* ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!!! Текст с гомосексуальной тематикой. Предназначен для чтения аудиторией старше 21 года. Те, кому не исполнилось 21, покиньте эту страницу!!!
Часть 3
Глава 1 «Что было потом»
Ань Жюле жил во многих домах. В больших и маленьких, старых и новых, роскошных и ветхих… Слово «дом» означает крышу над головой, помещение, в котором кроме тебя, помещается множество чрезвычайно важных вещей, вот только одного человека для жизни в доме не достаточно. В каждом доме он реализовывал множество идей по перепланировке пространства и обустройству; даже в период его отношений с Ли Яояном он занимался наведением уюта и порядка в той квартире в старом доме под снос.
У него было всегда много вещей, одной только одежды, обуви и косметики десять с лишним чемоданов, но каждый раз, уходя, он уходил чистым и никогда не брал с собой ничего, кроме личных вещей. Поэтому ему было чрезвычайно трудно отрешиться от сомнений и войти в свой прежний дом, как настаивал Ду Яньмо. Поскольку этот шаг в той или иной мере вносил изменения в его более-менее устоявшуюся жизнь. По-ка он хотел… избежать этого, хотя бы на время.
Но неожиданно вмешалась жестокая реальность, и безжалостные волны судьбы толкнули его, подхватили и поволокли, клубясь пеной и снова переворачивая его жизнь вверх дном. Проснувшись наутро в своём новом доме и увидев перед собой Ду Яньмо, Ань Жюле едва не разрыдался. Он прикрыл лицо рукой и попросил:
- Принеси мне телефон.
В памяти мелькали только отрывочные кадры, как «дочка», доброжелательно улыбаясь, подливал ему вино и подталкивал ему бокал со словами: «Пей до дна», специально, с особым, изощрённым лицемерием! Если человек льстит и угодничает перед вами без видимых причин – так и знайте, у него явно недобрые намерения! Он знать не хочет того дьявола, который всё это устроил!
Ду Яньмо послушно принёс мобильный, Ань Жюле, возмущённо пыхтя, нажал на быстрый набор – номер Х! Выключен, вот мошенник! И что ещё больше разозлило, так это то, что и внутренний стационарный телефон тоже был отключён, «номер, который Вы набираете, временно недоступен». Если не пойти к нему домой, чтобы напрямую потребовать ответа, придётся ждать понедельника, когда этот негодяй выйдет на работу, и тогда звонить и ругаться по рабочему телефону. За два выходных дня огонь гнева поутихнет, и в нём уже не будет нужной силы.
Тем временем Ду Яньмо, соблюдая нейтральное молчание и очень хорошо сориентировавшись в новом доме Ань Жюле, поднёс ему стакан воды и таблеточку, кроме того, подготовил махровое полотенчико, пропитанное горячей водой. Ань Жюле выпил таблетку от головной боли и обессиленно откинулся на подушку, предоставив Ду Яньмо, подобно верному псу, обтирать его лицо горячим полотенцем.
Его лицо выглядело опустошённым, взгляд мёртвый. Внутри у Ду Яньмо нарастало волнение из-за отсутствия вполне ожидаемого гневного рычания.
- Господин Хризантема, как твоя голова, ещё болит?
«Не просто болит!»
- Ты же… видишь… что происходит…
Голос, переполненный обидой, дрожит и не слушается. Чуткий и наученный многолетним опытом совместной жизни с любимым человеком, Ду Яньмо ничего не ответил. Как-никак, он прекрасно изучил нрав мужчины и знал: когда Ань Жюле сердится, лучше отпустить его, чтобы сам перебесился, рано или поздно, он успокоится, и всё будет хорошо.
И действительно, Ань Жюле, не дожидаясь его ответа, зарылся как страус с головой под одеяло, что-то бурча себе под нос, из-под одеяла доносились только неясные обрывки фраз. Ду Яньмо вздохнул и оставил его заниматься интроспекцией (в психологии – самоизучение, самоанализ). Через некоторое время он принёс купленный в нижнем супермаркете завтрак.
- Если ты проголодался, можешь поесть.
Ань Жюле не отозвался. Он долго сдерживался, больше десяти минут не вынимал голову из-под одеяла, и Ду Яньмо начал бояться, что он попросту задохнётся. Он присел на край кровати, наклонился, подул на торчащие из-под одеяла красные уши любовника и прошептал:
- Ну давай, поднимайся, если тебе не нравится, что я здесь, я немедленно уйду.
