После войны

 
Киргизия.
 На задворках города Кант

Три сестрёнки – Мария – двенадцати, Катя – десяти и Фрида – восьми лет, остались сиротами. В этот же день по распоряжению начальника сахарного завода, где на весовой работала мать, их должны были отправить в детский дом. Девочек, ещё не осознавших, что они остались одни и не знающих, что случилось с мамой, разлучили. Они не были на похоронах и им даже не дали проститься с матерью.
 Больше всех страдала и плакала Катя. Так получилось, что, когда мать не пришла домой со смены, девочка пошла её искать. Иногда, если её отправляли на другой объект, она задерживалась и приходила позже обычного.  Они жили на железнодорожной станции в заброшенном железном вагончике, который стоял в дальнем тупике. Встретившая её на путях стрелочница сказала, что мать в больнице и Катя побежала туда. Рассерженная санитарка, что её отвлекают от мытья полов, повела её в тускло освещённую комнатку:
- Ну, смотри, твоя? – раздражённым, безразличным голосом спросила женщина.
Катя увидела, как в больничной подсобке лежало брошенное на пол мёртвое тело матери. Испуганный ребёнок не мог выдавить из себя ни слова и, замерев на месте, смотрела на труп.
- Всё! Иди домой, - в двери защёлкнулся замок. Женщина ушла, оставив одну онемевшую от страха, дрожащую всем телом девочку.
Когда Катя пришла домой, её ждал чужой мужчина, возле которого стояла младшая сестрёнка Фрида. Старшую сестру уже забрала тётя, старшая сестра мамы. Катю хотела забрать к себе соседка. Но Катя очень просила, чтобы она взяла и Фриду, но та отказала, сказав, что не сможет прокормить двоих. Восьмилетняя Фрида сильно плакала, не желая идти одна с чужим мужчиной, и тогда женщина увела её с собой, а Кате пришлось уехать в детский дом.
Оставшись среди совершенно чужих людей, Катя, пряталась от всех и часто плакала. Почти каждую ночь видела кошмары. После этих видений в памяти постоянно всплывало мёртвое тело матери с искажённым лицом, а потом вспоминалось её состояние, когда она услышала среди ночи задыхающийся кашель бабушки.
Это случилось за два месяца перед смертью мамы. Катя и Мария спали на полу, зарывшись в солому, укрытые одним детским одеялом. Пошарив рукою в соломе, Катя нащупала плечо старшей сестры:
- Марийка, это что? – услышав толи рычание собаки, толи глухой задыхающийся протяжный вдох, спросила напуганная девочка.
- Бабушка так дышит, она простыла, - ответила Мария и повернулась на другой бок. Но Катю пугало - это шумное дыхание и она попросила сестрёнку:
- Марийка, может ей плохо? Пошли, посмотрим.
Девочки поднялись, поёжились от холода, и подошли к лежанке, на которой лежала задыхающаяся бабушка, а рядом спала младшая сестрёнка. В темноте нащупав голову бабушки, услышали:
- Я уми-раю! Ма-му, позо-вите ма-му, - выдавила она из себя и приступ кашля повторился. Внучки, приподняв голову засунули под неё старую кофту и услышали, что она ещё что-то шепчет. Катя наклонилась к её лицу, и в этот момент у бабушки вырвался новый рык кашля с какой-то горячей жидкостью, которая выплеснулась ей прямо в лицо. Отскочив в сторону, она упала на железный пол и сильно ударила локоть. Как будто электрический заряд пронзила боль всю руку, и она закричала, размахивая руками стараясь вытереть своё лицо. Проснулась младшая сестрёнка и, испугавшись, стала плакать, зовя на помощь бабушку. Мария подняла её с лежанки и, прижав к себе, присела в углу на соломе.
- Катька, что кричишь? Беги за мамой, - не видя, что случилось с сестрой, крикнула Мария в темень, и стала успокаивать младшую сестру.
Катя обула старые шлёры и, пугаясь каждого шороха в ночной темноте, побежала на завод за матерью. На проходной её не пропустили и пока сообщили, потом пока мать нашла бригадира и отпросилась, время прошло.
Вернулись они – бабушка уже не дышала, а сёстры, обнявшись и дрожа от страха, что в вагончике лежит покойница – их бабушка, сидели на улице.
Мать заплакала, посидела возле бабушки, прошептала молитву и вышла из вагончика. Рассветало. Сняла с дочерей грязные платья, постирала их, и пока они немного подсыхали на ветру, вплела им в косы чёрные длинные полоски, которые оторвала от своей чёрной косынки, которая была припрятана для такого случая.
