Это повесть сына нашего однокашника Трофимова Михаила Мефодьевича. Юрий Трофимов закончил Военно-морской факультет Горьковского медицинского института. Служил на Севере в Горячих Ключах. В 1991 году переведен на Военно-морскую кафедру Одесского ГМИ преподавателем. Защитил кандидатскую диссертацию. Доцент. Полковник медицинской службы в отставке. Сейчас работает врачом на трубоукладчике. В свободное время занимается литературным творчеством.
В Североморске, за Полярным кругом, в октябре 85-го было уже ощутимо прохладнее чем в Архангельске, периодически летали "белые мухи и первый снег уже лежал не тая, как предвестник скорой и затяжной полярной зимы. Выйдя из автобуса Сергей довольно быстро нашел бледно-розовое пятиэтажное здание при въезде в город, на 5-ом этаже которого и располагалась 22-интернатура КСФ. Поднявшись по лестнице, он толкнул деревянную дверь с табличкой и очутился в нешироком коридоре, наполненном стрекотом пишущей машинки. Оглянувшись по сторонам и не найдя никаких подсказок, он решил идти на стук выбиваемых буковок. Табличка на открытой двери в комнату, где сидела машинистка, гласила "Начальник 22 интернатуры медсостава КСФ п-к м/с Иржевский А.И."
- Добрый день, прибыл для прохождения интернатуры по хирургии, - назвал Сергей цель своего визита даме средних лет с пергидролевыми паклеобразными волосами.
- Александр Игоревич сейчас занят с одним из вас, подождите в коридоре, - коротко бросила она на секунду прервавшись, но так и не подняв глаз на пришедшего.
"Понятно - запарка", - подумал Сергей и вышел в коридор, который проходил от одной стены здания до противоположной. На всем протяжении, как в бараке, были белые стандартные жилкооповские двери с разными табличками типа: "Учебная комната Н 1", "Конференц - зал", "Жилая комната Н 4", "Туалет М" и т.д. Примерно на середине пути был небольшой холл с какими-то растениями в кадках на полу и неработающий телевизор на высоких ножках.
- Лейтенант заходите! - услышал он из открытой двери секретарской. Полковник Иржевский оказался худощавым, подвижным холериком с серыми стреляющими глазами за очками в золотистой оправе.
- Садитесь лейтенат, как вас...
Сергей назвался.
- Что заканчивали? Уже вижу. Куда вас распределили? Успели побывать на своем корабле?
Сергей еле успевал отвечать на сыплющиеся на него, как из рога изобилия, вопросы. Конец беседы и вовсе был неожиданным.
- А вот жену ты назад зря отправил, совместным временем надо дорожить, будет еще у вас разлук предостаточно. Поэтому направлю я тебя в Мурманск в Областную больницу, отделение общей хирургии, поживешь хотя бы еще с полгодика с женой в человеческих условиях, - он он как-то отрешенно и с внезапно промелькнувшей грустью взглянул в окно, как человек, у которого это все уже когда-то было.
Мурманская областная клиническая больница располагалась на улице Павлова 6, и проезд туда на автобусе от общежития КЭЧ занимал около получаса. По тем временам это было самое большое многопрофильное лечебное учреждение за полярным кругом. Узнав адрес и как туда проехать, Сергей решил не пороть горячку, а сначала устроиться в гарнизонной общаге, а на следующее утро, впрочем, как и было указано в предписании, явиться по месту прохождения специализации. Условия проживания в общежитии КЭЧ были воистину спартанскими - комната с панцирными кроватями, которые ничем не отличались от таковых в общаге медфака, два скрипучих доисторических шкафа с инвентарными намерами на боковинах и мутными зеркалами на передней панели и дощатый пол, выкрашенный темно-красной краской. Место общественного пользования дуло холодом из разбитого окна и хлоркой из отверстий чаш "Генуя". Имелась и кухонька с двумя замызганными плитами и давно немытым, переполненным холодильником, отчего часть авосек постояльцев с хавкой была уже вывешена за окно – благо, околонулевая погода позволяла. В обшаге он случайно встретил Сашу Шилишпанова, который учился на хирурга в госпитале пограничников, и Ваню Титова, направленного, как и он, в отделение общей хирургии МОКБ. Товарищи покрутили носами, но выбирать было особо не из чего, а смешная месячная оплата за проживание в размере 10 рублей с человека, окончательно решила вопрос поселения. Они заняли три койки поближе к окну и попросли администратора по возможности не подселять к ним никого в дальнейшем, но никак не подкрепленная договоренность абсолютно не повлияла на ее действия, и скоро на двух оставшихся койках они заимели весьма переменный состав из офицеров и мичманов флота. Но один сосед задержался дольше всего - это был молчаливый старлей - артиллерист, переведенный на Север после Афгана. Каждый вечер он приходил в хлам пьяный, и Сергей не на шутку переживал, что тот однажды захлебнется своей блевотиной. В конце концов он однажды просто исчез - за его вещами приехал другой старлей с солдатом, a на резонный вопрос, что с хозяином, те ответили - что новое место прописки вашего соседа в психиатрическом отделении госпиталя.
На следующее утро, наскоро позавтракав в столовке близлежащего Дома Офицеров, приятели засобирались на учебу. Саше до госпиталя погранцов было всего минут 20 ходьбы быстрым шагом, а вот Сергею и Ване пришлось сесть в автобус и ехать через площадь Конституции и дальше по улице Ленина около получаса. Сама Облбольница, построенная в советские 70-е, особо воображение не поражала, но тем не менее состояла из нескольких профильных корпусов, соединенных подземными ходами, что действительно было довольно удобно для района, где девять месяцев зима, а остальное лето. Оба приятеля стали молодоженами совсем недавно, вот только Сергей женился буквально перед выпуском, а Иван - еще год назад на своей однокурснице из Хабаровского медина, которую он выписал специально на шестой курс в Горький и проживал с ней на квартире в Автозаводском районе. И если у Ивана интернатура по хирургии удачно совпала с интернатурой Елены (его жены) по неврологии, то Сергею пришлось отправить Алину домой, на время его командировки в Архангельский завод. Елена проживала в общежитии ОКБ, условия в котором были на порядок лучше и чище и куда Иван мечтал перебраться в самое ближайшее время. Сергей же был занят в свободное время поисками квартиры, но в центре предлагали преимущественно комнаты в комуннах с пропитыми соседями, а более-менее подходящие однушки находились на выселках и просили за них половину его лейтенантского содержания. Переодевшись в раздевалке и обсуждая на ходу подобные новости, они резво поднялись на третий этаж, где располагалось отделение общей хирургии и постучались в ординаторскую. Не услышав ничего в ответ, они зашли внутрь и увидели троих молодых ребят примерно одного возраста с ними, сидящими на диванчике.
- Привет коллеги, пришли на хирургов учиться?
Сергей утвердительно кивнул:
- Давайте знакомиться - Сергей и Иван, выпускники Горьковского медфака, а вы, так понимаем, академики?
- Самые, что ни на есть - Леня Заяц,- протянул руку усатый жгучий брюнет-крепыш, - а это Костя Станякин, - он показал на невысокого плотного и улыбчивого парня, - и Игорь Красицкий, - флегматичный валоокий, похожий на молодого Ширвиндта. Те кивнули в подтверждение.
- Сейчас все врачи отделения на 5-минутке, но должны закончить к 9-ти и тогда уже будут разбирать нас на кураторство.
Сергей оглядел ординаторскую - большую комнату, метров 40 по площади со стандартными деревянными однотумбовыми столами по периметру числом 6 и одним диваном в углу. Один стол в углу стоял как бы особняком и рядом с ним стояла тумбочка с китайской розой, белые, разбухшие от воды, подоконники были густо уставлены цветами в разных стадиях увядания. Еще одна клетушка, гораздо поменьше, находилась направо и служила своего рода чайной и закусочной, здесь же находились два шкафа для одежды ординаторов и пару продавленных диванов для дежурантов. Минут через десять ожидания они услышали приближающиеся голоса, и первым в ординаторскую зашел невысокий подвижный старик в накрахмаленном халате, судя по тому как с уважением ему внимали вслед идущие, интерны догадались, что это и есть знаменитый Андросов Николай Степанович. Следуя безусловному рефлексу, годами выработанному в высшем военном заведении, они одномоментно поднялись с дивана. Андросов, закончив говорить, внимательно осмотрел молодое пополнение:
- Через 15 минут прошу вас ко мне в кабинет по одному, а пока, Станислав Захарович, - обратился он к старшему ординатору, - вкратце обговорим план первой операции на сегодня.
