропорта» на 27-м трамвае.
В знакомой комнатке нас встретил радушно улыбающийся Александр.
- Ну, что! Загнали мосек за Можай, - весело сказал он и подмигнул.
          -   Кого теперь гнать будем?
Я, заранее готовый к такому вопросу, тут же ответил, - Юрия Лужкова! И стал подробно рассказывать о том, что группа «Мост», созданная Владимиром Гусинским и прикрываемая бывшим начальником пятого главного управления КГБ генералом армии Бобковым, названа так не случайно. Именно так еще в шестидесятые годы назывался проект оказания американской экономической и военной помощи Израилю…
Похоже, что я убедил Александра и на этот раз.  2 декабря 1994 года сотрудники Главного управления охраны президента России у московской мэрии, расположенной в здании бывшего СЭВ, произвели операцию «мордой в снег». Проводили ее, как выяснилось позже, по указанию самого Коржакова.
В это же время, московские журналисты получили из конфиденциальных источников «справку по уголовному делу №50464 по обвинению В.А.Гусинского», относящуюся к декабрю 1986 года. В результате Гусинский на полгода уехал из России. И, как позже выяснилось, насовсем.
На этом мои контакты с Александром прервались.  Юрий рассказывал, что тот находится где-то за границей, занимается бизнесом. Однако все чаще и чаще просил готовить для себя разного рода материалы. То по событиям в Чечне. То по проекту приватизации российской госсобственности. То по отдельным персоналиям.
 И только в январе 1995 года в моей квартире раздался ранний телефонный звонок.
- С вами говорит секретарь ЦК КПРФ Виктор Петрович Пешков, - раздалось в ней.
- Вы не могли бы приехать для разговора в Думу?
С него начинался новый этап в жизни Петра.

P.S.  Я воспроизвел свой давным-давно написанный рассказ  не в качестве исторического документа, на который можно ссылаться в качестве аргумента. Я привел его в качестве примера для понимания того, что и как могло происходить или происходило в условиях полного разброда и шатания властей. А главное для того, чтобы читатель мог понять главное: в Москве, в России, в СССР всегда были, есть и будут силы, противодействующие захвату власти нашими политическими противниками. Со временем становится более ясным механизм развала Советского Союза, открываются новые факты, позволяющие с полной уверенностью говорить о том, что развал страны был совершен в результате действий незначительной части политического руководства КПСС, при содействии отдельных высокопоставленных сотрудников КГБ. Несмотря ни на что подлинные патриоты и коммунисты делали все возможное и невозможное  ради своей Родины.


КАДРОДИНАМИКА
Прочитав хотя бы часть моих воспоминаний, вы вправе заявить: «Откуда он с такой уверенностью говорит о заговорах? Что позволяет ему, окончившему школу рабочей молодежи, заочный политехнический институт  подняться до таких знаний о подковёрной борьбе за власть?»
Отвечаю!
Дело в том, что мой дед служил в советской контрразведке еще при Дзержинском, Менжинском, Ягоде, Ежове, Берии и  Игнатьеве. Хорошо знал Меркулова. Сопровождал родных  Иосифа Сталина при их выездах на отдых. Ему довелось видеть и  слышать не только Сталина, но и Ленина.
В 1952 году после смерти моей бабушки, он вышел в отставку и посвятил себя воспитанию троих детей и  одного внука.
В то время, сколько я себя помню, у нас в доме всегда бывали сослуживцы деда. Как всегда в таких случаях велись серьезные разговоры. О чем-то довелось слушать и мне.
Разумеется, запомнилось очень немногое.
Помню, как обсуждали ликвидацию Берии. Рассказывали о том, что он был уничтожен у себя в особняке. Информация об этом шла от генерала Николая Захарова, который к тому времени был уже начальником 9 главного управления КГБ. А его родственник, полковник Захаров, был начальником штаба танковой дивизии, расквартированной в нашем городе, и бывал в нашем доме. Хорошо помню маленькую черненькую собачку, жившую у них. А это было в ту пору большой редкостью. Бывал у нас и Герой Советского Союза, полковник Душак. Как-то раз в конце застолья он при полном параде попытался помыться в ванной, но его вовремя выловили. Но самым памятным для меня был приезд командира части полковника Минеева. На черном «Опель Адмирале» с откинутым верхом, он провез нас по центральной улице города,  только что покрытой асфальтом.
Заходили разговоры и о том, почему Алексей Стаханов не был при Сталине награжден званием Героя Социалистического Труда. Из рассказа самого Берии шла информация о том, почему был смещен и арестован Николай Ежов.
Должен сказать о том, что приход Берии в НКВД когда-то спас моего деда от репрессий. Он служил тогда на ответственных должностях в органах НКВД в Средней Азии и в Сибири, и был на время уволен из органов по специальному пункту «В», вслед за которым, как правило, шла ликвидация уволенного.
Работая в Горисполкоме, я был связан с Донецким облисполкомом. На моих глазах происходила смена всемогущего первого секретаря Донецкого обкома КПУ Дегтярева и его команды. Руководил этим процессом лично Владимир Щербицкий. Позже,, со многими из уволенных, я познакомился, занимаясь общественной работой, в рамках организованного нами «Землячества Донбассовцев в Москве». В их числе: с Иосифом Кобзоном; приемным сыном Сталина Артемом Сергеевым; Владимиром Семичастным; Филиппом Бобковым; Николаем Луневым; генерал-лейтенантом Береговым; генерал-лейтенантом Михаилом Титовым; Людмилой Швецовой; Надеждой Поповой; Германом Титовым, Павлом Мостовым, Михаилом Щадовым и многими другими – государственными деятелями, летчиками-космонавтами, писателями и просто хорошими, честными людьми. Там через много лет я встретил своего бывшего начальника горисполкома Виктора Ивановича Ляшко, который к тому времени успел побывать в должности   Министра жилищно-коммунального хозяйства Украины.
В 1997 году я переехал в Москву и устроился на работу в НИЭМИ. Видимо, моя прежняя работа  сподвигла  управляющего кадрами этого института отправить  меня в качестве референта к Георгию Алексеевичу Голодову. До войны он начинал помощником у Н. Булганина. Работал заместителем председателя Моссовета Михаила Яснова, который позже стал Председателем Президиума Верховного Совета РСФСР.
Затем был начальником строительства стадиона в Лужниках. Создателем и управляющим «Главмосинжстроя». После его ухода на пенсию, (поводом к его снятию послужил скандал с дачей Фурцевой). его сменил  Ресин. Через него мне приходилось общаться со многими начальниками главков, вошедшими позже в команду Юрия Михайловича Лужкова. В том числе  с так называемыми черными адмиралами и полковниками  Главспецстроя, носившими Военно-Морскую форму, - Золоторевским, Прутом, Слуцким  и другими.
Георгий Алексеевич хорошо знал Хрущева, Фурцеву и других московских чиновников. Жил в том самом доме на улице Алексея Толстого, в котором в бытность свою секретарем ЦК жил, перебравшийся из Ставропольского края в Москву Михаил Горбачев и много кто еще. Был лауреатом Ленинской премии и великолепным рассказчиком. Любопытно, что перед приходом к нам в институт он занимался благоустройством Троекуровского кладбища, что на Рябиновой улице, ставшего филиалом Новодевичьего, где и был похоронен с должными почестями после своей кончины.
Не знаю, чем я ему приглянулся, но он отнесся ко мне по-отечески хорошо. Многое порассказал о специфики аппаратной работы. Именно тогда я понял главный чиновничий закон:  «Короля делает свита». Иными словами, фракция, команда.
И еще. Какое-то время я жил в так называемом ЦК-овском  доме. А соседями в нем были люди разные. К примеру, на той же лестничной площадке в такой же квартире жил дважды Герой Социалистического труда академик Борис Васильевич Бункин. Другой из них работал в аппарате ЦК КПСС куратором по Польше. А это было время «Солидарности» и Леха Валенсы. И многое из того, что происходило тогда там, я узнавал от него. Тогда же, еще в 1981 году, я впервые услышал и осторожно изложенную им в двух предложениях концепцию, входившую в моду на излете времени застоя. Суть ее вкратце заключалась в том, чтобы сохранить социализм надо пойти на либерализацию экономики. Допустить мелкий бизнес к управлению магазинчиками, парикмахерским, аптеками и т.д. И надо сказать, что я в ту пору активно разделял ее. И поэтому возвращение из исторического небытия личности Николая Бухарина считал делом правильным. 
Жизнь шла вперед. Она знакомила меня с новыми людьми. Грамотными, толковыми, честными и глубоко порядочными.

ЗА ШАГ ДО ВОЦАРЕНИЯ
Не секрет, что весной 1997 года Россия была почти полностью готова к «возвращению» в монархию. В «Особой папке» у Бориса Ельцина уже лежала подборка   целого ряда указов, посвященных вопросам реставрации монархии. А в Подмосковье на бывшей госдаче Микояна над этой проблемой уже работала целая группа товарищей. Растерявший свое здоровье, и разваливший вторую по значению сверхдержаву мира всенародно избранный президент лихорадочно искал выход из ситуации, которая неизбежно вела его многочисленную семью к закономерному финалу. А каковым мог быть этот самый финал, ему -;главному куратору сноса Ипатьевского дома в Свердловске, было хорошо известно.
Неистовый Борис панически боялся всего и всех. Горбачева и Лужкова, Примакова и Черномырдина, Зюганова  и Анпилова, шахтеров и ветеранов, учителей и врачей. Боялся повсюду и постоянно. Не верил ни армии, ни флоту, ни своим, ни чужим.
Следует  отметить, что первыми над проблемой возрождения монархии начал работать сценарист и писатель Гелий Рябов. Он пользовался поддержкой министра внутренних дел Щелокова. Благодаря его помощи, он заимел доступ к архивному делу Романовых. И, якобы, пользуясь запиской Юровского, руководившего расстрелом семьи Николая II, буквально с перового захода отыскал и вскрыл захоронение венценосных останков. После чего с тремя черепами под мышкой, говоря словами того же Щелокова, «бегал по Москве» в поисках криминалистов, готовых провести идентификацию останков. Надо учитывать, что все его похождения происходили во времена пребывания Бориса Николаевича Ельцина во главе Свердловской  областной партийной организации. И  кто как не он знал всю проблематику этого святотайства?
И все-таки, трудно сказать, кто был первым в стране, указавшим Ельцину, замаранному причастием к снесению Ипатьевского дома в Свердловске, дорогу, якобы ведущую к храму. Но, безусловно, одним из них был сопредседатель Межрегиональной депутатской группы союзного парламента и руководитель Санкт-Петербурга Анатолий Собчак, который, начиная с 1991 года что называется,  был в теме. Подтверждением тому может служить записка Георгия Шахназарова Михаилу Горбачеву, оказавшаяся почему-то в архиве у Александра Яковлева.
Записка Г.Х. Шахназарова М.С. Горбачеву о приезде в СССР Владимира Кирилловича (Романова)
22.10.1991
                Михаил Сергеевич!
Нам передали для Вас полуофициальное обращение, связанное с возможным приездом в СССР наследника «престола» Владимира Кирилловича Романова. До сих пор он не раз приглашался различными лицами и организациями, но отказывался ехать, заявляя, что приедет только по официальному приглашению. На этот раз, похоже, намерен приехать по приглашению Собчака на церемонию переименования города.
Согласовал ли Анатолий Александрович это приглашение с Вами и с Ельциным? Ведь это вопрос, который в «цивилизованных странах» решается парламентами. В этой связи, как мне кажется, следовало бы:
1. Согласовать Вашу позицию с Борисом Николаевичем – будет не очень хорошо, если Вы откажетесь встретиться с Великим Князем, а его примут в «Белом доме» или же в Кремле, только в другом кабинете.
2. Поскольку приглашение уже направлено, отменить его было бы невежливо, но реприманд Собчаку сделать нужно: Санкт-Петербург ведь пока не независимое государство.
3. Великому Князю сообщить, что, к сожалению, встретиться с ним в настоящее время не представляется возможным. Если он захочет приехать в Москву как частное лицо – закрыть глаза.
4. Великий Князь не имеет гражданства. Если он попросит дать ему гражданство, передать этот вопрос на рассмотрение Верховного Совета России.
Подпись.
 Во время визита в Париж Собчак был представлен великому князю Владимиру Кирилловичу.
Нежелание других руководителей Советского Союза встретиться с «главой монаршего дома» объясняется тем, что Владимир Кириллович в годы второй мировой войны до самого конца гитлеровского режима, сотрудничал с фашистами и открыто поддерживал антисоветские структуры, боровшиеся с СССР. В частности, на средства «Фонда Владимира» была издана книга Солоневича «Народная монархия»., запущенная в продажу в годы перестройки. Таким образом, об этой проблеме знали все, кто в дальнейшем широко использовал ее каждый в своих интересах.
После провала ГКЧП, Владимир Кириллович направил президенту Борису Ельцину письмо с поздравлениями и пожеланиями успехов. Тот ответил прочувственным письмом на трех страницах. А дальше – пошло поехало.
Визит «царской семьи», приуроченный к переименованию Ленинграда, стал подлинной сенсацией тех дней. Пережив огромный душевный подъем, Владимир Кириллович завещал похоронить себя в Петропавловской крепости. В апреле 1992 года его не стало.
Тогда, чувствуя пульс времени, Анатолий Собчак попытался монополизировать «монархический проект», использовать его в своих политических целях. Однако ситуация уже  вышла из-под его контроля. Разработку монархического проекта перехватили другие люди. Следует отметить, что в реализации этого проекта не мог не участвовать  первый заместитель Анатолия Собчака Владимир Владимирович Путин.
После кончины князя Владимира Кирилловича — его вдова Леонида Георгиевна, дочь Мария и внук  Георгий, стали участниками российской политической интриги. В Москве они останавливались в представительском особняке на Воробьёвых горах, который предоставлял им столичный мэр Юрий Лужков. И если Анатолий Собчак ничего конкретного кроме речей и статей не мог предложить  России, то Юрий Михайлович понимал, что к слову надобно было придумать дело. И тогда дело пойдет в нужном ему направлении. Так, в недрах этой концепции возник проект возрождения Храма Христа Спасителя в Москве. Началась интенсивная работа с останками «Царской семьи».
В 1993 году «романтический» период  возрождения царизма заканчивается. Будущих помазанников Божьих начинают рвать на куски и либерал- демократы, и Ура патриоты. На выборах в Государственную Думу 1-го созыва (декабрь 1993-го) Леонида Георгиевна в Париже, а Мария Владимировна в Мадриде агитируют и голосуют за тогдашнюю партию власти — «Демократический выбор России» автора Шоковой терапии Егора Гайдара.
1 июля 1993 года в Колонном зале Дома Союзов состоялся торжественный прием по случаю приезда в Россию Леониды Георгиевны, Марии Владимировны и Георгия. Он стал кульминацией «царского тура», финал которого как бы подводила увеселительная поездка с казаками и разного рода монархистами по Волге Матушке реке.
Процесс возрождения монархии так бы и шёл само собой в руки, тех, кто интересовался политикой. Не обошел он и мою головушку. Первое на что я обратил внимание, приступая ка ее осмысливанию, была откровенно семитская внешность Леониды Георгиевны и Георгия. Весьма кстати мне попалась на глаза статья, посвященная проблемам реставрации монархии в России. Журнал « Вопросы истории», в котором она была опубликована еще во времена Горбачева, был, можно сказать, академический. Всякой разной отсебятины, там в ту пору еще не публиковали. Из статьи следовало, что обе эти персоны утратили право престолонаследования. Одна в виду заключения морганатических браков. Другой за то, что являлся десятой водой на киселе и в  династии Романовых, и  Гогенцоллернов.
Однако, помимо этого, было еще одно обстоятельство, подтверждавшее стремление новых российских властей возродить российскую монархию. Понадобилось время, чтобы увязать воедино отдельные сегменты этой кампании
Дело в том, что конечным действом процедуры венчания на царство было не захоронение сомнительных останков царской семьи, а процедура восхождения будущего российского царя от Господа Бога к народу. Она начиналась в Успенском соборе Московского Кремля. Продолжалась в Андреевском зале Большого Кремлевского дворца. Спускалась по Золотому крыльцо на Соборную площадь и через Спасскую башню и  Красную площадь доходила к Храму Казанской Божьей матери.
Кандидат на воцарение должен был в процессе всей процедуры отсидеть на трех тронах. Получить скипетр, державу и шапку Мономаха.
На деле же, в то время Андреевский зал был совмещен с Александровским, Собор Казанской Божьей Матери снесен еще при Сталине, чтобы открыть свободный проезд танков на Красную площадь.  Исчезло за ненадобностью и Золотое крыльцо. А из трех царских тронов с большим трудом в Алмазном фонде отыскали только один, изготовленный из слоновой кости.
Еще хуже обстояло дело с останками царской семьи.
По велению Бориса Ельцина за дело взялись Коржаков и Бородин.
Андреевский и Александровский залы объединили и отреставрировали. Храмы отстроили заново, крыльцо возродили. С «останками» дело обстояло хуже. Все что ни находили в процессе «следствия» РПЦ отказывалась признавать за настоящее.
Вероятнее всего, нынешний Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин знал об этом процессе. Общеизвестно, что у Собчака на тот момент было два заместителя по работе в Администрации Санкт-Петербурга.  Юрий Яковлев и Владимир Путин. Первый из них сменил Собчака на этой высокой должности, а второй с помощью Кудрина  был переведен в Москву в ведомство Павла Бородина, и стал у него заместителем, и показал себя как видный политик
 и организатор, сумевший сколотить команду соратников, прошедших от низов до высших государственных должностей.
И все же этот план не сложился идеологически. Слишком много разных интересов пересеклось в процессе его реализации.
Тогда в его расстройстве большую роль сыграл Александр Коржаков, рассорившийся с Анатолием Чубайсом. 
Отчасти помогли этому и плохие взаимоотношения между Гусинским и Березовским. Тогда же мне удалось довести все, что я на тот момент знал  по этому вопросу российским силовикам. В чем я ни сколько не раскаиваюсь.

КАБИНЕТ ЛЕНИНА
Незадолго до встречи с Пешковым кто-то из ребят нашей ячейки предложил мне совершить экскурсию в кабинет Ленина в Кремле. Уже было озвучено решение Бориса Николаевича о выносе кабинета из Кремля в Горки. И эта экскурсия могла стать последней. Таких как я на нашем предприятии набралось человек 8-10. И это из  более шеститысячного, коллектива, работающего на нем в чистоте и тепле, при хорошей заработной плате и приличном социальном обеспечении.
В назначенный час, молодой сотрудник из кремлевской охраны провел нас по кабинетам Ленина и Сталина. На прощание он тихо, но твердо сказал: «Мы еще вернем наши святыни!».
Больше он ничего не говорил. Да и тому, сказанному им в ту пору, было трудно поверить.
Теперь, по прошествии многих лет, я, наконец, понял, кого он мне сегодня напоминает. И хотя теперь-то я точно знаю, что того нынешнего там не должно было быть, потому что он был в другом городе, мне почему-то кажется, что это был именно он.
В 2003 году до начала избирательной кампании, руководство нашей партии изыскало средства на проведение семинаров по теоретической и практической подготовке молодых коммунистов. Проходило оно в подмосковной Рузе. На нескольких потоках  были подготовлены руководители обновленной Компартии для работы на профессиональной работе. Часть из них позже стали депутатами Государственной Думы. Часть была избрана депутатами региональных  и местных законодательных органов власти, но, к сожалению, какая-то часть выпускников ушла, что называется, на сторону.
Шестнадцать лет прошло с той самой поры, когда вся партия занималась этим важным и нужным делом, но и по сей день я встречаю наших «питомцев» в аппарате ЦК, в руководящих органах региональных партийных отделений. Есть в их числе и сегодняшние руководители нашей партии и даже главы региональных Администраций РФ. А дело, начатое тогда и продолженное в Москве и в Голицыно, продолжается в Снегирях. Причем на более серьезном уровне.

СТАТЬ ПОЛИТТЕХНОЛОГОМ
В назначенный день и час я уже был в Государственной Думе, на седьмом этаже старого здания, в холле фракции КПРФ.
Мимо меня проходили люди. Известные  и не очень.
Сновали туда-сюда работники аппарата фракции, которых я не знал.
Наконец, из кабинета выглянул высокий, спортивного вида мужчина с короткими седыми усиками и спросил меня:
- Вы ко мне?
- А вы Пешков?
-Да!
          - Тогда к вам.
Кабинет Виктора Петровича Пешкова оказался проходным между холлом и кабинетом Зюганова.
Кроме Пешкова в нем находился еще один работник аппарата. Как выяснилось позже, это был помощник Зюганова Александр Петрович Тарнаев.
        Беседа удалась. Как выяснилось, мы с Пешковым работали на смежных предприятиях авиапрома. Оба, мягко говоря, недолюбливали нынешнюю власть. Одинаково сходились на понимании ситуации, сложившейся в России.
В ходе беседы, вдруг открылась дверь смежного кабинета и к нам в комнату вошел Геннадий Зюганов. Увидав меня, он приветливо поздоровался и через другую дверь кабинета, минуя приемную, вышел в холл фракции.
Я впервые видел его так близко. И уж тем более не думал, не гадал, что буду тесно работать с ним без малого двадцать пять лет.
Зюганов произвел на меня очень хорошее впечатление. Именно таким, в моем понимании, должен был быть лидер государства, а значит и правящей партии в это смутное время.  Волевым, мужественным, толковым, умеющим слушать и доступным для каждого, пришедшего к нему по делу. Это чувствовалось во всем в походке, манере общения, умении увлечь за собой, убедить в правоте нашего дела.
Особо подкупало в его пользу то, что будучи выходцем из российской глубинки, он до всего доходил сам, своим горбом, своим разумом.
Время показало правоту моего одномоментного выбора. Несмотря на все, в том числе и отрицательные моменты, неизбежно возникающие за столь долгий срок близкой и сложной совместной работы, я убедился в его умении:
Знать больше!;
Видеть глубже!;
Действовать решительней и тверже!
С годами меня поразила его внутренняя интеллигентность. Умение достойно держать себя. Кроме того, за весь срок нашей совместной работы я лишь дважды слышал от него матерные слова, причем непосредственно к нему не относящиеся, как например,  по случаю утилизации ядерных отходов, ответственность за которые «демократы» во что бы то ни  стало, стремились повесить на него.   
В разговоре с Пешковым я попытался рассмотреть с этих позиций динамику продвижения к вершинам власти Михаила Сергеевича Горбачева. Понял, кто его двигал по служебной лестнице. Кто играл за его команду. И от кого в связи с этим можно было ожидать тех или иных действий. В рамки этого понимания четко вписывалось следующее: донецких вытесняли днепропетровские. Днепропетровских -  ставропольские. Ставропольских -  Аджубеевцы. Аджубеевцев - свердловские. Свердловских -  «Семья». Далее - питерские чекисты. Менялись знамена и времена, но механизм передачи власти оставался прежним. Эти, в общем-то, известные истины я концептуально развил в свою «особую науку» «кадродинамику», которую  графически изобразил на бумаге в виде взаимных связей между действующими чиновниками, как это принято делать «следакам» при проведении следствия.  По всему выходило, что если оппозиция вовремя не объединит свои усилия против «демократов», Россию ожидает возврат в монархию, находящуюся под полным контролем Запада. На прощанье Пешков попросил меня изложить мои соображения на бумагу. И вообще не терять связи перед выборами.
Сегодня шибко продвинутые политтехнологи начисто отрицают теорию заговора. При этом, словно по команде, все до единого представляют его носителей, как эдаких  шизофреников и фантазеров,  но я по-прежнему уверен, что она работает. Да еще как!
 С того дня началась моя работа в партии. С декабря 1994 по апрель месяц 1995 года я написал кучу бумаг, изложив свое видение тех или иных проблем,  касающихся стратегии  и тактики работы партии, ее участия в избирательной кампании.
Должен сказать, что в ту пору ни политтехнологов, ни иных специалистов по выборным технологиям в  России практически  не было. Точнее, было менее десятка на всю страну. Да и то не все из них соглашались на сотрудничество с партией. Слишком памятны были события 1993 года. Никаких рекомендательных пособий не было тоже. Об Интернете, что это такое и с чем его едят, практически никто ничего толком не знал. Поэтому в качестве первоосновы я взял книгу И.В. Сталина «Вопросы ленинизма», написанную им на основе лекций, прочитанных в Комакадемии.
          И, когда, по моему разумению, все уже было ясно и понятно, Виктор Петрович попросил отложить все мои бумаги и дал для прочтения книгу американских авторов, в которой рассматривались избирательные технологии с позиций «Сделай сам».
         - Вот, Юрий Алексеевич, прочти эту книгу. Ее издали наши доморощенные  демократы Марк Урнов и Георгий Сатаров, и, пока они решали, для кого и  чего она им нужна, мы скупили весь тираж для своих.  Поэтому,  прочитав ее, напиши все, что ты писал прежде с учетом прочитанного.
   Перечитав написанное, я подумал, что у моего читателя может сложиться слишком поверхностное мнение о нашей работе. Мечтатели! Фантазеры! Романтики!  Но слишком все просто и складно выглядело только на бумаге. На деле это было вовсе не так. Был бы неправ, если бы не рассказал о том, как меня проверяли, прежде чем принять на работу в партию. Как-то раз Пешков попросил меня  принести документы для оформления на должность помощника депутата. Пока я сидел в приемной и ходил туда - сюда, чтобы распечатать файл с дискеты, мою папку с ними кто-то прихватил. А в ней были два диплома об окончании Политехнического института  в Харькове и экономического факультета  ВПШ при МГК КПСС, а также трудовая книжка, со всеми соответствующими для этой цели записями, начиная с апреля 1963 года. Представьте весь ужас моего положения. Без документов, без трудовой! В пору тотального беспредела оказаться  без работы! «Нашлась» папка месяца через три, когда я уже работал во фракции, получая за свой труд  по 200 $  в конверте, что по тем временам позволяло худо-бедно жить семьей из трех человек.