- Маруся, Катя, надо бы во Фриденфельдт сходить, на похороны родню позвать, - просящим голосом тихо проронила она и снова заплакала.
Фриденфельдт находился в восемнадцати километрах от города. Чем дома оставаться с покойницей, девочки согласились идти пешком к родственникам. В начале пути они торопились, иногда бежали наперегонки и, пройдя полпути устали и замедлили шаг. Обоих мучила потеря любимой бабушки. Они стали вспоминать всё, что когда-то было с нею связано:
- Марийка, помнишь, ещё до войны у бабушки всегда был сахар или леденцы в кармане. Она всегда для нас что-нибудь припрятывала.
- Ага! А я помню, как она много-много пышек стряпала. Такие вкусные были, - и она сглотнула голодную слюну.
- А я помню, когда мы переезжали в Кант, и шли пешком по дороге, она сначала меня несла на руках, а потом у мамы взяла Фриду, а я бежала рядом держась за её юбку. Помнишь, когда мы приехали в валенках, а тут было лето, как на нас все смотрели? А бабушка нам всем сшила платья с цветочками. Я тогда первый раз узнала, что бывают верблюды и хохотала, как он жевал свои губы. А бабушка сказала, что у него во рту всегда жевачка.
- А я знаешь, что помню? Ты тогда ещё маленькая была. Когда нашего папку забрали, пришли чужие дядьки и нас выгнали из дома. Мы тогда ещё не здесь жили. У бабушки жили много разных чужих детей, кажется, восемь. С ней жила ещё одна тётя со своими детьми. Так вот, бабушка тогда и нас взяла к себе жить. Нас детей было пятнадцать, и жили мы все в двух комнатах. Тогда, после сильного дождя промокла вся мазаная крыша и потолок обвалился. Знаешь, Катька, тогда большой кусок глины с потолка упал прямо в люльку. А там спал маленький наш братишка Андрюша и его придавило. Он потом так и умер, а мама и бабушка много дней сильно плакали.
- А помнишь, когда война только началась, мы ушли жить в горы в киргизский аул. Бабушка и мама всегда с работы лепёшку приносила нам. Интересно, что они сами ели? Наверное, тогда бабушка от голода и заболела. Она не могла больше на работу ходить. Вон, какие отёкшие ноги у неё были.
- Может быть, она ведь уже старенькая была. Что ты хочешь, ей уже пятьдесят шесть лет.
- Мы тогда ещё собирали мёрзлую картошку, и бабушка нам пекла оладьи и кисель варила. Оладьи были вкусные, а кисель - бяка. Вот, когда варили с солодкой, было вкусно. И оладьи из жмыха - было вкусно.
-  А весною, когда рвали в горах сарансак, помнишь? Он ведь был горький как чеснок, а бабушка мелко порежет, разотрёт его, смешает с лебедой, чуть-чуть посолит, и похваливает. А мы едим, потому что знаем, больше ничего нет. У меня от сарансака всегда в животе крутило. Мама мне ещё давала отваренную дубовую кору.
- Мне тоже не нравился сарансак. Воняло сильно и жгло во рту. Когда маме на заводе давали траву в баночках, говорили, что это тоже сарансак, но это не жгло.
- А помнишь, старого деда, который жил возле правления «Тунгус-Булака» со шрамом на щеке?
- Не-а! Не помню.
- Вот он принёс бабушке большой мешок ваты. У неё была прялка, интересная такая! Она крутила её и из ваты накручивалась на неё нитка. Бабушка связала старику носки, шапку, варежки и шарф. А из оставшихся ниток дед позволил ей связать нам носки. Я даже сейчас помню, как в них было ногам тепло.
- Точно! Я тоже помню, что у меня были такие носки, - и обе девочки замолчали, погрузившись в свои детские размышления.
- Марийка, а как мы скажем, что бабушка умерла? Они же все плакать начнут.
- Ничего не поделаешь, мама тоже плачет. И я буду плакать, мне бабушку очень жалко. Она добрая была, хоть и веником всегда пугала, но не била, так чуть-чуть.
- А с кем мы теперь будем? Мама же ночью на работу будет уходить, - с волнением спросила Катя. Нижняя её губа затряслась, голос задрожал, и девочка заплакала. Она боялась оставаться одна, и этот вопрос её очень беспокоил.

Девочки не знала, что уже через два месяца им придётся остаться и без мамы.
Они шли и планировали различные варианты, что можно сделать, чтобы мама теперь была по ночам дома. После похорон бабушки маму перевели на другую работу. Эти два месяца она работала на весовой и по ночам была с детьми.