Долги невозвратные

       

Не люблю я эти игры…Ну, сами посудите, идешь ты по улице или стоишь где, кто-то сзади хватает твою голову и крепко сжимает её, словно вратарь Лев Яшин, взявший пенальти. Мало того, что держит, так не даёт тебе возможности повернуться. Это значит, чтобы ты узнал, кто держит твою голову и, кто там хрюкает от удовольствия, что чувствуется по вздрагиванию рук. Ладно, что по крепости рук понимаешь, что руки мужские…а то, вот один мой приятель, как-то по делам, оказался на другом конце города, где никогда не был и его сзади охватили женские руки. Он, бедолага, и стал перечислять всех своих знакомых девушек и женщин. Его развернули, и он получил могучую затрещину от его собственной жены, которую неведомо как сюда принесло…Вот и меня кто-то держит. «Ну, держи, держи…, Впрочем, мне это уже надоело…»
- Взрослый ты, человек! Отец семейства, высокий пост занимаешь, а как был балбес, так им и остался. Даже должность главного редактора тебе не помогла.
Мою голову отпустили, и я смог развернуться, чтобы увидеть озадаченное лицо своего старого друга Виктора Разумова, которого не видел уже года три и который жил теперь в другом городе. У него была такая сейчас глупая физиономия, что я расхохотался.
-А-а, как ты…Как ты догадался? – спросил, недоумевая, мой друг.
-Видишь ли, дружище, из всех моих знакомых и друзей, только ты один неизменно пользуешься одеколоном «Фаренгейт», запах которого я отчетливо почувствовал!
-Не только одеколоном, а парфюмом! – обиженно пробурчал Виктор
-Да ладно! Ну что, обнимемся что –ли?!
Мы обнялись. И пока мы смотрим друг на друга и хлопаем по плечам, я расскажу о нас. Виктор и я, мы журналисты. Оба начинали работать в нашей областной газете, в которой я теперь главное лицо-её редактор. А лет десять тому назад, Виктора, пригласили работать в соседнюю область, возглавить их областную газету. Мы иногда созванивались, иногда встречались, когда Виктор приезжал в наш город навестить свою маму и сестру. Мама его умерла несколько лет назад. А сестра так и жила здесь.
-Так ты чего приехал? - спросил я друга.
-Ложная тревога! Леша, муж Риммы, позвонил, сказал, что ей плохо, скорую вызывали…Вот и я сорвался сюда…
-А что с Риммой?
-Да оказалось ничего страшного! Лешка, панику поднял. Давление у неё подскочило…Сейчас все в порядке. Ну, раз я здесь, решил и тебя проведать…Я же знаю по какой дороге ты на работу ходишь. В засаде поджидал тебя. Не можешь освободиться на пару-тройку часов? Посидим может где? Мой водитель поехал в автосервис, по дороге колесо прокололи, на запаске доехали.
-Ладно. Я только сейчас на работу позвоню. Предупредить надо, что задержусь.
Я достал «мобильник» и позвонил своей секретарше:
- Доброе утро, Тамара! Как жизнь молодая? У меня к тебе просьба, передай Корнилову, пусть он проведет планерку, я задержусь на пару часов. Неожиданное тут у меня.
- Доброе утро Евгений Иванович! Всё в порядке. Да, знаю я, знаю, догадываюсь, что за неожиданное. Девочки сказали, что Разумова видели…Так что догадаться не трудно…
-Сообразительная ты. Я всегда это знал. В общем предупреди там. Пока! Звони если что.
Я повернулся к Виктору: - Ну, так куда? Может к «Швейку»?
Виктор засмеялся: - Можно и к «Швейку» …Жив, значит, Иржи, старый пивной бочонок?
- Да, что с ним сделается! Он тебя будет рад увидеть.
- Погоди тогда. Я своему водителю позвоню, чтобы знал где меня искать.
Подвальчик «У бравого солдата Швейка» держал в нашем городе чех, Иржи Ковач, добродушный толстяк, потомок чешского солдата, плененного русскими солдатами во время первой мировой войны, да так и оставшегося в России, женившегося здесь и оставившего после себя детей, внуков, правнуков и праправнуков Ковачей. У одного из них оказалась ярко выраженная коммерческая жилка и он открыл в городе этот пивной оазис, любимый мужчинами города и его гостями. Интерьер кабачка был украшен копиями иллюстраций из книги о Швейке, вместо столов и стульев стояли бочки и бочонки. Приятная была какая-то атмосфера. Мы любили туда ходить. К Виктору и ко мне Иржи относился с большим уважением, всегда у него нас обслуживали быстро. И настоящее чешское пиво разных сортов было у него отменное, бочковое, прямиком из Чехии.