ОТКРЫТ С УТРА ДО ВЕЧЕРА

         К маю 1995 года вся подготовительная   работа под выборы была закончена. Настало время, когда Пешков сообщил мне место  дислокации штаба. Познакомил меня с Павлом Дорохиным, хозяином фирмы «Скорпио». Именно там, на «Беговой», на окраине территории бывшей овощной базы, выходящей к Минскому железнодорожному направлению, нам был выделен для работы целых шесть комнат пятиэтажного кирпичного дома.
Я сразу же поехал на указанное место и, получив от Дорохина ключи, от выделенного нам помещения, стал расставлять столы и подключать два компьютера, которые нам выделила фирма.  Весьма кстати  за полгода до этого я приобрел за 500$, собранный нашими институтскими умельцами, компьютер. Обучил меня работе на нем Миша Молодцов из пресс-службы фракции. Больше никто в то время общаться с компьютером во фракции КПРФ не умел. Сама же пресс-служба фракции состояла из двух человек. Ее руководителем был Эдуард Васильевич Володин. Миша Молодцов был из бывших слушателей Военно-политической академии имени Ленина. Капитан Советской Армии, защитник Белого дома. В последствие он тяжело заболел. К счастью партия к тому времени сумела с помощью Геннадия Николаевича Селезнева выбить ему в собственность однокомнатную квартиру в бывшем депутатском доме.
  Рассказывая о штабе, я не могу не повториться  о моих взаимоотношениях с Коммунистической партией. Дело в том, что до мая 1995 года я в партии не состоял, хотя, казалось бы,  по своим убеждениям, давным-давно должен был находиться в ней. Мой дед по материнской линии был непосредственным участником и февральской революции 1917 года, и штурма Зимнего в Петрограде. И вовсе не потому, что он был коммунистом. Просто судьба распорядилась таким образом, что в 1916 году его, выходца из глухой белорусской деревни, рабочего Новороссийского цементного завода призвали в царскую гвардию, в запасной батальон Павловского полка. Именно там, в Петрограде он принял самое непосредственное участие в февральских и октябрьских событиях. Тогда же ему довелось в первый раз увидеть и услышать Ленина. Но коммунистом он стал только в 1929 году, в ходе обучения на курсах ОГПУ, будучи уже орденоносцем, участником гражданской войны, прослужившим  с 1919 года в рядах Красной Армии, прошедшим от рядового до командира роты 157 стрелкового полка по фронтам борьбы с белополяками и басмачами. Долгое время я не мог понять, почему, занимая генеральскую должность, он так и проходил до конца жизни в звании полковника государственной безопасности. Много позже эту загадку мне раскрыл Владимир Семичастный. Оказывается, придя к власти, Хрущев запретил присваивать генеральские звания ответственным сотрудникам  органов. И  лишь после снятия Хрущева; когда деда уже не было на этом свете, Семичастному удалось вернуть должные звания сотрудникам КГБ, находящимся на генеральских должностях.  Эту же информацию мне подтвердил и Владимир Ананьевич Боярский, занимавший к моменту антибериевской кампании генеральскую должность и который пострадал еще более, будучи арестованным и дважды приговоренным к расстрелу – при Берии и при Хрущеве. И только чудо спасло его от смерти.
 Мой отец также вступил в партию не сразу, а в 1943 году на Орловско-Курской дуге. За два года до этого, будучи рядовым, он отличился в декабрьских боях под Москвой, где  и получил свою первую солдатскую награду медаль «За боевые заслуги» и  вместе с тремя родными братьями был направлен на учебу в артиллерийское училище.
Примерно так все складывалось и у меня. В армии мне предлагали остаться послужить еще полгода, с гарантией, что меня примут кандидатом в ряды КПСС, но я вежливо отказался.
 А после… После так получалось, что некоторые мои начальники видели во мне конкурента и опасались, что я обойду их в карьерном росте. Но я хорошо понимал это и не держу ни на кого никакой обиды.
Словом, я вступил в партию, когда все, или почти все либо бежали из нее, либо, как они потом признавались нам в том, что продолжают хранить партийные билеты в левом (почему-то именно в левом) верхнем ящике своего письменного стола. Сознательно не поминаю фамилий таких товарищей. Уверен, что они вспомнят об этом.
Наш избирательный штаб в разное время находился в разных местах. С мая по декабрь 1995 года мы базировались на «Беговой» у Павла Дорохина. По ходу кампании нам приходилось менять свою дислокацию. Это объяснялось тем, что помещение, которое занимала фирма «Скорпио», сдавалось в субаренду. А потом и на саму фирму, и на ее хозяина «наехали». Фирму закрыли, а Паша позднее просидел два года в Матросской тишине, после чего работал под руководством Е. Примакова. В том числе и за границей.  Несколько позже был избран Депутатом ГД РФ.
Кроме Уварова и меня в состав самого первого штаба входили: Владимир Поздняков, занимавшийся выпуском наглядной агитации. После нашей победы он стал помощником Зюганова, отвечавшим практически за все на свете; Елена Борисовна Шабарова, выполнявшая функции секретаря Уварова. После победы стала помощником депутата Пешкова; Наташа, из числа бывших секретарей Дорохина, не помню ее фамилии, помогала мне собирать досье на кандидатов и партии соперников. Это направление было практически первым опытом в работе на этом участке избирательного штаба  в России вообще; Владимир Погодин,  занимавшийся организацией концертных мероприятий и работой с творческой интеллигенцией. Мы его любовно называли «Костыликом», так как он был ранен в ногу при защите Белого дома. Были еще какие-то малоприметные люди, которые приходили и уходили, ничем не запомнившись нам.
Где-то за месяц до дня голосования мы внезапно передислоцировались на «Новослободскую». Минутах в десяти ходьбы от станции метро. Там мы отмечали нашу победу на парламентских выборах. Там, на мой взгляд, прошли самые счастливые дни работы нашего штаба. Однако перед Президентской кампанией в его составе произошли кадровые перемены. Пришли отец и сын Шишацкие, бывшие военные, прошедшие суровые испытания в ходе межнациональных конфликтов на Кавказе; появились литераторы Сергей Каргашин, Николай Мельников и Лариса Баранова; место Елены Борисовны заняла жена Позднякова Татьяна; взамен Наташи пришла Марина Пшеничникова. Мне в помощь взяли Юру Хлесткова, автора книжки «Ура!» Изменились и функциональные обязанности сотрудников штаба. Володя Шишацкий стал отвечать за выпуск агитационной продукции. Его отец, Александр Владимирович, заменил «Костылика». Татьяна Позднякова стала выполнять функции секретаря.
Словом, все люди подобрались надежные, проверенные, одержимые работой нацеленной на победу.
С января по март наш штаб размещался на «Новослободской»
В марте 1996 года, с образованием штаба кандидата на должность Президента мы переехали в гостиницу «Россия», где нам выделили три номера: два двухместных и один полу люкс. Находились они на одиннадцатом этаже, с окнами, выходящими во двор. Полулюкс,  в котором разместился Уваров с Татьяной выходил окнами на Москва-реку. Там же, на одиннадцатом этаже, окнами на Красную Площадь располагался штаб кандидата в Президенты России Аммана Тулеева, по сути дублера Зюганова. Работали в нем три человека, с которыми мы тесно сотрудничали. Руководил штабом Тулеева Антон Кобяков, ныне ответственный сотрудник Аппарата администрации Президента. Не знаю, насколько мы помогли с решением выставить Тулеева дублером Зюганова, но эту идею в свое время предложили мы. Если с Тулеевым проблем никаких не было, то с Героем  Социалистического  труда  Петром Васильевичем  Романовым они были. Он в то время был личностью весьма известной в народе. В этом ему помогла газета  «День», издаваемая Александром Андреевичем  Прохановым. Нам с большим трудом удалось отговорить Романова пойти на выборы в качестве еще одного кандидата дублера. А по ходу кампании, снять свою кандидатуру в пользу Зюганова.
Это была не первая наша идея, принятая руководством партии в ходе кампании.
Одна из них касалась формирования первой тройки кандидатов в депутаты от КПРФ.  Еще до моего прихода предполагаемая тройка выглядела так: Зюганов, Тулеев, Доронина. Да, да! Именно та самая выдающаяся актриса театра и кино. По этому поводу я сразу же выразил свои сомнения, предложив вместо Дорониной Светлану Горячеву, состоящую в предварительном списке кандидатов. Не знаю, что явилось причиной нелюбви к Дорониной многих женщин России, но факт оставался фактом – Татьяну Доронину, так же как и Людмилу Белохвостикову женщины нашей страны почему-то недолюбливали. Возможно, из зависти к их красоте и таланту. Зато мужикам старше шестидесяти очень нравилась Светлана Горячева, что и было учтено при формировании окончательного списка  кандидатов.
Помимо нас, занимавшихся идеологией, агитацией и пропагандой в работе штаба было еще несколько подразделений.
Одно из них – организационной работы. В их задачу входила организация работы на местах. Руководил этим подразделением Сергей Александрович Потапов. В составе отдела в основном работали бывшие секретари горкомов и обкомов КПСС. За каждым из них было закреплено по 8-10 регионов и кабинет в Госдуме с телефоном. Партия власти постоянно пыталась урезать время, которое тратилось на ведение телефонных переговоров. Таким образом, установление устойчивой связи с регионами было одной из важнейших задач работы нашей партии.
Третьим после наших двух отделов было управление делами, во главе с Евгением Борисовичем Бурченко. В него входила бухгалтер Ольга Юрьевна Кибис.
Для тех, кто не помнит расклада сил в ходе кампании 1995 – 1996 годов; напомню, что с нами вместе одним блоком шло общероссийское объединение «Духовное наследие». В список кандидатов от него входили: Николай Губенко, Алексей Подберезкин, бывший начальник 5 управление КГБ генерал В. Воротников, художник Валерий Тарасов, Светлана Савицкая и Геннадий Селезнев. На всякий случай в его списках находился и Геннадий Андреевич, который был указан по должности как журналист народной газеты «Советская Россия» и сотрудник  Российско-Американского института  «РАУ – Корпорейшен», что пытались использовать против него наши политические соперники. Но к моменту ведения кампании, он уже занимал место руководителя депутатской фракции КПРФ в Государственной Думе РФ.
Общее руководство штабом осуществлял первый заместитель Председателя ЦК КПРФ Валентин Александрович Купцов. Под его непосредственным управлением, в своеобразном мозговом центре работали журналист Володя Акимов и бывший сотрудник секретариата председателя КГБ СССР , Валентин Антонович Сидак.  Патриотическое крыло штаба курировал Николай Иванович Рыжков.
 
АКУЛЫ КАПИТАЛИЗМА

         Так случилось, что мне в моей жизни довелось встретить немало интересных и очень известных людей. Пришлось общаться и с теми, кого в СССР было принято называть «акулами внешней политики».
Первая из таких встреч произошла накануне выборов в российский Парламент в декабре 1995 года.
Накануне меня вызвал Виктор Петрович Пешков и дал приглашение на участие во встрече с главой Центризбиркова США по фамилии Макдональд, которая должна была состояться в гостинице «Якорь» на Тверской. Это была первая  гостиница в Москве, переоборудованная американцами и англичанами в международный отель со многими звездами. От России в этой встрече участвовали глава ЦИКа Рябов и представители партий и движений, участвующих в выборах. Организацией встречи выступал «Фонд Карнеги». Его московское отделение представлял Сергей Марков. От КПРФ, кроме меня, был мой непосредственный начальник Александр Тимофеевич Уваров. Как и было задумано, мы с Уваровым получили и собрали все мало-мальски интересные материалы, в том числе и по практике параллельного подсчета голосов. При этом бейджики с нашими координатами прикалывать не стали. Но когда пришло время обеда, нам пришлось их нацепить, иначе нас бы не пустили в ресторан. Тут-то к нам подскочил весь в мыле Марков и буквально прокричал:
- Ну, вот и КПРФ! Насилу вас нашел. Все и американцы и англичане желают переговорить с вами. Не убегайте никуда.
И пока мы объедали проклятых империалистов, он отыскал западных представителей, которые, окружив нас, радостно загалдели:
«Поздравляем вас с первым местом. Поверьте нам, вы можете ничего не делать и победите чисто в первом же туре».
По возвращению в штаб, я доложил Пешкову о моих впечатлениях и подготовил соответствующий отчет на имя Зюганова. Моим главным предложением было как бы, между прочим,  в ходе ближайшей пресс-конференции выдать информацию о том, что КПРФ будет проводить параллельный подсчет голосов избирателей.
На практике это сообщение вызвало неожиданную реакцию. После закрытия избирательных участков, на весь день перед нашим штабом был поставлен старенький «Москвич» в котором все это время томились пятеро чекистов из ведомства ФАПСИ, тщетно пытавшихся зафиксировать наши манипуляции с подсчетом голосов.
Вслед за встречей с американцами при моем участии состоялась и вторая встреча с делегацией британских лейбористов. Она была интересна тем, что ее возглавлял будущий премьер Великобритании Тони Блэр.
В декабре 1995 года, за неделю до парламентских выборов в России предвыборный штаб нашей партии отрядил меня на семинар. Его организаторами был российский Центризбирком, возглавляемый тогда Николаем Рябовым. Проходил он в здании бывшего ЦК ВЛКСМ, в  только что отремонтированном зале. Гостями семинара была парламентская делегация лейбористов из Великобритании. Всего же в этом семинаре участвовали — от Великобритании четверо, от России — шестнадцать человек.
Блэр явно прибыл покорять и очаровывать. На фоне остальных парламентариев, скучно рассказывающих об опыте работы с избирателями, он заметно выделялся своей подтянутостью, ослепительной улыбкой и аккуратно уложенными волнистыми волосами. Коротко рассказав о планах лейбористов на ближайшую перспективу, он перешел к тому, что теперь принято называть мастер-классом. Разбив участников семинара на двойки, он поручил нам подготовить заявление с программой оппозиционных сил по борьбе с коррупцией и бандитизмом. В пару ко мне определился пожилой гражданин, который полностью доверил мне написание этого документа. Тут-то я и решил проверить на практике главный тезис политтехнологов о том, что всякие обещания должны быть такими, какими их хотят слышать те, к кому они обращены. Наскоро прикинув, в каком разрезе Тони Блэр представляет положение борьбы с бандитизмом и коррупцией в нашей стране, главным тезисом своего заявления я сделал мысль о том, что если победит «моя» партия, то ни один невиновный не будет арестован и тем более не будет осужден за преступление, которое не доказано судом.
По прошествии получаса, варианты заявлений были переданы в президиум, после чего по очереди были зачитаны собравшимся. Семь пар написали практически одно и то же — в случае их победы на выборах меры по борьбе с преступностью и коррупцией будут ужесточены и в законодательство страны будет возвращена смертная казнь. Главной же мыслью всех, отличных от нашего, заявлений, стал тезис о том, что вор должен сидеть в тюрьме!
Наконец, дошла очередь и до нас. По мере перевода текста Блэр заметно веселел. Чувствовалось, что он с нетерпением ждет, когда же можно будет высказаться. Наконец, чтение закончили, и Блэр сразу же попросил, чтобы встали те, кто готовил этот текст. Мы с соседом поднялись. Радостный англичанин тут же сообщил всем, что ставит нам оценку шесть с плюсом из пяти возможных, а потом подозвал нас к себе и долго-долго энергично тряс нам руки.
С тех пор прошло много лет. Наш тогдашний «учитель» уже успел походить в британских премьерах и заявить о завершении своей политической карьеры. За это время он заметно постарел. Появилась седина, волосы поредели. Да что там говорить, время, к сожалению, не обошло стороной и нас. Мой тогдашний напарник уже ушел из жизни, а остальных товарищей я давно не встречал с той поры. Но в памяти моей навсегда осталось понимание того, что даже поведение великих политиков может быть элементарно просчитано и поставлено в рамки поведенческой предсказуемости. А это означает, что человек, к сожалению, слаб и подвержен манипуляции сознания, если ею занимаются люди, даже не очень изощренные в политических технологиях.

ВОТ И ВЕРЬ ЛЮДЯМ

            Говорят, что Геннадий Зюганов летом 1996 года испугался победы на выборах президента России и отдал власть Борису Ельцину. Но это не так! Что позволяет мне категорично утверждать это? Мое непосредственное участие в  кампании. Более того, со временем я все более и более укрепляюсь в понимании того, что именно тогдашняя позиция руководства Компартии  и Зюганова спасла Россию от гражданской войны.
На  день голосования я уже работал в аппарате фракции, был оформлен на одну из высших тогда думских аппаратных должностей, выделенных фракции - консультанта фракции КПРФ в  Государственной Думе РФ. Кроме того я уже был известен, как заместитель руководителя PR - группы избирательного штаба кандидата, который несколько отличался по статусу от штаба КПРФ на только что закончившихся выборах депутатов. Помимо сотрудников из штаба КПРФ в него входили Игорь Дмитриев, как представитель объединения «Народный Альянс», Наташа от партии Сергея Бабурина. Иван Макушок,  представлявший в штабе издателя пропагандистской литературы. Были, правда, недолгое время, и еще два профессиональных политтехнолога Евгений Малкин и Евгений Сучков, изучавшие науку выбора по американским статьям и учебникам. Но они поработали у нас всего около двух месяцев.
Кроме того, в распоряжении Пешкова была и группа преподавателей МГУ, занимавшихся социологией,  Анатолий Куликов, впоследствии сменивший Александра Кравца на посту секретаря ЦК, и Вячеслав Бабурин  (прошу не путать с Сергеем Бабуриным), который вел социологию. Руководителем штаба КПРФ, как я уже писал об этом, был Валентин Александрович Купцов.
Пешков к тому времени был избран депутатом и работал в 907-й кабинете старого здания Госдумы . Уваров, который занимал 815-й кабинет и числился зам. завом руководителя аппарата фракции КПРФ. В хозяйстве аппарата штаба помимо нашей группы находилась еще одна, редко кому знакомая, группа экспертов, состоящая из трех человек: Владимира Марковича Гаврилова, Сергея Витальевича Мацко, ставшего после выборов начальником Главного управления кадровой политики Администрации Президента  и Владимира  Кокурина.
Для полного понимания вещей, прежде чем выносить безапелляционные обвинения тому или иному политику, необходимо учитывать, что в КПРФ, как во всякой серьезной партии,  имела место фракционная борьба. Так, подспудно  со штабом Зюганова конкурировал аппарат ЦК. В него входтили: орготдел, возглавляемый Сергеем Потаповым, со своим верным оруженосцем Евгением Шевченко, на сегодня работающем в составе ЦИКа Российской Федерации. Партийной идеологией занимались Зам. Председателя ЦК Александр Шабанов, зав. идеологическим отделом ЦК Николай Биндюков и его зам. профессор Виталий Сапрыкин, а так же управляющий делами ЦК КПРФ Евгений Борисович Бурченко. На наш взгляд, большинство из них работало по старинке. Чаще рассуждая между собой, кто из нас более правильный коммунист. А потому, за обе кампании выпустили только одну брошюру «60 вопросов Зюганову». Они же курировали газету «Правда», выходившую весьма небольшим тиражом крайне нерегулярно. Основным политическим мотором этой газеты выступал профессор одного из московских вузов,  член ЦК КПРФ Виктор Васильевич Трушков. И потому все идеологическое сопровождение сводилось к публикации  размышлений профессора Трушкова. Если учесть, что «Правда» выходила тиражом в 15 тысяч на всю страну, то при существующей конкуренции с другими лево-патриотическими газетами работа, правильнее было бы сказать, отсутствие всякой работы ощущалось. Ее во многом компенсировала «Советская Россия» и газета «Завтра», которые издавали Валентин Чикин и Александр  Проханов.
С появлением штаба кандидата в президенты Г.А. Зюганова это положение изменилось.
А начиналось все,  как и положено по закону.
Выдвижение списка кандидатов в депутаты ГД. Список принимался на партийной конференцией. В Думу второго созыва после ряда массовых мероприятий, проходивших в Парламентском центре на Цветном бульваре, где буквально некуда было ступить, от числа желающих отдать свой голос за кандидатов от КПРФ в институте Садоводства и Овощеводства, которым руководил академик РАН  Владимир Кашин.
Кандидатуру Зюганова выдвигали в Доме журналистов на  Новом Арбате. Как сейчас помню: было скользко и зябко. В Москве свирепствовал грипп.   Но желающих поддержать кандидатуру Зюганова был полон зал. Дело происходило вечером, а наутро была поставлена задача подготовить полностью все необходимые документы для сдачи в ЦИК. Отвечал за это тогдашний секретарь ЦК КПРФ Иван Иванович Мельников. Выходец из деревни в Тульской области, он стал профессором МГУ. На XXVIII съезде КПСС был избран членом ЦК КПСС. На последнем Пленуме ЦК КПСС стал последним из выбранных в руководящий  состав партии секретарем ЦК КПСС.
В рабочую группу входили Владимир Георгиевич и Татьяна Григорьевна Поздняковы, Алла Михайловна Буланова и Нина Михайловна Овчарова и ваш покорный слуга. Общее руководство группы  осуществлял Александр Тимофеевич Уваров.
По-прежнему выручали  компьютеры, работающие на нас еще со времен Беговой, за которыми трудились Татьяна и я. Помню неподдельное удивление всегда невозмутимого Валентина Александровича Купцова, пришедшего как всегда первым на работу. Зайдя  в свою приемную, он застал меня в 7-00 утра, то есть во время, когда проход в Думу был еще закрыт, в одних трусах и в майке за компьютером, от которого буквально валил пар. Но, как бы там ни было, задача была выполнена.
Перевозкой и сдачей документов для ВЦИКа занимался Сергей Потапов. Наш штаб тогда базировался в Думе.
Привычного теперь здания ЦК на Малом Сухаревском переулке у Цветного бульвара еще не было. Там, в руинах бывшего ведомственного детского сада жили строители. Потом его привели в порядок под руководством Евгения Бурченко и, наконец, в теперешнем виде он предстал благодаря усилиям нового управделами ЦК КПРФ Алексея Алексеевича Пономарева.
Парламентские выборы 1995 года мы выиграли вчистую. Не помогли нашим соперникам ни фальсификация голосов, ни участие на их стороне мощного финансового и административного ресурса. Помню, как я был направлен в качество наблюдателя от КПРФ в концертный зал гостиницы «Россия» на съезд избирательного объединения «Наш дом – Россия», возглавлял который Виктор Степанович Черномырдин. На съезде присутствовали чуть ли ни все министры. Я сидел рядом  с Виктором  Глухих. Там в числе других документов я получил справку о пожертвованиях в фонд «НДР» кампаниями нефтегазового комплекса. Для нас это были какие-то астрономические заоблачные цифры.
После нашей победы на выборах в Думу, я предложил отправить в подарок «Нашему дому…» два вконец заезженных компьютера на которых мы и сделали всю свою кампанию. Но мое предложение, к сожалению, не было принято.
Но время работало не на нас. После выборов кое-кто из прошедших в депутатский корпус кандидатов, обзавелись кабинетами, завели помощников и как-то втихую отошли от президентской избирательной кампании. Остались только те, кто непосредственно вошел в избирательный штаб нашего кандидата.
Первым делом мы отметились празднованием Международного женского дня 8-марта. Вечер-концерт состоялся в Колонном зале. Зюганову с супругой отвели правую ложу. За ними во втором ряду восседали мы – мужики нашего отдела. По ходу кампании мы провели еще несколько праздничных вечеров в киноконцертном зале гостиницы «Измайловская». И, наконец, перед окончанием второго тура голосования, закончили кампанию во дворце спорта в Лужниках. Там нас встречали более шести тысяч избирателей.
Но чаще всего для наших встреч мы занимали  залы в Парламентском центре, что на Трубной площади. Мы так разохотились использовать их бесплатно,  что руководство страны приняло решение снести центр. Что и было сделано.
Что же касается вопроса, - Почему все-таки не Зюганов? – отвечу.
Дело в том, что для нас эти выборы были первыми, которые проводились по западным технологиям. Мы еще только овладевали навыками избирательных технологий, тогда как на Ельцина работал целый штат западных полит- консультантов и технологов. Именно ими  была подготовлена архитектурная конфигурация ведения кампании.
С левой  стороны у нас отбирали голоса сторонники Станислава Федорова, изображавшего из себя эдакого социалиста новой формации, готового построить в России обновленный социализм.
Справа ту же функцию выполнял ура-патриот Александр Лебедь.
Именно потому, что после жесточайшей информационной антисталинской кампании нам приходилось доказывать всему миру, что мы не те коммунисты из тридцать седьмого года, что отчасти мы  и сделали. И этим позволили войти во второй тур Ельцину, получившему серьезный процент, голосов избирателей, голосовавших в первом туре за  Лебедя и Жириновского.
Будь мы ура-патриотами, на эту роль выходил Святослав Федоров.
Ситуация у Ельцина была беспроигрышной. Особенно, с учетом административного, финансового и информационного ресурсов.
К тому же нехватка времени не дала нам разыграть сценарий наших действий между  двумя турами голосования. Лебедь и компания блестяще справились со своей ролью. Финишным броском Ельцина к победе стал динамизм и тотальный террор против Зюганова, развязанный с помощи гадкой газетенки «Не дай Бог!» и российского телевидения.
Свою ложку дегтя подложил в нашу работу и Владимир Жириновский. 
Стратегия нашей кампании складывалась по жизни. Все, что могли сделать в условиях авторитарного режима семибанкирщины, мы сделали. Мы понимали, что информационный ресурс партии власти нам не преодолеть. Не дадут! Не позволят! Поэтому с подачи Виктора Петровича Пешкова мы стали проводить в здании Госдумы пресс-конференции и совещания с повесткой дня, сутью которой была  поддержка единого кандидата от народно-патриотических сил страны. Благо, в ту пору Россия была переполнена  политикой и политиками. Конечно, мы понимали всю свою слабость, но вынуждены были заниматься этим. Многочисленные критические замечания, направляемые в наш адрес по поводу массового выпуска листовок, оказались неэффективными. С одной стороны мы не имели ни сил, ни средств, чтобы возить и распространять тонны бумаги. С другой, отдельные самодеятельные авторы, занимавшиеся самиздатом, порой несли такую околесицу, что создавало следующую иллюзию – «А не работают ли они на команду Ельцина?»
Как иллюстрацию к этому приведу следующий пример. Где-то за неделю до дня голосования на выборах в Госдуму второго созыва, мы изготовили прекрасные листовки с фотографиями «тройки» кандидатов от КПРФ, возглавляющих наш список. По весу это составляло три тонны. Необходимо было срочно вывезти их из типографии, находящейся в здании бывшего здания  СЭВ а, что на Новом Арбате. И что же вы думаете? Мне с Поздняковым пришлось и грузить, и выгружать все эти три тонны печатных материалов. А дальше возникал вопрос «Как доставить и распространить их в регионах?».
При этом можно давать любые советы. Благо, мастеров по этой части у нас пруд-пруди. И мы, конечно, пытались организовать эту работу заранее. С этой целью в список кандидатов мы включили немало железнодорожников, которые должны были выполнить эту работу. Но, получив депутатские мандаты, вместо того, чтобы использовать технические возможности железной дороги, они с головой ушли в свое депутатское дело – занялись само пиаром. Ярким примером этому мог служить небезызвестный депутат Шандыбин.   
Наши политические соперники, заведомо понимая, что раздробление сил оппозиции есть тот единственный путь, при котором худо-бедно при всей фальсификации результатов подсчета голосов только и возможно протащить Ельцина во второй тур голосования. Они заранее нашлепали великое множество политических партий и других общественных объединений, из которых начали конструировать избирательные блоки на любой необходимый им вкус и цвет. Но мы нашли противоядие этому.
В назначенный день и час, в холле фракции на девятом этаже собирались представители двух - трех различных политических субъектов и после представления Зюгановым своей предвыборной программы «Россия! Родина! Народ!» подписывали общественный договор в поддержку нашего кандидата. К концу кампании таковых набралось порядка двухсот.
Но были и другие политики, которые попытались использовать наши действия в своих целях. Среди них особо выделялись Сергей Николаевич Бабурин и Виктор Иванович Анпилов. Они регулярно появлялись в месте проведения нашего мероприятия, делали критические замечания в адрес нашего, заметьте, нашего кандидата и никаких документов о союзе с нами не подписывали.  Все закончилось тем, что Пешков чуть ли не за шиворот выгнал их из Думы и поручил строго-настрого пресекать их появление в нашем кругу. Примерно в том же ключе начали действовать и двое других депутатов от нашей фракции. Алексей Подберезкин и Владимир Семаго. Их действия строились на том, что они выходили за 5 – 10 минут до окончания заседания фракции и направо, и налево раздавали интервью представителям пропрезидентских СМИ. В конце концов, их тоже убрали с подобных заседаний, но положительному имиджу  партии они явно не способствовали.
Вторым стратегическим ходом кампании были закрытые встречи нашего кандидата с представителями российского истеблишмента. О многих из них говорить пока что рано. В частности была поездка Зюганова в Давос. Встреча Геннадия Андреевича с комсомольскими вожаками советских лет. Встречи, проводимыми Зюгановым с генералами и адмиралами, другими влиятельными  политиками и предпринимателями, деятелями культуры.
Так, на встрече с комсомолом присутствовал Иосиф Давыдович Кобзон. Именно там он исполнил песню о пьяном ямщике, которого надобно заменить, иначе тот, опрокинет кибитку и пустит под откос всех, доверившихся этому ямщику. За что долгое время был в немилости у российского руководства. Были и другие встречи, говорить о которых пока еще не пришло время. Не могу знать через кого ушла информация о том, что в составе КПРФ действует  целый отряд куоммунистов, работающих «за зубцами».
Внимательно отслеживая все, что было связано с действиями наших политических конкурентов, я пришел к выводу, что Борис Николаевич явно сдает. Не выдерживает предвыборной гонки, и что если чуток прибавить, то мы его можем «загнать» до дня голосования. Невольно вспомнилось название одного американского фильма «Загнанных лошадей пристреливают», с чем я и пришел в кабинет к Пешкову.
- Надеюсь, ты никому об этом не рассказывал? – спросил он.
- Нет!
- Тогда выкинь всю эту муть из головы.
- А ты слышал вчерашнее заявление Ельцина о запрете Компартии?
В тот же день, выходя от Пешкова из нового здания Госдумы, я столкнулся со взводом «черных человечков» с короткоствольными автоматами в черных масках и блестящих черных костюмах. Это был день, когда на кону стояла судьба России. Решался вопрос быть или не быть гражданской войне. Вот тут-то и пригодились те встречи с российским генералитетом, которые отказались выполнять еще один кровавый приказ Ельцина – Распустить Государственную Думу и ввести в стране военное положение.
И все же главным решающим фактором «победы» Ельцина явилась стратегия второго тура голосования.
Первое – нам не удалось выбыть Ельцина из кампании, таким образом, чтобы слухи о его болезни стали очевидными большинству избирателей.
Второе – Чубайс и его американские наставники стопроцентно использовали генерала Лебедя и ситуацию вокруг Чечни.
Третье – за несколько месяцев правительство остановило повышение платы за жилье, проезд на автотранспорте и тарифов на ЖКХ.
Четвертое – начали погашать задолженность по заработной плате, пенсиям и пособиям.
У нас не хватило сил и времени на реализацию проекта, связанного с командой Зюганова в случае его прихода к власти. 
 Вместо того, чтобы только обозначить контуры его будущих министров, заявив о том, что Зюганов выдвинет по три четыре кандидатуры на мягкое рейтинговое голосование депутатов, было заявлено о том, что Зюганов готов предложить на должность премьера Лужкова, Маслюкова, Примакова, Шаймиева и Рахимова, которые тут же публично отказались от такого предложения.
В результате рейтинг Ельцина пошел вверх. Помню, как на все попытки наклеить в городе листовки с портретом Зюганова, мы получали проклятья и попытки сорвать нашу акцию со стороны пенсионеров и в очередной раз обманутых избирателей.
Для того, чтобы победить нужна была информация способная потрясти страну. Своеобразная БОМБА. И она у нас была!
Не знаю,  какими путями к нам пришел главный разработчик системы «ГАС – Выборы» с информацией о том, что готовится грандиозная провокация, связанная с тотальной фальсификацией голосов избирателей.
Специально для того, чтобы выступить с разоблачением о готовящейся афере, партия отвела время, выкупленное на выступление на первой программе Российского телевидения на 3 августа. То есть за три дня до второго тура.
В этот день аппарат фракции отмечал юбилей помощника Зюганова Владимира Георгиевича Позднякова. К назначенному часу прямо от стола на телецентр отправились Зюганов и Говорухин. Оставшиеся в Думе прильнули к экранам телевизоров. Но передачи не было. Вместо нее в эфир пошел ни на что столь серьезное не претендующий видеоролик. Потом по телефону сообщили, что в нарушение всех законов, материал КПРФ с эфира был снят.
Наконец, в Думу вернулся наш кандидат и его доверенные лица. Скажу откровенно – за двадцать пять лет работы с Зюгановым я лишь  пару раз слышал от него матерные выражения. Не отставал от него и Сергей Говорухин. Как выяснилось позже их, попросту, нагло не пустили в студию. В результате страна не услышала голос правды. Вовремя  не узнала о том подарке, который подготовили ей Ельцин и компания.  Зато ее получил генеральный директор ФАПСИ Александр Владимирович Старовойтов. По закрытому списку указом Президента России Б.Н. Ельцина от 12 июля 1996 года ему было присвоено высокое звание – Герой России.
Весь день второго тура голосования в здании Государственной Думы Российской Федерации работал практически весь центральный штаб кандидата Зюганова.  Но по мере того, как поступали данные о процентном соотношении голосов, поданных за кандидатов, многие уходили домой разочарованными. Наконец, в Думе, кроме самого Зюганова остались пять человек: Александр Уваров, Владимир Гаврилов, Сергей Мацко, Владимир Кокурин и Юрий Петраков. Так получилось, что многие материалы для заявлений и обращений между турами начали готовить мы с Уваровым. Началось с малого. К 8 марта я подготовил текст поздравительной открытки женщинам России и отдал ее на просмотр Уварову. Зайдя к нему в кабинет, я застал его сидящим за столом с влажными глазами. Нисколько не смущаясь, он сказал мне:
- Ну, Юрий Алексеевич, удивил! Аж, слезу пробило.
С тех пор мы начали писать с ним на пару.
После первого тура голосования мы подготовили обращение к избирателям под названием «Не делить, а объединять!» - которое было опубликовано в «Правде» и в «Советской России».
Вот и тогда, после второго тура, размышляя о том, что делать дальше, мы переработали то, первое обращение под призыв к объединению всех народно-патриотических сил России, голосовавших за Зюганова.
В кабинете мы застали одного Зюганова. Да и по пути к нему не встретили никого больше. По всему было видно, что он серьезно устал. И теперь вся эта усталость, помноженная на столь быстрое переобувание некоторых вчерашних соратников, спешно покинувших его, явно царила в этом кабинете. Внимательно просмотрев документ, и выслушав наши предложения, он оживился:
- Вот-вот об этом мы только что говорили с Рыжковым и Прохановым. И даже название ему придумали –  Народно-патриотический Союз России.
Последующий день ушел на обзвон наших сторонников, подписавших в свое время обращение о поддержке единого кандидата, и уже через день был создан НПСР. Председателем Исполкома был избран Николай Иванович Рыжков, председателем Координационного  совета –  Геннадий Андреевич Зюганов.
А еще через день меня вызвал Уваров и сообщил: «Создан Аппарат исполкома НПСР. Руководить им поручили Уварову. Тебя назначили моим замом по идеологии».
ОТ СОЮЗА К ПАРТИИ
И началась, а скорее она так и не кончалась, новая работа. Надо было решать вопросы, связанные с регистрацией Союза. Готовить программные документы, основные призывы и лозунги. Создавать структуры организации. И это при том, что кадровый состав у нас не увеличивался. Ко всему надвигалась череда региональных и местных выборов. Надо было бороться за «Красный пояс». Кроме этого ситуация обострилась в связи с усилением конкурентно способности отделов КПРФ и НПСР, призванных выполнять одну и ту же работу.
Вместе с тем положительно сказался опыт и работоспособность Александра Тимофеевича Уварова. Он буквально наваливал на Союз новые и новые идеи. Выдвигал новые задачи.
За короткий срок были созданы:
- Гильдия актеров радио и телевидения, который возглавила Татьяна Петровна Авдеенко. В нее вошли: Аристарх Ливанов, Василий Лановой, Аза Лихитченко, бывший министр культуры Николай Губенко с женой Жанной Болотовой, бывший министр культуры РСФСР Юрий Мелентьев, Николай Пеньков, Вячеслав Осипов, Людмила Зайцева,  Юрий Назаров, Юрий Мартынов  и  многие другие. Замечу, что быть в этой гильдии было опасно и хлопотно. Многие из выступавших у нас, не смогли получить звание народных, хотя об этом просила вся партия.
-   Воины ветераны НПСР, руководителем которого мы уговорили стать  Адмирала Флота Владимира Чернавина. Хочу отметить, что эта структура оказалась самой боеспособной. По первому зову адмиралы и генералы, находящиеся в оппозиции Ельцину, выходили на все мероприятия, проводимые НПСР.
-   Форменная беда была с казачеством. Их оказалось великое множество. Но только на бумаге. И каждый из них стремился стать атаманом. Лучше если верховным. В результате не вышло ничего серьезного.
- В противовес этому достаточно крепким получалась структура союза учителей. Оно и понятно, ведь его возглавили тогдашний  Председатель Комитета Государственной Думы по науке и образованию Иван Иванович Мельников, Олег Смолин и Сергей Глазьев.
Заметные усилия по лоббированию создания информационного центра НПСР прилагали Иван Макушок и Алексей Подберезкин. Но денег на такую роскошь катастрофически не хватало.