Сергей зашел в кабинет заведуюшего и поразился спартанской обстановке. Книги, книги и еще раз книги. Конечно, по хирургии и смежным наукам. Полками были увешаны все стенки, куда могла дотянуться рука. Напротив окна стоял большой двутумбовый стол, на котором тоже лежали книги и журналы по медицине.
- Присаживайтесь, коллега, как вас звать?
Сергей присел и назвался.
- Не хочу отнимать ваше и свое драгоценное время, поэтому постарайтесь ответить сразу откровенно - вы хотите быть хирургом, вы ходили на дежурства в отделение во время учебы, принимали участие в студенческом научном кружке? - Андросов, облокотившись на стол, внимательно посмотрел на Сергея, ожидая ответ, тот на минуту замялся, не ожидая такой напористости от казавшегося внешне божьим одуванчиком, пожилого человека:
- Нет, Николай Степанович, хирургом быть не мечтал, увлекался в институте физиологией, на факультете - профильной гигиеной. А из клиники меня больше привлекает дерматовенерология.
Испытывающие глаза Андросова казалось утратили интерес к собеседнику, и он откинулся на спинку кресла:
- Тогда вами займется Коваленко Александр Алексеевич, уже довольно опытный хирург, он сейчас работает над очень интересным направлением хирургической коррекции патологии поджелудочной железы под моим руководством, и мне нужно, чтоб он не отвлекался на рутинную писанину в историях и прочей бюрократии. Необходимому в хирургии он вас поднатаскает, и вам этого вполне на вашей службе хватит. Не смею больше задерживать.
Коваленко Александр Алексеевич оказался cреднего роста, рыжеватый, узколицый, спокойный и доброжелательный врач средних лет. Который, не теряя ни минуты, принялся вводить Сергея в курс дела. Первый вопрос (он, видимо, здесь был традиционный у всех кураторов) звучал так же, как и у Андросова, - желает ли Сергей быть хирургом в дальнейшем? Второй раз Сергей уже ответил не задумываясь, на что Коваленко, заметно повеселев ответил: вот и прекрасно, значит особо доставать меня не будете, но поскольку изучить вам хирургию в достаточном объеме придется, то времени у нас достаточно, и первое с чего мы начнем – это осмотр поступившего пациента и оформление истории. У вас у каждого будет по 4 обязательных дежурства в месяц со своими кураторами и следующее мое как раз завтра, так что не опаздывать на 5-минутку - это тоже обязательное мероприятие для вас, особенно в день дежурства и в день сдачи. А пока вот мой стол, садись и полистай истории, позже пойдешь со мной на перевязку послеоперационных, мои палаты в отделении номер 3, 5 и 7...
Сергей присел за стол куратора с папкой историй и начал их листать, периодически пытаясь разобрать написанное профессионально-неразборчивым почерком. Почерк Коваленко, как, впрочем и почерк любого из добросовестных когда-то студентов-медиков, был безнадежно испорчен тоннами конспектов, которые они были вынуждены выписывать за годы школярства, и редко у кого это бумагомарание оставалось читабельным для других. Коваленко не был исключением, и спасало лишь то, что его пытался читать молодой коллега, более-менее поднаторевший в читке подобного и понимающий, о чем в принципе может идти речь. К своему стыду Сергей должен признать, что иногда не всегда разбирал свою писанину на лекциях товарища Потеряйко или Козырь, поэтому это ему было близко и понятно. Украдкой он наблюдал за другими интернами и их кураторами. Ивану достался флегматичный добряк Поляков, как оказалось в прошлом врач Полярнинского подплава, а так как Иван был штатным хирургом плавбазы Кольской флотилии, у них нашлись еще темы для разговора помимо профессиональных. Костика Станякина взял весельчак и балагур Тулатов, Леня Заяц попал под крыло старшего ординатора Железова, а шефство над Красицким взял сосредоточенный молчун Гончаренко. Мурманская областная на тот момент являлась наиболее совершенным специализированным мед. учереждением Кольского полуострова, и коечная загруженность редко опускалась ниже 100%, чаще наоборот - койки ставили в коридорах и такие больные стояли в очередь на место в палате. Так что работы хватало и у врачей, и у их интернов, поэтому сразу Железов и Тулатов со своими подопечными ушли на резекцию желудка, а остальные - в перевязочные. Весь день, с получасовым перерывом на чай, Сергей хвостиком бегал за Коваленко, ассистировал ему на перевязке (на операции сперва просто постоишь посмотришь), осматривал поступивших в его палаты, а затем описывал в историях. Периодически он ловил на себе внимательный взгляд Коваленко и старался следовать своему куратору по мере своих возможностей. Около 5-ти вечера Коваленко сказал: «На сегодня хватит!» И, стремительно накинув пальто, исчез из ординаторской. Сергей остался дописывать еще парочку поступивших.
В следующие дежурные сутки ему удалось совершить три "НЕ" - он не проспал, не опоздал и не облажался... сильно. Cдав дежурство и переодеваясь в ординаторской, Коваленко задумчиво заметил: "В принципе для первого раза неплохо, конечно были досадные мелочи, но они неизбежны в начале. Иди отсыпайся, встретимся завтра". Измочаленный, с красными глазами и ватной головой Сергей зашел в их общагу и даже не перекусив, разделся и накрывшись одеялом сразу провалился...
Проснулся оттого, что его кто-то тряс за плечо. Это был Шура с загадочной улыбкой:
- Вставай, краснофлотец, весь цимес проспишь!
- Сколько уже? - Сергей присел на койке и потянулся зевая.
- Уже 6 вечера, но дело не в этом, Ванька ускакал к жене и пока соседей не предвидится, мы с тобой здесь единовластные хозяева. Я предлагаю устроить товарищеский ужин с дамами.
- Какие дамы и чем мы их будем угощать?
- Пока ты дрых, мне удалось на обратной дороге из госпиталя найти ликеро-водочный и успеть купить бутылку водки и портвейна.
После этих слов Сергей окончательно проснулся и удивленно посмотрел на приятеля.
Тут для справки надо заметить, что события развивались в годы начала перестройки, когда только набирала обороты пресловутая борьба с пьянством, ударившая в первую очередь не столько по алкоголикам, сколько создавшая массу проблем людям "умеренно пьющим". Вводились жесткие ограничения по времени продажи - с 14:00 до 18:00 и по количеству отпускаемой продукции в одни руки. Ну а про скудность продаваемого ассортимента в спец.магазинах с решетками на окнах, вообще говорить не приходится. Поэтому Сергей был в немалой степени удивлен, что Шуре удалось кое-что прикупить из алкоголя, так как очереди в подобные заведения выстраивались километровые.
- Ты знаешь, что ты совершил подвиг?
- Знаю, - скромно заметил Шура. - Но сейчас не об этом. Вчера днем пораньше вернулся и грел на кухне чай. Вдруг заходят две девчонки, то се, слово за слово, разговорились - они молоденькие поварихи в соседней части и, пока их никто не успел захомутать, у нас есть все шансы на право первой ночи с ними. Я уже закинул им гайку - они жарят картошечку, а мы слетаем в ближайший гастроном и прикупим закуси. Ты со мной?
- Нет, бля, буду учить доступ и технику по Бильроту-2. Еще спрашиваешь. Буду готов через 5-минут.