Ань Жюле что-то пробормотал, перевернулся на другой бок и снова спрятал лицо под одеялом. Ду Яньмо не понял, хорошо это или плохо? К сожалению, ему была видна только шея мужчины, белая, словно припорошённая пудрой, соблазн был так велик, что Ду Яньмо, чтобы удержаться от мысли о поцелуе, просто решил встать, но тут же был схвачен мужчиной. Ань Жюле тихо и грустно проговорил:
- Подожди, я сейчас.
- Хорошо.
Ду Яньмо сжал губы и вернулся на место. Партнёр не прогонял его, но и не спешил сказать, что не сердится больше. Ду Яньмо, стараясь не дышать, осторожно прилёг за спиной мужчины и обнял его, прошептав на ухо:
- Не молчи, выскажись… И успокойся, я не буду смотреть на твою стену.
Ань Жюле откинул одеяло. Ду Яньмо видел, о чём он думает, и поспешил объяснить:
- Не нужно винить господина Цяо, это я его попросил…
Ань Жюле:
- Я его знаю почти пятнадцать лет.
Ду Яньмо:
- ?
Ань Жюле с обидой выдохнул:
- У меня в голове не укладывается, как он мог это сделать.
Он снова замолчал, но смысл сказанного был ясен: на самом деле его рассердило не происшествие само по себе, а то, что Цяо Кенан подтолкнул их в тот момент, когда он был ещё не готов; всё произошло настолько неожиданно, что он не знал, как реагировать, какие чувства показывать любимому парню. Все эти вещи, стена, фотографии, фотоплеер – это самая интимная тайна его сердца, и он не собирался ею делиться, но… Ду Яньмо вдруг понял, что он имеет в виду и сжал его руку:
- Я так завидую тебе.
Ань Жюле:
- ?
- И очень ревную, - Ду Яньмо уткнулся лицом куда-то в шею Ань Жюле, его голос прозвучал глухо.
Он прижимался с таким доверием и зависимостью… Он понимал, что даже если между влюблёнными очень хорошие отношения, в жизни обоих могут быть вещи, о которых невозможно рассказать откровенно. Возможно, именно по причине влюблённости у его возлюбленного были определённые условия, он просто хотел лучше выглядеть в его глазах, сохранить некий возвышенный и прекрасный образ; а у него самого в силу возраста нет права упрекать его в чём-то. Можно, конечно, изменить такое положение, но это будет не великодушно. Это будет ужасно мелочно.
Парень явно был расстроен и скорее всего, не хотел это скрывать. Ань Жюле невольно смягчился и тяжко вздохнул. Он взял в руку пальцы Ду Яньмо, покоящиеся на его талии, и перевернул кверху его ладонь. Ладонь очень отличалась по цвету от тыльной стороны руки, загоревшей на солнце. «Ты завидуешь и ревнуешь к глубоким чувствам между мной и моим другом, почему же я не завидовал и не ревновал тебя к великим искушениям, которые приносил тебе этот безбрежный мир? Наоборот, я не отводил взгляд от твоего сияния в этом внешнем мире, я собирал его по кусочкам, чтобы сохранить для себя до самой смерти».
Ань Жюле хмыкнул и ущипнул его за тыльную сторону ладони:
- В тот день, когда я стану тебе не нужен, я уйду к нему.
Он полагал, что эти слова должны немного отрезвить Ду Яньмо, но не ожидал, что тот только хмыкнет в ответ:
- Хм.
Ань Жюле в недоумении развернулся к нему лицом:
- Это такой твой ответ?
Увидев наконец его лицо, Ду Яньмо обрадованно поцеловал его:
- Не будет такого дня.
Ань Жюле икнул. Ду Яньмо смотрел на него, и в его чёрных глазах трепетал мягкий свет. Предположение мужчины опиралось на «я; стану тебе не нужен», а не на более безжалостное «ты; станешь мне не нужен». Даже этими вызывающими словами он невольно принизил сам себя, и если раньше Ду Яньмо терзался страхом, что рано или поздно ему скажут последнюю фразу, то теперь этот страх развеялся.