ГЛАВНОЕ ОРУЖИЕ ПРОЛЕТАРИАТА
Горбачевская команда агитаторов и пропагандистов, руководимая главным архитектором «перестройки» и гласности А.Н. Яковлевым, прекрасно понимая, что рано или поздно осознавшая, что же все-таки произошло в России и  оправившись от мощнейших ударов  по прошлому и  настоящему первого в мире государства рабочих, крестьян и советской интеллигенции Компартия, попытается организовать сопротивление антикоммунизму.  Памятуя высказывание  В.И. Ленина о том, что «газета является не только главным пропагандистом, но и главным организатором партийной работы», горе-реформаторы постарались лишить своих политических соперников возможности обращаться к широким слоям трудящихся. К моменту развала СССР большинство центральных газет и журналов возглавляли люди из команды зятя Н.С. Хрущева, талантливого журналиста и организатора Алексея Аджубея – духовного руководителя  агитационной команды Горбачева. В основном с их помощью была  вначале взята под контроль, а затем и порушена система коммунистической печати. В результате этого оппозиционная печать Ельцину представляла собой точечные очаги периодически издаваемых изданий, большинство из которых выпускалось, пусть и порядочными, но случайными людьми. Издавалось из остатков бумаги, стоимость которой буквально в разы взлетела в результате гайдаровских реформ. И все же эти единичные, спонтанные материалы на первых порах сотворили великое дело. Вокруг них формировалась внесистемная оппозиция.  Формировался штаб  катакомбной борьбы с ельцинским режимом.
Мизерные тиражи, ликвидация структур доставки и распространения печатных материалов, ориентация на тех или иных  борющихся между собой «вождей» оппозиции.  По замыслу кураторов перестройки это не позволяло в той или иной степени сплотиться вокруг нового партийного ядра новой оппозиции. В этих условиях, как никогда, была нужна центральная, единая, доступная, массовая газета, оперативно информирующая противников ельцинского режима мобилизующей информацией.
И все же это – в то время  наиважнейшее и главное было поручено Александру Алексеевичу Кравцу, новому секретарю ЦК КПРФ по идеологии. И это неслучайно. Следует напомнить, что до этого, в короткие сроки Александру Алексеевичу удалось у себя в Омской области наладить массовый выпуск еженедельника «Красный путь», выпускаемого на восьми полосном варианте в четыре краски. От себя добавлю, что 35-тысячный тираж, распространяемый на одну Омскую область, не только был полностью окупаемым, но и приносил небольшую прибыль. Дело в том, что Александр Кравец отыскал средства на покупку и ремонт типографии, позволявшей выпускать газету в формате  А-3. Нашел высокопрофессионального главного редактора Адама Остаповича Погарского, способного сделать из скучной политической районной газетки читабельную народом. И это в такое время, когда на счету каждой семьи был каждый рубль, каждая копейка. Как ему это удалось? – спросите вы. А очень просто. Во-первых, он с помощью бывшего первого секретаря Омского обкома КПСС Манякина, убедил ряд предпринимателей Омской области внести в фонд КПРФ энную сумму. Взамен, под расписку, он выдавал им расписку, в шутку называемую нами индульгенцией. Во-вторых, настроил работу областных  коммунистов на практический лад. Каждый коммунист получал свою делянку. Организовывал на ней всю технологическую цепочку, включающую в себя получение в типографии готовой продукции, доставку ее до читателя, получал деньги за ее реализацию, которые сдавал в типографию для выпуска новых номеров полюбившейся читателям газеты.
Для полного пониманию того, что означало в ту пору организация выпуска любой газеты. Да еще массовыми тиражами, да еще и с доставкой и реализацией. Дополню, что в ту непростую пору всеобщей разрухи, распада и частичного отсутствия всяческой власти, в особенности на местах, в России выпускались на регулярной основе всего лишь с десяток газет. Да и то, издаваемых на рекламные деньги. Остальные находились в спящем режиме, и выходили от случая к случаю. При этом, напомню, были колоссальные проблемы с закупкой бумаги, которая дорожала буквально с каждым днем, с каждой минутой.
К счастью, Компартия имела в своих рядах толковых и порядочных организаторов производства. Эту работу долгое время вели Виктор Михайлович Видьманов и Евгений Борисович Бурченко. От партии ее возглавлял тогдашний первый заместитель Председателя ЦК КПРФ Валентин Александрович Купцов.  Именно им удалось где-то вдалеке от столицы, на северах нашей необъятной Родины отыскать, закупить и переправить в Центр для дальнейшего использования по назначению не один товарный вагон с бумагой. Кравцу же было поручено не только увеличить тираж газеты, но и организовать ее доставку по регионам Российской Федерации по образу и подобию Омского обкома КПРФ.
Дело было за малым. Начать выполнение постановления Президиума ЦК КПРФ.
В июне 1997 года я был назначен на должность заместителя заведующего идеологическим  отделом ЦК КПРФ. К тому времени, я уже накопил определенный опыт в работе с периодической печатью. Занимаясь  идеологической работой Народно-патриотического Союза России, руководимого Николаем Ивановичем Рыжковым и Геннадием Андреевичем Зюгановым,  мне, совместно с руководителем аппарата Исполкома НПСР Александром Тимофеевичем Уваровым  удалось соединить в кулак  оппозиционный самиздат выходящих от случая к случаю газет  и журналов. Брошенные на произвол судьбы, еще вчера издаваемые миллионными тиражами, они оказались в аховом положении. Потеряли помещения. Лишились сотрудников. Остались без средств к существованию. Без единого идеологического стержня, готовые за гроши печатать черти чего.
Попробую хотя бы частично обозначить те газеты, которые не боялись работать с нами:
- «Патриот»;
- «Сельская жизнь»;
- «Экономическая газета»;
- «Завтра»;
- «Советская Россия»;
- «Правда России»;
- «Верность Ленину»;
- «За СССР»;
- «Слово»
- «Аль Кодс»,
И целый ряд враждующих между собой казачьих, патриотических и марксистских газет. Особняком держались малотиражные газеты, которые в обиходе назывались по фамилиям коммунистов, не желающих поступаться принципами – «тюлькинская», «анпиловская», «шенинская», «косолаповская».
Особняком держались два журнала «ИзмЪ» и «Диалог».
По замыслу Кравца базовой газетой для реализации предложенного им плана становилась газета «Правда России», до этого выходившая изредка в качестве вкладыша к «Советской России». Возглавить ее поручили Адаму Погарскому из Омска. В мои обязанности входило кураторство этого партийного проекта. Бывший главный редактор «Правды России»  Леонид Чирков при поддержке Геннадия Селезнева становился заместителем главного редактора «Парламентской газеты» и освобождал место для нашего проекта. В ближайший день мы с Кравцом отправились на улицу «Правды», где располагалось здание, бывшее в советское время местом работы для многих партийных периодических изданий. На тот момент оно принадлежало Администрации Президента РФ и сдавало свои помещения в аренду.
В тот день я впервые познакомился с главным редактором газеты «Правда» Александром Алексеевичем Ильиным. Договорился о решении первостепенных и долгосрочных задач по работе с газетами. После чего вместе с ответственным секретарем «Правды России» Борисом Филиппенко, Леонидом Чирковым, Александром Горловым  и  Александром Кравцом закрепили свое знакомство в местной примечательности издательства буфетом «У кролика».
Должен сказать, что я был уверен в том, что все у нас получится. К тому времени, я уже имел дело  с газетами, но не с такими именитыми. Во время службы в армии сотрудничал с газетой Бакинского округа ПВО «На страже». На Донбассе печатался в газетах «Комсомолец Донбасса» и газете «Вперед», когда-то носившей название «Всероссийская кочегарка». Сотрудничал с газетой «День», издаваемой Александром Андреевичем Прохановым и «Советской Россией», издаваемой легендарным журналистом Виктором Васильевичем Чикиным.
К тому же и Борис Филиппенко, ответственный секретарь «Правды России», и ответственный секретарь газеты «Завтра» Евгений Нефедов были моими земляками из Донбасса. Позже я узнал, что Евгений Нефедов когда-то работал в Праге, сменив погибшего в автокатастрофе известного советского журналиста Кима Костенко, с семьей которого мы жили на одной лестничной площадке небольшого двухэтажного дома в  Вильнюсе. Там в то время в органах НКВД служил мой отец.  Ким был направлен редактировать молодежную газету Литвы. И так случилось, что какое-то время мы,  как земляки, часто ходили в гости друг к другу. Добавлю, что для большинства журналистов «Комсомолки» личность Костенко и его второй супруги Руденко была хорошо знакома и почитаема.
Но был и еще один человек, на которого я во многом рассчитывал, Сергей Сидорович Слободянюк, бывший ответственный сотрудник аппарата ЦК КПСС. До того, как стать заместителем заведующего отделом ЦК КПСС по делам национальностей, он курировал две газеты «Правду» и «Литературку». А это были не какие-то вам газетенки, скроенные на коленках.
Но была и еще одна проблема, о которой я тогда не догадывался, и которая зависла надо мной, как топор над головой. Дело в том, что я сменил на посту Заместителя заведующего Идеологическим отдела ЦК КПРФ профессора Виктора Федоровича Сапрыкина,  заместителя бывшего секретаря по идеологии Николая Биндюкова. Вместе с замом Председателя ЦК КПРФ А. Шабановым и обозревателем газеты «Правда», членом ЦК Виктором Трушковым они создали широкую фронду нашему проекту. Но теперь главное зависело от нас. Требовалось срочно раскрутить никому не известную газету, издаваемую от случая к случаю мизерными тиражами.
Благо, тандем Кравца и Погарского, оказался на высоте. И это несмотря на то, что первые три номера обновленной газеты с треском провалились на ближайшем Президиуме:
- Это не главная газета коммунистов, а какой-то боевой листок. И с этим мы должны идти к народу, - кипятился Зюганов.
Теперь пришла очередь Кравца. Он, вместе с депутатом Решульским, договорился с газетой «Дума», которая отдельно издавалась фракцией КПРФ на средства депутатов, о вхождении ее в нашу газету. А, кроме того, изыскал средства на еще один разворот. Таким образом, «Правда России» стала выходить еженедельно на восьми полосах в формате А-4. Плюс ко всему, первая и восьмая полоса стала издаваться в цвете.
После этого настала и моя очередь удивлять противников. Теперь в ней публиковались не только размышления  потенциальных соискателей на роль «безусловных» вождей пролетариата, но и выступления лидера партии Зюганова. Информационные сообщения о работе руководящих органов ЦК. Официальные Призывы и лозунги партии. Появились и  другие важнейшие партийные документы. В том числе из большинства регионов Российской Федерации.

ИМПИЧМЕНТ ПО-НАШЕМУ
  Помню, как меня впервые вызвал к себе Иван Мельников.
- Юрий Алексеевич! Фракция готовится объявить импичмент Путину. Но для этого необходимо подготовить обоснования по каждому из вопросов. Их будет четыре. Думаю, что три из них нам завернут. Но четвертый по Чечне – не посмеют. Руководить комиссией по импичменту будет профессор Филимонов. До понедельника эти документы должны быть сделаны.
Кравец был в регионе, и мне предстояло решить эту задачу. Причем, не абы как, а так, чтобы ее можно было, доработав, пустить в дело.
В тот же день, я переговорил со Слободянюком и еще одним из сотрудников нашего отдела Владимиром Филипповичем Грызловым – бывшим сотрудником аппарата ЦК КПСС, о выходе на работу в ближайшую субботу. Для них это было новостью. Никто прежде до меня не заставлял отдел работать в авральном режиме.
Но, несмотря на их недовольство, материал был готов и, практически без единой правки лег в основу работу комиссии. Более того, Президиум принял решение издать его на базе газеты «Дума» массовым тиражом, далеко превышающим тираж «Правды России».
Но мы с Кравцом понимали, что этого мало. Необходимо было вывести газету на широкое обсуждение массового читателя. Заставить его очнуться от спячки. Побудить ожидать выхода новых номеров.
На свой страх и риск, я написал три статьи, объемом на полосу А-3 каждая. Статьи затрагивали проблемы лево-патриотического движения. Чтобы еще сильнее застраховать себя я ознакомил с ними кроме Кравца  Геннадия Зюганова, Валентина Купцова, Виктора Пешкова и Владимира Позднякова.
И вот настал день, когда первая из них «О левом ребячестве и политическом невежестве», подписанная псевдонимом Виктор Сибиряков, вышла в «Правде России». Она оказалась воистину бомбой. В кратчайшее время ее добровольно опубликовали все лево-патриотические издания, кроме «Правды» и «Советской России», главным принципом которых было не перепечатывать статьи из других изданий.
Случайно я оказался в кабинете у Трушкова, когда к нему заглянул кто-то из журналистов «Российской газеты» с поздравлением по поводу его статьи под псевдонимом. На что тот грустно ответил:
 - Это не моя статья, и я не знаю, кто ее написал.
С того самого момента бывшая идеологическая фронда бросилась на защиту своих позиций.  Появилась ответная статья, подписанная Брезкуном, ныне известным под псевдонимом Кремлев.
Две последующие статьи, написанные в продолжение этой темы – «О зубатовщине и гапоновщине» и «Третья сила», сделали нашу газету читабельной. Об этом свидетельствовало то, что ее стали продавать распространители левых печатных изданий у бывшего музея В.И. Ленина в Москве и у входа на станцию метро «Маяковская». А это в то время было главным критерием успеха газеты.
Но нам требовалось идти вперед, решать новые задачи.  Главной из них на этом направлении была реализация системы распространения газеты, выпускаемой массовым тиражом. Поначалу мы попытались решить его самым простым способом – печатали газету в типографии газеты «Правда», доставляли ее в регионы при участии первых секретарей региональных отделений КПРФ, каковые в большинстве своем были депутатами Госдумы. Но эта система оказалась несовершенной. Во-первых, потому что депутаты выезжали в регионы не каждую неделю. Во-вторых, долевые объемы не позволяли им доставлять газету без задействования помощников, выполнявших роль носильщиков. И, в-третьих, постоянная путаница в расчетах не позволяла нам вести их без ущерба для газет.
Постепенно, с решением этих задач, решение третьей проблемы оказалось одной из самых сложных. Не стану называть ни имени, ни фамилии человека, подрядившегося у нас по части ведения расчетов за доставку и реализацию нашей газеты, скажу только, что он работал когда-то в газете «Сельская жизнь». С какого-то времени мы стали замечать, что там у нас не все чисто, как хотелось бы. Кроме того, уборщица, наводя порядок в кабинете, в котором работали Слободянюк и тот самый гражданин, который занимался распространением газет, наткнулась на спрятанную заначку. Позже  под ковром были обнаружены еще несколько аналогичных схронов. Проведя собственное расследование, мы с Сергеем Сидоровичем пришли к выводу, что главным виновником в хищениях является наш распространитель. Посоветовавшись с Валентином Купцовым и не привлекая к этому делу Александра Кравца, я переговорил с предполагаемым виновником, после чего, тот сознался в хищениях, слезно заверяя меня, что в этом виновата проклятая жизнь. Однако все мы знали, что он пару месяцев назад приобрел новенький автомобиль «Москвич». На том мы с ним и расстались.
Позже этой работой у нас занимались преподаватель МГУ Василий Пономарев и полковник спецслужб Николай Федорович Аринич. Партия, во избежание новых проблем с деньгами, стала выплачивать небольшую сумму за их работу.
С приходом в редакцию «ЗАО газеты «Правда» Александра Георгиевича Горлова, бывшего главного редактора газеты «Щит и меч», нашу газету, как и саму газету «Правда», стали печатать в ряде регионов Российской Федерации, передавая по электронной почте гранки газетных полос. Эта задача была решена при помощи сети Интернет. В выполнение ее большой вклад внесли Владимир Боярский и Александр  Сергеев. Отмечу как факт – именно эти два сотрудника решили проблему создания интернет-сайта КПРФ, который стал самым первым рабочим сайтом политической партии в России.
Гораздо сложнее дело обстояло с кадрами.
Скажу откровенно: сотрудникам оппозиционных периодических изданий, я бы поставил прижизненный памятник. Работая в тяжелейших условиях, практически без средств, порой в редакциях не было денег даже на карандаши,  они преодолевали суды и угрозы со стороны юридических и силовых органов. И при этом, они, понимая, что от них зависит выполнение сложной задачи прорыва информационной блокады, делали все возможное и невозможное, чтобы мобилизовать народ на борьбу с либерал-реформаторами. Все это требовало немало сил, нервов и подрывало здоровье людей, занятых этой борьбой.
Особенно не повезло в этом отношении «Правде России». Адам Остапович Погарский был классным редактором и талантливым организатором.  Но, к сожалению, страдал известной болезнью, за что его стали любовно называть «Агдамом». К тому же оторванный от дома и семьи, он стал втягиваться в это дело с завидным постоянством. Не помогли и попытки поселить его в здание ЦК на Цветном бульваре. Там он сошелся с охраной и стал выпивать еще больше. Не преминули воспользоваться этим и представители фронды. Стали сигнализировать наверх. В конце концов, жена Адама вынуждена была вернуть его в Омск, где он  продолжил работу в «Красном пути». В Москве Погарского сменил Борис Филиппенко. Но и он проработал до лета. Отдыхая в Крыму, с ним случился инсульт и, проболев недолгое время, он скончался.
Купцов требовал от меня кандидатуру нового главного редактора. Со всех сторон предлагали желающих порулить газетой многие партийцы. В конце – концов меня упросил  назначить на эту должность Владимир Рындин, работавший ответственным секретарем этой газеты. В отличие от Погарского у него был уже не один, а два минуса. Учительское образование и тяга к зеленому змию.
Помню, как однажды поздним вечером я заглянул в его кабинет и увидел весьма благостную картину. За редакторским  столом, уставленным непритязательной снедью, дремал Рындин, а напротив надиктовывал в диктофон свои воспоминания Владимир Семенович Семичастный, которого я прекрасно знал по «Землячеству Донбассовцев Москвы». Знал и его сына, с которым работал у академика Федосова в «Гос НИАС».
Зная его как великолепного рассказчика, я присоединился к этой кампании и узнал много интересного из истории его работы в ЦК.
К сожалению, после кончины Рындина все мои попытки отыскать эти записи так и не увенчались успехом.
Смерть Рындина  свалилась на меня как-то неожиданно. Еще в обед я встречался с ним в столовой невдалеке от его дома на Комсомольской проспекте, а наутро мне сообщили, что он скоропостижно скончался. Похоронили его на Донском кладбище. Похороны устраивала китайская диаспора Москвы. Володя принадлежал к выходцам из Китая  и хорошо знал китайский.
В конце концов, на должность главного редактора пришел Александр Георгиевич Горлов – профессионал высочайшего класса. Практикующий журналист в разных изданиях, он дорос до главного редактора газеты «Щит и меч» и перед отставкой занимал пост заместителя начальника политуправления  МВД СССР.
Примерно такие же проблемы возникали и с газетой «Правда». Благо на момент моего прихода в ЦК, руководству партии удалось в многочисленных судах вернуть права собственности на газету, потерянные было в результате незаконной сделки между Геннадием Селезневым и греческими предпринимателями, которые поспешили воспользоваться ситуацией, сложившейся под угрозой окончательной ликвидации газеты. В результате «Правда» стала принадлежать в долях и КПРФ, и редакции газеты. При этом попытки ельцинской администрации отсудить ее у коммунистов не прекращались. И это было одной из главных причин того, что партия вкладывалась, прежде всего, в  «Правду России» и в «Советскую Россию», что не могло избавить коллектив газеты от обид на партию, которая слабо помогает им.
Между тем тираж «Правды» составлял всего 15 тысяч экземпляров, «Правды России» - 35 тысяч и «Советской России – 300 тысяч.
В этих условиях моя работа с «Правдой» сводилась к периодическому присутствию в редакции на отдельных летучках, сопровождению делегаций левых и коммунистических партий мира, приезжавших в Москву для ознакомления с ситуацией и в праздничных мероприятиях, посвященных Дню советской печати, Новому году и т.п. мероприятиях.
Кроме того, мне частенько приходилось улаживать отношения между главным редактором «Правды» Ильиным, ЦК и «Советской Россией». Как правило, главной причиной этих размолвок становилась та или иная «руководящая и направляющая» статья,  публикуемая в «Советской России» раньше, чем она была опубликована в «Правде».
Но, несмотря на все эти издержки, мне удавалось поддерживать с газетой добрые дружеские, доверительные отношения.  Так, благодаря товарищам, мне удалось достойным образом преодолеть испытания, которые выпадали на мою долю на весьма ответственном посту. Выпало вместе с ними достойно отпраздновать 90-летний юбилей главной ленинской газеты.
 Особо хочется рассказать об издании журналов КПРФ. Так получилось, что во времена изучения мною истории Компартии, я часто прибегал к сборникам документов под длинным названием «КПСС в решениях и  резолюциях  Съездов, конференций и пленумов ЦК». И при первой же беседе с Кравцом, сказал, что хорошо бы было выпустить подобный справочник. Эта инициатива нашла живейшую поддержку Президиума. И как-то сразу, с ходу заимела своего исполнителя. Им стал Владимир Филиппович Грызлов, бывший работник аппарата ЦК КПСС. И в ЦК, и в аппарат КПРФ его привел Слободянюк. Владимиру Филипповичу удалось совершить, не побоюсь это сказать, трудовой и гражданский подвиг. Издавая в одиночку журнал «ИзмЪ», он, в добавление к этому, стал выпускать и ежемесячный «Бюллетень Президиума ЦК КПРФ», и раз в два года «КПРФ в резолюциях…»
 Со временем «Измъ» сменил свое название на журнал «Политическое просвещение», на базе которого со временем, и при умелом руководстве со стороны заместителя Председателя ЦК КПРФ Дмитрия Георгиевича Новикова и секретаря ЦК КПРФ Михаила Сергеевича Кострикова  появились интернет-сайт «Политпрос» и телеканал «Красная линия». С выходом в телевизионный эфир можно сказать, что сбылась голубая мечта каждого коммуниста.
Должен сказать, что «партия власти» внимательнейшим образом следила за нашей деятельностью. Тот, кто думает, что Кремль в ходе избирательных кампаний побеждал исключительно за счет фальсификации итогов голосования, глубоко ошибается. Безусловно, было и это. И даже в весьма немалых количествах. Не случайно руководитель ФАПСИ, Александр Старовойтов, под чьим контролем находился подсчет результатов голосования в России, закрытым указом Президента РФ Бориса Ельцина, был удостоен высокого звания Героя России.
Хорошо понимая, что не за горами новые выборы, которыми придется заниматься вплотную в том числе и мне, где-то за полгода до начала избирательной кампании в Госдуму в 1999 году, я начал писать для «Правды России» короткие на полполосы в формате А-3 передовицы. При этом они скорее напоминали хлесткие, сработанные на грани фола листовки, которые от нас требовали коммунисты и сторонники партии. В качестве примера приведу названия лишь некоторых из них: «Забугорье», «Зазеркалье» и т.д. Из этих статеек появилось и пошло гулять по России прозвище, данное нами одному из политических деятелей ельцинского правительства - «Киндер-сюрприз». Кончилось дело тем, что  Валентина Купцова предупредили из Кремля, что если подобные выходки будут повторяться, газету лишат лицензии. Одновременно с этим внесли в избирательное законодательство поправку, ограничивающую срок ведения агитации в печатных и электронных СМИ одним месяцем. Это грозило нам резким сокращением выпуска агитационного материала в свете концепции информационного и агитационного сопровождения избирательной кампании КПРФ, написанной мною совместно с секретарем ЦК КПРФ, ответственным за выборы Виктором Петровичем Пешковым.
В ответ на реакцию властей, я посоветовал  секретарю  Псковского обкома КПРФ В.Никитину, который по примеру Омска наладил работу собственной типографии, выпускать двух полосные информационные листки в формате А-3, которые юридически считались листовками. Причем их тиражи уже значились миллионными.
Проиграв кампанию 1999 года, Кремль пошел по другому пути. Всем известна  идея хождения во власть двумя колоннами – КПРФ и НПСР.  Результатом стало появление в кампании «Родины», фактически прокремлевского проекта, и практически полное отсутствие денег на счетах КПРФ. Более того, это обстоятельство послужило поводом для слухов о финансировании партии Березовским и Ходорковским.
Потеряв в ходе выборов значительную  часть депутатских мандатов, КПРФ вынуждена была сократить ряд проектов, в том числе и агитационных.
Перестал выходить журнал «Диалог», Мы отказались от сотрудничества с радиостанцией «Народное радио», чем навлекли на себя справедливую  немилость многих  наших избирателей. Сократили аппарат, отложили перевод региональных партийных сотрудников на профессиональную основу. Как известно оппозиционная пресса, и, прежде всего действующая под руководством КПРФ, подвергалась всяческим испытаниям:
- Постоянно повышалась арендная плата за помещения редакций.
- Росли цены на бумагу.
- Задерживалась заработная плата журналистов.
- Подогревались дела и поступки отдельных коммунистов за раскол КПРФ и внутрипартийное фракционное противостояние.
Разумеется, все это не могло не отражаться на газетах партии.
Не могу ни сказать, что не было полной дружбы между политическими партиями и движениями, руководимыми В.Тюлькиным, В. Анпиловым, В.Тереховым, А. Пригариным, Сажи Умалатовой, О. Шениным, и другими, безусловно, честными и порядочными людьми, ищущими более скорых путей для реализации конечных целей в нашей общей борьбе. Зачастую они боролись не с режимом, а с нами.
 Так появилась спойлерская «Родина». Позже –  «Справедливая Россия», «Патриоты России» и другие. Должен покаяться в том, что вольно, или невольно стал наставником некоторых будущих оппозиционеров. Так нынешний генсек Компартии России Максим Сурайкин буквально каждый день прибегал ко мне в Думу «посоветоваться». За советами обращались и Анатолий Баранов, и Петр Милосердов, и многие другие молодые коммунисты, в том числе и те, кому я давал рекомендации на прием в ряды КПРФ. Может быть, поэтому понадобилось немалое время, чтобы вернуть себе лидирующее положение в оппозиции. Во многом этому способствовало обучение молодежи теории и практики партийной работы, которой следует посвятить отдельную статью.
Отсутствие средств заставляло искать новые формы  и, в первую очередь, пересматривать наиболее дорогие и в то же время малоэффективные на выходе проекты с целью их удешевления. Перво-наперво, это касалось газеты «Правда».
Напомню, что под наш медиа - холдинг было учреждено «ЗАО газеты «Правда», в наблюдательный совет которого вошли от КПРФ В. Купцов и ваш покорный слуга. От коллектива редакции А. Ильин и А. Горлов. От коммерческой фирмы В.Видьманов и Е. Бурченко. В разное время в него также входили В.Рындин и  О.Куликов.
Совещания совета проходили в помещении фирмы  В.М. Видьманова, вблизи Белорусского вокзала. Виктор Михайлович собственно и тянул эту газету. Помню, как на одно из заседаний мы выехали из здания Государственной Думы вместе с Евгением Борисовичем Бурченко и добирались до вокзала вместо двадцати минут ровно два часа.
Жизнь и отношение властей предержащих к нашей партии требовала от нас четкого и правильного отношения к финансовой стороне дела. Поэтому весь документооборот по газете вела наш главный бухгалтер Ольга Юрьевна Кибис. Замечу, что за пятьдесят пять лет своей трудовой деятельности я встречал много разных бухгалтеров. Но, на  мой взгляд, Ольга Юрьевна была самым образцовым специалистом своего дела.
Попытки реформировать «Правду», сделав ее более мобильной, экономичной и управляемой, наталкивались на сопротивление коллектива редакции, без веления которого мы не имели юридического права менять главного редактора.
От попыток сменить главного редактора через колено партия отказалась. При этом от предложений пойти на работу в «Правду» отказались довольно известные журналисты. Но были и те, которые, буквально рвались туда - Антон Суриков и Анатолий Баранов. Но и они также не получили доверия редакции. Кроме этого рассматривались кандидатуры Владимира Большакова и Виктора Линника.
Пришлось делать это в два этапа. Сначала место исполняющего обязанности главного редактора занимала Валентина Никифорова, затем – первый секретарь Республики Чувашия Валентин Шурчанов. В настоящее время возглавляет «Правду», ставшую снова официальным органом КПРФ,  Олег Комоцкий. Сегодня «Правда» выходит три раза в неделю в формате А-2 на четырех полосах, тиражом 100 тысяч экземпляров.
Надолго были испорчены отношения с Александром Алексеевичем Ильиным, коммунистом с большой буквы, вынесшим на своих плечах огромную, подрывающую здоровье работу, по сохранению Ленинской газеты «Правда»

НАРОДНОЕ  РАДИО
Я уже вскользь упомянул о работе партии с электронными СМИ. КПРФ давно и хорошо сотрудничало с радиостанцией «Резонанс», которой руководил Александр Титов. Куратором работы с нами была Елена Мохова. Причем вела эту работу очень добросовестно. Она скрупулезно готовилась к каждой передаче. За день – два связывалась с кандидатом на выступление в прямом эфире. Согласовывала вопросы для выступления. Александр Николаевич Титов руководил кампанией ИТРК, которая кроме ведения работы в прямом радиоэфире занималась изданием книг. От КПРФ работой с радиостанцией занималась Марина Пшеничникова. В числе выступающих в эфире были представители различных оппозиционных партий и движений, известные писатели, политики, предприниматели.
Мне довольно часто приходилось прикрывать тех, кто в силу разных причин не смог выступить в заранее оговоренное время. Отмечу, что прямой эфир во многом поддерживал мой дух и укреплял желание работать на радио. Согласитесь, когда выступая перед слушателями, вы получаете в прямом эфире  вопрос откуда-то из Красноярска или Минеральных Вод, вы убеждаетесь в нужности того, что вы делаете. Замечу, что работе с «Резонансом» во многом помогала дружба Валентина Купцова с Александром Титовым.
В бытность НПСР, благодаря Николаю Ивановичу Рыжкову, мы взаимодействовали с радиостанцией «Народное Радио».
Николай Иванович способствовал получению лицензии на вещание этой программы в рамках радиостанции «Моя Волна». Ее владельцем был Валентин Горохов. Так, благодаря радио мы имели возможность каждодневно общаться с нашими радиослушателями.
К сожалению, эти две радиостанции конкурировали между собой. А у нас не хватало кадрового сопровождения, чтобы четко, в малейших деталях проводить политику партии. Поэтому, случались разногласия.
В этих случаях особую важность играли выходы в радиоэфир Председателя ЦК КПРФ Геннадия Андреевича Зюганова. Они всегда были четкими, выверенными и актуальными. Особую лепту эти радиостанции вносили в нашу избирательную кампанию. И хотя по Законам «О выборах в РФ…» агитационное вещание в пользу того или иного общественного объединения, участвующего в избирательной кампании ограничивалось во времени, мы всегда находили возможности, чтобы вести свое вещание в «чужое время».