Через полчаса они стучались в дверь соседней комнаты поменьше. Две девчушки с одинаковыми пегими прическами, бесцветной внешности в спортивном трикотаже, пригласили их за шаткий стол у окна, главным блюдом которого была сковородка дымящейся картошки, соленые огурцы и крупно порезанная любительская колбаса с рыбными консервами, которые они принесли с собой. Пили из стаканов. Первый за знакомство, вторй за прекрасных дам, третий за моряков - у Шуры прорезалось красноречие, и он болтал и подливал девицам, не переставая флиртовать с ними обеими, а те уже размякли и стали отвечать на определенные сальности, как вдруг... Раздался настойчивый стук в дверь, и девчушки разом встрепенулись, одна из них встала и пошла открывать дверь. На пороге нарисовался зеленый старлей с пропором:
- Привет отдыхающим, извините, что без приглашения, но зато со своим - и они стали доставать из принесенного портфеля водку, норвежскую сельдь в банке и даже кусок копченой семги.
Девицы, несмотря на ранее достигнутый вербальный успех с приятелями, теперь замкнулись и явно чувствовали себя не в своей тарелке. Выпив еще пару рюмок - опять-таки за знакомство, вся мужская половина вышла покурить.
- Послушай, Андрей (так звали старлея), - начал Шура: давай начистоту, мы с Сергеем это дело организовали с далеко идущими планами, вложили деньги, так что предлагаю вам еще посидеть с полчасика, а потом под благовидным предлогом тихо по-джентельменски исчезнуть.
Андрей с усмешкой посмотрел на него:
- Исчезнуть мы можем, но как наши подчиненные будут нам завтра в глаза смотреть на службе. Я вам не сказал, что я тот самый начпрод части, в которой они недавно устроились на работу, а Олег начальник столовой. Если вы так ставите вопрос ребром, то давайте выбор оставим за дамами.
Все согласились. Вернувшись в комнату Андрей вкратце объяснил диспозицию ошарашенным девицам, те казались вообще потеряли дар речи от такого поворота. Наконец та, что выглядела постарше, промычала:
- Саня с Серегой вы не обижайтесь, забирайте свое...
- Приятно было познакомиться, - Шура с остервенением хлопнул дверью: о, бля,.. облом, давно такого не было. Пойдем допьем что ли.
Еще через час, успокившись и допив все что было, Шура посапывал у себя в кровати, а выспавшийся Сергей, смотря в облупленный потолок мрачно думал: "Не, так долго не проживешь, надо срочно искать угол и забирать сюда Алину".
Неожиданно через два дня пришла в обшагу на его имя пришла телеграмма: "Встречай, приезжаю 15 окт. из Питера. Жилье нашлось. Алина". Обрадованный и немного удивленный, он помчался на вокзал узнать расписание поездов из Питера - поезд приходил во второй половине дня, и он заранее отпросился у Коваленко. Купив скромный букетик он в нетерпении прохаживался по перрону Мурманского вокзала, куда должен был подойти состав. Вот наконец он показался и, заскрипев тормозными колодками, остановился. Сергей, стоя в начале перрона, жадно вглядывался в выходящие лица, стараясь заметить ее раньше, чем она его, - не получилось, их взгляды встретились одновременно и расплылись в улыбке.
- Соскучилась страшно, а ты? - испытывающе-вопросительный взгляд карих глаз после долгого и вкусного поцелуя.
- Шутишь что-ли, конечно! Но скажи, как тебе удалось оттуда из деревни найти здесь жилье? - Сергей нe мог выпустить из объятий долгожданную подругу.
- Счастливое совпадение - у сына соседки твоей бабушки комната в коммуналке, в центре и недавно он как подженился и переехал к тетке, а комната пустует, и та случайно проговорилась об этом, когда за молоком зашла. Я на ус намотала, и, не откладывая, переговорила с ней, а когда он звонил ей в очередной раз, то вопрос окончательно решился, и вот я здесь.
- Ты у меня просто молодец, - он снова горячо поцеловал ее. – Знаешь, что, если ты не устала с дороги, то я предлагаю, бросить твои вещи у нас в номере, перекусить, а потом уже заняться переездом.
- Давай так и сделаем, - улыбнулась она в ответ.
Рыбный проезд располагался за площадью Конституции перпендикулярно проспекту Ленина и даже ближе по дороге к Областной, чем общага КЭЧ, что уже порадовало Сергея, а сам дом номер 6 был огромной "сталинкой" с внутренним двором и высокими первыми этажами. Отличительной особенностью этого дома было то, что лицевая сторона его, выходящая на проспект, имела балконы, что для домов Крайнего Севера вообще не характерно. Потолок темного и гулкого подъезда терялся в темноте, а широкая лестница с гранитными ступенями даже не потерлась от времени. Табличка на 4-ом этаже у двери справа говорила, что они достигли цели.
- Запыхалась, - сказала Алина, переводя дыхание, – здесь 4 этажа как последний в пятиэтажной хрущебе, если не выше.
На звонок дверь открыл нервный мужчина, лет так ближе к 50-ти, в пальто и шапке, как будто собравшийся уходить и сразу заторопился:
- Я вас 2 часа жду, и уже опаздываю на встречу. Давайте я вам быстро покажу что к чему, а если возникнут вопросы, то перезвоните вот по этому телефону.
Они прошли за ним по длинному коридору мимо двух дверей:
- Это соседи Франц и Анатолий. Франц в прошлом судовой повар, но на инвалидности уже 5-й год. Анатолий - шофер, дальнобойщик и редко бывает дома, ну а если бывает, то вы об этом сразу узнаете - по ходу рассказывал хозяин: Здесь ванная, а здесь кухня, ваша плита вторая от окна. Не забывайте поддерживать в чистоте. А вот и комната - он первый шагнул в светлый, после темного коридора дверной проем. Сама комната, вытянутая вагончиком, была тем не менее достаточно просторна и мебель в ней не стояла впритирку - свободно располагались двуспальная тахта, сервант с посудой и книгами, стол со стульями и платяной шкаф. Напротив тахты стоял черно-белый "Рекорд".
- Итак, если согласны, то с вас за два месяца вперед ,и располагайтесь.
Сергей ни слова не говоря сбросил поклажу, отдал хозяину полтинник, а когда за ним захлопнулась дверь, то ни теряя ни минуты заключил Алину в объятия.
По субботам у них были занятия в 22-ой интернатуре - это чтобы лейтенанты окончательно не потеряли нюх от вольной жизни. Вставать приходилось затемно, хотя с наступлением полярной ночи это звучит несколько претенциозно, но для часового ориентира скажем половина 6-го утра и наскоро позавтракав, выбегать на автовокзал к автобусу на Североморск, который отходил в 6:30. Будильник в силу потусторонних причин отказывался звонить в установленное время, а сон у молодых, согретых дыханием друг друга, был крепок, поэтому опасность проспать и опоздать на такие нужные занятия по марксиско-ленинской подготовке была очень велика. Чтобы не случилось непоравимого, Алина спала очень чутко и под утро сама просыпалась несколько раз. Так и получалось, что будила она его, а потом шла на кухню ставить чайник. Выходил заспанный Сергей, целовал ее, спрашивая:
- Ты опять толком не спала под утро?
- Тебя отправлю и пойду досыпать, - мягко улыбалась она в ответ, – садись пей чай.
Зябко поеживаясь, Сергей забирался в автобус и старался забиться назад, где тепло от печки и ревущего мотора ощущалось сильнее. При прочих благоприятных обстоятельствах удавалось еще минут сорок покемарить до пункта паспортного контроля на Североморск. Смысл субботних занятий в 22-ой интернатуре сводился в основном к перекличке и внешнему осмотру переменного состава интернатуры, которое проводил в 9 утра в конференц зале зам. начальника подполковник Максимов - невысокого роста с животиком и шрамом от ожога, захватывающем часть правой щеки и подбородка. Называлась фамилия интерна, и тот должен был явить свое присутствие вставанием и связным "Я". Не всем удавалось вовремя расположиться в удобных креслах в назначенное время, и тогда вопрос адресовался к старшему учебной группы - у Сергея это был служивый Леня Заяц. В первую же субботу не приехал Красицкий и Леня не задумываясь рапортовал о его дежурстве, на что Максимов нахмурясь ответил:
- Надеюсь это все-таки дежурство в отделении, а не в постели и настойчиво прошу всех в дальнейшем дежурства брать в любой другой день недели, потому как пропущенные субботние занятия и лекции будут отрабатываться. Проводить их будут с вами ведущие специалисты флота и главного госпиталя и постарайтесь произвести хорошее впечатление, если не хотите закончить свою службу 15-летним капитаном на корабле или в части, в которую попали по распределению 20-ть лет назад.