Мы сидели за столиком и пили пиво «Старопрамен». Когда мы вошли, хозяин кабачка встретил нас радушно, долго обнимал Виктора, хлопал его по спине, потом провел нас в дальний угол, подальше от посетителей, где стоял обычный столик и стулья, сам принес пиво и тарелку с неправдоподобно большим янтарным лещом, порезанным на куски.
Первую кружку мы пили без слов, только мотая головами от ощущений вкусного пива и фантастически вкусного леща. И только уже со второй кружки перешли к разговорам. И естественно, словно следуя старой поговорке, разговор наш зашел о работе. Виктор мне, а я ему, рассказывали друг другу о работе и трудностях её.
- Нет, ты понимаешь, - возмущался Виктор- он мальчишка, пацан, вчера только журфак закончил, стоит передо мной и гордо заявляет, что это его гражданская позиция. Это в ответ, на найденные в его материале несуразности и бред. Нет, ты представляешь?
– Представляю! -засмеялся я. – У самого такое было и не раз. И что ты?
- Посмотрел на него и спросил: - А вы, юноша, ВЫСТРАДАЛИ эту позицию? Вы гражданин пока еще в начальной стадии. Вы гражданин пока только по паспорту. И ты знаешь, что этот сопляк мне в ответ сказал? Вы, говорит, ретроград! Нет каково?
Виктор возмущенно отхлебнул пиво, расстегнул несколько пуговиц на рубашке, потом повернулся к стойке и крикнул:
 - Пан Ковач! Нельзя ли включить кондиционер, жарко что-то у вас?
- Сейчас включим, пан Виктор. - донеслось от стойки.
Виктор откинулся на спину стула. Рубашка на груди разошлась, и я увидел неожиданное. На шее Виктора, на цепочке, висел пятак. Самый обычный пятак, денежная единица, когда- то имевшая хождение.
Зная Виктора, как человека с наклонностями английского джентльмена, я был удивлен увиденным. Он не был склонен к ношению всяких побрякушек.
- Вить, а что это у тебя? Что за пятак на цепочке? Это талисман какой-то или что? Реликвия?
- Хм…  Пожалуй, ты прав. Реликвия. Это пять копеек 1941 года…То есть еще до войны выпущенная монета. Представляешь, сколько людей её держали в руках…
- Так почему ты этот пятак на себе носишь? Не потому же что он такой древний?
- Не потому.
- А почему?
- Жень, это совсем невеселая история. Не очень хочется вспоминать.
- Слушай, я хорошо тебя знаю. У тебя ничего не бывает просто так. Потому давай, рассказывай свою невесёлую историю.
- Был бы кто другой, послал бы уже, куда подальше…Ну, ладно. История и в самом деле не очень веселая. Не знаю, как ты тут работаешь, а мне, приходится помнить и не забывать, что я не только администратор и редактор, я еще и журналист. Потому раз в квартал, сваливаю всю работу на своего заместителя и еду в командировку в глубинку, чтобы сделать какой-либо материал, показать редакции как надо работать. Особенно таким, с гражданской позицией…Ну вот, как раз в одной из таких поездок оказался я в районе, в колхозе. Ты не ослышался. Есть еще и колхозы. Настоящие и очень даже справные. Председатель колхоза, умный мужик, где-то нашего с тобой возраста, с которым мы через час уже перешли на «ты» устроил мне обзорную экскурсию. Но это отношения к твоему вопросу не имеют. Подошло время обеда, и он потащил меня к себе домой. Жена председателя, налила нам по тарелке огненного борща, извинилась, что её ждут в школе, где она учительница, и оставила нас. Мы выпили по стопке, иначе какой это борщ без стопочки холодной водки?! Мы выпили и занялись поеданием этого отменного борща…Выпили еще по стопочке. И пока мы ели, я все время слышал какие-то слабые звуки, словно плачет кто-то или причитает. Хозяин пояснил, что это его старенькая матушка. И рассказ его выглядел как-то вот так:
- Понимаешь, она уже живет в каком-то своем мире. Не знаю, может это какой-то акт божьего милосердия, перед кончиной дать человеку шанс прожить еще какую-то никому не ведомую короткую жизнь. Вот она, например, сейчас, живёт в свой счастливый короткий период, перед самой войной, когда она собиралась выйти замуж за хорошего парня, а тут началась война. В наших краях существовал тогда такой обычай, не знаю есть ли где еще такое: тот, кто уходил на войну, должен был взять у кого - то деньги в долг…Ну, чтобы обязательно уцелеть на войне, вернуться и долг отдать. И не важно сколько ты занял. Долг это святое. Долги надо возвращать. Вот моя матушка, сейчас сидит и ждет, когда её любый Алёшенька придет и в долг денежку попросит. А он не идет. И тогда не пришел… Не знаю уж, как там получилось, что им и попрощаться не удалось, ушел он. И не вернулся. Убили её Алешу. Это уж потом матушка за нашего отца после войны замуж вышла и нас родила. Меня, еще брата и сестру. Я самый младший в семье. У матушки уже что-то с глазами стало, светобоязнь, сидит в темноте и причитает ждет Алешеньку…Уж который день причитает, матушка моя, Варвара Гавриловна… Ждёт…
Виктор отхлебнул пива. Я сидел потрясенный этим рассказом.