ПУБЛИЧНЫЕ  МЕРОПРИЯТИЯ
Я уже писал о том, что значили для нас шествия оппозиции. Но наряду с ними, партия уделяла немалое внимание  праздничным мероприятиям. Отмечались государственные и советские праздники, юбилеи. Устраивались вечера отдыха, праздничные концерты. В ходе праздника вручались партийные и комсомольские билеты молодым коммунистам и комсомольцам. Наиболее отличившиеся в работе или имеющие особые заслуги перед партией получали памятные медали и партийные ордена. Помещения, выделенные  для проведения мероприятий, пресс-конференций и подходов к прессе соответствующим образом художественно оформлялись. Экипировались колонны демонстрантов, выходивших на акции протеста. Здесь, в первую очередь, слово было за Общероссийским штабом протестных действий. И по сию пору органом, в который входит более тридцати общественных партий и движений руководит Заместитель Председателя ЦК КПРФ, академик РАН Владимир Иванович Кашин.
Специально к этим мероприятиям издавались печатные материалы методического и художественно-политического предназначения. В том числе и выпускаемые региональными партийными отделениями.
За двадцать пять лет работы в аппарате КПРФ было немало случаев, заслуживающих того, чтобы о них вспомнить.

Так случилось, что этот роскошный дом, расположенный в самом центре Москвы, стал особо знаковым в моей жизни, хотя это случилось далеко и не сразу.
В разные годы он назывался по разному. Вначале Благородным собранием. Позже Колонным Залом Дома Союзов.
Как это ни покажется странным, но мне, провинциальному пареньку, живущему в тысяче километров от Москвы, Георгиевский зал Кремля был ближе и доступнее.
Ближе от того, что и в печатных изданиях, и в сборниках кино фото документов упоминание о нём встречалось чаще, чем о Доме Союзов. И прежде всего в связи с событиями праздничного, а не ритуального толка: Новогодними елками, награждениями героев и лауреатов, праздничными собраниями.
Доступнее, потому, что у моих родственников была возможность получить пригласительный билет на елку именно в Кремле. И когда кто-то предлагал нам билеты в Колонный зал, я вежливо отказывался, считая, что он  не такой значимый, чем Георгиевский.
И даже, когда я перебрался в Москву, а это было уже после постройки Кремлевского Дворца Съездов, я предпочитал ходить в Кремль. Туда же со временем стал водить и своих детей.
Но вот однажды в научном институте, в котором я работал, мне вручили пригласительный билет на торжественное заседание, посвященное сорокалетию нашего предприятия и вручения ему ордена «Трудового Красного Знамени». Вручили не просто так, а как одному из активных членов конструкторской бригады, работающей над проектом дальнего бомбардировщика, ныне известного в стране под названием «Белый Лебедь».
Заседание прошло буднично. В почетной ложе сидело семейство министра Авиационной промышленности Иваном Силаева, во главе с его сыном Сашей, работающем в нашем институте по проекту микроэлектроники. Коллектив предприятия представлял директор института академик Федосов. Отдельно от  заседания  в Октябрьском зале вручались награды наиболее отличившимся сотрудникам. Награды вручали Юрий Маслюков и Олег Бакланов. Кто знал, что через каких-то пару десятков лет я буду работать с ними бок о бок. Близко знать их. В числе приглашенных был и Василий Васильевич Решетников — человек легенда, бомбивший в самом начале Великой Отечественной войны  Берлин. Нынче именем Василия Васильевича  главкома ВВС назван один из самолетов, которыми восторгается весь мир.
Приглашенных было довольно много. И я, так и не отыскав свободного места, решил пройти в буфет, в котором встретил свою сотрудницу и  присоседился к ней. Да так присоседился, что и  по сей день живу бок о бок с ней законным браком. Как это произошло я и сам не знаю. Обычно в ту пору служебные романы завязывались и свершались «на картошке», а у меня все происходило в Доме Союзов.
Во второй раз, не считая хождения по пышным похоронам, мне довелось побывать в нем 8 марта 1996 года. То есть в период избирательной кампании по выборам Президента Российской Федерации.
На этот раз в числе почетных гостей находились Геннадий Андреевич Зюганов с супругой. Второй и  третий ряд ложи занимали сотрудники аппарата штаба — отец и сын Шишацкие, супруги Поздняковы, руководитель агитационного направления штаба Александр Уваров секретарь ЦК КПРФ Виктор Пешков, служба безопасности Зюганова во главе Александром Тарнаевым  и ваш покорный слуга. В ту пору слухи по Москве ходили разные. Кое кто, и похоже не без основания поговаривал о том, что нужно ждать покушения на нашего кандидата. В ту пору все мы были настроены решительно и смело. И были готовы сделать все возможное и невозможное
Третий раз моя встреча с Колонным залом произошла во время V — Съезда КПРФ.  На меня была возложена обязанность - готовить оформление зала. В силу того, что это историческое здание находилось под охраной государства, нам было запрещено добавлять число закладных, на которых должны были крепиться наши материалы. Взамен было предложено восстановить памятную мраморную доску с  информацией о выступлении в Колонном Зале Владимира Ильича Ленина. Для выполнения этой работы просили предоставить определенное количество сусального золота.
В ответ на это мы настояли на том, чтобы вывесить на фасаде здания информационный баннер с эмблемой КПРФ, который был прекрасно виден со многих точек и провисел трое суток. ЛИБЕРАЛЬНАЯ общественность откликнулась паникерским заявлением «Красные в городе!», чего, собственно мы и добивались.
После съезда делегатам и гостям съезда был показан наш сорока минутный фильм «КПРФ – партия народа», который мы в короткие сроки довели до ума вместе с Вадимом Миллером. Так же впервые в истории борьбы за власть народа была проведена прямая трансляция выступления Зюганова в сети Интернет.
На этом съезде я был избран в состав кандидатов в члены ЦК КПРФ, а наш Идеологический отдел, был преобразован в Информационно – аналитический и работе КПРФ в избирательных кампаниях.
И, наконец, последнее, что запомнилось мне в связи с моей работой в Доме Союзов это Торжественный концерт, посвященный славному юбилею нашей партии. Мне было поручено заниматься его идеологической и информационной подготовкой. В помощь себе я пригласил Заслуженного деятеля культуры РФ Юрия Мартынова. Тут отчасти сработали не только земляческие мотивы. Дело в том, что я когда-то учился вместе с братом Юрия – известным советским композитором Евгением Мартыновым. Отнюдь нет! Простор наш творческий союз был к тому событию хорошо обкатан на различных мероприятиях.
К этому юбилею мы с Юрием написали две новых песни, которые впервые исполнили Хор Большого театра и Президентский симфонический оркестр. Кроме этого, на ура приняли и показ отрывка из пьесы Погодина «Кремлевские куранты». Финансировал и организовывал его показ во многих регионах страны истинный коммунист и российский патриот Альберт Петрович Иванов.
И все же, если говорить честно – мне не нравится когда места проведения тех или иных мероприятий называют площадками. Но говоря о Колонном зале Дома Союзов, я бы назвал его Главной площадью КПРФ. Хочется верить, что она такой стала для народно-патриотической оппозиции.

КРАСНЫЙ ПОЯС
«Красный пояс» родился в России, как ответ на диктатуру компрадорской буржуазии, власти воров и жуликов, вкусивших несметных богатств за счет присвоения народного хозяйстыва.
Термин появился после парламентских выборов в декабря 1993 года, области центральной России, где наибольший процент голосов набрали коммунисты.
В 1999 году к регионам «красного пояса», по мнению политолога Ростислава Туровского, работающего какое то время вместе с нами, относились Смоленская, Брянская, Калужская, Орловская, Курская, Белгородская, Рязанская, Липецкая, Тамбовская, Воронежская, Пензенская, Ульяновская, Саратовская, Волгоградская и Астраханская области. В этих областях высока доля сельского населения с соответствующей ментальностью, избирателям присущ повышенный консерватизм. Однако экономическое развитие регионов различается, и они не входят в число наиболее депрессивных. Туровский отмечает высокую поддержку КПРФ в регионах Северного Кавказа (за исключением Ингушетии). В краях и областях Северного Кавказа с преимущественно русским населением эта поддержка, по его мнению, объясняется теми же причинами, что и в остальных регионах «красного пояса». В национальных республиках (Карачаево-Черкесия, Дагестан и Северная Осетия) поддержка обусловлена ностальгией по советским временам, когда в этих бедных районах сохранялась этнополитическая и социально-экономическая стабильность. На Урале и к востоку от него Туровский отмечает сильные прокоммунистические настроения в таких регионах как Оренбургская, Курганская, Омская, Новосибирская, Читинская области и Алтайский край, а также в аграрных и по большей части русских по национальному составу (Республика Алтай, Усть-Ордынский Бурятский АО и Еврейская АО).
По мнению политолога Александра Кынева, «фактически так называемый красный пояс 1990-х был не чем иным, как остаточной поддержкой прежней коммунистической власти. Как только новая власть „устоялась“ и вернулась к привычной (а-ля советская) риторике и поведению, она стала наследовать электоральную базу власти предшествующей». Так что какое-то время мы контачили друг с другом, пользовались материалами социологических опросов.


КТО ПОД КРАСНЫМ ЗНАМЕНЕМ
Что во мне воспитало благоговейное отношение к красному знамени? -  Сам не знаю. Во всяком случае, две истории, которые в той или иной мере коснулись меня. Это, уж, точно!
В детском саду в нашей группе была нянечка. Ни фамилии, ни имени я уже не помню. Мы привыкли видеть ее, занятой бесконечной уборкой помещения, собиранием разбросанных игрушек, вытиранием соплей. Но вот наступил день нашего выпуска из детсада в школу, и мы увидели ее не только празднично одетой, но и с орденом Боевого Красного Знамени на груди.
Вечером  дома выяснилось, что во время оккупации Донбасса наша нянечка, будучи еще совсем девочкой, подобрала, прятала и хранила красное знамя полка, державшего оборону нашего городка, за что и была награждена боевым орденом.
Позже я понял, что верность красному знамени стала одним из факторов, заставившим меня оказаться на стороне коммунистов.
Я хорошо помню первые шествия оппозиции на Тверской. Был их постоянным участником. Восхищался подвигами моих товарищей Олега Малярова и Саши Трубицына, не раз выходивших с красными флагами под дубины ОМОНА.
Потом, уже в пору моей работы в аппарате фракции КПРФ в Государственной Думе, в моем кабинете на стене постоянно висел классно выполненный фотопортрет Владимира Ильича Ленина в массивной дубовой раме, вынесенный в подлые 90 годы из здания ЦК КПСС, что на Старой площади, коммунистом Иваном Павловичем  Осадчим. Занимаясь идеологической работой в партии, в том числе  проведением публичных мероприятий в Колонном зале Дома Союзов, вместе с работником нашего отдела полковником Николаем Федоровичем Ариничем, добивался получения исторических знамен из Музея Революции. Но вот Знамени Победы заполучить для этих целей не удавалось ни разу. И поэтому, несмотря на все наши потуги ни само знамя, ни его копия, никогда и нигде не использовались.
Либерал-демократы зорко охраняли его от нас. Ссылались на закон Российской Федерации «О знамени Победы». Требовали обязательного участия при его использовании почетного караула. Да и сама копия знамени напоминала эрзац подделку в духе времен яковлевской пропаганды. На красном полотнище размером 2 на 1 метр, посредине была изображена большая белая пятиконечная звезда, напоминающая чем-то американский армейский флаг. Я же помнил, что там, помимо звезды, серпа и молота, была еще и надпись. Но найти фотографию победного знамени все было недосуг. Да и закон не допускал изготовления и использования знамени без разрешения высоких властей.
И тогда я решил действовать на свой страх и риск. Запустить, что называется знамя снизу. Пускай потом ищут что, кто и где. Так случилось, что с приходом нового управляющего делами ЦК КПРФ, я в который раз обратился с предложением изготовить знамя Президиума ЦК нашей партии. Прежде на это дело не хватало ни времени, ни средств. Для справки скажу, что тогда тысяча долларов, которую запрашивали за изготовление бархатного, вышитого золотом знамени, были не лишними для партии. К тому же в орготделе ЦК КПРФ еще с советских времен  хранилось знамя одной из строительных организаций Москвы, которое находилось в актовом зале профилактория на Левобережье Москвы во время восстановительного съезда партии в марте 1993 года. Это знамя вносилось в зал и на другие мероприятия с участием коммунистов. Традиционно глубокой ночью, после проведения очередного отчетно-выборного съезда оно проносилось по пустым коридорам девятого этажа старого здания Государственной Думы. И далеко не все работники аппарата ЦК знали, что в советские времена этот этаж занимали оборонные министерства Советского Союза. А кабинет № 902, который ныне  отводится заместителю Председателя Госдумы от коммунистической фракции, принадлежал ранее Лазарю Моисеевичу Кагановичу.
На этот раз к моему  предложению присоединился  новый управделами ЦК КПРФ Алексей Алексеевич Пономарев.
По его указанию я нашел фирму, занимавшуюся изготовлением знамен и флагов, нарисовал макет главного знамени ЦК и мы утвердили его у Геннадия Зюганова и на очередном Президиуме ЦК.
- Давай скорее в работу. Впереди – праздники - сразу же после принятия решения, торопил меня Пономарев.
Так случилось, что вскоре после этого комсомольцы наметили проведение первой Всероссийской акции под лозунгом «Антикап», что означало буквально – «Нет капитализму!».
 В этой связи новый комсомольский секретарь Юра Афонин и комсомольский секретарь по агитации и пропаганде Дмитрий Новиков, пришли ко мне посоветоваться, чем сопровождать его проведение.
- А давай-ка мы сделаем копию знамени Победы. - предложил я.
- Только где мы найдем его изображение? Я что-то не видел его нигде.
- И мы тоже. Но в Большой Советской энциклопедии должно быть.
В результате,  по маленькой, черно-белой фотографии российские комсомольцы на свои деньги заказали в той же фирме, в которой были изготовлены главные знамена партии, 150 экземпляров Знамени Победы и уже через месяц оно гордо реяло по всей стране.
С той поры это знамя вручалось активным коммунистам и сторонникам партии в России и за ее  рубежами. Со временем и оборотистые производители знамен и флагов стали тиражировать его на продажу. О его тиражах, выпущенных с момента его первого воспроизведения, можно только догадываться.
 Не могу не вспомнить еще один случай, связанный с красным знаменем со звездой, серпом и молотом. И опять случившийся по инициативе молодых коммунистов.
КПРФ всегда уделяла внимание подготовке  молодой смены. Так в начале двухтысячных годов, вначале в Рузе, а потом и в Москве успешно работали курсы подготовки кадрового состава КПРФ. Своеобразная школа Лонжюмо. Туда собирались молодые коммунисты и комсомольцы со всей страны и изучали теорию и практику  партийной работы. И если Юрий Афонин и Дмитрий Новиков были  выпускниками обучения в Рузе, то Армен Бениаминов, о  подвиге которого я вам расскажу, учился  на базе нашей партии в Москве. Юра приехал на учебу из Тулы, Дмитрий  из Благовещенска, Армен из Пскова. Мне довелось  работать на курсах и организатором, и лектором. Быть у слушателей курсов за няньку.
И вот 7 ноября 2003 года во время шествия коммунистов, посвященного Великой Октябрьской социалистической революции, как только первые шеренги демонстрантов повернули на Манежную площадь, с крыши Госдумы полетела какая-то белая тряпка, и над нашими головами взметнулось красное знамя Страны Советов. Тут же все, идущие к Лубянской площади, с радостью и с волнением стали передавать друг другу имя героя.
 - Это Армен!
 По всей площади пронеслось мощное: «Ура!!!»
Армена избили. Его судили. Партия защищала его, выделив для этого своего лучшего адвоката Дмитрия Аграновского.
Теперь, когда Знамя Победы широко и достойно представлено в наше постсоветское время, я горжусь тем, что приложил к этому делу частицу своей души. Я верю, что придет время и Армен Бениаминов получит за свой подвиг, то, что ему полагалось по советским законам – Орден Боевого Красного Знамени.
ВАНЬКА - ВСТАНЬКА
У меня в доме в мебельной  горке, среди посуды, предназначенной для праздничной сервировки стола, стоят две матрешки с портретом Геннадия Зюганова в нарядной русской косоворотке. Если же вглядеться в содержимое горки более детально, то на больших стаканах для минеральной воды и соков можно увидеть наряду с портретами Георгия Жукова и Юрия Гагарина, все тот же портрет кандидата на должность Президента Российской Федерации Геннадия Зюганова. На этот раз держащего в руках политическую карту России. Интересна история создания этих сувениров.
Как-то раз в наш избирательный штаб, располагавшийся на 11 этаже московской гостиницы «Россия», зашли два паренька. Они пришли поинтересоваться об отношении партии к верующим, а заодно и разузнать есть ли у нас выходы на армейский взвод, находящийся под опекой православной церкви. Я как мог, объяснил им, что наша партия не считает веру в Христа, чем-то предосудительным. Рассказал и о том, как меня когда-то «тайком от родителей» водили в церковь, где я и был посвящен обряду крещения. И после этого моими крестными стали сослуживцы моего деда, ответственного работника НКВД.
 Тогда, пообещав ребятам узнать насчет взвода, я был уверен в том, что наши связи с армией и ветеранскими движениями России по линии складывающегося в единую общественную организацию Народно-патриотического Союза России, позволят помочь им, кстати, окончившим художественно-промышленное училище, послужить с пользой для Отечества.
В результате все получилось так, как и было задумано. Через какое-то время один из них пришел ко мне со своей матушкой. Отпив чаю и переговорив о жизни и вере, она пригласила меня к себе в мастерскую на улице Моховой. В довершение разговора юноша, смущаясь, показал мне деревянную заготовку для матрешки и предложил ее использовать в нашей сувенирной продукции. Тут же, вспомнили о стихотворении Евгения Евтушенко про Ваньку-Встаньку и хана Батыя. Немного подумав, я попросил завершить работу над матрешкой, чтобы предложить не только ее, но и легенду, с ней связанную, на одобрение штаба. Суть этой легенды сводилась к несгибаемости русского народа перед иноземными захватчиками. Ни конские копыта, ни ханские копья и сабли не смогли заставить Ваньку пасть ниц перед Батыем.
Несколько позже мы с руководителем нашей группы  Александром Уваровым пришли в гости на Моховую, где в обычной трехкомнатной квартире находилась мастерская самобытной православной искусницы Куликовой. Первыми привлекали внимание хоругви с ликами Христа и Богородицы, выполненные на высоком художественном уровне. В ходе встречи мы получили законченный образец неваляшки, который  при ближайшем показе на Президиуме ЦК, очень понравился Зюганову.
С тех пор все наши массовые мероприятия наряду с выносом исторических красных знамен сопровождались выносом хоругвей, а Ванька-Встанька занял свое достойное место на сувенирной продукции нашего кандидата.  Теперь, по прошествии двадцати с лишним лет, они стали исторической редкостью.
БРИЛЛИАНТЫ ОТ КПРФ
         Проработав более четверти века на поприще политических технологий, я твердо убежден, что самым трудным делом в работе любой партии или движения является не взятие власти и не выполнение своих программных обещаний, а создание и утверждение эмблемы.
Многие из вас хорошо знакомы с сегодняшней эмблемой КПРФ. Но мало кто знает, что первоначальный вариант, выполненный молодым художником оформителем Геннадием Григорьевым, отличается от принятой Минюстом. Но все это отличие заключается в том, что на действующей эмблеме контур книги, олицетворяющий союз рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции, выполнен в изометрии. А на первоначальном варианте – в  аксонометрии. Эта правка была принята по предложению секретаря ЦК КПРФ Виктора Пешкова, который, как я считаю, был одним из наиболее авторитетных и творческих зачинателей превращения КПРФ из категории партии, занятой теоретической болтовней в современную высокотехнологическую, действующую партию лево-центристского толка.
Позже на мою долю выпала реализация поручения Исполкома НПСР по подготовке и принятию макета эмблемы этого широкого патриотического движения, возникшего после президентских выборов 1996 года.
Слухи об этом решении в короткий срок дошли до большинства наших активистов. И в мой адрес стали поступать рисунки различных вариантов будущей эмблемы.
Буквально за неделю у меня скопилась толстенная папка этих рисунков. Были среди них проекты на любой цвет и вкус. Бредовые и глубокие по смыслу. Повторяющие частично элементы уже существующих эмблем и труднообъяснимые большинству, а то и совершено непонятные никому, кроме авторов.
         Так ровным счетом это продолжалось без малого месяц. Выбрать эмблему не удавалось даже самому авторитетному составу ЦК. И тогда мы с Александром  Уваровым решили действовать волюнтаристским методом. Помог реализовать эту проблему Иван Макушок, будущий пресс-секретарь Павла Бородина, исполнительного секретаря Союза России и Беларуси.
За день до презентации НПСР, состоявшейся в Театре содружества актеров Таганки, которым руководил наш депутат Николай Губенко, в театр привезли большущий задник с изображением эмблемы. Понять смысл, сконцентрированный в ней однозначно, было невозможно. Но, получив в довесок по небольшому, качественно выполненному многоцветному значку с ее изображением никто из участников вечера даже не заикнулся о том, что эта эмблема не годится. Но прожила эта эмблема совсем недолго.
ЗА ПОБЕДУ
В начале парламентской  выборной кампании 1999-го года мне было поручено отвечать за выпуск агитационно-пропагандистской продукции. К счастью, Зюганов оказался политиком, способным моментально формулировать программные документы. Сказывался опыт подготовки знаменитого «Слова к народу». В русле этого документа им вместе с политическим обозревателей газеты «Советская Россия» Александром Фроловым было подготовлено в качестве программного воззвание «За Победу!» Как всегда в таких случаях при его утверждении многие выступали с другими предложениями. Придумывали иные, далеко не лучшие заглавия. Намекали на вероятность его использования как рифмы к слову БЕДА.
Но беда была в другом. Время шло, а наша продукция еще не появлялась. Мне было грустно вдвойне. Дело в том, что я придумал супер-классную эмблему. А именно, использование в качестве концентрированного стержня эмблемы Орден ПОБЕДЫ. К тому же, вспомнив то, как выглядел первый советский серебряный рубль, обрамил орден по кругу надписью «КПРФ» - «За Победу патриотов!». Таким образом, появлялась не только эмблема, но  главный слоган нашей кампании. Набросав макет эмблемы вчерне от руки, я попросил сотрудников нашего отдела Владимира Новоселова и Вадима Миллера выполнить ее графически на компьютере, что они и сделали с успехом. Но дальше надо было преодолевать козни критиков внутри партии. Непроизвольно помог ее принятию Геннадий Зюганов. В ближайший понедельник с самого утра он пригласил к себе в кабинет Валентина Купцова, Виктора Пешкова, Сергея Потапова и меня и устроил нам форменный разнос. Главный удар вполне справедливо пришелся по мне. Я не стал отмалчиваться и заявил, что дело в эмблеме, которую никак не удается утвердить в ЦИКе. На это Зюганов рассердился еще больше.  И тут помогли Потапов с Пешковым.
- Да, да, Геннадий Андреевич! Дело в том, что у нас использовано изображение ордена ПОБЕДЫ, что крайне запрещено избирательным законодательством России.
- Но мы уже доказали свою правоту, убедив ЦИК, что это не орден ПОБЕДЫ, поскольку на нем присутствуют на пять бриллиантов меньше.
- А, делайте что хотите! – махнул рукою Зюганов и добавил. - До пятницы материалов не будет - партбилеты на стол!»
Так появилась новая эмблема, которая, на мой взгляд, была лучшей из всех используемых партией во время избирательных кампаний.