После такого напутствия начинались политзанятия, которые для офицеров обзывались марксистско-ленинской подготовкой. Вся многочасовая трепотня на эту тему была посвящена новому курсу партии, а значит, и всего советского общества, на гласность и перестройку, которые с приходом молодого генсека-словоблуда стали жизненными ориентирами на ближайшие пять лет. Нельзя сказать, что Сергей испытывал сильную антипатию или страдал от подобного засирания мозгов - нет, он скорее уже давно свыкся с этим, как с необходимым атрибутом общества, в котором имел счастье проживать, и старался уделять подобному как можно меньше своего драгоценного внимания. Но особо доставали конспекты ленинских работ и партийных съездов - еще одна причина нечитабельного, но весьма одинаково-красиво-завитушного почерка, где разобрать можно было лишь название работ.
Другим по ценности предметом была защита от оружия массового поражения, которая, к удивлению Сергея, даже не была адаптирована к современным условиям, и это несмотря на прошлогодний инцидент на ракетных складах Окольной, который фактически грозил уничтожением главной базы флота. Тупое пересказывание студенческого курса Каракчеева и Саватеева (при всем уважении к этим выдающимся токсикологам) без какой-либо лабораторно-опытной базы и решения тактических задач с привязкой к условиям дислокации гарнизонов и частей флота, являлось самой настоящей профанацией и цифиркой в журнале учета рабочего времени. Зато лекции по клиническим дисциплинам, проводимые ведущими специалистами, были на редкость полезны, и молодые врачи порой не спешили отпускать своих старших коллег, охотно делящихся с ними опытом службы на первичных должностях. Особенно запомнились Сергею не лекции, а скорее даже воспоминания о службе на лодке главного хирурга флота Макаренко и ведущего отоларинголога Фрезе, которые умели довольно сухой лекционный материал раскpасить практическими примерами и советами из своей корабельной практики. Немало повеселил аудиторию и ведущий дерматовенеролог флота своим рассказом о довольно негуманном, но эффективном методе лечения застарелой гонореи и микст инфекции, когда первая доза антибиотика вкалывалась после того, как пациента начинало трясти от лихорадки, спровоцированной иньекцией кипяченого молока внутрижопно. Слегка грассируя, забавно дергая козлиной бородкой Троцкого, он приговаривал: "Кроме лечебного, этот метод имел, несомненно, воспитательный эффект на военнослужащего". Понимая, что все это может пригодиться ему в дальнейшем, Сергей старался делать свои пометки в гроссбухе более читабельными. Около двух занятия заканчивались, и интерны разъезжались кто куда.
Воскресенье они решили посвятить друг другу и благоустройству их временного жилища. Сергей всегда удивлялся и восхищался ее привычке возить с собой какие-то ненавязчивые домашние бытовые мелочи как будильник, скатерть на стол, пару старинных кузнецовских широких тарелок, небольшую гравюру, купленную вместе в их первый отпуск в Одессе, и даже занавески! Все эти вещи, удачно расставленные ее заботливой рукой, сразу наполняли их временное жилище теплом и уютом, отчего оно сразу приобретало другое имя - дом, домашний очаг, если хотите, куда так хотелось возвращаться снова и снова. Вот и сегодня, несмотря на то, что, по всей видимости, им суждено было прожить в Рыбном проезде, 6 в лучшем случае до марта, они постарались с энтузиазмом. Из углов шваброй поснимали паутину, вытерли пыль с серванта и шкафа, которой скопилось довольно прилично за бог знает какое время, Сергей даже расстарался и протер каждую книжку и тарелку, после чего Алина вымыла пол. Стоя на пороге они смотрели, улыбаясь на сияющую чистотой клетушки, и думали: "А ведь молодцы, если захотим!"
- Пора, наверное, и об обеде подумать, я так вполне созрел для этого, - выводя Алину из задумчивости, произнес Сергей.
- А как насчет пообедать любовью? - вдруг игриво предложила та, предложение было принято на ура.
...но голод не тетка и в конце концов пришлось вылезать из кровати и идти на кухню, чтобы ускорить процесс, пошли оба. На кухне хозяйничал одноногий с давно небритой щетиной высокий мужик:
- Франц, - коротко представился он и пахнул застарелым перегаром, - я сейчас вам освобожу рабочий стол, только лук порежу для пассировки.
Сергей невольно залюбовался быстрыми и ловкими рубящими движениями острого ножа по половинке лука.
- В свое время приходилось на экипаж СТМ готовить, а там человек 40-50 одномоментно обедало, вот сноровка и осталась, а мастерство, как известно, не пропьешь, как ни старайся. Кстати рецептов тоже знаю предостаточно, так что не стесняйтесь, молодежь, спрашивайте, если что.
- Спасибо, - улыбнулся Сергей, - я привык жене доверять в этом деле, она хоть меня плюшками не балует, но обедом всегда готова накормить и, как правило, с десертом, - не удержался добавил он.
Франц мешая пассировку при этих словах быстро взглянул на Алину и понимающе усмехнулся:
- Эх молодость, молодость, была и она у меня, и семья была… - тут его голос дрогнул и он замолчал. Сергей настороженно не переспрашивал, думая про себя "Еще пьяных мужицких истерик на кухне не хватало". Но Франц засопел и только стал резче шуровать ложкой по сковородке. Внезапно он поднял голову с предложением, подкупающим своей новизной и необычностью:
- У меня в комнате есть грамм 300 за знакомство не разделите со мной?
Прекрасно понимая, что может последовать вслед за этим Сергей твердо ответил:
- Извините, у нас были другие планы на вечер.
- Ну что ж, была бы честь, приятного аппетита, - и схватив свою сковородку поковылял в себе.
- Зачем ты его так?
- Алина, ты же сама эту публику знаешь, попробуй с ним только сядь, потом и в кровать залезет.
Через полчаса и их картошка с тушенкой была готова, и они, уютно устроившись на тахте, под захватывающие сюжеты международной панорамы с всезнающим Сашей Бовиным умяли ее в течение пяти минут.
Вечером, довольно поздно, перед сном вышли погулять. Ярко светила луна, и в почти неподвижном воздухе порхали крупные снежинки. Дойдя до кинотеатра "Арктика" уже собирались повернуть обратно, как вдруг Алина предложила:
- А давай в кино на последний сеанс, на последний ряд...
Из всего фильма он запомнил ее мягкие податливые губы.
Вся последующая неделя пролетела как один миг - первая половина дня ассистенции на операциях и перевязки послеоперационных, вторая половина осмотр поступивших и ведение документации: оформление историй и выписные эпикризы. Поначалу Коваленко пытался внимательно вчитываться и ругал Сергея за неразборчивый почерк, но позже, по всей видимости, привык, как говорится "вчитался" и стал делать замечания только в случае принципиальных ляпов, которых становилось все меньше и меньше. Отделение общей хирургии было довольно большое, и обслуживало огромную территорию Кольского полуострова и даже Карелии, поэтому операционная активность была весьма велика - четыре дня в неделю, за исключением пятницы, минимум 7-8 операций на 120-ти коечное отделение, что являлось хорошей школой для молодых интернов. Оперировали все ординаторы, включая 72-летнего заведующего. Конечно Николай Степанович уже зачастую довольствовался лишь основным оперативным приемом, а доступ и завершение операции предоставлял своим ученикам, но его рука была по-прежнему тверда, и весь такой маленький (у него была именная деревянная лесенка из двух ступенек для комфорта в операционном поле), и внешне невзрачный, он чудесным образом преображался в эти моменты. Отлично вышколенные операционные сестры и ассистенты понимали его с полувзгляда и зачастую единственными словами, произнесенными им за всю операцию были: "Ну что, Николай Иванович, разрешите начинать" - к анестезиологу и "Спасибо всем, заканчивайте без меня, Александр Алексеевич" - к первому ассистенту. Конечно, у него была своя команда, с которой он привык работать и с которой у него все получалось, но то, что это результат многолетнего кропотливого труда и выработки единства взглядов на тактику, ни у кого не вызывало сомнения. Авторитет зав. общей хирургии был несомненно высок у всего персонала больницы, хотя пациенты иногда могли подумать о нем бог знает что и поводом для этого являлись его обходы по пятницам.