- Я у него спросил, - продолжил Виктор, - откуда ему все это известно, он же родился после, намного позже конца войны. А он мне ответил, что это бабушка, матушкина мама ему рассказала, когда еще жива была. Мы сидели и молчали. Говорить не хотелось. И тут зазвонил телефон. Хозяин взял трубку, выслушал, сказал: «Хорошо» и повернулся ко мне.
- Извини, мне отлучиться надо минут на десять…Я скоро вернусь. Если хочешь, отдохни, приляг на диване. Или телевизор включи…Дела у меня…
И я остался один. Вяло пожевал закуски. И все время слышал причитания…Не знаю, что со мной случилось дальше, до сих пор не могу понять, но тогда я вдруг ощутил, что словно кто-то овладел моей волей…Не знаю, как объяснить происшедшее дальше. Ощущение такое словно это был не я, а кто-то другой. Мистика!  Я встал, подошел к двери из-за которой слышались жалобные звуки и открыл её. Там было темно. В свете, проникшем в комнату, я увидел маленькую сухонькую старушку, сидевшую на кровати, слегка раскачивающуюся из стороны в сторону в такт повторяемым напевно словам «Не йдёт Алешенька, не йдет…»
- Варенька, - негромко сказал я, -  я пришел! Не серчай что ждать заставил…Не мог я раньше. Не отпускали меня.
Старушка повернулась на звук голоса, протянула к мне дрожащую сухонькую руку и почти простонала
- Алешенька, соколик мой! Что ж ты не шел так долго? Я заждалась совсем…
-Не мог я, Варенька! Не мог, я же солдат теперь. Вот отпросился у командира попрощаться, уходим мы сейчас, я на минутку всего…Да и дело у меня к тебе, Варенька…Дорога дальняя на войну иду, а денег нет совсем. Одолжи малость. Я возвращусь скоро, побьем немца, я должок верну…
- Вот возьми, Алешенька, возьми. Только верни непременно…Верни и сам вернись…Сколько же ждать тебя, Алешенька?
Говоря это, бабушка протянула мне в ладошке монету. Я осторожно её взял.
- Спасибо, Варенька, спасибо! Непременно верну…Скоро…Но пора мне, там призывники строиться начинают. Прощай Варя!
Бабушка вскинула свою руку ко мне словно пытаясь удержать.. Я взял её прохладную невесомую ладонь и прижал к щеке…
-Не прощай, а до встречи, Алеша! Я жать тебя буду…Помни это…Помни! Ступай, соколик мой! Ступай! Жалею тебя!
Виктор замолчал. Взял кружку с пивом и отпил.
- Я сразу тогда и не понял, почему она меня жалеет. Только позже вспомнил. что в этой местности слово «люблю» не говорят. Помнишь, как в песне у Зыкиной: «Здесь бесконечно и нежно любя, женщина скажет жалею тебя!».  Я отпустил руку старушки, вышел из комнаты и осторожно прикрыл дверь…Я снова сел за стол, и чтобы успокоиться, налил себе водки и залпом выпил. Не закусывая. У меня просто дрожали руки…Прислушался. В комнате бабушки было тихо. Я посмотрел на монету в руке. Это были вот эти пять копек.1941 года
 - А что было дальше?
- Ничего особенного. Минут через десять пришел хозяин, стал мне рассказывать, зачем его оторвали от обеда, стал наливать нам чай, но вдруг остановился и прислушался. «С матушкой что-то не то…» - сказал он и пошел в комнату старушки. Приоткрыл дверь и несколько минут смотрел внутрь. Повернулся с улыбкой: «Заснула матушка. Спит…Лежит и улыбается во сне! Надо же…а я уж испугался, не дай Бог!
Мы попили чаю, я поблагодарил хозяина, сказал, что мне уже пора и попрощался с ним. Всю дорогу, пока я ехал назад, я все думал, что это такое я сделал и почему такое пришло мне в голову и было ли то, что я сделал, благим делом? И почему я не свои слова говорил, а словно тот парень, Алеша, говорил за меня?
Виктор снова отпил пива.
- И это всё? – спросил я.