ЛИШНИЕ ЛЮДИ
Одновременно с принятием эмблемы у меня с Миллером родился замысел главного плаката КПРФ. На фоне праздничного шествия сторонников КПРФ был изображен Орден ПОБЕДЫ, обрамленный главным слоганом. Каждый из пяти лучей ордена упирался в  фотоснимки, ставшие  известными на весь мир. Парад ноября 1941 года. Ракета «Восток». Улыбка Гагарина. Знамя Победы над Рейхстагом. Днепрогэс.
Все получалось, как было задумано. Но вот беда, в первой шеренге демонстрантов не хватало знакомых лиц. А это повышало опасность запрета на распространение этого плаката по причине отсутствия согласия физических лиц на использование изображения. Тогда мы наложили одни и те же фигуры, шагающих друг с другом  со  сдвигом на одного человека  в шеренге. В результате на плакате появились одни и те же персонажи, но никто кроме нас этого не заметил.
Добавлю, что в память о той кампании, по результатам которой наша партия заняла первое место, я храню экземпляры агитпродукции КПРФ, с указанием  моей фамилии в качестве ответственного за выпуск. А также единственную в мире пластиковую печать с эмблемой и слоганом, которую передал мне Володя Новоселов, заказавший ее в одном из рекламных агентств.
ЗНАТЬ БЫ КАКАЯ СВОЛОЧЬ
 По ходу работы над имиджем партии мне пришлось заниматься  выпуском видео- и аудио- продукции. Но если аудио записи нам давались легко и просто, то над созданием видеороликов пришлось попыхтеть достаточно долго. А началось все с того черного дня 3 октября 1993 года, когда ельцинские мордовороты из только что сформированного «Витязя» расстреляли безоружных манифестантов у телецентра «Останкино». В результате пролилось много крови, погибло немало хороших людей, желающих просто достойно жить и трудиться. Погибли и те, кому по роду деятельности необходимо было освещать эти трагические события. В числе погибших телеоператоров, с риском для жизни снимающих кровавую бойню в «Останкине», был и немецкий тележурналист Рори Пек, профессиональная телекамера которого оказалась в руках у наших сторонников. Впервые об этом я узнал в апреле 1995 года от Виктора Пешкова, который, узнав, что у меня дома есть пишущий видеомагнитофон, поручил мне встретиться с кинорежиссером Вячеславом Тихоновым и его ассистенткой Леной и просмотреть в какой степени готовности находится работа над фильмом «Русская тайна».
- Понимаешь, они просят шесть тысяч долларов на завершение фильма. Но я считаю, что сейчас не время тратить эти деньги на Парламентские выборы таким образом. Впереди выборы Президентские. Вот к ним и подготовим.
В результате, получилось все так, как предсказывал Пешков, если не считать того, что Тихонов оказался не тем знаменитым актером, а молодым начинающим режиссером. Хотя уже с немалой плешью и пышными черными усами.
Завершение фильма отложили на Президентскую кампанию. Потом последовал кинофестиваль «Золотой Витязь», на котором этот фильм получил первый приз. Должен сказать, что режиссерская работа Тихонова мне не понравилась. Фильм по-прежнему держал зрителя за счет кадров оставленных погибшим в «Останкине» немецким тележурналистом.
Тогда же известный артист Николай Бурляев привел к нам в штаб автора и исполнителя своих песен, профессионального актера Николая Мельникова, который сделал для нас первые агитационные ролики на основе своих песен «Поле Куликово» и «Поставьте памятник деревне». Однако, качество техники, которую партия арендовала  в одной из коммерческих структур, базирующейся на Малой Грузинской улице на одном из закрытых предприятий «Радиопрома», было довольно низким. Расходы на их изготовление взял на себя предприниматель Константин Фролов, хозяин фирмы «Константин», увлекавшийся коллекционированием стульев.
Позже, понимая, что мне, так или иначе, придется заниматься выпуском видеопродукции, предназначенной для показа на телевидении в рамках действующего законодательства «О выборах в Российской Федерации», я искал человека талантливого, настырного, умеющего, буквально, на коленках делать качественную продукцию. И вот однажды такой человек появился. Он пришел с улицы, что называется самотеком. Среднего роста, щуплый. В хорошем смысле слова нахрапистый и инициативный. К моему удивлению он оказался отставным подполковником и кинорежиссером-любителем, уже успевший отличиться в телепрограмме «Сам себе режиссер». При себе он имел ролик-мультяшку, парадирующий диктора ТV Николая Сванидзе в качестве змея-искусителя, выползавшего из телевизионного ящика. Я упросил секретаря ЦК по идеологии Александра Кравца оформить Миллера в качестве помощника депутата.
Большую помощь в этом деле оказал нам «красный директор», бывший министр по делам строительства в Российской Федерации Виктор Михайлович Видьманов. Он помог организовать группу телевизионщиков, в которую вошли Вадим Миллер, Владимир Новоселов и Евгений Рубанов, бывший актер легендарной группы «Асисяй» Славы Полунина. Сегодня мне трудно выделить из них кого-то особенного. Каждый пришелся к месту. К тому же работа, которой мы с таким увлечением занимались, была жутко интересной. В результате появились ролики под названиями: «Почему они нас боятся?», «Наперсточники», «Армреслинг», «Собачка», «Нам есть чем гордиться…» и другие.
Помню, с каким удивлением и восторгом смотрели их  приемщики канала ВГТРК. А в газете «Московский комсомолец» появилась заметка, суть которой заключалась в следующем: Знать бы только какая сволочь сделала эти ролики для коммунистов!
Одной из этих сволочей был ваш покорный слуга.
Позже мы с Вадимом сделали немало роликов и фильмов, один из которых под названием "КПРФ - партия народа", демонстрировался на государственных телерадиоканалах во всех уголках России. История его создания заслуживает отдельного внимания.
Сегодня из тех, кто делал когда-то первые видеоролики КПРФ, в партии остался только Вадим Владимирович Миллер, который возглавляет телеканал КПРФ «Красная линия». Новоселов и Рубанов стали высокопрофессиональными рекламщиками
ВЕРЮ ТОЛЬКО КОММУНИСТАМ
Как-то в один из дней второй половины декабря 2006-го года ко мне в кабинет №953 старого здания Государственной Думы вбежал сотрудник нашего отдела, доцент РУДН Сергей Елагин.
- Юрий Алексеевич! Вы случайно не знаете фамилию французского художника, писавшего картины на тему гаремной жизни?
- А что такое? – ответил я вопросом на вопрос.
- Зюганову подкинули картину, предположительно украденную из Эрмитажа.
- Наверное, знаю! Видел когда-то в Ташкентском Музее изобразительных искусств. Называется «Купальщица». А фамилия художника, должно быть, Энгр.
Я сразу же вспомнил, с какой гордостью рассказывали о ней мои родственники, проживавшие в свое время в Ташкенте с начала и до конца своей жизни. Когда-то эту картину, вместе с несколькими другими, случайно отыскали в потайной комнате бывшего дворца царского наместника в Средней Азии, в котором, собственно, и размещался этот музей. Потом ее долго отстаивала ташкентская интеллигенция, пресекая любые попытки столичных деятелей культуры увезти ее в Москву в Музей изобразительных искусств имени А.С, Пушкина. Словом, переданная Зюганову картина была, судя по всему, из разряда редких и дорогих.
Захватив испытанную мыльницу, мы помчались в кабинет Зюганова, который находился буквально рядом с моим.
В кабинете на столе лежало то, что с большим натягом можно было назвать картиной из Эрмитажа. Варварски вырезанная из рамы, свернутая вчетверо и скрученная в трубку, перевязанную бумажным почтовым шпагатом, она сильно протерлась по местам сгиба, потрескалась и представляла собой довольно жалкое впечатление.
       В кабинете, кроме самого Зюганова находился его помощник Саша Ющенко и руководительница корпункта из Интерфакса, которая тут же и разнесла эту информацию по городам и весям. Ждали приезда эксперта из «Росохранкультуры», чему я несказанно обрадовался. Дело в том, что основным специалистом по возвращению похищенных ценностей в этом государственном ведомстве служил Володя Погодин, который в Парламентскую избирательную кампанию 1995 года работал в нашем штабе по связям с российской интеллигенцией непосредственно под моим началом. Будучи в рядах защитников Советской конституции в ноябре 1993-го года, он был ранен в ногу при штурме Останкина и ходил, прихрамывая, с костылем, за что мы любовно называли его «Костыликом». Это прозвище и впрямь необычайно подходило к нему. На своем единственном костыле он носился так, что мы – молодые хлопцы, при здоровых ногах, догнать его не могли, как ни старались. Однако по приезду выяснилось, что приехал другой эксперт. Познакомившись ближе, выяснилось мы с ним не только однофамильцы, но и земляки. Он-то и подтвердил подлинность картины "Бассейн в гареме" французского художника Жана Леона Жерома. Выяснилось и то, как картина попала в нашу фракцию.
В этот день, утром в приемную главы думской фракции КПРФ на Охотном Ряду позвонил неизвестный. Он заявил, что "верит только коммунистам", поэтому готов передать Зюганову очень ценную вещь, которую тот, по его мнению, "не украдет и не перепродаст, а вернет стране и народу". Секретарша Зюганова Лида передала телефонную трубку Жене Газееву, ответственному сотруднику организационного отдела ЦК КПРФ, который тут же договорился с абонентом о том, где они должны будут встретиться буквально в течение ближайших десяти минут.
        Во избежание провокаций, на встречу отправился бывший полковник милиции, член ЦК КПРФ, депутат Госдумы Александр Куликов. Там, у театрального киоска на выходе из станции метро «Театральная», он и получил от некоего мужчины бумажный пакет, в котором лежала истрепанная и свернутая вчетверо картина. Как признался Зюганов, сначала он подумал, что его разыграли, но прибывшие вскоре представители «Росохранкультуры» после предварительного осмотра пришли к выводу, что это именно та картина, которая была похищена в 2001 году из Эрмитажа.
 Позже, отвечая на многочисленные звонки, Зюганов добавил, что пакет, в котором неизвестный принес картину, передан представителям правоохранительных органов.
 По информации директора «Эрмитажа» Бориса Пиотровского, "Бассейн в гареме" был написан в 1878 году и представлял собой холст размером 73,5 на 62 сантиметра. Картину привез в Россию император Александр III. 22 марта 2001 года злоумышленник вырезал полотно, стоимость которого сейчас составляет 1 миллион долларов, из рамы в одном из залов Эрмитажа. До той поры поиски произведения Жерома результатов не приносили.
Через полтора года, картина была полностью отреставрирована и возвращена в музей.
У меня же сохранился полный пакет фотографий, запечатлевших важные моменты тех невероятных событий и вера в то, что рейтинг народного доверия не перебить никакими социальными опросами населения.             

КРАСНЫЙ  РУНЕТ
Так случилось, что мне пришлось заниматься созданием первого в России сайта политической партии. Тогда мало кто слышал, что такое интернет. По правде говоря, я тоже тогда узнал об этом впервые.
История создания сайта КПРФ относится к октябрю 1997 года. Именно тогда, по поручению  заместителя Председателя ЦК КПРФ И.И. Мельникова был разработан первый вариант сайта. Его авторами были сотрудники Идеологического отдела А. Боярский, А. Сергеев и зам.зав. этого отдела ЦК КПРФ Ваш покорный слуга Ю. Петраков.
А начиналось все с обычного поручения секретаря ЦК Виктора Пешкова, одного из первых политтехнологов России. Помнится, он пригласил меня в свой кабинет, который находился через один с нашим, и спросил - слышал ли я что-нибудь об интернете. Поняв, что для меня это понятие далеко от понимания, дал телефон бывшего сотрудника аппарата ЦК КПСС Леонида Доброхотова, который работал тогда в США. Однако, мне пришлось потратить немало времени на связь с Леонидом в пустую, поскольку он мне толком объяснить, что это такое и с чем его едят так и не смог. Я  уж думал, что это поручение как бы само-собою забудется, но Пешков, при очередной встрече со мной опять коснулся этого вопроса. Вскоре после этого мне позвонили из секретариата Ивана Мельникова, который тогда возглавлял думский комитет по науке и образованию. Он пригласил меня съездить поглядеть на этот самый интернет вживую.
К моему удивлению мы приехали в подмосковный городок Одинцово, на улицу Любы Новоселовой в дом, который оказался по соседству с домом в котором я был прописан. Там трое молодых офицеров из Краснознаменска открыли нам глаза на эту штуковину, не преминув запросить с нас за ее разработку три тысячи долларов. Однако таких денег у партии в то время не было. Помог Володя Боярский. Он со своим напарником запросил триста долларов и работа закипела. На мою долю пришлась разработка конфигурации сайта. Сергеев делал движок.
Тогда же было принято решение о регистрации двух доменных имен в целях устойчивой работы партийного сайта в условиях, мягко говоря, политической нестабильности в стране, связанной с фигурой тогдашнего президента России Бориса Ельцина. Тогда же сайт KPRF.ru был перерегистрирован на юридическое лицо - КПРФ. Оба домена вели на один и тот же официальный сайт партии.
Подчеркну, что и тогда, и много позже и первый, и второй партийный домен целиком принадлежали КПРФ и были подконтрольны ей. Однако это не означало, что сотрудники не менялись по разным обстоятельствам. На смену Боярскому и Сергееву, пришли Новоселов и Миллер. Позже их сменил Илья Пономарев. Да-да, тот самый, о котором сегодня так много говорят. Перед приходом к нам он числился заместителем Ходорковского. К нам он пришел со своим прожектом удивить мир классным коммунистическим сайтом. Но дальше слов дело не пошло, и два с половиной года сайт вел Анатолий Баранов.
Менялись сотрудники, менялись секретари, отвечающие за сайт, но так или иначе он оставался подо мной, покуда я не передал эти функции Сергею Обухову, который продолжил это дело до прихода на отдел агитации и пропаганды Дмитрия Новикова. В конце концов, наш сайт стал одним из лучших политических сайтов. Мы получили оперативную связь с регионами. Стали передавать гранки своих партийных газет «Правда» и «Правда России» в региональные пункты тиражирования. Стали проводиться пресс-конференции. Мне удалось съездить в Афины для участия в митинге коммунистических и рабочих партий, посвященных проблемам левого интернета. Заработало Интернет-телевидение. Телеканал «Красная линия». Студию возглавили Михаил Костриков и Вадим Миллер. А Дмитрий Новиков стал заместителем председателя ЦК КПРФ Геннадия Зюганова.
Сегодня просто  трудно представить, как можно жить без интернета и не только в литературе, но и в политике. Во многом он помог нам возродить партию, вывести ее на международный уровень. И я считаю, что мне необычайно повезло заниматься этим интересным и нужным делом.
РЕСТАВРАЦИЯ - ПЕРВАЯ ПОПЫТКА
В начале сентября 1998 года позвонил Купцов:
- Юрий Алексеевич, зайди!
Захожу в кабинет, он встает навстречу. Чувствуется, готовится что- то важное.
- Напиши проект обращения Юрия Дмитриевича Маслюкова к избирателям. Кратко напиши о том, зачем он идет в Правительство. Согласуй с ним и срочно отправляй в печать. Поторопись, он тебя ждет.
Фракция уже полнится сообщениями о том, что страна валится в дефолт. Ельцин впервые за много лет обратился к Зюганову за советом. Срочно формируют правительство во главе с Примаковым. Зная, что у Маслюкова есть свой спичрайтер Антон Суриков, все же лестно, что такого рода заявление поручают тебе.
Через двадцать пять минут вхожу в небольшой кабинет Маслюкова, располагающийся в новом здании Госдумы.
- А я думал, что ко мне придет академик Петраков, -  улыбаясь, встает навстречу Юрий Дмитриевич.
Бегло пробегает текст и говорит:
- Что ж, у меня замечаний нет. Можете отправлять в печать.
В начале марта 1999 года меня послали в Московский Центр Карнеги. Кроме меня там из наших Алексей Подберезкин и Володя Акимов.
Из известных политологов в центре внимания Андронник Мигранян с супругой, получивший накануне предложение поехать на работу в США.
Подберезкин с Акимовым активно пиарились и надували щеки. Все кого-то ждут, пьют горячительное и кофе-брэйк.
Не заметил, как подошли послы Румынии и Чехии. Заседание начинается. Один из послов, не считаясь с тем, что на встрече присутствуют коммунисты, призывает демократов к немедленному смещению Примакова и роспуска его кабинета министров..
- Если вы в ближайшее время не уберете их, будет конец реформам.
Послы вместе с координатором фонда Анатолием Малашенко удаляются. Начинается жесткий загул. Ухожу  по-английски, ни с  кем  не прощаясь.  Сам иду в Думу. Сообщаю об услышанном Купцову.
И, наконец, о печальном..
Ритуальный Центр ЦКБ /Кремлевской больницы. Партия провожает в последний путь Юрия Дмитриевича. Выступают коммунисты, давно и хорошо знавшие выдающегося государственного деятеля. Прошедшие вместе с ним через дефолт и трагедию Чернобыля и Саяно-Шушенской ГЭС.  На себе испытавшие, что значит быть коммунистами в пору предательства и смуты. Развала экономики и девальвации всего того, что составляет нормальную человеческую жизнь со всеми ее радостями и тревогами.
Невольно вспоминаю похороны Махмуда Эсамбаева. Иван Иванович Мельников возлагает венок от партии, которую считают виновницей в осуществлении депортации Кавказских народов. 
Зал погружен в полутьму.  Вокруг мужчины с кинжалами и без. Смотрят сурово. На авансцене, на белой бурке в национальной одежде и в папахе лежит народный артист СССР, много сделавший для того, чтобы считать нынешних коммунистов своими побратимами.
Возвращаемся в Думу. Молча вспоминаем тех, кого уже нет с нами: скульптора Валентина  Клыкова, генерала армии Трошкина, адмирала Балтина, дипломата Квицинского, космонавта Виталия Севастьянова. Не счесть всех тех, кто до последнего вздоха хранил верность единожды данной присяге, возрождал и укреплял Компартию России.
ПОБЕДА НАД «ДЕМОКРАТИЕЙ»
После трагической гибели Галины Старовойтовой в ее рабочий кабинет, который находился на одиннадцатом этаже нового здания Государственной Думы въехали два молодых сотрудника Народно-патриотического Союза России. Объяснялось это вовсе не каким-то там благосклонным отношением к этой организации руководства Госдумы, а тем, что это помещение относилось по распределению к думскому Комитету по связям с общественными и религиозными организациями, которым руководил Виктор Ильич Зоркальцев, занимавший тогда пост Председателя Исполкома НПСР.
Кабинет был угловым, имел два смежных окна и казался весьма и весьма просторным. Чуть вправо, ближе к углу, напротив входной двери находилась несущая железобетонная колонна. На ней, в коричневой рамке с черным траурным обрамлением в нижнем правом углу висел портрет Старовойтовой. После смены хозяев его заменили большим плакатом с портретом улыбающегося Геннадия Зюганова. На том вся перепланировка кабинета и закончилась.
Как-то раз, видимо по привычке, в этот кабинет заглянул бывший депутат-демократ, самолично причислявший себя к лику священнослужителя, Глеб Якунин. Вальяжно войдя в кабинет, он собирался было спросить что-то у его новых обитателей, но увидав весело улыбающегося ему с плаката Геннадия Андреевича, буквально потерял дар речи. Как долго длилось это его состояние, я не знаю. Думаю ровно столько, сколько было нужно, чтобы Володя, считавшийся здесь старшим по должности узрел личность вошедшего. Потому, что уже в следующую минуту он во весь голос гаркнул в сторону незадачливого «батюшки»:
- Тьфу-у-у! Сгинь, Сатана!
На что так и не пришедший в себя Якунин бочком-бочком выскочил из кабинета и был таков. Больше он туда, насколько я знаю,  так и не заглядывал.
Но «батюшка» оказался не единственным из тех, кого до смерти напугала встреча с коммунистами.
Помню, как перед началом заседания Секретариата КПРФ в холл девятого этажа старого здания Думы случайно заглянул бывший депутат Думы первого созыва Владимир Кашпировский. Узнав, что здесь работают коммунисты, он чрезвычайно испугался и скоренько растворился в коридоре, ведущим на выход.
 
У ИСТОКОВ ЗЕМЛЯЧЕСТВА
Осенью 1996 года, добившись регистрации Народно-патриотического Союза России, мне пришла в голову мысль создать Донецкое землячество. Механизм его создания был для меня к тому времени понятен.
К тому же, у нас во фракции было два помощника депутата, которых я решил привлечь в свой актив: генерал-лейтенант Титов Михаил Григорьевич и заслуженная артистка УССР Авдеенко Татьяна Петровна. Генерал, выслушав меня, спросил - советовался ли я с Зюгановым и, получив утвердительный ответ, согласился.  Актриса тоже загорелась этой идеей. Через пару недель она привела ко мне двух ветеранов из общества «Шахтер», влачившего жалкое существование и дышащего на ладан. Один из них Коваль Николай Гурьевич, бывший заместитель заведующего отделом тяжелой промышленности ЦК КПСС, другой – Лунев Николай Стефанович, бывший заместитель Председателя Госснаба СССР. К тому времени я уже раздобыл Устав Донского казачьего круга и вызвался на его основе подготовить Устав будущего Землячества и все необходимые документы, необходимые для его регистрации. Тогда же было решено назвать нашу организацию «Землячеством Донбассовцев». Попытки привлечь к этому делу Николая Ивановича Рыжкова  поначалу  положительного результата не дали:
- Ну, какой я там Дончанин?! Я в пятнадцать лет уехал в Свердловск, да там и остался.
Через неделю с моей стороны была полная готовность. Через знакомую землячку Баранову Ларису Георгиевну, бывшую тогда статс-секретарем Союза писателей России, мы договорились о месте проведения учредительной конференции. Оно было  вполне достойным и располагалось в Союзе писателей России на Комсомольском проспекте столицы. Одна беда, время было смутное, в зале не топили, свет был отключен, о телефонах вообще не было и речи. 
В назначенный день и час у дома писателей стали собираться люди. Прибыло в полном составе общество «Шахтер», подошли думские помощники, подъехало даже два представительских автомобиля. На черном «Ауди» прибыла Министр труда Российской Федерации Безлепкина Людмила Федоровна. На длинной «Чайке» руководитель Российского горного и промышленного надзора Васильчук Марат Петрович. По предварительной договоренности пост Председателя Правления землячества должен был занять Коваль, а мы с Луневым становились его замами. Председателем ревкомиссии избрали генерала Титова.
В полутемном зале я зачитал перед собравшимися Устав Землячества, который был принят всеми собравшимися. При избрании Председателя была попытка выдвинуть Лунева на этот пост взамен намеченного Коваля, но она не прошла. Тогда же нам троим Ковалю, Луневу и мне было поручено в месячный срок зарегистрировать нашу новоиспеченную организацию. Тогда же было решено добиваться разрешения на презентацию Землячества в Концертном зале гостиницы «Россия».
Через пару дней мы втроем отправились в департамент юстиции Москвы, который тогда находился в маленьком двухэтажном доме, неподалеку от Третьяковской галереи. Дело было зимой и мы, далеко не худенькие мужчины, едва-едва умещались в узком, полном народа коридорчике. Потолкавшись среди людей и подсобрав информации, я вернулся к своим товарищам и сказал, что если будем действовать «как все», то презентации у нас точно не будет. Те безнадежно развели руками. Пришлось пойти напролом. Разыскав дверь с табличкой начальника департамента, я заглянул в кабинет. Высокий генерал не спеша двигался взад-вперед по кабинету, стараясь согреться. Я попросил разрешения войти и показал ему свое думское удостоверение. После приглашения присесть, начал рассказывать ему о том, каким замечательным Землячеством мы решили одарить Москву, сколько известных и знаменитых людей уже вошли в нашу организацию и сколько еще непременно войдут в нее. А в завершение попросил его помочь нам ускорить регистрацию, сославшись на арендованный зал и то, что Николай Иванович Рыжков и Иосиф Давыдович Кобзон уж точно не будут приходить отмечаться в очереди ради регистрации Землячества. На что генерал улыбнулся и пообещал помочь. Он тут же набрал внутренний номер и переговорил о нас с начальником отдела.
- Идите в 9 кабинет, там вам помогут! – и крепко пожал мне руку,
- Да, не забудьте пригласить на презентацию!
Через две недели Землячество было зарегистрировано. Через три состоялась презентация.

МЕСТО ВСТРЕЧИ – ПРЕЗИДИУМ
На первый взгляд несколько флегматичный Сергей Станиславович Говорухин на поверку оказался матерым аппаратчиком. В этом мне когда-то пришлось убедиться на собственном опыте.
После очередного Конгресса Народно-патриотических сил России Сергей Станиславович был избран одним из сопредседателей этого движения. И как сопредседатель отвечал за работу с творческой интеллигенцией страны. Тогда же ему и главному редактору газеты «Завтра» Александру Проханову было поручено подготовить  обращение к российской интеллигенции. Время шло, а проекта обращения все не было. Говорухин сказал, что ему все равно, кто его напишет, а Проханов ссылался на очередную нехватку времени. Словом, писать пришлось мне. К нужному сроку проект обращения был мною подготовлен. Как и положено в таких случаях я принес его в кабинет Говорухина для согласования. Прочитав его, Сергей Станиславович в целом одобрил написанное мною, заявив следующее:
- Я не вижу причин, почему бы его не вынести на утверждение Президиума.
Проханов  наотрез отказался знакомиться с данным проектом, заявив, что доверяет мне и согласен с ним априори. Однако за пару часов до начала заседания, когда написанный мною проект был тиражирован и разложен в папки участников заседания, стало известно, что Проханов принес свой вариант обращения, который категорически требует принять без внесения каких либо изменений и дополнений, вплоть до сохранения в нем грамматических и стилистических ошибок, если таковые обнаружатся. Так в материалах Президиума оказалось два варианта проекта Обращения.
Я отнесся к такому повороту событий спокойно, полагая, что если мой вариант не пройдет, то я в этом виновен не буду. Однако когда пришло время обсуждать проекты обращений Сергей Станиславлвич, значившийся в повестке дня основным докладчиком по данному вопросу неожиданно для меня заявил.
- Александр Андреевич подготовил на мой взгляд хорошее обращение. Я предлагаю принять его без обсуждения. А что касается второго проекта, то я не знаю, кто его писал  и как оно сюда к нам попало.
После Президиума я как и положено в таких случаях получил нагоняй от первого заместителя Председателя Исполкома Координационного Совета НПСР Виктора Зоркальцева и с тех пор старался держаться подальше от знаменитого режиссера.
Много позже, работая в Думе пятого созыва, я как-то раз столкнулся в коридоре с Сергеем Станиславовичем, с которым не виделся лет, пожалуй,  лет восемь. Увидав меня, он слегка кивнул мне и с невозмутимым видом отправился дальше по своим депутатским делам.
«Ну, слава Богу, что не забыл» - подумал я ему вслед.