В пятницу после пятиминутки все ординаторы вместе со старшей сестрой, хозяйкой и интернами собирались у первой палаты и ожидали появления заведующего. Он первый входил в палаты и, здороваясь с больными, цепким взглядом клинициста окидывал постельных, вычленяя сразу вновь поступивших или с печатью страдания на лице. Если рядом с кроватью пациента не было стула он не стеснялся присаживаться на кровать и по-хозяйски запускал свои подвижные узкие ладошки в пациента. Мало обращая внимания на гримасы болезного, он довольно бесцеремонно проводил глубокую пальпацию и удовлетворенно покачивал головой, когда находил подтверждение своих догадок в теле пациента. Курирующий врач в это время вкратце докладывал историю и план лечения или послеоперационную динамику. Добившись соответствия найденного у пациента с услышанным от лечашего, Николай Степанович сразу терял интерес к больному и ни слова не говоря переходил к другому. Вопросы вслед типа "Скажите, Доктор..." оставались чаще всего без ответа. Но это не была профессиональная черствость опытного хирурга, скорее желание постараться успеть сделать еще больше того, что он знал и умел за то время, которого оставалось все меньше. Надо отдать ему должное, он никогда у постели больного не позволял себе негативно вслух оценивать состояние больного и тем более подвергать сомнению план лечения. Все отрицательные моменты и критика высказывались за дверями палаты в коридоре, а чаще всего в его кабинете после слов: "Александр Алексеевич и Леонид Семенович, жду вас у себя через 15 минут". Но если на его взгляд больной уж сильно и без повода залеживался в отделении, он мог вдруг резко сказать: "А с этим надо кончать и как можно скорее!", повергая в несомненное смущение отдыхающего и оставляя его в полнейшем недоумении по поводу своей дальнейшей судьбы. Такой показатель медстатистики и соц.соревнования отделений, как койко-день, еще никто не отменял и к его увеличению в советское время надо было всячески стремиться. Однажды, когда тот переодевался мыться на операцию, Сергей случайно увидел на его предплечье ряд почти выцвевших корявых цифирок, наподобие таких, которые наносили фашисты узникам концлагерей и спросил об этом у Коваленко:
- Да, - ответил тот, - Николай Степанович был в плену целых три года и нигде-нибудь, а в Освенциме и Дахау, только не лезь к нему с подобными расспросами, если не хочешь услышать, как он матом тебя покроет.
Сергей благоразумно внял совету.
Так в трудах и заботах незаметно подкатили Ноябрьские праздники. Обычно накануне больших советских праздников, таких как Ноябрьские или Первомай партия и правительство проникались особой заботой о нуждах трудящихся, особенно в отдаленных районах Крайнего Севера - то апельсинчиков выкинут в продажу, то мандаринчиков, не забывали и про другие товары, относящиеся в разряд "дефицитов". Хотя что в то время не было дефицитом, сказать уже трудно... Первое что приходит на ум так это чисто человеческие отношения между людьми. Так, придя очередной раз домой, Сергей с удивлением обнаружил на столе новые рыжие меховые ботинки на толстой подошве.
- Гляди, что я прикупила тебе ради праздничка, сижу утром дома, думаю над новой выкройкой, как стучится Франц и говорит, что к обеду в центральном обувном на Папанина будут выбрасывать какой-то товар - у него там родственница. Я туда, а там уже очередь, но выстояла, правда размер остался только 43, а у тебя 42.
- Не беда Мышка, сейчас прикинем.
Меховой ботинок был действительно свободен на ноге, но с плотно затянутым шнурком не болтался.
- Спасибо тебе, у меня действительно, кроме демисезонных полуботинок и флотских форменных, ничего нет, и ходить в них уже совсем становится холодно.
- Хорошо, что подошли, а то думала зря полдня там торчала.
- Слушай, нас вот Ванька с женой приглашают посидеть на празднички. Шестого надо в Североморск, будут занятия и собрание по этому поводу, а потом два дня подряд выходных.
- Давай, я чего-нибудь приготовлю, типа селедки под шубой, и треску со сметаной запеку в духовке и сходим к ним.
- Отлично, значит договорились.
Получилось как нельзя лучше - в интернатуре в этот предпраздничный день особо им никто мозг не полоскал, а проверили наличие и то весьма лояльно, по быстрячку провели МЛП, плавно переходящую в собрание, посвященное очередной годовщине ВОср и разбежались. Зато всю обратную дорогу домой Сергей с Иваном думали, чем бы таким удивить своих подруг на праздники, и придумали.
Утром 7 ноября, когда лучшая меньшая часть необъятной советской страны готовилась вышагивать по Красной площади, еще более лучшая готовилась их приветствовать с трибуны мавзолея, а остальное в нетерпении занимало места у телевизоров, чтобы им завидовать, Сергей неожиданно сказал:
- Сегодня парад посмотрим вечером за торжественным ужином, а сейчас одевайся потеплее и помягче.
- Это, что за новости? - удивилась Алин, - а готовить когда я успею?
- Не волнируйся, я тебе помогу, и давай быстрее, надо успеть пока еще транспорт ходит.
Через полчаса поездки на автобусе на улице Верxнеростинской они высадились на остановке у озера, где их уже поджидали Иван с Леной.
Довольно холодная осень уже успела сковать льдом озера в городской черте, а так как настоящий снег еще не выпал, то они уже были полны катающимися на коньках, и если Лена, как Иван и предполагал, довольно уверенно стояла на коньках (дома в детстве даже в секцию ходила), то такая неожиданность повергла Алину в смятение:
- Ну же попробуй, я буду рядом.
- Да ты и сам еле катаешься, - со смехом, понемногу приходя в себя отвечала она, - оба завалимся.
- Не, не бойся будем осторожно, по краешку. Когда-то надо начинать.
Так как стоять и портить всю картину было не в характере Алины, она осторожно ступила на лед и осторожно попыталась начать движение с помощью опытной Лены.
- Старайся удержать равновесие и не бойся падать на попу, только руки не расставляй.
Надо признать, девчонки старались изо всех сил и примерно через час борьбы со льдом и с силой притяжения Алина уже могла более-менее уверенно ездить...по прямой, благо никаких заборов на протяжении почти километра не было. Еще через час она научилась поворачивать, а еще через час уставшие, раскрасневшиеся и довольные они собирались обратно.
- Черт возьми, даже на знала, что так меня может завести. Только вот не знаю, как теперь готовить, я как выжатый лимон.
- Не переживай, во-первых, я тебе помогу, а во-вторых, сейчас только час дня, а мы приглашены на 6 вечера - успеем.
А парад они, конечно, посмотрели, только вечером в полуобморочном состоянии после сытного ужина с праздничными напитками.
Опоздав после праздников на 5-ти минутку, Сергей заскочил в ординаторскую и, застав почти всех, молча и сосредоточенно копающихся в бумагах, не сразу понял что произошло и лишь позже, когда зашел заведующий и, пожевав губами, сказал:
- Станислав Захарович, нас вызывает начмед и главный в одинадцать, а пока зайдите ко мне с его историей, остальных прошу работать по плану, - понял, что произошла беда, которой боятся все врачи, и молодые и опытные, и которая остается потом на долгие годы незаживающей раной на сердце. В полдень Иван просветил его: вчера Железов, по ургентному оперировал больного с кровоточащей язвой. Ночью тот умер в палате от внутреннего кровотечения. В реанимации не было коек, поэтому он положил его к себе в палату и предупредил дежурную смену, но та промухала и поздно схватились. Первое, что приходит на ум, - это несостоятельность швов, но ты знаешь, какой он дотошный. Сейчас уже должны проводить вскрытие.
Сергей молча выслушал и сразу явственно увидел посеревшего Железова, старательно избегающего чужих взглядов и сочувствий:
- Да, такого врагу не пожелаешь.
- По слухам, у умершего брат в горсовете, поэтому родня жаждет справедливости.