- Не совсем...Где-то через полгода, или больше, на одном совещании, в перерыве, я встретился с этим председателем колхоза. Быстро переговорили о его делах, о колхозе, а потом я спросил, как там его матушка, жива ли, здорова ли? Он поведал мне, что матушка умерла, где-то месяца через два, как я был у него в гостях. Ушла во сне. Тихо и спокойно. Часто вспоминала своего Алешеньку, говорила, что проводила его на войну и ждет…Вот так …
Вот тогда я и стал носить на шее этот пятак…Как Уленшпигель. Пепел Клааса стучит в моё сердце… И я однажды подумал о тех, кто не вернул долг…О тех кто погиб. Долги надо возвращать. Это святое. И это делать должны мы, которые должны всем погибшим? У меня там нашлись единомышленники и мы организовали фонд «Долги наши». Я председатель попечительского совета фонда. На деньги фонда существует поисковый отряд, который разыскивает места захоронений погибших солдат. Мы по мере возможности оказываем помощь вдовам и семьям погибших, или пропавших без вести…Не только деньгами…Иногда просто отстаиванием их интересов у разного рода чиновников...Вот так на меня подействовал Варенькин пятачок, Женя…Можно сказать, жизнь мою перевернул… И я тогда понял, что журналистика это еще не все…
С улицы послышался клаксон автомобиля та-та та-та-та. И снова та-та та-та-та.
- Это меня, - сказал Виктор. - Пора мне.
Мы расплатились за пиво с паном Иржи, который упорно не хотел принимать оплату, но потом принял и всучил Виктору огромного копченого леща. У автомашины стоял паренек, которого Виктор представил, как Андрея, своего водителя, охранника и вообще ангела-хранителя. Мы попрощались, Виктор и Андрей сели в машину и уехали…

Ах, если бы знать тогда…Я бы лег перед машиной на асфальт и не позволил бы им ехать…Если бы знать.

Где-то дней через семь или восемь, мне позвонила Римма, сестра Виктора, сказала, что ей нужно со мной поговорить. Когда она пришла я её узнал даже не сразу, так она осунулась и подурнела, да ещё вся в трауре…
- Женя, -сказала она, - Витя погиб.
Пока я хватал ртом воздух и хватался рукой за сердце, пока вытаскивал и всовывал дрожащей рукой под язык таблетку валидола, Римма сидела на стуле, опершись руками на колени и охватив голову.
- К-как? К-когда это произошло? –с трудом произнес я.
- В то же день, когда он приезжал сюда. На обратном пути…Ты, Женя прости, что тебе не сообщили…Просто тогда мы словно в тумане все были…Ничего не понимали от боли…Похороны позавчера были…Извини.
- Да что ж вы…Как же так, как же так можно, Римма??? Это же… Я не знаю, как сказать.
- В них просто врезалась огромная фура, не знаю, что там было, то ли водитель пьяный, то ли с тормозами что…Андрюша, водитель Виктора умер сразу. Машина в лепёшку, много раз перекувыркнулась, Витю доставали, кузов резали…Мне потом сказали, что спасатели быстро приехали. Его сразу привезли в больницу райцентра Чугриново, что в нескольких километрах от места аварии. В Витином телефоне они нашли номер, в контактах надпись «Сестра», а все остальные имена и фамилии. Мне оттуда и позвонили, мы с мужем сорвались, на машине летели, чудом сами в аварию не попали…Я еще застала его живым. Ему первую помощь оказали, но готовили к операции, ребро проткнуло легкое, и что-то там еще, не помню. Я и говорить ничего не могла, мне горло перехватило. Держала его руку, а он все мне улыбнуться пытался, шептал еле что все хорошо будет. Он умер на операционном столе. Врачи сказали, сердце не выдержало. Ты же знаешь, оно у него слабое было. Вот так и не стало Вити. Потом все эти ужасные хлопоты, перевоз тела, что там в его семье творилось, не могу просто. Похоронили. Витю уважали в городе, любили.Народу было, словно весь город собрался…Ты же знаешь про его Фонд. Они обещали ему памятник очень мощный поставить. А что памятник, Витю не вернешь…Мы домой вернулись, я хоть отошла немного, в себя стала приходить. И тут вспомнила… Когда вышел врач и сообщил что Вити больше нет, я словно в ступор впала. Ничего не понимала, ничего не соображала. Леша меня обнял, все пытался успокоить…Он потом мне рассказал, что подошла сестра и сказала, что, когда Витю готовили к операции, он прошептал: «Женьке передайте!» и протянула Леше вот это. Вот держи! Я посмотрел, что она вложила в мою руку…Это была монета. Монета на цепочке.Я медленно надел цепочку  себе на шею.
      Пять копеек 1941 года