Глава 37. Pas de trois
Она была... непонятная. С сонными жёлтыми глазами, с мягкими выпуклыми губами, бронзовой гладкой кожей. Смуглый цвет не был загаром, она почти не бывала на солнце и вообще редко выходила из комнат, даже на террасу. Это был домашний зверёк, тихий, таинственный и безвольный.
Иногда она застывала в какой-то странной неподвижности — ни движения, ни мысли, ни звука. Но покоя в этом не было. Это было именно оцепенение. Она словно исчезала. Даже взгляд не мог удержаться на ней, проваливался сквозь, в омутные глубины, где скользили какие-то тени, стоял туман и невнятно шептало что-то. Что-то бесконечное, во что она была вплетена своими чёрными косами, сонной паутиной ресниц.
Иногда она пробуждалась. От какой-то вещицы. От нового предмета. Может быть, поэтому он так часто дарил ей подарки?
***
— Дорогой друг! Я ведь могу вас так называть? Конечно, могу, да, — ответил за меня Лодольфино.
Он уже вернулся от своего сундука и теперь тёрся об меня как кот о горшок сметаны. Заглядывал в глаза, умильно прижимал сухие ручки к груди и непрерывно болтал.
— Я хочу пригласить вас на ужин. Маленькое суаре, — он подлез мне под руку, — совсем крошечное суаре, узкий круг… всё очень невинно… один поцелуй!
Мы поцеловались. Ловкие губы графа, мягкие и упругие, ощупали мои и присосались двумя умелыми пиявками.
— Что за невинное суаре? — напомнил я, переведя дух.
— О, всё очень просто! Конечно, у себя в Ниме вы привыкли к постоянным развлечениям. Театры, балы, маскарады!..
Я возгордился: в одну секунду я не только глубоко погряз в светской жизни, но и слегка пресытился ею.
— Увы! Нам далеко до развратного Нима. По части развлечений вы нам сто очков дадите! У нас из развлечений — обедня да сиеста. Ну и бои, да. Петушиные. Собачьи. И охота. Но я не большой любитель. Надеюсь, вы тоже? — он по птичьи склонил голову.
Я подтвердил свою склонность к бескровным игрищам.
— Прекрасно! Вы тоже любите всё изящное! — граф обрадовался, но с намеченной линии не свернул, — да, мы, рядом с вами — аскеты. Мы слишком благочестивы, набожны и простодушны. Наша культура высокодуховна. Она очаровательна, но немного скучна. Когда я бывал по делам в Ниме, я там многому научился. О, вы — нация жуиров! Вы умеете прожигать жизнь и пользоваться земными радостями, тут вам нет равных. Вы и святого соблазните. Разгул и разврат у вас в крови!
Он погрозил мне пальцем.
Ах ты шельма!
Шельма мило улыбнулся.
Вошёл слуга, доложил, что комната для гостя готова.
— Чудная милая комната, вам там понравится. Я провожу вас.
Проводит самолично! Да это уже верх любезности, который, впрочем, объяснился довольно скоро и просто.
В комнату, большую часть которой занимала старинная кровать, граф вошёл вместе со мной. При взгляде на буйство алого шёлка на ложе, я решил было, что разврат, который у меня в крови, осуществится прямо здесь и сейчас, но нет. Граф всего лишь хотел проинспектировать своё новое приобретение.
Он покивал мне на бадью с водой: полезай.
Понятно.
Я скинул робу.
Глаза Лодольфино сверкнули.
Я взялся за штаны.
Зрачки графа превратились в колодцы, рот приоткрылся: мальчишка предвкушал подарок. Я медленно, не обманывая ожиданий, потащил порты вниз. Он сглотнул. Наконец подарок показался из густых зарослей и любитель ботаники приклеился к нему взглядом, как к какой-то многообещающей лиане.
— Ах! — он всплеснул руками, — Ах, какой славный! Какой здоровенный… э… Такой здоровый!.. Здоровый морячок.
Пока я плескался в бадье, пока вытирался и натягивал новую одежду, ничего общего с матросской не имеющую, Лодольфино, не забывая поглядывать на приятный ему предмет, посвящал меня в суть дела.