В этот день в ординаторской было тихо, как в покойницкой, а Коваленко был особенно придирчив к историям и заставил переписать два протокола операций недельной давности. Сергей молча распрощался с планами на вечер и вместе с ним допоздна занимался писаниной. На следующий день обстановка немного разрядилась - на вскрытии все операционные швы оказались состоятельными, а источником кровотечения была повторная острая прободная язва большой кривизны. Судьба сыграла с пациентом злую шутку...
- Сколько у тебя ассистенций на паховых грыжах? - неожиданно спросил Коваленко в конце месяца.
- Уже с десятка полтора наберется, - ответил Сергей.
- Поляков сегодня идет на грыжесечение, а Иван ушел домой после дежурства. Пойдешь с ним за хирурга?
- Пойду, а почему не с вами? - резонно заметил интерн.
- Мне надо срочно готовить отчет за отделение, а за Поляковым должок еще с прошлого месяца, так что иди мойся.
Нельзя сказать, что Сергей был первым в их группе, который шел оператором после двух месяцев практики. На счету Лени и Кости уже было не одно самостоятельное грыжесечение, да и аппендициты были для них не в новинку, но эти ребята бредили хирургией еще с Академии и старались дежурить минимум раза два - три в неделю. Из-за чего кураторы ворчали на них по поводу кое-как заполненных историй. Да и Иван уже успел отметиться двумя аппендюхами, а вот Сергей, по-прежнему настороженно относящийся к хирургии, к столу не рвался, хотя ассистировать научился весьма прилежно, помня слова Коваленко о том, что настоящий помощник должен быть юрким и незаметным, как мышка... и всегда под рукой, чтоб было кого обругать в случае чего. Поняв, что вопрос уже решен, Сергей, немного нервничая, направился в операционную.
Никаких неожиданностей в ходе не случилось, но тем не менее, поскольку грыжесечение было повторное, Сергей позже был благодарен Полякову за его выдержку и снисходительность, когда пару раз тот молча разрезал уже наложенные на связку швы и подсказывал как лучше обойти твердые, как хрящ, или дряблые края пупартовой связки.
- По статистике последующие рецидивы случаются у 40% таких больных - ты сам видел стенки этого канала, a одно из осложнений - это медленно развивающаяся атрофия яичка из-за пережатия спайками семенного канатика. Но, учитывая пожилой возраст болезного, будем надеяться, что он к нам с такой жалобой не вернется, - подводил итоги вмешательства Поляков, - идем хлебнем чайку и займемся любимым бумажным делом.
С соседями по квартире отношения складывались непросто, ох непросто... Точнее с одним из них: если шофера за все это время они видели фактически пару раз и то мельком, когда тот возвращался из рейса, то Франц сотоварищи были основной проблемой для Сергея и Алины. Как ранее они были предупреждены хозяином, Франц был алкоголиком, но алкоголиком-инвалидом, поэтому не стеснялся пользоваться в те времена начала перестройки всеми благами советского гражданина, пострадавшего на трудовом посту - во-первых, неплохой для Севера пенсией с учетом его трудового стажа, во-вторых, определенными скидками на коммуналку и получением кое-какого дефицита вне очереди и, в-третьих, полной неприкосновенностью. Обитал он в огромной 40-метровой комнате, с давно истлевшими обоями на стенах, на которых пестрели телефоны и адреса случайных собутыльников и их подруг. Вместо вешалки в углу был ряд гвоздей в доске, прибитой к стене. Панцирная продавленная кровать с давно неменяным, вонючим и обоссаным бельем стояла в углу под окном, а старый двустворчатый шкаф без одной дверцы - сразу налево от входа. Стола не было, его заменял шаткий табурет с куском ДСП, который ложился поверх, и больше ничего.
Наверное, нетрудно представить, что дни и ночи такого человека не были наполнены каким-то осмысленным существованием, а все сводилось лишь к удовлетворению его пагубной страсти - алкоголизму, причем, когда его начинало "трухать" (по его же образному выражению), он готов был пить и творить все, что угодно, только бы унять абстинуху. Очень часто ребята просыпались часа в 3-4 утра от громких стуков во входную дверь и мужских или женских криков за дверью: Франц, открой, мне плохо, дай похмелиться! На что разбуженный (если был дома) Франц, не вставая, отвечал довольно громко, грязно и матерно. Такая перепалка порой продолжалась минут 15-20, иногда до тех пор, пока не вставал Сергей и не грозился облить кипятком незванных гостей. Один раз дворовые алканы неожиданно быстро ретировались, но через пару минут потянуло гарью и открыв дверь Сергей увидел, что ее облили горючей жидкостью и подожгли. В тот же вечер Франц приполз домой с разбитой харей, и уже Сергей матюкаясь обрабатывал его раны и зашивал порванную губу без анестезии под бессвязное бормотание: «Я их всех бл..ей нашел и отметелил!» А на следующий день он принес им большой кусок копченой семги в качестве извинения. Понятно, что подобные ночные приключения не способствовали укреплению отношений, скорее наоборот, но порой Алине, по-женски, бывало жалко Франца - в редкие минуты трезвости он научил ее кое-каким кулинарным премудростям и порассказывал о своем житье-бытье, где как у каждого алкоголика в его несчастной судьбе были виноваты все - начальники, отдел кадров, капитан судна, жена, даже родители, но только не он сам. Сергей, услышав про эти посиделки на коммунальной кухне, помрачнел и посоветовал ей не высовываться из комнаты, когда тот возится в местах общего пользования. Очень скоро они усвоили и дни получения им пенсии, тогда домой лучше вообще было не являться, потому как тот в течение недели не просыхал, а коммуналка являла собой гудящий рой из подобных люмпенизированных личностей, одномоментно находящихся на разных стадиях опьянения. Как загажена была жилплощадь после подобной фиесты нетрудно себе представить. Один раз, вернувшись домой, они обнаружили пятна крови на полу в туалете, ванной и струйкой по коридору к его комнате. Было непривычно тихо - Сергей постучал, никто не отозвался, тогда они открыли дверь и увидели Франца лежащим лицом вниз на полу без штанов. Сергей подошел и перевернул его, предполагая худшее, тот пьяно заворочался, замахал руками и завращал бессмысленными глазами: "Кровь? Какая кровь? А это у Наташки течка, а я не знал", - и полез на кровать. Жаловаться куда-то было бесполезно - уродливый закон был на его стороне, а вот их могли запросто попросить освободить комнату, если бы тот писнул жалобу участковому.
Если морозная и снежная погода прочно установилась с середины ноября, то конец декабря неожиданно ознаменовался потеплением, и в те два-три светлых часа полярной ночи регулярно выглядывало солнышко, заставляя близлежащие сопки искриться на солнце как огромные сахарные головы. Близость Нового года - самого аполитичного, а поэтому самого желанного для советских людей праздника, витала в воздухе, и его приметы угадывались повсюду: в повеселевших лицах прохожих, в длинных очередях за цитрусовыми, в праздничных подарках, несомых поскорее домой под елочку. Самая главная примета - двадцатиметровая красавица елка была установлена на площади Конституции, где предполагались народные гуляния, в витринах почти всех магазинов и учреждений проспекта Ленина можно было обнаружить ее сестриц поменьше, поставили небольшую елочку и в ординаторской хирургии, а медсестры дежурной смены 28 декабря успели ее украсить игрушками, на окнах и гардинах повесили искусно вырезанные из бумаги снежинки. Kанун Нового года - 31 декабря - был объявлен коротким рабочим днем и за наспех скромно-накрытым столом в ординаторской заведующий сказал пару ласковых слов поздравлений коллективу от лица администрации Облбольницы и своего. Засиживаться он не стал - отпил из бокала шампанского, съел маленький кусочек тортика и распрощался, пожелав всем счастья в Новом году. Остальные после ухода шефа тоже не задержались.
Дома Сергея ждала расстроенная с покрасневшими глазами Алина:
- Что случилось, Мышка, почему слезки?
- Франц-сволочь приташил какую-то пьянь на кухню, расселись, пьют, дым коромыслом и не дают проходу уже три часа - ничего не успеваю приготовить.