ДЕЛО БЫЛО В ПЕРЕДЕЛКИНЕ
Весной 2004  года в числе литераторов нашего Землячества я отправился в Переделкино на презентацию новой книги замечательного поэта-песенника Николая Доризо. Делегация была небольшая, но дружная. Олег Беликов, Евгений Нефедов, Петр Акаемов и я. Весу нам придавали Иосиф Кобзон,  Филипп Бобков и Николай Лунев. Заседали на втором этаже местного писательского ресторана. Виновник торжества без устали читал и читал свои стихи. Изредка мы приветствовали его своими стихами.
Наконец, дошла очередь и до меня. Как всегда перед этим, я долго перебирал в памяти  – какое из них прочитать. Но как ни крути – все выходило одинаково похоже на выступление моих товарищей. И лишь на подходе к  столу, за которым восседал юбиляр в окружении Кобзона и Лунева, мне вдруг пришла в голову неожиданная идея.
- Дорогой Николай Константинович! – бодро начал я, - Я, конечно, могу прочитать свои стихи, но делать этого не стану. Я хочу поблагодарить Вас за песни. Сколько я себя помню, я знаю все из них. Знаю их дословно. И если вдруг я останусь без работы, без копейки денег и без куска хлеба я пойду в ближайший подземный переход и стану петь ваши песни. И хотя я далеко не Кобзон, народ мне подаст.  И я сам, и моя семья не пропадем с голоду.
Мой тост был горячо поддержан, а Иосиф Давыдович тут же предложил мне спеть дуэтом одну из песен Доризо. Так я сподобился спеть с Кобзоном песню из кинофильма «Дело было в Пенькове». И слова этой лиричной и задумчивой песни о том, как «трудно в деревни у нас» долго еще звучали в моей душе. И я был твердо уверен, что с такими песнями, несмотря ни на какие трудности, я не пропаду.
«КОММУНИСТ» ДОРЕНКО
В начале лета 1999 года наша партия должна была включиться в очередную кампанию по выборам депутатов Госдумы России третьего созыва. По закону выдвигать своих кандидатов должна была Конференция КПРФ. Как и положено серьезной партии вопросы предстоящей избирательной кампании были вынесены на Пленум ЦК КПРФ, который проходил в закрытом режиме. Тем не менее, было решено вести видео съемку этого Пленума и, в частности, доклада, с которым выступал Первый заместитель Председателя ЦК КПРФ Валентин Купцов.
Секретарем по идеологии партии в ту пору был Александр Кравец. Ему-то и было поручено отвечать за эту съемку. Так случилось, что нам двоим пришлось отправиться после Пленума к Сергею Доренко с тем, чтобы вместе с ним отобрать из снятых нами материалов видеоряд под комментарии о состоявшемся Пленуме, которые он должен был озвучить в своей новостной программе.
Студия Доренко находилась на телецентре Останкино в четырехэтажном здании почти у самой телебашни. Отобрав материалы для передачи, мы расположились в уютных креслах у журнального столика за чашечкой кофе, рассуждая о предстоящих выборах.
- А знаете что, ребята! – обратился к нам вдруг Сергей, - даже если вы победите и мне придется уйти с телевидения, я ни за что в жизни не пойду к вам в партию.
Надо сказать, что нам и в голову  не приходила мысль о том, что такой человек, как Доренко станет вдруг идейным поборником коммунистической идеологии. И все же про себя я подумал: «Говори-говори, рассказывай! Такой позер и циник, привыкший жить барином, первым прибежит, случись что. И станет из кожи вон лезть, чтобы казаться таким же правоверным коммунистом, как и сейчас либерал-демократом». И я не ошибся, как в воду глядел…
Без малого через четыре года, в канун новых парламентских выборов Госдумы четвертого созыва, по каналам СМИ пришла сногсшибательная новость – бывший «телекиллер» Сергей Доренко вступил в ряды КПРФ. Разумеется, в руководстве партии этому просто не поверили. Однако проверка подтвердила, действительно, Сергей Леонидович Доренко, 1959 года рождения в сентябре 2003 года был принят в ряды КПРФ в городе Новопавловске Кировского района Ставропольского края. Чуть позднее стали ясны и мотивы этого поступка. Вскормленный и выпестованный Борисом Абрамовичем Березовским, Сергей Леонидович своим вступлением в КПРФ усилил позиции нового общественного движения «Родина», которое создавалось для того, чтобы отобрать часть голосов избирателей от КПРФ. И здесь Доренко оказался верен сказанному когда-то нам слову. Он вступил в КПРФ не для того, чтобы усилить партию, а чтобы расколоть ее. Ничем другим, как член КПРФ, он больше себя так и не проявил.
ДВА АЛЕКСАНДРА
В 1976 году я был впервые откомандирован для участия в днях советской литературы в Донбассе. Нашу группу возглавлял известный советский поэт Александр Алексеевич Жаров. Его правой рукой стал Александр Федорович Филатов, поэт, прямо скажем, никакой, несмотря на свое славное рабочее прошлое и настоящее, он возглавлял литературное объединение «Вальцовка» при московском заводе «Серп и молот». Кроме того, он, как и Жаров, был участником первого съезда Союза советских писателей, проходившего в Москве в 1934 году. Среди других участников нашей группы были и москвичи, и киргизы, и дончане.  Встречи с читателями проходили, как правило, по накатанному сценарию. Вначале выступали маститые, потом националы, после чего мы – творческая молодежь.
Александр Алексеевич любил рассказывать о III Съезде комсомола, о встрече с Владимиром Ильичом Лениным. При этом он всегда очень картинно показывал, как он потерся своей рубахой о костюм Владимира Ильича.
Александр Федорович читал свои длиннющие поэмы о Сергее Есенине. Таких у него набрался целый сборник. Как-то раз, после одного из вечеров, он был уличен кем-то из знатоков жизни и творчества Есенина в неверном толковании жизненного пути великого поэта. Вначале он, было, пытался спорить, но убедившись в том, что имеет дело со знатоком, начал что-то там лепетать о праве автора на известную долю вымысла.
Вторично Александр Федорович обмишурился тем, что поспешил настучать Жарову на Марка Соболя и Бориса Билаша, успевших крепко набраться во время посещения завода шампанских вин в городе Артемовске.
А в остальном этот праздник поэзии остался в моей памяти именно праздником. Сохранился в моем архиве вырезками из газет и сборниками стихов с автографами авторов.
Как-то раз, через много лет после этого я случайно узнал, что глава Администрации Президента России Бориса Ельцина Сергей Александрович Филатов –  родной сын того самого поэта Александра Филатова, с которым судьба свела меня в Донбассе. А узнав, не удивился. Сын был похож на отца не только внешне, но еще и тем, что от него можно было ожидать любой лжи, любой подлости, подтверждая тем самым старую русскую пословицу «Яблонька от яблони…».
В связи с этим хочу сказать о встрече с другим руководителем администрации Бориса Ельцина   Александром Стальевичем Волошиным. Дело было в марте 1999 года, в одну из суббот, сразу же, после назначения его главой администрации президента РФ. Дума буквально вымерла. Лишь один единственный постовой стоял у кабинок парадного выхода. Посреди обширного холла стоял растерянный гражданин, явно не знавший в какую из сторон ему направляться. Я помог ему отыскать помещение, в котором его, похоже, уже ждали. Это и был Волошин.
Чем-то похожая встреча произошла и с Германом Грефом. Он, с двумя сотрудниками, в 906 кабинете старого здания Государственной Думы объяснял суть концепции реформирования российской экономики. Встречали его очень жестко.
После перерыва в кабинет зашел Купцов и представил Грефа в качестве министра.
Беседа сразу же перешла в конструктивное русло.
СЛУЧАЙНЫЕ ВСТРЕЧИ
             Очередной зигзаг в политическом курсе Бориса Ельцина в 1998 года был связан с мировым финансовым кризисом. России  угрожала дестабилизация финансовой системы. 23 марта 1998 года, в условиях угрозы роспуска Думы,  новым премьер-министром был назначен С.В. Кириенко. Но попытка его кабинета ввести монетаристский курс, ранее опробованный Гайдаром, привела к обвалу национальной валюты в августе 1998 г. и резкому росту социальной напряженности. Это заставило Ельцина повернуть политику  вновь в умеренное русло. В сентябре 1998 г. в результате сложных и длительных переговоров между руководством КПРФ и Борисом Ельциным, премьер-министром был назначен Е.М. Примаков. В состав Правительства национальных интересов входили Ю.Д. Маслюков и В. В. Геращенко. Однако,  несмотря на достигнутую в кратчайшие сроки стабилизацию в экономике и общественной жизни, под давлением Запада этот кабинет был отправлен Борисом Николаевичем в отставку.
В мае 1999 г. его сменил С.В. Степашин, а в августе 1999 г. правительство возглавил В.В. Путин. Причем, представляя нового премьера СМИ, Ельцин заявил: «Вот вам будущий преемник!» Тогда же я впервые увидел его довольно близко.
      В ночь подведения результатов голосования по выборам депутатов Государственной Думы РФ, наш штаб, как обычно, работал в авральном режиме. Его мозговой центр находился на Малом Сухаревском переулке в доме №3, строении один.
По всему выходило, что наша партия уверенно занимала первое место. Геннадий Андреевич, как руководитель партии и первое лицо в избирательном списке КПРФ, был приглашен на телевидение, где намечалось грандиозное ток-шоу.
В ту ночь я был на связи с нашим представителем в Центризбиркоме с правом совещательного голоса Вадимом Соловьевым. Получал информацию о ходе голосования. Полученные данные передавал руководителю нашего избирательного штаба Валентину Александровичу Купцову. В один из таких подходов к нему он попросил меня подойти наверх в зал заседаний: «Там Евгений Борисович (Бурченко) должен пироги к чаю приготовить».
Поднявшись на второй этаж, я  отметил, что зал был пуст – ни людей, ни пирогов с капустой.
В это время зазвонил телефон и я, наклонившись над столом с телефонным аппаратом, стал записывать новые данные. В это время за моей спиной послышались шаги и я, оглянувшись, с удивлением увидел Владимира Владимировича Путина. За ним шли министр печати и информации Михаил Юрьевич Лесин и руководитель охраны Путина Виктор Васильевич Золотов.
Обойдя стол, они поочередно поздоровались со мною. В это время в зал вошел Купцов и пригласил нас всех садиться. Так я оказался за одним столом с Путиным. Точнее, справа от него. Слева сел Лесин. За моей спиной за «П» образным столом расположился Золотов.
Пока гости рассаживались, я обратил внимание на то, что они были одеты в такие же, как у меня свитера, отличные только по цвету. Путин был в легкой куртке на искусственном меху. На правом рукаве была пришита  эмблема с белым медведем, рекламирующая пиво. Он снял ее и повесил на спинку высокого стула, на котором он сидел. Со стороны нашего руководства сидели Лукьянов, Шабанов, Бурченко. В дверях толпились сотрудники штаба, которых едва сдерживал комендант здания ЦК Олег Иванович Никитин. Начался обычный в таких случаях теплый дружеский разговор. Поздравив нас с победой, Путин рассказал, что уже успел побывать в штабе «Яблока». А под конец предложил встретиться в рабочей обстановке, чтобы рассмотреть, как лучше организовать работу Думы нового созыва с Правительством.
За это время, не помню откуда, на столе появилась «чекуха» с ручкой, большая бутылка «Столичной».
При этом Купцов шутливо извинился, что нет особой закуски. Сославшись при этом на  то, что антинародный режим все съел.
- И  даже огурцов нет? – в тон ему ответил Путин.
Тут же появилась пол литровая баночка маринованных болгарских огурцов.
- Ну, что же вы за патриоты такие? Неужели у вас нет ничего домашнего?, - продолжал наседать Владимир Владимирович.
Не прошло и  двух минут, как Олег Иванович принес трехлитровую банку с огурцами домашней засолки, покрытыми плесенью, чем вызвал дружный смех.
Расставаясь, Купцов подарил Владимиру Владимировичу часы с символикой КПРФ и  попросил его в дальнейшем вести в них заседания Правительства России. И предложил ему восстановить свое членство в партии. На что Путин ответил, что свой билет он никуда не сдавал. И что он до сих пор хранится у него в левом верхнем ящике рабочего стола.
Позже я узнал, что вы продолжение этой встречи Путин пригласил на Ближнюю дачу Сталина  семь человек из нашего руководства. При этом встречал их по-домашнему в спортивном костюме. Разговор пошел нам на пользу. Партия при распределении комитетов и комиссий, получила подобающее своему результату место.
Вскоре я убедился в том, что Владимир Владимирович Путин из всех ранее предлагаемых кандидатов на пост «преемника» оказался наиболее лучшим, более продуктивным, чем все остальные.
Все его дальнейшие шаги были хорошо и точно продуманы.
Так в новогодние праздники в Кремлевском дворце состоялся вечер, на который были приглашены представители всех народно-патриотических сил, священнослужители, техническая и творческая интеллигенция. По всему было видно, что собрался народец явно неизбалованный вниманием властей.
На встрече, наряду с Зюгановым, Алексием II, Александром Прохановым и другими представителями партий и движений, выступил и Путин. Состоялся концерт Казацкого хора. Исход президентских выборов был вполне предсказуем.
На инаугурации президента Путина при  его прохождении по ковровой дорожке, он, в нарушение церемонии, подошел к стоящему в числе приглашенных в Кремль гостей и персонально поздоровался с Валентином Купцовым.
Этот эпизод, рассказанный мне Валентином Александровичем, перекликается с рассказом Героя Советского Союза летчицей Надеждой Поповой.
Как-то раз, на ее юбилее мне выпала честь вручать ей памятную медаль в ознаменование юбилея Победы нашего народа над гитлеровским фашизмом. Поблагодарив за награду, она в ходе встречи подошла ко мне и попросила передать Геннадию Андреевичу, что голосовать и агитировать будет только за Путина.
На мой немой вопрос она пояснила:
«Недавно Владимир Владимирович, при вручении мне высокой награды, спросил у меня, Кто вручал мне Золотую Звезду? Я ответила, что Маршал Рокоссовский. Тогда Путин наклонился и поцеловал с толь высокую награду».
СИЛА СЛОВА
Каждая партия, оппозиционная, и не только прибегает в своей работе к подготовке и обнародованию обращений и заявлений. Поэтому она нуждается в кадрах, умеющих работать со словом. По рассказам Сергея Сидоровича Слободянюка во всем аппарате ЦК КПСС было человек 6-8,  которые готовили материалы для дальнейшего их обсуждения, исправления и обнародования.
КПРФ тоже в какой-то степени работала по этому принципу.
За долгие годы работы в аппарате мне довелось написать немало проектов документов, ушедших затем в печать. Были среди них удачные и не только.
К счастью, Зюганов сам был настоящим профессионалом по написанию различных бумаг. Прошел большую школу в качестве работы спичрайтера. Большинство из вас помнят его знаменитое «Слово к народу», ставшее своеобразным манифестом патриотических сил страны и статью «Архитектор у развалин». Конечно, не погрешу против истины, если скажу, что он всегда старался опираться на материал, который готовили ему его помощники.
Слушая   пояснения о том, каким на его взгляд должен выглядеть тот или иной документ, я невольно ловил себя на мысли, что если успевать наносить на бумагу все то, что он диктует слету без подготовки, то его можно отправлять в печать сразу же, без корректировки.
Как-то раз, получив новый выпуск сборника «КПРФ в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК», я попытался определить какое из них, подготовленных мною, является, на мой взгляд, наиболее своевременным и важным. Привожу документ полностью:
УБЕРЕЧЬ МИР НА КАВКАЗЕ
Ситуация в Южной Осетии вновь накалена до предела. Война в буквальном смысле слова не за горами. О ней говорят, про нее пишут уже всерьез. Она заявляет о себе ночными обстрелами мирных городов и селений, дышит в спины детям и старикам, эвакуируемым из зоны конфликта. Ее провоцируют наезды заокеанских «демократизаторов». Ее жаждут новоявленные грузинские фюреры, из всех сил подталкивают на кровопролитную свару вчерашних соседей, живших в миру и согласии не одно десятилетие, сражавшихся бок о бок с гитлеровским фашизмом.
Эта война не нужна ни грузинам, ни жителям Южной Осетии. От ее исхода жизнь не станет ни слаще, ни сытнее ни у тех, ни у других Разве что заметно прибавится число вдов и сирот, станет больше руин  и пепелищ. А значит, настало время остановить войну. Дать по рукам тем, кто стремится поживиться на чужом горе и лишениях.
Коммунистическая партия Российской Федерации считает ошибочной половинчатую позицию нынешнего политического руководства России в ответ на обращение жителей Южной Осетии – граждан Российской Федерации о признании независимости этой республики. Мы призываем грузинскую сторону одуматься, сесть за стол переговоров , подписать и строго соблюдать соглашение об отказе от боевых действий, памятуя, что хороший мир лучше кровавой ссоры.
  Это Заявление Президиума ЦК КПРФ было опубликовано в газете «Правда» 7 августа 2008 года.
Интересно то, как оно появилось на свет.
4 августа 2008 года я вышел из отпуска. Был самый разгар сезона отпусков. Тогдашний Председатель Правительства России Владимир Владимирович Путин был на Олимпиаде в Китае. С Президентом связи не было. На хозяйстве во фракции находился Заместитель Председателя ЦК КПРФ Владимир Иванович Кашин.
Я зашел к нему в кабинет и доложил о том, что вышел на работу.
- Присядь, - попросил он, - Тебе не кажется, что готовится что-то  нехорошее? Что делать будем?
Обсудив положение, решили подготовить Заявление Президиума по ситуации на Кавказе.
Владимир Иванович  заверил, что свяжется с Зюгановым и посоветуется с ним.
В конце дня 4 августа текст заявления был готов.
Просмотрев его и сделав ряд замечаний,  Кашин дал поручение срочно опубликовать его в нашей печати и на сайте КПРФ.
Мы все-таки сумели предугадать  готовящуюся бойню, но остановить ее были не уже не в силах.
Потом, после окончания боевых действий к нам во фракцию приходили чиновники из Администрации Президента и интересовались заявлением. Причины этому были неизвестны.

ЛЮБИМЫЙ ПЕВЕЦ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ
Занимаясь идеологической работой в партии, мне доводилось чуть ли не каждый день писать варианты текстов поздравлений и соболезнований людям известным и любимым многими. В ту пору большая часть из них оказалась не у дел, была позабыта и позаброшена не только властью, но и своими коллегами по творческому цеху.
Однажды мне пришлось готовить телеграмму Владимиру Трошину. Не скрою, я любил этого исполнителя и постарался написать душевное и теплое поздравление этому заслуженному человеку. В конце телеграммы я добавил, что он – Владимир Трошин является любимейшим певцом моей молодости. Правительственная телеграмма, подписанная Председателем партии Геннадием Зюгановым, была благополучно подписана, отправлена и, по всей вероятности, дошла до адресата и нашла в его душе заметный отклик. В этом я смог убедится самолично.
В пору пребывания Сергея Говорухина на посту Председателя думского комитета по культуре в холле комитета на седьмом этаже старого здания Государственной Думы регулярно проводились встречи с творческой интеллигенцией. Так случилось, что на одну из них был приглашен Владимир Трошин. Был среди присутствующих и Геннадий Зюганов. Памятуя  текст той самой Правительственной телеграммы, я внимательно наблюдал за ними  обоими.
Трошин был явно в ударе. Он прекрасно исполнял все свои былые хиты. При этом он периодически краем глаза поглядывал на Зюганова. Так продолжалось до тех пор, когда в перерыве между песнями кто-то отвлек его разговором. В это время Зюганова вызвали к телефону и он втихую вышел из холла не попрощавшись.
Трошин, заметив отсутствие Зюганова сразу как-то погрустнел и быстро засобирался домой. Все было по-домашнему просто и обыденно, но для меня, посвященного в некую цепь событий и фактов, все происходившее на глазах полнилось особым смыслом.
И еще, не мору удержаться, чтобы не рассказать еще об одном случае.
Как-то раз, будучи в одной из кампаний на юбилейном вечере подружки моей жены, я разговорился с одним из гостей. Узнав, что я работаю в КПРФ, он посоветовал мне выйти с предложением подготовит ь поздравление известному бразильскому скульптору, члену компартии Бразилии Оскару Нимееру, которому месяца через два должно было исполниться 100 лет. Где-то через неделю, я подготовил поздравительную телеграмму и подписал ее у Зюганова. Посоветовавшись с заведующим Международным отделом ЦК КПРФ Андреем Петровичем Филипповым, я отложил  ее отправку, так, чтобы
     она оказалась к сроку. Представьте себе, что мы с Филипповым пережили узнав, что товарищ  Нимейра скончался накануне своего юбилей.

СОВЕСТЬ ПАРТИИ
С Виктором Ильичем Зоркальцевым я познакомился в первый день своего пребывания в Думе. Я увидел его в холле фракции. В нем сразу же проглядывался облик серьезного начальника, каковым он и был на самом деле.
Бывший первый секретарь Томского обкома КПСС,  секретарь ЦК КПРФ. Председатель думского комитета по связям с общественными организациями, уверенный в себе, он внимательно поглядел на меня, вставшего ему навстречу, и слегка кивнув головой, прошел в кабинет Зюганова.
Первый раз он сделал мне выговор за то что я написал поздравление ко Дню шахтера, подписал его у Зюганова и отдал в печать, предварительно с ним не согласовав.
Второй, когда я оставил в папках для раздачи на заседание Координационного Совета НПСР первый вариант одного из документов, написанный мною и Сергеем Говорухиным и замененный в последний момент перед заседанием вторым вариантом, написанным Александром Прохановым.
Положение начало меняться после того, как он стал все чаще и чаще подменять Николая Рыжкова на посту Председателя Исполкома НПСР. Но и то, как-то не сразу. По всему было видно, что он по-прежнему присматривался ко мне. Принимал у себя, как правило, после 22:00. Тщательно изучал подготовленные мною документы. Положение изменилось после того, как я по его поручению съездил в Чистый переулок к Алексию Второму с вопросом об отмене налогов с купли-продажи церковных изделий: крестиков, икон и прочего.
Конечно, на встречу с Патриархом я и не рассчитывал. А принявший меня его помощник, решил дело быстро и так, что всех устраивало: «Я ведь, тоже работал в ЦК КПСС, в отделе тяжелой промышленности», - доверительно сказал он, крепко пожав мне руку на прощание.
После этого случая, Зоркальцев помог мне с кабинетом, подселив меня к Александру Алексеевичу Кравцу в 515-й кабинет нового здания Государственной Думы. Я тогда еще не знал, что партия готовила обновление состава секретариата. На ближайшем партийном съезде Николая Гавриловича Биндюкова должны были переместить на пост секретаря ЦК по международным вопросам. Кравца избрали секретарем по идеологии. А Шабанову предложили  сконцентрироваться на парламентской работе. В связи с этим Кравец нуждался в подборе заместителя.
Тогда, с помощью Кравца, у которого в Омске была своя типография, был издан мой поэтический сборник, экземпляр которого и попал на стол к Зоркальцеву.
Однажды, находясь вечером у него на приеме, я увидел свою книжку на его столе. Перехватив мой взгляд, он с улыбкой сказал: «Читал! Хорошие стихи! Вообще, умение владеть словом - Божий дар. Я рад за тебя».
Вскоре после съезда партии меня назначили заместителем заведующего Идеологическим отделом ЦК. А еще через небольшое время самого Зоркальцева избрали Председателем Исполкома НПСР.  После этого Зоркальцев зашел в наш с Кравцом новый кабинет 905 старого здания Госдумы и, улыбаясь, обратился к Кравцу: «Вот отдали тебе Петракова, а теперь жалеем. Верни его нам, что хочешь сделаю.»
Разумеется, я отказался , сославшись на партийные традиции не повышать, понижая.
Но всемогущество Зоркальцева вскоре закончилось.
Как-то раз Виктор Ильич пригласил меня к себе в кабинет:
- Ты  читал мою статью в «Правде»? Представляешь, «макашовцы» меня в евреи зачислили. Раскопали в анкете, что моего отца звали Ильей Ефимовичем, и вот тебе, нате!»
- Я никогда не скрывал и не скрываю, что отношусь к евреям хорошо. В детстве у меня все школьные друзья были евреями. Так что же?»
Выплеснув обиду, он несколько успокоился.
Вскоре я узнал, что ему сделали операцию на сердце. Сделали крайне неудачно. На ближайших выборах в Госдуму он проиграл мажоритарный округ Борису Надеждину и вскоре умер.
ГЕНЕРАЛЫ И РЯДОВЫЕ
Накануне столетнего юбилея Юрия Владимировича Андропова я по старой памяти,  предложил  подготовить о нем редакционную статью для газеты «Правда». Должен сказать, что ранее мы уже готовили такие статьи, приуроченные к юбилеям Иосифа Виссарионовича Сталина и Леонида Ильича Брежнева. Получив добро от Первого заместителя Председателя ЦК КПРФ Ивана Мельникова, мы с Дмитрием Георгиевичем Новиковым и Михаилом Сергеевичем Костриковым,  обложившись всей доступной на то время литературой, начали готовить рыбу под статью. Не знаю как они, но я втайне пожалел, что взялся за это дело, хотя, как ушедший на  XV съезде партии с поста  заведующего агитационно-пропагандистским отделом КПРФ,  имел полное право этого не делать.
На самом деле полная, без прикрас биография Андропова оказалась такой, что будь на тот час на дворе тот самый присно памятный 37 год, его впору было выводить под конвоем из рядов партии. Поделившись своими сомнениями, я предложил новому руководству отдела попытаться дать задний ход этой публикации. И все-таки первоначальное решение осталось неизменным. Приглаженная и причесанная статья была опубликована в «Правде».
Вскоре после этого события, на похоронах Председателя Донецкого землячества бывшего в советское время первым заместителем председателя Госснаба СССР Николая Стефановича Лунева, в сквере перед Траурным залом ЦКБ, я встретил Филиппа Денисовича Бобкова с сыном. Памятуя о его добром отношении ко мне, я решил переговорить с ним об Андропове.
Поздоровавшись, я попросил у него уделить минут пять для короткого разговора.
Вопрос, который волновал меня – статья об Андропове.
Я спросил Филиппа Денисовича - читал ли он эту статью в «Правде», на что он ответил, что читал.
- И как она вам?
- Вы знаете – хорошо!
- А мы сомневались, публиковать ее или нет.
И я коротко изложил свои сомнения.
- Надо будет еще раз посмотреть, - равнодушно отметил Филипп Денисович. Из чего я понял, что он этой статьи попросту не читал. Посидев еще некоторое время, мы отправились на кладбище.
На поминках мы сидели невдалеке друг от друга. Погруженный в свои невеселые думы, генерал армии грустно мурлыкал одну и ту же строку из припева известной фронтовой песни, -
«Эх, дороги…»
Это была наша последняя встреча.
Собирая материалы для своей книги, я пришел к выводу, что для полного понимания истории развала СССР необходимо подробнее изложить свое отношение к органам НКВД-КГБ.
Дело в том, что мой дед большую часть своей жизни прослужил в органах, пройдя путь от агента ОГПУ до руководителя одного из Транспортных управлений НКВД. Отец после демобилизации из рядов Советской Армии перешел на службу в МВД и проработал там вплоть до окончания педагогического факультета Рижского университета. Так что моя жизнь, в особенности детские годы, были связаны с органами самой жизнью.
Позже, работая в советских государственных органах и на оборонных предприятиях, я никогда не уподоблялся прозревшим отпрыскам пламенных революционеров и действующим сексотам, памятуя о том, насколько служба людей, посвятивших свою жизнь работе в контрразведке и опасна, и трудна.
В пору борьбы с недругами Страны Советов, я понял, что в числе сотрудников силовых органов были люди разные – честные и отважные, не предавшие своей клятве служить трудовому народу и подлые и продажные, готовые продать все и вся ради своего собственного благополучия и карьеры. К счастью, первых из числа встреченных мною, оказалось много больше.
За время «гласности» на силовиков было вылито столько грязи, что они сами сегодня нуждаются в защите.
Я уже писал о том, что в ряды активных борцов с ненавистниками России я попал благодаря знакомству с бывшими сотрудниками органов и не только КГБ.
Так, работая в одном из научно-исследовательских институтов, в числе активных  сторонников сохранения СССР был командир пожарной части, которая подчинялась одному из ведомств КГБ. Вынужденный в силу обстоятельств выходить за контур института в гражданской одежде, он вел серьезную разъяснительную работу среди колеблющихся сотрудников предприятия.
Несколько  позже меня вывели на одну из ветеранских организаций КГБ, организационно работающих в сфере экономической безопасности РФ. Руководил этой организацией генерал-лейтенант Олег Шабаршин.
Затем, будучи задействован в работе группы, занимавшейся подготовкой и проведением выборов по спискам КПРФ, я работал под началом полковника КГБ Александра Тимофеевича Уварова.
Организовав землячество «Донбасссовцев Москвы» я познакомился с бывшим председателем КГБ Владимиром Ефимовичем  Семичастным и генералом армии Филиппом Денисовичем Бобковым - личностью легендарной.
По работе в аппарате Государственной Думы мне приходилось тесно общаться с генералами Варенниковым, Воротниковым, Ковалевым, Волковым и Голышевым. Не сразу, но сдружился и с бывшим руководителем секретариата Крючкова Валентином Антоновичем Сидаком. Особые отношения связали меня и с Владимиром Ананьвичем Боярским, чей внук работал у меня в отделе.
Что же касается других  звездных сотрудников, то встреч для общения с ними у меня было великое множество.
Попутно должен честно и откровенно сказать, что в числе всех упомянутых мною, все были людьми высоко порядочными и глубоко преданными своей Родине и народу.
Они же в свою очередь относились ко мне уважительно, чего я, может быть, в полной мере не заслуживал. Настолько уважительно, что на стороне некоторые мои сослуживцы считали меня бывшим сотрудником спецслужб. Как-то раз  «Московский комсомолец» даже отметил меня, как ответственного сотрудника пятого управления КГБ, работающего под прикрытием.
Мнения этих людей были полезны и не раз сослужили мне добрую службу в непростой аппаратной работе. Интересна характеристика руководителям КПРФ, данная Филиппом Денисовичем Бобковым в ответ на мой вопрос, заданный при личном общении:
«Партии необычайно повезло, что в это трудное время ей руководили такие люди как Купцов и Зюганов».
То же самое я могу продолжить и по адресу многих генералов и адмиралов СССР, с которыми мне довелось общаться за время моей работы в партии.
Достаточно сказать, что именно ветераны вооруженных сил и военно-морского флота долгое время были главной опорой партии в борьбе за власть Советов.
Только добрые слова можно сказать в память руководителей Движения, которым руководил Виктор Иванович Илюхин, которого я хорошо знал, и имел с ним доверительные отношения. Огромную помощь мне оказывали генералы Михаил Семенович Сурков и Владислав Алексеевич Ачалов. Особого отношения заслуживает генерал Лев Яковлевич Рохлин.
Так случилось, что именно Виктору Илюхину поручил Геннадий Андреевич выехать на место трагической гибели Льва Яковлевича. Я невольно оказался свидетелем сообщения Виктора Ивановича о бытовом характере преступления. Кстати, во многом виновником гибели генерала можно считать тот особый ненормированный режим, без отдыха и выходных, сложившийся в пору правления Ельцина. Именно в этот день, до поздней ночи Комитет по оборонной политики Думы, которым руководил Лев Яковлевич вынужден был заниматься рассмотрением очередной «загогулины», подброшенной Борисом Николаевичем после очередного «просыпа».
В связи с этим, я всегда удивлялся режиму работы Геннадия Андреевича Зюганова. На протяжении стольких лет в бесконечных поездках, совещаниях, при форс-мажорных ситуациях всегда в полной боевой форме. И только изредка услышанные от него слова, произнесенные им от обычной человеческой боли, превозмочь которую он обязан по долгу службы своему Отечеству.
 
АНАТОЛИЙ ИВАНОВИЧ
Я пишу эти строки, что называется у открытой могилы. Только что сообщили, что ушел из жизни Анатолий Иванович Лукьянов, бывший когда-то вторым человеком в Российском государстве. Так получилось, что я знал его на протяжении двадцати с лишним лет. Часто общался с ним. Достаточно сказать, что его кабинет во фракции КПРФ в Государственной Думе находился на девятом этаже дверь в дверь с кабинетом, в котором я проработал не один год.
Впервые я встретился с ним осенью 1995 года. Избирательное объединения КПРФ проводило закрытый семинар для кандидатов в депутаты и региональных партийных отделений. Семинар проходил в Подмосковье в поселке «Правда», и никто из его участников до поры до времени ни сном, ни духом не ведал, где он будет проходить. Разумеется, за исключением его организаторов.
В помещении Дома культуры поселка было темно и зябко. Собравшиеся сидели в верхней одежде. Обычно сотрудникам аппарата полагалось находиться в первом ряду, чтобы успевать записывать выступающих и то, о чем они говорили. За пару минут до начала ко мне подошел Анатолий Иванович Лукьянов и спросил, свободно ли место рядом со мною. Удостоверившись, что его можно спокойно занимать, присел рядышком.
Я краем глаза наблюдал за ним. Никогда в жизни до этого я не видал так близко человека, занимавшего столь высокий государственный пост и  отсидевшего за это в «Матросской тишине» ни один месяц по обвинению в попытке государственного переворота.
К тому времени у меня сложился определенный облик этого политика. Прямо скажу, не в его пользу. Тогда я считал его одним из пособников Горбачева.
Именно в ту пору я относился к нему настороженно, хотя и  понимал, что то, что он получил в результате подавления ГКЧП, могло закончиться для него большей бедою. Но то, что происходило тогда, сработало в его пользу.
Расположившись поудобнее, Анатолий Иванович достал из бокового кармана записную книжку форматом Ф-6.  Он аккуратно сложил вырванный из нее листик вчетверо и разорвал его пополам. После чего, разорвав ее так, чтобы у него на руках оставался только один из них, стал мелким, бисерным почерком что-то писать. Иногда он обращался ко мне, уточняя какие-то детали. По окончанию семинара, он сложил листочек с пометками в карман и вежливо попрощавшись, отправился к автобусу.
С тех пор облик Анатолия Ивановича вспоминается мне в связи с этим умением вести дела, большие и малые. Именно в этом я вижу школу той советской эпохи, которая требовала от каждого коммуниста необычайной собранности и внимания, прежде всего, за своей персоной.
Вот еще одно подтверждение этому.
Идет заседание Президиума ЦК. Мы с Владимиром  Поздняковым готовим протокол заседания. В повестке дня вопрос, связанный с юбилеем Сергея Есенина. После моей краткой справки о подготовке к юбилею начинаются прения.
Все «За!» И все хотят высказаться. В это время Анатолий Иванович наклоняется ко мне и полушепотом говорит:
«Как ты относишься к тому, чтобы включить запись с авторским выступлением Есенина? У меня ведь есть коллекция голосов русских поэтов!»
И, получив  мое согласие, тихонько пробирается к Зюганову с этим предложением. Я только слышу его слова:
«Я с Петраковым переговорил. Он не против». В этом эпизоде проявляется его особый такт и уважительное отношение неважно к кому. К руководителю партии или к ее рядовому аппаратчику.
Не секрет, что Анатолий Иванович был хорошим поэтом. У меня дома хранится несколько стихотворных сборников с  пожеланиями в мой адрес.
Как-то раз, поздравляя с юбилеем кого-то из членов Президиума, я оказался рядом за одним столом с Лукьяновым, и улучив минутку спросил,  знал ли он Василия Федорова. «Конечно, знал. Это же мой любимый поэт!» – ответил Анатолий Иванович.
Поэтому мне необычайно дороги слова, сказанные им в мой адрес во время нашей последней встрече с ним.
Увидав меня в коридоре Думы, он приостановил меня и сказал:
«Тут недавно перечитал твою книжицу. Что ты тут штаны протираешь. Ты должен писать!»