— Моя супруга, — чистый ангел. Вот увидите. Просто ангел. Да. Она из настоящих лангадо. Ах, да, вы, возможно, не знаете. Это исконные правители Салангая. Сейчас по разным причинам они несколько не у дел, но это не важно. Главное — чистая кровь! Род Коры — один из древнейших. Даже у меня не всё так гладко, признаюсь. Видите этот зеленоватый оттенок? — Он ткнул себя в глаз. — Чтобы вы знали: у настоящих салангайских аристократов золотые глаза. Чистое золото! Это отличительный признак! Остальные примешались позднее. Все эти темноглазые и рыжие — всё это не то! Чистокровных салангайцев, тех, что сохранили кровь через века, очень мало, всего несколько семейств, все наперечёт. Я вам по секрету скажу, что у короля Якоба тоже... э... есть примеси. Рыжие глаза! Да. Это не спрячешь. Но это между нами! Мне повезло: породниться с лангадо — огромная честь! У Коры прекрасная кровь! Чистейшая! Но такая кровь требует… требует особого подхода. Да. Особых действий, которые не всегда... Э... не всегда... Смотрите на это как невинное домашнее развлечение. Нечто вроде театра. Актёры. Роли. Да. Милая шалость, всё по-домашнему. Все довольны. Я уверен, на этот раз всё получится.
Я встал перед ним.
— Я готов.
***
Сквозь фацетное, в радужных скосах стекло открылась прелестная картинка: в салоне, похожем на оранжерею, за накрытым столом, сидела юная женщина. Обильное серебро сервировки, тонкостенные, как мыльные пузыри, бокалы, графины резного хрусталя, крышка основного блюда, нахально и гладко блестевшая в полумраке, белый фарфор и сама дама, её скучающе склонённая черноволосая головка, пальчики, небрежно играющие с бахромой, золотистые отсветы на нечаянно оголившемся плечике, маленькая, чуть стиснутая тугим корсажем грудь...
И впрямь — домашний театр. Отличная мизансцена.
Граф — несомненный автор мизансцены — со странным видом, одновременно торжественным и вороватым, распахнул передо мной двери и мы вошли.
— Моя супруга Корантина-Ула-Эфрозинья, урождённая Сант’Альбано-Роэро и Каса-Канинья А`Верричидо, — обрушился на меня каскад имён.
Кора.
Я склонился.
— Дорогая, это сеньор… э… Совершенно очаровательный сеньор… Папоротник! Да. В Ниме у всех такие забавные имена.
Ох, этот говорун ухитрился забыть даже то куцее имя, которое сам же мне и присвоил.
Женщина молча кивнула и когда я решил, что она и слова не вымолвит, она заговорила неожиданно низким, с мягкой хрипотцой, голосом:
— Как вы доехали, господин Папоротник? Море было спокойным?
— Благодарю вас, Ваше Сиятельство, море было спокойно.
— Дорогая Кора плохо переносит морские путешествия. Малейшее волнение на море для ней бедственно. Да, милая? Это тоже один из признаков древней крови. Такова участь всех лангадо, что поделать! Ну, а теперь — что у нас на ужин?
Наш путешественник нуждается в чашечке чаю, чтобы доказать нам всем свою выносливость и... и…
"И" я готов был доказать и без чашечки чаю, дали бы кусок мяса побольше.
Мясо подали. Судя по его количеству, "и" должно было продолжаться всю ночь.
— Вина? Чудесное розовое. Смотрите, какой насыщенный цвет. Цвет глаз куропатки. Элитный напиток! Попробуйте. Это вино я считаю наилучшим своим достижением. "Виконтесса Роэро" — я назвал его так в часть своей тёщи.
Уже отпив глоток, я поперхнулся.
Лодольфино опьянел очень быстро и повёл себя непринуждённо. Он пел и шутил, явно стараясь развлечь свою безучастную супругу. Со мной он беспрестанно лез целоваться и даже запустил руку под стол, чтобы проверить действие своих поцелуев. Моя боеготовность его обрадовала. Действие переместилось в спальню.
Всё это казалось бы мне фарсом, если бы... если бы не эти глаза. Золотые глаза лангадо.
Не знаю, как она воспринимала интимные игры Лодольфино. Возможно, никак. Возможно, она считала, что так и должно быть, что мужчина, покрывающий её мужа в супружеской постели — дело обычное и даже необходимое. Возможно, это было глубокое животное безразличие. Никогда нельзя понять, что происходит между двоими, даже если ты — третий.
***
Граф, возбуждённый моим присутствием в своём заду, смог приступить к исполнению супружеского долга, графиня, отвернувшись, сносила его ритмичный прибой, я отрабатывал ужин. И ещё что-то… древняя кровь… я иногда ощущал её. Как будто сквозь его тело…
< предыдущая – глава – следующая >
http://proza.ru/2020/04/30/1809 http://proza.ru/2020/05/08/1827