- Сейчас придумаем, - сказал Сргей, чувствуя, как начинает постепенно озлобляться. Глубоко вздохнув пару раз, он вошел в кухню - за единственным столом сидел Франц, выставив из-под стола свою деревяшку, две шарико-образных личности и дама эффектной раскраски, роняющая папироску в открытую банку норвежской селедки. На столе гордо стояли две пустые и одна недопитая бутылка водки.
- О, дохтур, присядь с нами, проводи старый год, - оживился Франц увидев Сергея.
- Извините, некогда и был бы очень благодарен, если бы вы перешли в вашу комнату.
- Брезгуешь, значит, - тот затянулся папироской и прищурился, - забыл лейтенант, кто здесь хозяин, а кто гость?
- Франц, я ведь по-хорошему прошу вас.
- А то что? - деревяшка уползла под стол, принимая вертикальное положение, шариковы перестали жевать, а пахитоска окончательно упала в селедку. Франц поднялся и, дыша перегаром, подковылял к Сергею, остановившись, посмотрел на него, качнулся и вдруг попытался залепить пощечину, но промахнулся и потеряв равновесие упал на пол. Барахтаясь и грязно ругаясь, он пытался отбиваться от Сергея, который захватив ворот рубахи тащил проспиртованное тело по месту его лежки. Собутыльники, захватив нехитрую закусь и бутылку, молча последовали за ними.
Около десяти вечера они подходили к общаге обл.больницы на Челюскинцев, где на 4-ом этаже обитали Иван с Леной.
- Давайте, ребята, а то не успеем проводить. Кстати, у нас в Хабаровске уже как три часа Новый год, и, конечно, не дозвониться, - с грустью добавила Лена.
Несомненно, традиционный новогодний оливье был украшением новогоднего стола любой советской семьи - решили с него и начать. Мясное ассорти, печень трески, югославская баночная ветчины - все эти деликатесы копились за несколько месяцев до праздника. Неплоха была и селедка под шубой, которую так мастерски готовила Алина, ну а на горячее хозяева решили удивить их настоящими сибирскими пельменями.
- Икра красная, но откуда? - удивилась Алина, увидев бутерброды намазанные "как для себя". У нее, в отличие от остальных работающих, было время порыскать по магазинам в преддверии праздников в поисках чего-то вкусненького.
- Считай, это первой моей взяткой, - смутилась Лена, - выписной два дня назад принес вместе с шампанским и сказал, чтобы заведующему не показывала.
В те давние времена на Севере о деньгах в качестве "благодарности" врачу даже не помышляли, большой удачей было, если эта благодарность выражалась в коробке конфет, бутылке хорошего вина, которое, к слову, тогда уже стало весьма дефицитным, куске красной рыбы, и такие подношения оставались на общий стол, к чаю. Пoэтому чаще всего врач и больной заканчивали встречу "большим человеческим спасибо" и расходились довольные друг другом без обид.
Так неторопясь, под нетленную историю о случайной встрече Женечки Лукашина со своей судьбой на берегах Невы, они достигли Кремлевских курантов, возвестивших начало Нового года и каждый из них, волнуясь и чокаясь загадал то самое заветное желание, которое было самым желанным для него в этот первый год по-настоящему взрослой и ответственной жизни.
Потом, хорошенько закусив и отдав должное кулинарному труду друг друга, вышли на улицы, полные веселых от вина и ожиданий чего-то нового и значительного людей, чувствуя себя частичками в этом хаотичном броуновском движении. Дурачась и рассыпая конфетти хлопушками бродили до 4-х утра, когда, окончательно промокнув от мокрого снега и слякоти под ногами, решили разойтись на поспать с клятвенным обещанием продолжить праздник завтра с 2-x...нет с 3-x, ну короче, когда встать получится (со смехом).
Наступил второй год начала конца великой страны под названием Союз Советcких Социалистических Республик.
По традиции первые десять дней Нового года праздники так или иначе продолжались. Люди продолжали радоваться жизни, ходить в гости друг к другу, знакомиться накоротке и, конечно, попадать потом в неприятности. Такое случилось с весельчаком Тулатовым, который просто выпал из графика на три дня:
- И ведь знал, Игорь, что у тебя плановые по расписанию - почему не явился? - досадливо хмурясь, как от зубной боли, спрашивал его Железов, - мы конечно справились, распределили между собой, но это не дело. Ты вот мне справку о болезни показываешь, а Коваленко видел тебя позавчера в развеселой компании в "Арктике" - как это объяснишь?
Тулатов, как школьник, уличенный в прогуле занятий, краснел, бледнел, но справившись выдал такое, что несомненно заставило Железова его где-то пожалеть и по-мужски посочувствовать:
- Ты знаешь Захарыч, если бы я даже знал, что у нее сифилис, то все равно не отказался переспать.
- Дурак, - обрезал уже спокойнее Железов, - еще не проспался, раз такое ляпаешь, на сегодня ты еще отстранен от операционной, занимайся перевязками и историями, а завтра только попробуй не прийти свеженьким, как огурчик.
Говоря такое, старший ординатор был на сто процентов уверен, что с Тулатовым такое не повторится...по крайней мере, в ближайшем обозримом будущем, потому что когда надо, тот пахал сутками, не вылезая из операционной, и неделями из отделения, и в принципе на него можно было всегда положиться, но и на старуху бывает проруха, особенно если она молода, сексуально активна и не отягощена семьей.
Поэтому нагрузка на интернов в первую половину января заметно возросла, особенно старались Леня с Костей, по слухам даже успевшие временно "поджениться" на местныx сестричках ночной смены. Как-то само собой пошли и у Сергея самостоятельные аппендэктомии, и он уже без особой дрожи в коленках шел на вмешательство с любым ординатором. Особенно ему запомнилось его первое у девочки лет 9-10, когда в ординаторскую заскочила дежурная хирург:
- Ребята-интерны, выручайте ни одного ассистента свободного нет, а я вам дам прооперировать.
Костя с Леней уже оделись уходить после ночной смены, Иван шел сейчас на плановую, Красицкий куда-то сдымил, а Сергей только вышел с перевязочной и собирался заполнять нудные дневники и не размышляя согласился.
- Вот так все правильно, а теперь обходим кисетом, только береги сосудик на слепой и погружаем культю - вся операция заняла чуть больше получаса, и с чувством собственного удовлетворения и осознания собственной значимости в медицине он вернулся в отделение. Коваленко сидел за столом и над чем-то сосредоточенно размышлял, увидев Сергея, не замедлил спросить:
- Истории удалось заполнить?
- Нет, оперировал дежурный аппендицит.
- Неплохо, но про истории не забудь.
- Александр Алексеевич, - не выдержал Сергей, - когда вы мне доверите самостоятельно.
- Не обижайся, но никогда, потому как привык отвечать за свою работу, а ты сам, как выразился во время нашего знакомства, "крови не жаждешь и к столу не рвешься", или приоритеты поменялись? Ты в курсе, что паховую, что ты с Поляковым оперировал, пришлось распустить из-за нагноения?
- Нет, - стараясь совладать с волнением ответил Сергей.
- Вот видишь, а чувствовал бы ответственность как оператор, то и послеоперационным ведением озаботился бы. Так, что давай эту тему прикроем. Кое-что у тебя получается из полостной, и этого надеюсь вполне тебе хватит на службе.
Больше они действительно к этой теме не возвращались.
С Францем после предновогодней истории они старались вообще не сталкиваться, тот демонстративно делал вид, что их не существует и странно, но в коммуналке стало как-то потише после этого, по крайней мере, прекратились эти абстинентные визги под дверью в 4 утра. Приближалась пора зачетов по МЛП, ЗОМП и экзамена по специальности в интернатуре, и надо было кое-что подчитать и подготовиться. Сергей до последнего момента оттягивал написание нудных конспектов по МЛП и вот наконец дотянул до пятницы вечера, когда отступать дальше уже не было куда.
- Значит так, Алина, сейчас быстренько и легко ужинаем, чтоб спать не хотелось, и садимся писать - я пишу, а ты мне диктуешь.
С перерывами на бодрящий чай работали до трех утра.
- Все, не могу больше, - глаза не видят, да и тебе надо поспать хотя бы пару часов перед автобусом, а я уже потом лягу, как уедешь.