ТРОЕ ИЗ КОММУНАЛКИ
Пожалуй, в этом можно углядеть не столько конспирологию, сколько мистику. Хотите верьте, хотите –нет!
         Я уже писал о своем первом большом начальнике Викторе Ивановиче Ляшко. В пору работы под его руководством я был заведующим отделом капитального строительства,  он - председателем Артемовского горисполкома. Потом наши пути разошлись. Я уехал в Москву. Он был переведен в Донецкий облисполком, затем в Киев – министром ЖКХ  Украины. Встретиться нам  довелось много позже, в Москве, в концертном зале «Измайлово», на XXXI съезде СКП-КПСС. Он был сторонником Олега Шенина. Я работал у Зюганова.
             Потом были встречи по линии «Землячества Донбассовцев Москвы». Еще при первой встрече я рассказал ему о своей задумке, которую мы,  выходцы из Добасса  совсем недавно реализовали в Москве. Он тут же загорелся идеей создания Международной Ассоциации «Донетчина» и предложил стать одним из ее участников. Я согласился. 
           Последняя встреча была по линии поддержки кандидатуры Виктора Януковича на пост Президента Украины. Встреча проходила в Колонном Зале Дома союзов. На ней выступал и Генадий Зюганов. В кулуарах встречи я спросил Виктора Ивановича, что он думает о Януковиче, и в ответ получил то, что и ожидал от него услышать.
         - Ты знаешь, не тот это кандидат. Я сейчас в Киеве, как разведчик - свой среди чужих, и чужой среди своих.
          На том и расстались.
С Альбертом Петровичем Ивановым я познакомился через Геннадия Андреевича Зюганова. Встреча произошла в бывшем министерстве ЖКХ РСФСР на Пятницкой, там где когда-то Альберт Петрович работал министром. Не скрою, для меня это знакомство было своего рода откровением. Накануне он выпустил шикарно изданную книгу по истории России. Оставаясь не только последовательным патриотом, но и коммунистом, он написал ее честно и полно, отмечая как положительные, так и негативные моменты ее существования.
Мне же было поручено отобрать часть книг для подарка депутатам фракции КПРФ в Государственной Думе.
Перелистывая книгу, я вдруг увидел фотографию, на которой был запечатлен момент подписания одного из документов между Украиной и Россией. В качестве основных подписантов фигурировали Альберт Иванов и Виктор Ляшко.
Выяснилось, что Альберт Петрович  когда-то работал Первым секретарем Орловского горкома. А мой отец, освобождавший Орел от фашистов, после войны трудился директором одной из районных школ Орловской области. Более того, фотография моего отца, запечатленного с тремя братьями так называемой «братской» батареи, хранилась в музее города Орла.
С тех пор Альберт Петрович стал приглашать меня к себе, чтобы поделиться своими предложениями. Он не просто советовал, но и помогал в реализации некоторых задумок. Так по его предложению нам удалось осуществить в Москве и в других городах России, ряд постановок пьесы Погодина «Кремлевские куранты», посвященных 90-летию Великого Октября.
Однажды в ходе нашей беседы разговор зашел о качестве дорог в России и я случайно коснулся устройства их технологии, сославшись на моего бывшего начальника, создателя и первого руководителя «Главмоинжстроя» Георгия Алексеевича Голодова. Я уже упоминал о нем в этой книге.
Каково же было мое удивление, когда я узнал, что Георгий Алексеевич был тем человеком, которому мой собеседник был обязан своим назначением на министерский пост.
Вот вам и вся конспирология.   

ЗЕМЛЯКИ
        Благодаря Альберту Петровичу Иванову я познакомился с человеком, который позволил мне с разных сторон взглянуть на проблему так называемых сталинских репрессий.
       Я вспомнил, как весной 59-го года в городе Артемовске, Сталинской области нас,  учащихся школы №1 имени Жданова выстроили перед парадным входом в школу, которая располагалась в помещении бывшей женской гимназии. Добротное и красивое здание красного кирпича с парадной лестницей, ведущей на второй этаж к двухсветному актовому залу само по себе уже внушало уважение всем в него входящим. А тут еще такое событие. В этот день мы узнали, что здесь когда-то постигал азы грамоты будущий писатель Борис Леонтьевич Горбатов. И пусть до этого дня такого автора романов и очерков мы тогдашние школьники младших классов и не знали вовсе, впрочем, как и большинство взрослых жителей нашего города, на душе было светло и радостно оттого, что нам выпала честь обучаться в такой замечательной школе. Теперь об этом свидетельствовала памятная доска, прикрепленная на ее стене перед парадным входом.
        Когда-то совсем молодым парнем Борис Горбатов стал одним из организаторов объединения пролетарских писателей Донбасса «Забой». Печатал свои произведения в одноименном журнале и в газете под названием «Всероссийская Кочегарка».
        Позже - в двадцать восьмом он перебрался в Москву. Стал корреспондентом газеты «Правда». Прославился своими репортажами из Арктики. В годы войны с фашизмом его письма с фронта зачитывались до дыр многочисленными читателями главной газеты Страны Советов.
        Помню, что на том митинге выступала завуч Варвара Яковлевна Гаркуша, хорошо знавшая Бориса Леонтьевича. Одновременно с открытием памятной доски улица имени III Интернационала, на которой располагалась наша школа стала носить имя Бориса Горбатого.
       В тот же день дома за столом я стал нечаянным свидетелем разговора между матерью и дедом. На вопрос матери – почему имя Бориса Горбатова до сих пор мало кому известно, дед ответил, что во всем этом виноват брат Горбатова, который «тогда» плохо себя вел за что и смертельно пострадал
         После таких объяснений, я десятилетний паренек, искренне жалел Бориса Горбатова и презирал его брата, который своим плохим поведением в школе так долго препятствовал всемирной славе будущего писателя.
        Много позже, просматривая  «сталинские расстрельные списки», я случайно натолкнулся на фамилию Владимира Леонтьевича Горбатова, проходящего по спискам Донецкой области, и сразу же вспомнил тот разговор матери и деда. Выходит, дед уже тогда имел доступ к этим спискам, или, по меньшей мере, к делу за №410 от 25.08.37 г., в котором на листе 294 за №296 значился брат известного писателя-«правдиста», хотя в том далеком 37-ом дед был очень далеко от этих мест – в Средней Азии.
        Обо всем этом я уже догадался, переехав в Москву и поселившись на улице Скаковой в пяти минутах ходьбы от Беговой улицы, на которой в последние годы своей жизни проживал писатель Борис Горбатов.

        О Григории Кононовиче Прядченко я узнал много позже, чем о Борисе Горбатове. Причем совершенно случайно, познакомившись с его замечательным сыном Борисом Григорьевичем. Когда-то малолетним пареньком бывший воспитанник детского дома Боря Прядченко стал малолетним узником немецкого концентрационного лагеря Дахау. По возвращению из фашистской неволи окончил школу, институт, много и славно работал, стал заместителем министра солидного министерства.  Во время нашего знакомства он был одним из руководителей Орловского землячества в Москве. Тогда, случайно коснувшись темы сталинских репрессий, я впервые услышал от него горестный рассказ о судьбе своих родителей. Его отца – бывшего Председателя Малого Совнаркома РСФСР, члена ЦК КП(б) Украины, председателя исполкома Харьковского областного Совета и матери – солистки Харьковского театра оперы и балета. Отца арестовали 4 июля 1937 года и уже 27 июля того же года расстреляли. Мать была арестована следом за отцом и вышла на свободу лишь в 56 году.
      Именно тогда, пытаясь пролить свет на судьбу Григория Прядченко, я впервые занялся поисками пострадавших в те суровые годы в сети Интернет. Именно тогда-то я и отыскал в ней тот самый «сталинский список» и распечатал для Бориса Григорьевича информацию о его отце. И лишь приступая к этому рассказу, совершенно случайно обратил внимание на то, что и Григорий Кононович Прядченко, и Владимир Леонтьевич Горбатов были  расстреляны в один день, по одному и тому же делу №410 от 28.08.37 г.  Разница лишь в том, что фамилия Григория Прядченко значилась в нем  тремя листами выше.
         И все же, завершая свой рассказ об этой трагической семье, мне не кажется странным то, что после всех жестоких испытаний и мытарств, выпавших на его долю, сын коммуниста Григория Прядченко, Борис сохранил свое членство в Компартии России. Гораздо более странным кажется то, что само это неправое дело было заведено ровно через месяц после расстрела их отцов и братьев.

ГОЛОСУЙ - НЕ ГОЛОСУЙ
           Как известно, стихия – дело опасное и жутко убыточное. Она как зараза, налетит, собьет тебя с панталыку – тут тебе и хана. Помнится, мой славный батюшка на старости лет чуть ни пропал под нею. Едва отделался.
Выбирали тогда, как сейчас помню, президента. А поскольку заводы уже дышали на ладан, да и фабрики тоже, народ от безделья прямо-таки сатанел. Все только и думали: «Кого выбирать? Кравчука или Кучму?» Ну и батюшка мой, видать, тоже думал. Но не так чтобы очень. Поскольку был давно на пенсии, гроши экономил, телевизор не смотрел, радио не слушал. Копался в своем саду, а в перерывах между делом мотался по банкам. В одних гроши снимал, в другие вкладывал и постоянно следил за курсом. Тогда многие так делали.
Как-то раз решил он заодно с дивидендами пустить в оборот подоспевший урожай – собрать и отвести на базар в Мариуполь, с расчетом, чтобы вырученные гроши опять же положить в банк под проценты.
А надо сказать, участок у батюшки хоть и был так - всего ничего, каких-то двадцать соток, но росли в нем и черешня, и вишня, и орех, да арбузы с дынями. А пуще всего удавался абрикос. Сладкий! Так и таял во рту. Ну, просто вспомнить приятно.
           Словом, с вечера батюшка затарил два ведра отборным абрикосом и с утречка первым автобусом покатил себе в Мариуполь. Вот там-то все и случилось.
Не успел он добраться до центрального городского базара, как видит у входа, почти что рядом с трамвайной остановкой, народ себе шебаршится. Митингуют, значит. Кто за Кравчука, кто за Кучму.
  Вот тут-то мой батюшка варежку и раскрыл. Стоит, слушает.
А там кроют друг- друга почем зря. Одни Кравчука американским прихвостнем обзывают, другие Кучму – продуктом командно-административной системы.
Не знаю, что уж там приключилось, но задурила башку моему деду та чертова стихия, полез он на деревянный поддон из-под помидор и стал нести околесицу.
Народ поначалу молчал. Слушал. Потом смеяться стал.
       - Ты за кого там дед агитируешь? Говори яснее. Нешто за Кучму? Та на твоей бисовой физиономии написано, что ты из куркулей. Вон абрикос притащил. Небось, на продажу. У-у-у, спекулянт несчастный. Тебе бы в самый раз за Кравчука агитировать.
И, как назло, все больше на этот самый абрикос так и напирают. А надо сказать, батюшка мой был человек упертый. Даром что с четырьмя орденами с войны вернулся. На Курской дуге в партию вступил. Не смог снести обиду молча.
       - Абрикос, говорите? Та я эти два ведра даром отдам тому, кто поклянется здесь, перед всеми, что за Кучму проголосует.
А народ пуще того смеется, но на призыв деда не выходит. Видать, боятся огласки. И только тетка одна не убоялась. Вылезла на поддон и кричит:
       - Давай, дед, свой абрикос. Мне бояться нечего! Я уже и так без работы сижу! - И клянется перед всеми поддержать Кучму.
Ну, делать нечего. Пришлось забыть про дивиденды от продаж абрикоса до следующего года. Что поделаешь? Стихия!
Не знаю, как там и что, но через год после избрания Кучмы мой дед, проходя мимо того самого рынка, вновь попытался было встрять со своею агитацией в ряды митингующих. Теперь уже против Кучмы. Но, народ оказался бдительным. Его не проведешь. Не успел батюшка влезть на верхотуру со своими речами, а снизу ему уже кричат:
- Слазь, дед! Знаем мы тебя! Слышали! Это из-за твоих абрикос мы теперь без работы сидим. Расскажи лучше - куда ты дел ту самую молодуху, что с тобою в прошлый раз заодно выступала? У-у-у! Провокатор!
Еле батюшка из-под этой стихии увернулся. И с тех пор так больше не митинговал.

СТИХИЯ СТИХА
Люди, не связанные с практикой политических технологий, и по сей день считают, что избирательный штаб Геннадия Зюганова на выборах 1996 года состоял из эдаких маразматиков и ретроградов. Между тем, он был сформирован из молодых девчат и ребят. По крайней мере, группа агитации и пропаганды. Ее руководителем был Александр Уваров сорока шести лет от роду. Заместителем – его одногодка и ваш покорный слуга. Группа подчинялась секретарю ЦК Виктору Пешкову, которому тогда исполнилось 49. Куратором этого направления был секретарь ЦК Иван Мельников, которому тогда было 46 лет. В этой группе работали три профессиональных поэта.
 Серьезно занимаясь практикой политической борьбы, я обратил внимание на фамилии крупных политиков, увлекавшихся поэзией. Назову хотя бы некоторых из них - Иосиф Сталин, Мао Дзедун, Сунь Ятсен, Юрий Андропов, Фидель Кастро. И это самые знаменитые из них. К счастью, Васильеву и Улюкаева нельзя отнести к их числу не только по их моральным качествам, но и  по причине профессиональной литературой несостоятельности. Одним словом, за графоманство.
В штабе Зюганова профессиональными поэтами были Сергей Каргашин, Николай Мельников и Лариса Баранова.
Сережа Каргашин уже имел в своем активе хороший стих - «Я русский! Спасибо, Господи!» Впоследствии он близко сошелся с протеже Павла Бородина руководителем движения «Сыны России» Столповских.
Лариса Баранова, более известная в литературных кругах под псевдонимом        Баранова - Гонченко, была автором стихотворения «Я дочь офицера». Помимо работы в штабе она занимала пост заместителя председателя и секретаря правления Союза писателей России и ведала работой с молодежью.
        И, наконец, Николай Мельников был самым талантливый из нас. Его стихи «Поле Куликова» и «Поставьте памятник деревне» трогали душу. Заставляли сопереживать о судьбах России.
       Как правило, в перерывах между серьезными акциями, отнимавшими много сил и энергии, руководитель группы Александр Уваров накрывал стол и собирал попить чаю и попеть песен костяк работников штаба. Обычно в этих сборах принимали участие помощник Геннадия Зюганова Владимир Поздняков со своей супругой Татьяной, отец и сын Шишацкие, Марина Пшеничникова, Игорь Дмитриев, Николай Мельников, Сергей Каргашин и Юрий Хлестков, автор популярной тогда книжки «Ура!», посвященной проблемам прорусского языка.    
       «Тимофеич», так мы называли за глаза своего руководителя вел стол и делал это весьма искусно. Сказывались годы работы в комсомоле. Когда-то он был вторым секретарем комсомола Таджикистана. Позже – ответственным сотрудником секретариата начальника управления КГБ по Москве и Московской области.
       Обойдя с чаем  по кругу, мы принимались за стихи и песни. Коля читал свою новую поэму «Русский крест». Сережа декламировал из только что вышедшего сборника. Я же читал стихи Василия Федорова и пел песни советских композиторов.
      К тому времени я уже прошел серьезную школу написания стихов. Впервые опубликовав их в районной газете, в которой когда-то печатались братья Маршаки, Борис Горбатов, Иван Ле  и многие другие (всего под пятьдесят только членов Союза писателей России).  Штудировал известные статьи Михаила Исаковского и Вадима Кожинова. Считал себя учеником Владимира Кострова, который когда-то объяснял мне азы стихотворчества.  Был участником Дней советской литературы в Донбассе в 1976 году, где встречался с Александром Жаровым, Евгением Нефедовым, Владимиром Демидовым, писателями и поэтами из Средней Азии и Кавказа. Позже, уже работая в КПРФ, я  познакомился с Юрием Бондаревым, Петром Проскуриным, Михаилом Алексеевым, Виктором Розовым, Егором Исаевым, Василием Беловым и другими писателями и поэтами. Подружился с Сережей Розовым и Алексеем Проскуриным, помогавшим нам в работе штаба. Хорошо знал Валерия Ганичева, Владимира Гусева, Александра Проханова. Валентина Чикина, Владимира Бондаренко.
        Как-то раз за столом, не удержавшись, я прочел свое давнее: <Знаю твердо, скоро очень скоро,  дни считая, этой встречи жду…>, <Я люблю, за что и сам не знаю…>. И с тех пор по просьбам товарищей стал полноправным  участником поэтических посиделок штаба.
      По ходу работы в руководящих органах партии выяснилось, что писанием стихов грешили многие мои товарищи. В том числе заместитель Председателя ЦК КПРФ Владимир Кашин, правдист Кожинов
       По-разному сложились судьбы штабных поэтов. Сергей Каргашин полностью ушел в поэзию, женился, завел детей и стал довольно популярным поэтом. На его счету немало хороших песен.
       Коля Мельников стал страдать богемной болезнью и трагически погиб будучи, в одном из регионов страны по делам, связанным с подготовкой конкурса «Витязь». На память о нем у меня сохранилась его книжка с поэмой «Русский крест», которую я по его просьбе вычитывал еще в гранках. Интересна судьба написания этой поэмы. Николай написал ее за неделю, будучи на лечении в Московском кардиоцентре. Благодаря Николаю Ивановичу Рыжкову были найдены небольшие даже по тем временам деньги, и Коля получил их в качестве литературной премии. Они помогли ему хоть как-то выжить в тех непростых материальных условиях, в которых он тогда находился.
       Лариса Баранова стала  руководителем творческого семинара в Литинституте в Москве.
      Я, выйдя на пенсию, решил написать о том, чему свидетелем и участником был в ту непростую, но интересную и важную для России пору.
АНЕКДОТЫ ОТ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ
              Под начало Николая Ивановича Рыжкова я попал совершенно случайно. В то время он возглавлял депутатскую группу «Народовластие» в Государственной Думе. Только-только закончились президентские выборы 96-го года и Николая Ивановича избрали председателем исполкома Народно-патриотического союза России, или, как его тогда называли НПСР. Я попал в аппарат этого исполкома в качестве идеолога. Иногда  по роду деятельности мне приходилось довольно часто встречаться с ним, готовить для него многие документы и материалы к докладам. Подобную работу по части депутатской группы «Народовластие» выполнял Вячеслав Николаевич Тетекин, нынешный главный советник Геннадия Зюганова.
          Дело было сразу же после новогодних праздников. Мы с руководителем аппарата Исполкома НПСР Александром Тимофеевичем Уваровым были вызваны в кабинет Николая Ивановича. Как только мы вошли, он достал из шкафа початую бутылку «Столичной» и пригласил выпить за Новый год. Настроение было праздничное, и разговоры за столом были под стать этому настроению. По ходу дела Николай Иванович рассказал о своей недавней поездке в Белгородскую область, от которой он был избран депутатом.
       — Приезжаю я в сумасшедший дом. Привез туда вещи всякие, телевизор, одежку, еще чего-то. Главврач на радостях решил показать мне, как они используют то, что я привозил им до этого. Идем через одну палату, другую. Все на нас как-то странно смотрят и, главное, ничего не говорят.
Наконец, в одной из палат встречают нас человека четыре. Смотрят, кто с любопытством, кто исподлобья. Вдруг один от них отделяется, подходит ко мне поближе и спрашивает:
     — Николай Иванович! Это вы?
    — Я! — отвечаю ему.
   — А вас-то сюда за что?
      — Вот и вози им после этого подарки.
И мы дружно посмеялись над этой былью, больше похожей на анекдот.
  Вообще, коммунисты  любят рассказывать анекдоты. Вероятно, с легкой руки Геннадия Зюганова. Он сам  выпустил несколько книжек анекдотов «От Зюганова».
Как-то раз, задержавшись на встрече, Геннадий Андреевич опоздал минут на пять к началу заседания Президиума. Широко улыбаясь, он попросил разрешения еще задержаться с его открытием.
- Пока не расскажу, не смогу перейти к серьезным делам. Только что встречался с Березовским, и он мне рассказал новый еврейский анекдот. В одной еврейской семье, - начал Зюганов, один еврейский мальчик заявил, что хочет стать русским. Мама в обмороке! Папа в истерике! И только бабушка спокойная. «Да, придумай же что-нибудь», -  говорят бабушке его родители. «Хорошо! Пусть будет русским.  Но только с завтрашнего дня пусть ездит на «Запорожце», а не на «Мерседесе». Но только с завтрашнего дня в 22-00 пусть лежит в постели».
На следующий день родственники ждут - не дождутся сына домой.
Наконец, без двух минут до обозначенного срока появляется сынок домой и плюхается в постель.
«Ну как?», – спрашивает мама.
«Ну как?»,  – спрашивает папа.
«Отвечай!», – повышает  голос бабушка.
«Ну  как, ну как? Да никак! Только один день я побыл русским, но как же я вас всех не уважаю».
Вообще, критикуя КПРФ, в ту пору многие из ее противников пытались разыграть антисемитскую карту.
Чаще всего использовали  генерала Макашова, а доставалось Зюганову.
Но вот, в один прекрасный день случилось чудо.
Сегодня мало кто помнит появление на политической арене феномена  Абрамовича. Все вокруг только и говорили о том, что Абрамович съел Березовского, но никто из журналистов этого обжору и в глаза не видел.
Каким образом  они узнали о том, что в составе  НПСР находится партия с громким названием «Новые Левые». И руководит ею никто иной, как Абрамович.
Так продолжалось несколько дней, пока журналисты не проведали, что это другой Абрамович. Который не Роман.
ТИХОН НИКОЛАЕВИЧ

          К 60-летию Победы советского народа над фашизмом Компартия России выпустила памятную медаль. Красивая из золоченой бронзы, она пришлась по душе каждому награжденному. По этому поводу даже шутили, что коммунистам удалось разыскать «золото партии», из которого эти медали изготовлялись. Мне поручили вручить одну из них патриарху Союза советских композиторов Тихону Николаевичу Хренникову.
          В назначенное время, прихватив с собою композитора Юрия Мартынова, устроившего эту встречу, я отправился на Старый Арбат в Плотников переулок, где в старинном доме на четвертом этаже в большой пятикомнатной квартире в одиночестве жил Тихон Николаевич. Эта квартира была примечательна тем, что когда-то она принадлежала первому наркому культуры Анатолию Васильевичу Луначарскому..
      Предварительно позвонив по домофону, мы поднялись на лифте на четвертый этаж. Дверь в квартиру композитора открыла дородная светловолосая женщина. Из-за ее пышной фигуры выглядывал сам композитор. Он тепло поздоровался с нами и пригласил в первую по коридору комнату налево. Центральную его часть занимал концертный рояль. Рядом с ним стояло кресло-качалка. Хренников радушно пригласил нас присесть. Началась обычная в таких случаях процедура. Я подарил ему брошюру с его статьей из газеты «Правда». Затем от имени Центрального Комитета вручил ему награду, за которую Тихон Николаевич тепло нас поблагодарил и пригласил пройти на кухню перекусить.
Он важно шествовал впереди нас по широкому длинному коридору, мерно постукивая в такт своему движению большой суковатой палкой.
Кухня располагалась по правую сторону в самом конце коридора. Она была большой и светлой, порядка 20 квадратных метров. У самых дверей рядком стояли два одинаковых холодильника «ЗИЛ». У окна располагался большой стол, накрытый по поводу нашего визита. Мы достали было прихваченную с собой бутылку водки, но Тихон Николаевич тут же остановил нас:
— Я пью только свою! — и в ответ на наше недоумение рассказал о своей жизненной теории, которой он придерживается в последнее время. Суть ее довольно проста — хочешь жить дольше, питайся продуктами, произведенными на твоей малой родине.
        Тихон Николаевич был родом из Ельца, и его почтенный возраст — 94 года говорил о том, что к его словам надо прислушаться. К тому же благодаря главе Ельцовской администрации Тихон Николаевич придерживался этой теории на практике.
       За бутылкой водки из Ельца быстро таяла колбаса и сыр, соленья и варенья, подаваемые поварихой, присланной в помощь композитору из того же города.
— Кушайте, кушайте! — то и дело слышался голос заботливого хозяина. Он оказался занимательным собеседником, рассказывал много интересного из своей жизни: и о своих педагогах Елене Фабиановне Гнесиной, Константине Николаевиче Игумнове, о встречах со Ждановым и Сталиным, и о последующих руководителях, с которыми ему приходилось общаться. Мы с Юрием слушали его, раскрыв рты и не пьянея от выпитой водки. Дородная женщина уже сменила сервировку стола под чай. В больших серебряных кузовках были поданы печеные ельцовские сласти, а мы все слушали и слушали воспоминания этого по-настоящему государственного человека, замечательного композитора, выдающегося пианиста.
       По дороге домой мы делились впечатлением от встречи.

— Послушай! А ведь как бы там его ни ругали за прошлое, он, пожалуй, единственный из чиновников такого ранга, сохранивший от репрессий людей, находившихся под его опекой. И как ему только это удалось? Ругали? Да! Но не расстреляли ни одного!
      «Наверное, причиной тому было что-то другое, — думал я, — то, что позволило ему, несмотря ни на что, сохранить в себе оптимизм и веру в свои девяносто четыре». На душе было тепло и радостно оттого, что есть еще на земле такие люди.
       С Юрием Мартыновым у меня связан еще один, на этот раз курьезный эпизод, точно характеризующий тогдашнее положение вещей в России.
Как-то раз после победы наших кандидатов в депутаты Московской городской Думы, горком решил устроить праздничный концерт для коммунистов Москвы и работников избирательного штаба.
Ответственным за проведение вечера назначили меня и Мартынова. Накануне в том же зале, в котором должен был состояться вечер, проходило чье-то другое мероприятие. Юра предварительно съездил туда и, осмотрев зал, убедился, что все в порядке.
Почему-то я решил еще раз удостовериться в справедливости полученной мною информации. И тут по телефону выяснилось, что за эти три дня, минувших с момента посещения зала нашим представителем, кто-то украл большой концертный рояль фабрики «Москва» длиной три с половиной метра. Но тут же выяснилдось - мало того, что он был большой, он к тому же был и единственным.
Но что поделаешь? Пришлось плясать без рояля.
По окончанию концерта комендант помепщения участливо спросил:
- Ну, как! Обошлись без рояля? А может быть вам потолочный плафон нужен? Правда он размером 9х12!

АРТЕМ – СЫН ФЕДОРА

        Впервые я увидел его весной 59-го. В городе, где я в то время жил, открывали величественный памятник его отцу – большевику-ленинцу Федору Сергееву, более известному по партийному псевдониму Артем. Открывали на месте разрушенного войной памятника, созданного скульптором Иваном Кавалеридзе. Года за полтора до этого Никита Хрущев, выступая, где и по какому случаю, - не помню, призвал советских граждан разобраться с автором прежнего памятника, как с пособником «немецких оккупантов». А заодно и распорядился установить новый памятник Артему на месте прежнего, «чудовищного» по его словам. Но для этого необходимо было снести сохранившийся пьедестал.
          Надо сказать, что до Хрущева фашисты уже пытались снести прежний памятник, выполненный из монолитного железобетона, но смогли свалить только скульптуру, а постамент, высотою с четырехэтажный дом, ни сорвать танками, ни взорвать так и не смогли. Не покривлю душой, если скажу, что когда-то добрая часть моего послевоенного детства прошла в играх на этом постаменте. Иногда мне и по сей день кажется, что я помню каждый выступ, каждую ступеньку, каждый потаенный карман траурного зала этого громадного серого монолита. Помню и то, как летом и осенью 58-го, выполняя волю первого секретаря ЦК КПСС, его пытались взрывать динамитом, отщипывая от него всего лишь небольшие кусочки бетона. Вспоминаю, как смотрел на эти потуги сквозь оконное стекло, оклеенное крест-накрест газетной бумагой. И мне казалось, что в наш маленький городок, еще хранящий то тут, то там её незаживающие раны, пришла новая война, бесцельная и ненужная.
В день открытия нового памятника наша семья расположилась на балконе третьего этажа массивного сталинского дома. С него была хорошо видна вся церемония открытия.
            Ждали Ворошилова, уроженца этих мест. Впрочем, ни его, ни Хрущева, когда-то учившегося здесь в губернской совпартшколе, не было. Вместо них из Москвы приехали сын Артема, в ту пору начальник штаба особого артиллеристского корпуса и писательница-танкист Ирина Левченко – дочь репрессированного в 38 году заместителя Кагановича, бывшего здесь, до перевода в Москву начальником местной железной дороги.
Церемония открытия прошла на удивление скучно и буднично. Памятник особого впечатления не произвел, но от той поры у меня сохранилась фотография, на которой запечатлен памятник, еще покрытый, словно покойник, большим белым покрывалом. А, кроме того, в памяти отложилась произнесенная кем-то из старших фраза о том, что сына Артема, названного так в честь погибшего во время испытаний аэровагона отца, воспитывал Сталин, прах которого в то время еще покоился в Ленинском мавзолее.
Шли годы. Я лишь по слухам узнавал о том, что генерал Сергеев изредка наведывался в наш город. А однажды, уже работая в горисполкоме, мне довелось побывать на встрече городского актива с его сыном - Рубеном, которого привозил для знакомства с городом, носящим имя его деда, летчик – космонавт СССР Георгий Береговой. Тогда-то я узнал, что Артем Сергеев был женат на дочери легендарной испанской коммунистки Долорес Ибаррури, и что она вместе со своей дочерью и старшим сыном уехала в Испанию, только что освободившуюся от диктатуры генерала Франко. И кто бы мог подумать, что через двадцать с небольшим лет судьба меня тесно сведет с самим Артемом Федоровичем – сыном Артема (Сергеева).
            Осенью 96-го я стал одним из организаторов и учредителей «Землячества Донбассовцев Москвы», был избран заместителем председателя его правления. Помогал старшим товарищам, среди которых было великое множество достойных и известных на всю страну людей писать устав, организовывать и проводить учредительное собрание, готовить документы и регистрировать в Минюсте эту общественную организацию. Произошло это не потому, что я имел какие-то особые заслуги перед Донбассом. Просто накануне мне довелось участвовать в создании и оформлении одной, подобной нашему землячеству общественной организации, которой руководил Николай Иванович Рыжков, под началом которого я в ту пору работал в аппарате Государственной Думы России.
Время было, говоря словами Аркадия Райкина, «мерзопакостное», и в помещении Союза писателей России на Комсомольском проспекте, где проходило учредительное собрание землячества, не было ни воды, ни электричества, ни телефонной связи. Поэтому организационное мероприятие прошло быстро без лишних слов и долгих выступлений, наскоро отметив это событие в кабинете у Ганичева – Председателя Союза писателей России. С регистрацией мы тоже уложились в намеченные сроки. Отмечали регистрацию землячества в киноконцертном зале гостиницы «Россия». Помог в этом Иосиф Кобзон. Там-то я впервые близко познакомился и с самим Артемом Федоровичем, и с его второй женой Еленой Юрьевной Сергеевой. Тогда мы, земляки по Артемовску, собрались за отдельным столом. Впрочем, с нами были и брат Георгия Тимофеевича Берегового с супругой, друживший с семьей Артема, и композитор Владимир Шаинский, и заместитель Юрия Андропова по КГБ генерал армии Филипп Бобков и другие. Был там и мой прежний начальник по Артемовскому горисполкому Виктор Иванович Ляшко, с которым я не виделся много лет.
            Последующие встречи, заседания правления и совместное проведение мероприятий заложило прочную основу нашим отношениям. Этому способствовало еще и то, что в августе 97 года я был утвержден заместителем заведующего идеологическим отделом одной из парламентских партий, а Артем Федорович живо интересовался, чем живет и работает эта партия.
Должен правды ради сказать, что в ту пору в стране в чести были либеральные политики. Может быть, поэтому судьбой приемного сына Сталина никто не интересовался. Елена Юрьевна, сетуя о том, что такой интересный свидетель эпохи может уйти не оставив никаких воспоминаний, просила меня познакомить Артема Федоровича с каким-нибудь серьезным журналистом, готовым литературно обработать его воспоминания для издания книги. Понимая, что осуществить желаемое в ту пору было практически невозможно по финансовым обстоятельствам, я познакомил чету Сергеевых с Катей Глушик, приехавшей в Москву из Ижевска и работавшей в газете «Завтра» у Проханова, которого я давно и хорошо знал. И, как выяснилось позже, не ошибся. Поначалу воспоминания приемного сына Сталина - генерала Сергеева в записи Екатерины Глушик были опубликованы в газете «Завтра», а потом как-то само собой «нашлись» деньги и на издание целой книжки.
           Артем Федорович неоднократно приглашал меня на свою дачу в Жуковке, на которой он проживал постоянно после выхода в отставку. Скажу откровенно, мне хотелось взглянуть не столько на саму дачу, сколько познакомиться с архивом Артема. Там хранились рукописи воспоминаний бывшего первого секретаря компартии Белоруссии Пономаренко, наркома металлургии Тевосяна, записи бесед с Молотовым и многие другие документы суровой и великой советской эпохи.
           Толчком для проведения такой встречи послужил приезд в Москву сотрудника Артемовского краеведческого музея Кравца, с братом которого я делил кабинет на девятом этаже старого здания Государственной Думы.
             В назначенное время мы выехали с Белорусского вокзала в Барвиху, где находилась дача Артема. Он встретил нас, как уговорились, в конце перрона, и приветливо поздоровавшись, повел налево от электрички, туда, где в глубине леса виднелись высокие заборы богатых кирпичных коттеджей. Барвиха первой в Подмосковье стала предметом вожделенных устремлений «новых русских», спешивших обосноваться в этом чудесном уголке Подмосковья. Не избежал своей участи и участок Артема.
              Когда-то Сталин, разрешил выделить матери Артема Елизавете Львовне участок земли размером в 50 соток. Там же для них был выстроен из бревен небольшой одноэтажный домик, в котором Артем провел значительную часть своей жизни. В средине 90-х при посредничестве предпринимателя из Славянска половина этого участка была обменена на двухэтажный щитовой дом, обшитый сайдингом. Елена Юрьевна почему-то называла его «американским». По ее рассказам, чтобы завершить отделку дома и провести отопление, ей пришлось продать свою «двушку» в Москве. Если учесть, что вскоре после этого стоимость сотки земли в районе Барвихи возросла до 45 тыс. долларов будет ясно, что Сергеевых обманули, притом на крупную сумму. В свою очередь, новый владелец доброй половины «сталинского надела» на своих 25 сотках земли возвел не только коттедж, но и устроил бассейн с водяным каскадом. Ни дать, ни взять Петродворец в миниатюре. Все это великолепие можно было разглядеть со второго этажа «американского» дома.
Старый бревенчатый дом, построенный по приказу Сталина, сохранился и служил хозяйственной постройкой и кухней. Там же жили две огромных овчарки, которые четко выполняли команды хозяина, и было видно, что они прошли хорошую выучку, прежде чем очутились на даче отставного генерала.
Новое жилище Артема, отстроенное в традициях модного евроремонта, было уютно обставлено антикварной резной мебелью, выполненной из ореха и красного дерева. Стол был накрыт, и радушная хозяйка уже торопила нас присаживаться и выпить «за встречу».
           Артем был прекрасным рассказчиком, и потому время пролетело быстро. Мы многое узнали из того, о чем позже Артем с Катей написали в своей книге. По словам Артема Федоровича, мы были первыми, кому он рассказал о своем пленении немцами в начале войны. О том, как ему удалось бежать. Как он позже мучился – говорить или не говорить Сталину о своем пребывании в концлагере. Он героически сражался в годы войны. Был неоднократно ранен, потерял много друзей, в том числе и Рубена Ибаррури, с которым он встретился перед самой его смертью в госпитале Сталинграда.
           Много позже, шагая из украинского посольства, где мы чествовали нашего земляка-космонавта Волкова, до Белорусского вокзала, Артем Федорович с грустью сказал:
         - Умирая, Рубен завещал мне позаботиться о сестре, что я и сделал, женившись на ней. И вот теперь – она с дочерью и сыном в Испании, а я со вторым сыном здесь.
          Артем Федорович со своей второй женой жили, душа в душу. Елена Юрьевна была известным нейрохирургом, автором нескольких научных монографий. Оставив любимую работу, она окружила Артема заботой и вниманием.
Артем родился 5 марта 1921 года, уже после гибели своего отца революционера Артема. Артем погиб вместе с делегатами съезда Коминтерна во время крушения аэровагона в Тульской области. Виной тому, как выяснилось, явилась шалость сына путеобходчика, положившего на рельс какую-то железяку, чтобы расплющить ее колесами состава. Но скорость вагона оказалась слишком большой.
              Генерал Сергеев никогда не называл себя сыном Сталина. Более того, все, связанное со своим детством, он отождествлял со своей матерью Елизаветой Львовной. Как- то раз я рассказал ему о своем отдыхе в пансионате «Поляны», и он тут же поведал мне о том, что на его территории когда-то находилась летняя база детского дома, руководили которым его мать Елизавета Сергеева и жена Сталина Надежда Алилуева. Сам детский дом по его рассказам находился в Москве, в особняке Рябушинского, построенным еще до революции архитектором Шехтелем у Никитских ворот. Через три года этот особняк был отдан под жилье семье великого пролетарского писателя Максима Горького.
Пребывание Артема в детском доме сдружило его с сыном Сталина Василием, и когда пришла пора определять его в школу, вопрос о том, где жить Артему в отсутствие матери, которая работала в то время в Кабардино-Балкарии уже не стоял.
        После окончания десятилетки Артем поступил в военную школу, потом в артиллеристское училище в Ленинграде, потом была война.
Со Сталиным, как говорил Артем Федорович, в последний раз он виделся в 1942 году.
        Помнится, вначале марта 1999 года я пригласил Артема в Государственную Думу. День встречи 5 марта пришелся на его день рождения. Я еще тогда подумал о том, что этот день, как бы случайно, совпал с днем кончины Сталина. На этот день было намечено заседание фракции, на которой отмечали Международный женский день – 8 Марта. Но все мои попытки познакомить депутатов фракции с приемным сыном Сталина были отвергнуты, так как никто из тогдашнего руководства партии не знал о существовании такого. Тогда, в обход этого решения мы с Кравцом пропустили поочередно всех депутатов через наш кабинет. Все пили за здоровье сына Сталина. Артем был очень доволен таким приемом.
             Ровно через два года мы отмечали 80-летний юбилей Артема Федоровича. В бывшей столовой ЦК КПСС, расположенной на Новой площади, собрались друзья и знакомые Артема. Встречу организовало «Землячество Донбассовцев». Приехали и гости из Украины. После этого события были другие встречи – в помещении заседаний Церковных Соборов, Храма Христа Спасителя, в культурном центре Дома Российской Армии, в Посольстве Украины в Москве.
             Каждый год мы с Артемом обменивались поздравлениями. Причем, как-то так само собою получалось, что Артем Федорович звонил мне с самого утра, вслед за поздравлениями моей матушки.
           Так было до января 2006 года. Тогда Артем впервые не позвонил, да и мне, честно говоря, было не до поздравлений. Через два дня после моего дня рождения скончалась моя матушка, давно и тяжело болевшая. И только через пару месяцев, поздравляя Артема Федоровича с днем рождения, я случайно узнал, что в тот же январский день вместе с моей матушкой скончалась и его жена Елена Юрьевна. Случилось так, что она после операции находилась в онкоцентре на Каширке. За пару дней до ее кончины там произошел пожар. Жертв, по сообщению СМИ, не было. Но сильное задымление сказалось на здоровье супруги Артема и ее не стало.
        К моему глубокому сожалению, о кончине Артема я тоже узнал случайно. На этот раз мне позвонил президент землячества Николай Стефанович Лунев. Поздравив меня с днем рождения, он мимоходом сказал:
- А мы тут поминаем Артема Федоровича. Сегодня ровно девять дней, как его нет с нами..
       Я был ошеломлен подобным известием. В этот вечер мы с семьей тоже поминали мою матушку. Заодно успели выпить и за упокой Елены Юрьевны. Пили и в память о моем отце, скончавшемся в тот же день 15 января, что и Артем сын Федора Сергеева, только шестью годами ранее.
         С тех самых пор я стараюсь не отмечать своего дня рождения.
         Совсем недавно, перебирая свой архив, я вдруг случайно обратил внимание на то, что в газете "Московский литератор" на одном и том же развороте вместе с поздравительным приветствием в мой адрес под рубрикой "Память" было напечатано сообщение о кончине Артема. Так еще раз наши пути пересеклись. На этот раз в одной газете. Теперь уже окончательно.
        А памятник Артему недавно снесли. Заодно вместе с памятником Ленину. Да еще в придачу переименовали город Артемовск в Бахмут. Но, пока мы живы, память о прошлом будет жить вместе с нами. Будет жить непременно
ДОРОГА ПАМЯТИ
             Как-то раз мне позвонил неизвестный мужчина. Представился родственником известного советского композитора Анатолия Новикова и попросил о встрече. В назначенное время он пришел ко мне в Думу вместе с женой, оказавшейся дочерью того самого композитора. Речь зашла о вечере памяти композитора, которому недавно исполнилось сто двадцать лет. Вечер явно откладывался. Родственники считали, что виной тому взаимоотношения существовавшие между композиторами, принадлежавшими к различным творческим группировкам. А, попросту говоря, из-за той борьбы за концерты, за зрителя, которая существовала и существует всегда и везде, когда дело касается денег и популярности того, или иного творческого человека.
Вместе  с зятем композитора мы спустились на седьмой этаж старого здания Госдумы, где находился комитет по культуре, который возглавлял Иосиф Давыдович Кобзон, и, памятуя о том, что тот весьма негативно относится к незапланированным посетителям, минуя его, зашли в аппарат комитета.
Переговорив с руководителем аппарата, я тут же подготовил письмо на имя Кобзона и передал его на рассмотрение комитета.
      Через неделю вопрос был решен. Иосиф Давыдович договорился о бесплатном выделении зала в Доме Российской Армии, что на площади Суворова, сказав при этом, что в память о композиторе, в свое время всячески помогавшем ему в становлении его творчества, он готов выступать сам и бесплатно.
            В назначенный день и час концерт состоялся. В первом отделении в нем выступал Дважды Краснознаменный академический ансамбль песни и пляски Российской Армии имени Александрова. Во втором – сам Кобзон. Вел концерт сын другого известного композитора Кирилла Молчанова. Концерт удался. Он не мог не удаться потому, что на нем сошлись три великих творческих личности Новикова, Кобзона и Ансамбля Александрова, который был первым исполнителем многих песен Анатолия Новикова.  В дни скорби по погибшим при крушении самолета Ту-154 по пути в Сирию, я случайно узнал, что Кобзон вместе с ансамблем Александрова должен был оказаться в том же самолете. И только заранее запланированное лечение отвело его и нас, знающих и любящих  творчество Иосифа Кобзона, от этой беды. Смерть догнала его позже.

ПРИВРАТНОСТИ СУДЕБ
         История, случившаяся с Советским Союзом в результате предательства части политического руководства, вначале всколыхнула, а затем и разобщила общество. И это неслучайно. В результате обнищали миллионы людей. У большинства граждан Союза жизнь пошла наперекосяк. А сколько людей  тогда сгинуло раз и навсегда  без следа - одному Богу известно.
           Но как бы там ни было, судить и рядить о перестройке будут еще очень и очень долго. Будут  находить простые и скорые ответы на вопросы, понять и объяснить которые просто-напросто невозможно. А тем паче человеку не подготовленному.
           Так случилось, что мне выпало быть  участником тех событий. Узнать достаточно много для того, чтобы на долгие годы запомнить это, и рассказать об увиденном живущим. Кому-то из первых рук. А кому в пересказах людей, которые так же, как и я не только наблюдали за происходящим со стороны, но и непосредственно участвовали в них.
Не знаю, как они, но я с полным основанием могу заявить, что все случившееся со страной в конце девяностых и в начале нулевых, можно и нужно считать не какой-то там «гибридной», а самой настоящей мировой войной.
            Любая война, в том числе и гражданская, обычно ведется без правил. В ней все средства «хороши». Среди ее участников всегда  были, есть и будут циники, но практически  нет места для романтиков. Ведется она грязными руками, подлыми способами, без жалости и сострадания.
          События, случившиеся с нами тогда, были наполнены предательством и обманом. Немалую лепту в них внесли провокаторы и перевертыши. Были они и в нашем случае. Причем, действовали не только с противоположной  стороны, но и с нашей. Со стороны различных спецслужб. Агенты двойные и тройные встречались  неслучайно и  среди нас. Чаще всего это были люди, стремившиеся сделать свою политическую карьеру, подзаработать денежку, сделать PR собственной персоне.
Время, прошедшее с того самого момента, когда я приступил к написанию этой книги, а это было в 2006 году, открыло новые факты и документы. Обозначили себя люди, до недавнего времени не раскрывавшие причин и  истории развала  Советского Союза. Многое из того, что открылось  независимым исследователям пока что не закреплено документально.
Сегодня я с удовлетворением разделяю точку зрения на причины, приведшие к развалу СССР с Михаилом Полтораниным. Самое интересное заключается в том, что примерно в одно и тоже время, но разными путями, независимо друг от друга мы пришли к одним и тем же результатам.  Только я занимался решением этой задачи на базе открытых источников, а он, будучи председателем Межведомственной комиссии по изучению секретных материалов КПСС, что, конечно же, удваивает и утраивает ценность его результатов.
Суть истории, приведшей к распаду СССР в самом сжатом исполнении, такова. После победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 г.г. Страна Советов оказалась в тяжелейшем социально-экономическом  положении. Запад, вооруженный ядерным оружием, по сути, развязал нам «холодную» войну. Это положение усугубилось со смертью И.В. Сталина и воцарением на государственном Олимпе Н.С. Хрущева, разгромившего  в 1957 антипартийную группу Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова. Тем самым он похоронил бериевскую концепцию возрождения экономической мощи страны на базе частичного использования форм и методов  Ленинского НЭПа. Замечу, что таким путем, но несколько позже пошли коммунистический Китай, социалистический Вьетнам и пытается реформировать свою экономическую модель Республика Куба.
У нас в Союзе к этому начинанию приступали, по меньшей мере, три раза. Пытаясь осуществить экономическую реформу более известную, как «маленковскую». Затем  «косыгинскую», которую пытались реализовать с 1965 года. И, наконец, с небольшим перерывом, связанным с отставкой Косыгина и смертью Брежнева, «андроповской».
Но для ее реализации нужны были кадры. С этой целью в Австрии был создан МИПСА–  Международный институт прикладного системного анализа. Он был  учрежден  в 1972 году в Лаксенбурге. Это рядом с Веной.
  Конечно, обвинять Косыгина и Андропова –  главных лоббистов этого проекта в том, что они создавали его с целью развала СССР, просто смешно. Они, безусловно, были коммунистами и не желали бандитского капитализма. Хотели оставить после себя демократический социализм, и  при этом разрешить частную собственность. А на Западе покупать высокие технологии. Как это и произошло с Китаем.
И, тем не менее, этот институт стал идеологическим штабом по развалу СССР и созданию новой страны «демократического социализма».
Как пишет Михаил  Полторанин, «Косыгина и Андропова связывала давняя дружба и помимо прочего один общий знакомый по имени Михаил Гвишиани, генерал-лейтенант НКВД, бывший заместитель Берия. Именно он когда-то спас Косыгина от подозрений в причастности к «Ленинградскому делу». Косыгин даже отдал свою дочь Людмилу за сына Гвишиани, Джермена. Именно этого Джермена Андропов и отправил в Римский клуб представителем от СССР. А тогда это был главный мозговой центр Запада, который имел около 100 членов. Своеобразное мировое правительство. Джермен договорился с «римлянами», после чего и создали МИПС».
Учредителем этого института были СССР и США. И в какой-то степени Римский клуб.
На тот момент институт был необходим  для того, чтобы готовить молодые кадры, которые должны были пересмотреть всю систему экономических связей СССР. Андропов поручил заниматься их подбором  Филиппу Денисовичу Бобкову. Однако, на протяжении двадцати с лишним лет, зная Филиппа Денисовича, я не согласен с Полтораниным в том, что тот, осознано, отбирал их из отморозков для развала СССР. Более того, при той существующей кадровой системе, в состав стажеров  не могли бы попасть случайные люди, а тем более из числа противников режима. Да к тому же закоренелых.
В число будущих реформаторов, проходящих стажировку в МИПСА, а затем и в нашей стране, в филиале этого института, носившим название - ВНИИСИ, Всесоюзный научно-исследовательский институт системного анализа который возглавлял все тот же  Джермен Гвишиани, были отобраны исключительно члены и кандидаты в члены КПСС. В их числе Гавриил Попов, Егор Гайдар, Андрей Нечаев Александр Жуков, Петр Авен, Евгений Ясин, Александр Шохин, Михаил Зурабов, Анатолий Чубайс, Сергей Глазьев и многие другие. Кроме того, учитывался и послужной список их родителей и близких родственников. Взять хотя бы все тех же Гайдара и Чубайса.
Дед Гайдара (по рождению Голиков) -  пламенный большевик, выдающийся детский писатель, коммунист, отдавший жизнь в боях с фашистами. Отец – коммунист, ответственный сотрудник газеты «Правда», адмирал.
Отец Чубайса - кремлевский курсант, ответственный политработник из тех, кого принято было называть комиссарами.
Хотите еще? Пожалуйста!
Михаил Зурабов – сын высоко поставленного чиновника Министерства Морского флота СССР.
Приведу и более конкретный пример из личной жизни. В так называемом ЦК-овском доме, расположенном на улице Лавочкина, в котором я проживал в конце 70-х годов прошлого столетия, я познакомился с семьей Юрия N. Фамилию не называю вполне осознанно, чтобы не навредить этому достойному человеку. Тем более, что наше знакомство носило шапочный характер. Наши дети, одногодки подружили меж собой наших жен. А затем и нас. Так вот этот Юрий работал в ту пору в ЦК под началом Станислава Шаталина. На наши вопросы, касающиеся его работы, он старался не отвечать. Но от его жены мы узнали, что Юрий окончил экономический факультет МГУ. Попал в специальный  набор, призванный подбирать кадры для экономической реформы. Однако попал не просто так, а потому, что его мать, работница районного аппарата КПСС,  несколько лет работала  в одном из государств Африки кадровиком при советском посольстве. И помимо новенькой «Волги», привезла доброе имя своему сыну.
Теперь они должны были постараться завести второго ребенка. Так как в этом случае им обещали  выделить такую же трехкомнатную квартиру, как у нас и примерно в таком же доме.
Теперь - то я знаю, что Заместитель  Гвишиани Станислав Шаталин, отец которого ранее работал секретарем Калининского обкома, занимал пост зам. министра госконтроля РСФСР. А его родной дядя одно время был секретарем ЦК КПСС и тесно работал со старшим Гвишиани в Приморском крае.
Еще раз повторюсь, причастность чиновника к той или иной группировке не дает оснований обвинять их  в измене Родины. Яркий пример тому судьба Евгения Максимовича Примакова, женатого на приемной дочери Михаила Гвишиани. Вся его жизнь –  пример верного служения Родине и народу.
Но как происходила реализация плана развала, а тем более, если в нем не было конкретных пунктов, свидетельствующих об умысле подлых деяний? Когда же произошел перелом в стратегии экономического развития Союз?
Об этом пока что не написано всей правды.
Хотя, опираясь на заявление Полторанина можно предположить следующее. С уходом Брежнева, сначала во власть двинули Михаила Горбачёва. Это была идея Андропова. Он всё-таки земляк, родился в Ставрополе.
После смерти Андропова роль политического гуру перешла к Андрею Громыко, тогда – первому заместителю председателя Совмина СССР. А Громыко, после смерти правившего чуть больше года Константина Черненко, рекомендовал на заседании политбюро Горбачёва на должность генсека, хотя многие члены выступали за кандидатуру первого секретаря Ленинградского обкома Григория Романова. Горбачёв с согласия политбюро взял к себе в команду экономиста Леонида Абалкина и секретаря ЦК КПСС Николая Рыжкова. А также первого секретаря Свердловского обкома партии Бориса Ельцина.
Несколько позже идеологию прикрытия этой программы осуществляла команда А.Н. Яковлева. Понимая, что откат от социализма даже в рамки Ленинского НЭПа будет неоднозначно воспринят разными поколениями советских людей, обществу подкинули «дохлую кошку». Так контр пропагандисты всего мира называют прием, применяемый для переключения с главного на второстепенное внимания заинтересованных сторон. Для этой роли решили воспользоваться эпохой Сталина. Пойти на повторную реабилитацию и расчистить завалы для экономических преобразований. Поэтому и начали с Бухарина.
Пошли на открытие «белых пятен истории». И пока одни коммунисты обвиняли других в приверженности или охаиванию культа личности Сталина в советской истории, прорабы «перестройки» под руководством «архитектора развала», занимались приватизацией народного достояния.
Причем в результате пострадали и  те, и другие.
Хорошо помню, как в московском отделении Союза писателей России либералы спорили с ортодоксами по поводу того, кто прихватил литфондовскую собственность: больницу, писательские дачи  и т.д.
С приходом Александра Николаевича Яковлева, что называется процесс пошел. А его прежнему соратнику по идеологическому отделу РСФСР Е.К. Лигачеву оставалось только чухать в затылке и говорить о том, что хотели как лучше, а получилось как всегда. И заняться «антиалкогольной реформой», нанесшей колоссальный удар по экономике Страны Советов. Не надо быть особым провидцем, чтобы не заметить, что эта кампания велась не работой с лечением и перевоспитанием алкоголиков, а сводилась к развалу ликеро-водочной промышленности. Вырубались ценные сорта виноградников, создавался искусственный ажиотаж в сфере торговли, что привело к росту самопальной продукции, спекуляции и наживе.
Дальнейшее общеизвестно.

А «РОДИНА» – ОДНА
           Не открою большой тайны, если скажу, что в период окончания горбачевской «перестройки» и разгула ельцинской перестрелки слова Родина, Россия были словами чуть ли не ругательными. Впрочем, как и нынче слово «демократия».
              И при всех плюсах и минусах созданного нами НПСР, вопросы стратегии и тактики борьбы за народную власть в стране вызывали жаркие споры, вплоть до раскола  и проявления групповщины. На самом же деле споры и размежевания проходили по чисто меркантильным обстоятельствам.
Беда для оппозиции заключалась в том, что все мечтали стать депутатами. И не какими-то там местными или региональными, а самыми что ни  на есть известными в России. В наших условиях такая возможность появлялась лишь в результате выборов депутатов в Государственную Думу.
В разные годы избирательное законодательство позволяло создавать следующие условия для прохождения в состав Госдумы.
Мажоритарный – когда каждый кандидат вынужден был бороться с другими кандидатами только по тому округу, в котором его выдвинули кандидатом.
Пропорциональном – когда прохождение кандидата зависит от того, сколько процентов получит в отведенном ей округе партия, которая включила его в свой список.
Списочном – когда счет процентов начинается с начального состава общепартийного списка.
Смешанного – когда помимо начального состава, оставшуюся часть списка  делят, на выбираемые пополам на пополам, как пропорционально, так и мажоритарно.
Именно в большинстве случаев, за место в списке кандидатов идет вся эта подковерная возня. Причем идет не столько после выдвижения кандидатов, сколько на этапе подготовки к предстоящей избирательной кампании.
Этим и объясняются все те многочисленные попытки изменить состав руководства партии, которое имело бы возможности как-то повлиять на ситуацию при составлении списка. Позволить попасть на проходное место, так как само по себе включение в список полной гарантии прохождения в Думу не давало.
Наиболее жесткая грязная борьба за список произошла при подготовке к выборам в Госдуму  в 2003 году.
Если обычно партия умела расставлять препоны, позволяющие отводить недовольство обиженных на Кадровую комиссию КПРФ, которую возглавлял Валентин Романов, то в данном случае при составлении списка единой колонны кандидатов от КПРФ и НПСР возникли сложности. Большинство представителей тех самых двухсот партий и движений, которые на самом деле ничего серьезного из себя не представляли, требовали своего «законного» представительства в российском парламенте. А это означало обязательное включение этих представителей на проходные места.
Я, разумеется, знал о подобных тонкостях аппаратной деятельности. Но придерживался иной концепции, полагая, что в случае конечной победы на президентских и парламентских выборах у победившей партии будет столько свободных мест, позволяющих «порулить» и политикой, и экономикой, что придется чужих еще приглашать на эту работу. А потому во фракционной борьбе никогда не участвовал. Но при этом никогда не занимался стукачеством. И держался на плаву исключительно за счет своего профессионализма и трудолюбия.  Никогда не упрашивал, чтобы меня включали в списки кандидатов, пусть даже на непроходное место.
В тот раз меня пригласил к себе бывший министр обороны, генерал Игорь Николаевич Родионов. Человек весьма уважаемый в армейских структурах.
В кабинете у него находился мой давний знакомый по НПСР полковник Владимир Иванович Милосердов.
Речь шла о стратегии предстоящей выборной кампании. Как идти в Думу – одной или двумя колонами?
Оба моих старших товарища  явно переживали за свое попадание в состав депутатов будущего созыва. На памяти у них была история выдвижения кандидатов списка КПРФ «За Победу!»
Тогда в список не попали ни адмиралы Чернавин и Балтин, ни генералы Ачалов и Титов. Были и другие представители коммунистических партий и движений. Таким образом, ставился вопрос: Что делать?
Я посоветовал им пригласить Сергея Глазьева. Родионов тут же позвонил ему, и тот не откладывая, пришел. В дальнейших переговорах я принимать участие отказался.

БОЛОТНЫЙ СЪЕЗД
          Так принято называть десятый отчётно-выборный съезд Коммунистической партии Российской Федерации, который состоялся в июле 2004 года в Москве. Накануне, в результате конфликта в руководстве партии, прошёл «альтернативный съезд» противников Геннадия Зюганова. На каждом мероприятии были избраны Центральный комитет и его председатель. В августе Министерство юстиции Российской Федерации признало «альтернативный съезд» нелегитимным, подтвердив полномочия Зюганова.
Я не был делегатом этого съезда, так как не являлся противником ни тех, ни других. Мое выдвижение делегатом съезда от трех разных регионов было регулярно отклонено на региональных партийных конференциях.  Но я был среди организаторов  полномочного съезда и в силу этого был среди тех, кто влиял на исход  и того, и другого съезда. Более того, в итоге был избран в состав Центрального комитета КПРФ.
Готовить альтернативный съезд начали задолго до его проведения. И эту подготовку держали в строгом секрете. Начиналось все в подмосковной Рузе. Так назывались курсы, организованные партией для подготовки кадрового состава региональных и местных отделений КПРФ. Курсы проводились на деньги Геннадия Семигина. Подготовка и организация этих курсов проводились Организационным отделом ЦК КПРФ,  руководимого Сергеем Александровичем Потаповым. В течение двух недель в четыре потока в учебно-методическом центре пансионата «Руза» читались лекции, готовились кадры для профессиональной работе партии на местах.
К 2004 году обострились отношения между Геннадием Зюгановым и довольно значительными представителями оппозиции.   Секретарь ЦК КПРФ по сельскому хозяйству, губернатор Ивановской области Владимир Тихонов заявил о своём несогласии с Зюгановым. 1 июня 2004 года в Москве состоялся альтернативный съезд, организованный противниками Геннадия Зюганова. Съезд  избрал новый состав Центрального комитета. Председателем центральной контрольно-ревизионной комиссии была избрана Татьяна Астраханкина. Первым заместителем председателя ЦК - Сергей Потапов. Было объявлено о прекращении полномочий Зюганова, председателем ЦК был избран Владимир Тихонов. Организаторами альтернативного съезда выступили депутаты: Геннадий Семигин, Елена Драпеко, Виктор Зоркальцев, Александр Шабанов, Леонид Иваненко, Вячеслав Бойко и другие.
Альтернативный съезд прошёл в обстановке секретности, журналистам долгое время не сообщали о месте его проведения. Участники съезда Татьяна Астраханкина и Валентин Кныш заявили, что на их съезде присутствовало 146 членов КПРФ. Позднее выяснилось, что альтернативный съезд проходил на теплоходе.
Позднее всех организаторов исключили из КПРФ, после чего некоторые участники альтернативного съезда присоединились к новообразованным партиям ВКПБ и Патриоты России.  Информация о снятии Зюганова шла в эфир головной до той поры, как Сергеем Обуховым и мной не была организована реакция на ее продвижение через интернет-сайт КПРФ. Это позволило ряду участников альтернативного съезда, успевшим сойти на берег, отмежеваться от организаторов Съезда который с той поры стали называть «болотным».
3 июля в киноконцертном зале гостиничного комплекса «Измайлово» начался Х-й отчётно-выборный съезд КПРФ с участием самого Геннадия Зюганова. Группа сторонников Зюганова организовала пикет у здания, держа транспаранты с надписями «Зюганов, КПРФ с тобой» и «Зюганов, спаси Россию». За полчаса до начала съезда в результате провокации в здании было отключено электричество. Тогда было решено провести съезд в открытом режиме, пригласив журналистов. Докладчики выступали при свете карманных фонариков. Весь свой отчетный доклад Съезду Зюганову пришлось читать при технической поддержке организованной Александром Тарнаевым. Я весь съезд находился в радиорубке, готовя тексты для Обухова, размещающего эту информацию в Интернете. Дело в том, что это было единственное помещение во всем комплексе «Измайлово» к которому подходило электропитание.
После  Зюганова выступили Владимир Никитин, Валентин Купцов, Иван Мельников, губернатор Тульской области Василий Стародубцев. В перерыве Зюганов заявил журналистам, что его поддерживает подавляющее большинство из 18 тысяч первичных организаций КПРФ. В итоге съезд, на котором присутствовало 247 из 317 избранных делегатов, выразил поддержку Зюганову, осудив действия его оппонентов, которые были исключены из партии. Также было принято решение о сокращении состава ЦК партии со 155 до 120 человек.


(продолжение следует)