Сергей взвесил на руке пухлую 86-листовую тетрадь с квинтэссенцией работ Маркса-Энгельса-Ленина и последних съезда и пленума партии и согласно зевнувши, переполз на тахту...
- Вы здоровы, отвечать можете? - осведомился Максимов на зачете, принюхиваясь к красным глазам Сергея, но, не обнаружив характерного запашка, успокоился, - берите билет.
С трудом подавляя зевоту - "блин, лучше бы не ложился совсем", Сергей принялся разбирать пропагандистскую белиберду в билете. Один вопрос был по работам классиков, второй касался современных документов партии и правительства по перестройке. К счастью, пользоваться написанными конспектами не возбранялось, что являлось несомненным подспорьем в этой ярмарке словоблудия. Говорить в русле направляющей и движущей силы советского общества он умел, поэтому особого затруднения политические предметы у него не вызывали, тем более какой-то зачет по МЛП. Следующим в тот же день был по защите от оружия массового поражения - здесь вообще можно было отвечать без подготовки. Суровая школа военно-морской кафедры ОМИ, позже повторенная и доведенная до автоматизма на медфаке не оставляла никаких шансов на меньший, чем "отлично" балл. Зачет по организации и тактике мед.службы флота тоже большого труда не составлял, так как был повторением пройденного в сокращенном варианте. По правде, Сергея всегда удивляли задачки, где не видевшие в глаза корабля живьем слушаки, должны были принимать решения на уровне начмедов дивизий подводных лодок или соединений морской пехоты.
- Поздравляю, коллеги, вас всех с успешной сдачей зачетов - все сдали и допущены к экзамену по специальности, который будут у вас принимать главные специалисты флота здесь 28 февраля.
На следующий день в полдень за чаем, состоялся разговор с кураторами:
- 28-го у нас последний день в интернатуре - с утра едем в Североморск на экзамен, а потом хотели бы вас всех пригласить на товарищеский ужин.
- Вот это дело, заведующего не забудьте пригласить - он конечно не придет, но старику будет приятно. А насчет места ребята не беспокойтесь - есть у нас тут ресторанчик один чистенький, где все, начиная от директора и кончая уборщицей, прооперированы нами. Мы там не первый праздник встречаем, - заверил с улыбкой Поляков.
- Да, - вмешался Тулатов, - готовят там неплохо и закуску с горячим мы берем на себя, а выпивку нам разрешают свою приносить - так, что не подкачайте, ребята.
На самом деле эти слова не были пустым звуком, ведь количество участников было всего 10 - 5 интернов и 5 ординаторов, а как поведал знающий от предшественников Костик Станякин в прошлом году "врачи весьма благосклонно отнеслись к морю водки", которым обильно омывался праздник - ведь моряки мы или нет в конце концов. Решено было в оставшиеся дни двум школярам оставаться в отделении и заниматься писаниной и быть на подхвате, а трем выстаивать с двух часов в очередях в ликероводочный.
Экзамен по хирургии проходил в конференц-зале интернатуры. Сдав за свою студенческую и слушательскую жизнь больше 60(!) экзаменов и зачетов, Сергей с ностальгической улыбкой вспоминал свои первые - эти бессонные ночи подготовки, азарт волнения и радости от заслуженно-высоких баллов. Сейчас это значительно притупилось, но правила игры должны быть соблюдены в любом случае, и, взяв билет, он углубился в вопросы.
- Трофимов? - вдруг услышал он удивленно-заинтересованный голос ведущего хирурга госпиталя Чернявского, - идите отвечать без подготовки, если готовы, - оценка на балл выше.
Сергей поднялся и пересел за стол экзаменатора. Вопрос, который он услышал, был явно не по билету:
- Вы сын Михаила Трофимова?
- Да, Михаил Мефодьевич - мой отец.
Ответ внезапно поверг экзаменатора в веселое расположение духа: Ты слышишь, Альберт Михайлович, - обратился он к Главному хирургу флота, - почти каждый год встречаю сыновей наших однокурсников, вот этот - Миши Трофимова.
Макаренко отвлекся и мельком посмотрел на Сергея: -Похож, передавай отцу привет с Севера, - и снова обратился к экзаменуемому:
- Ну расскажи мне, да не по билету, - он досадливо поморщился, - а где отец сейчас, как поживает, дружили мы с ним в академии, а это, знаешь, дорогого стоит.
Сергей вкратце рассказал, а тот заинтересованно слушал. Потом молча посидел: Летит время...вот ты говоришь полковник, зам. начальника кафедры, полысел, а ведь его совсем другим помню...Ну давай, что там у тебя с билетом, для проформы должен тебя спытать.
Не трудно догадаться о результате и этого экзамена. Так Сергей получил красный диплом по хирургии, о котором, честно говоря, не мечтал и не желал ни коим образом.
Товарищеский ужин был назначен на 6 вечера, но сперва надо было заскочить к ребятам в общагу и помочь дотащить то количество спиртного, которое они выстояли в очередях за последнюю неделю. Радостно позвякивая стеклотарой в сумках, они поднялись по обледенелым ступенькам ресторана с задорным названием "Морозко". Обстановка внутри была вполне традиционная - белые скатерочки, салфетки в стаканчиках, стеклом и нержавейкой блистали приборы, и в углу располагалась небольшая сцена для живой музыки. Их столик, соединенный из двух, находился в обособленном закутке и уже был уставлен холодными закусками. Все ординаторы, непривычно наряженные в костюмы и галстуки, за исключением заведующего, были в сборе. Они расселись, не сговариваясь, на одной стороне стола -ординаторы, на другой – интерны.
- Нет, танцев сегодня не будет, только по субботам и воскресеньям, когда здесь народу не протолкнуться, а сегодня будем в основном мы, - просветил Поляков и обратился к подошедшей официантке: Зиночка, как мы с тобой и с администратором договорились, эта сумочка будет у нас в уголке и распоряжаться мы ей будем по мере надобности.
Та согласно кивнула: «В случае чего, ребята, я вас предупрежу».
- Ну давайте, коллеги, наполним бокалы, уже с полным правом могу вас назвать коллегами и по специальности, - открыл торжественное заседание Железов.
Первые три пролетели незаметно, одни только с экзамена, другие с работы, поэтому первые минут двадцать слышался только периодический звон бокалов и короткие тосты. Наконец, основательно подзакусив, начали откидываться на спинки:
- Честно говоря, с вашей группой было интересно работать, - начал Поляков, - никого конкретно выделять не хочу, сами знаете, а вот краснофлотцы до вас были сплошь отдыхающие - из 5 человек только двое до аппендэктомии опустились, остальные остались выше этого, да и посещаемость была весьма нерегулярна.
- Володя, не превращай дружескую вечеринку в производственное собрание, давай о бабах пока трезвые что ли, а то ребята нас в старые пердуны или маньяки запишут, - не выдержал Тулатов.
Все рассмеялись и разговор стал принимать все более непринужденный и фривольный характер. В этот вечер некоторые из их старших товарищей открылись им совсем с неожиданной стороны и если все знали Тулатова, как заводилу, что называется "душа компании", который знал бесчисленное множество анекдотов, то Поляков оказался заядлым охотником и рыболовом, Гончаренко коллекционировал марки, что вполне соответствовало его уравновешенной и молчаливой натуре, а вот Коваленко, неожиданно около десяти вечера сел за пианино на сцене и начал наигрывать известные мелодии весьма виртуозно...хотя может быть они переоценили его виртуозность будучи уже под хорошим градусом. Расстались около полуночи довольные друг другом и с обещаниями помочь в случае чего.
А еще через день Сергей провожал Алину на перроне Мурманского вокзала в Питер, а сам был готов ехать на корабль, который продолжал ремонт в предместье Мурманска - Росляково. Такие милые карие глаза, чуть подернутые влагой скорой разлуки:
- Обещаю, как только корабль перейдет в Горячие, я сразу тебе напишу, оформлю пропуск, и ты приедешь. А пока навести своих в Нижнем...
Поезд вильнул последним вагоном и скрылся за поворотом путей: "...а разлук у вас будет впереди предостаточно" - вспомнились ему слова Иржевского. Он поднял свой чемодан и пошагал к выходу из вокзала на остановку автобуса в Росляково.