Ду Яньмо опять навалился с поцелуями, Ань Жюле долго крепился, но привычка – вторая натура, заставила его расслабить губы и впустить язык Ду Яньмо. Однако, мысль о том, что его стену видели, снова вызвала зажим. Почувствовав его напряжение, Ду Яньмо зажал во рту его верхнюю губу, закончил поцелуй и озадаченно спросил:
- В чём дело?
Ань Жюле:
- … Стена.
Он так робко произнёс это слово, что Ду Яньмо не расслышал. Ань Жюле покраснел до корней волос. За всю жизнь он только перед этим мальчиком испытывал стыд.
- Ты видел стену… - он кашлянул, - Что ты об этом думаешь?
Ду Яньмо замер в растерянности. Ань Жюле:
- Подожди.
Он положил руку на грудь и несколько минут глубоко дышал, чтобы подготовиться к тому, что услышит слова, которых боялся – ведь Цяо Кенан постоянно ругал его.
- Ты можешь честно сказать мне, что это не имеет значения.
Он изо всех сил пытался улыбаться, хотя улыбка не держалась на его лице. Ду Яньмо видел его усилия.
- … Пфу, - парень не выдержал и рассмеялся.
В сердце Ань Жюле просто всё вверх дном:
- ****ь, считаешь меня извращенцем, так и быть, признаю, я извращенец, можешь насмехаться сколько влезет!
- Нет, я не считаю тебя извращенцем…
Прочитав на лице Ань Жюле «хватит врать, заткнись!», Ду Яньмо немного подумал и признался:
- Ну ладно, если только чуть-чуть.
Однако, Ань Жюле занимался извращениями не день и не два, для кого-то другого это слово было бы оскорблением, а для Ань Жюле наоборот, своего рода комплимент, скажи ему – и он уверенно и смело ответит тебе:
- Как? Значит, я извращенец, а у тебя всего-навсего отклонения, да?!
Вот и сейчас он точно так же возразил:
- Правильно, а как насчёт превращений *? Кто в жизни не изменялся, видоизменение вообще закон природы, без этого разве может куколка превратиться в бабочку?
Ду Яньмо обнял его, смеясь:
- Вот поэтому я и не говорю, что это плохо… Мне нравятся твои извращения.
Ань Жюле сразу воскликнул, как будто поймал его на месте преступления:
- По-моему, ты извращенец, потому что тебе нравятся извращенцы?
Ду Яньмо приблизился к его уху и начал водить губами по краю, слегка покусывая и приговаривая глубоким, интимным голосом:
- Потому что я… могу стать более извращённым, чем ты?
«Потому что я могу стать более извращённым, чем ты» – какова степень достоверности этих слов? Пять баллов? Десять баллов?.. Высший балл?
……
- Ну, вот здесь мне семнадцать, - тихо сказал Ду Яньмо, похлопав рукой по одной из фотографий на стене.
Он акселерат, и его внешний вид тогда мало отличался от теперешнего, но независимо от того, как он выглядел, он изменился внутренне, обретя опыт, он больше не был слабым и нежным. В то время он смотрел на Ань Жюле и думал только о том, чтобы быть как можно ближе к нему. И сейчас всё точно так же.
- Господин Хризантема, ты ещё помнишь… каким я был в семнадцать лет?
К концу фразы его голос понизился настолько, что стал еле слышным. На этой фотографии никого кроме него не было, но даже если на фото он был один, всё равно оставалось ощущение какого-то запретного подглядывания. Капля горячего пота стекла по лицу Ань Жюле, он растерянно покачал головой и не сказал ни слова.
Как долго сохранялось такое состояние? Тридцать минут назад Ду Яньмо вытащил его из спальни и подвёл к стене, как будто хотел доказать правдивость своих слов, заставляя вместе с ним «вспоминать». Сам Ду Яньмо стоял позади него, поддерживая его мокрый подбородок, наклонялся и слизывал с уголков его рта текущую оттуда слюну, а другой рукой энергично наглаживал белую, упругую грудь мужчины, то и дело цепляя давно покрасневший от ласк сосок.
- Да… - тяжело дыша, Ань Жюле опирался руками на стену, влажные от похоти глаза смотрели на фотографии парня, в эту минуту в его позе полной готовности принять вторжение мужского естества было намного больше удовольствия, нежели стыда.
Ду Яньмо ещё не вошёл, он только готовил его тело к проникновению. Юноша копировал себя, каким он был в пятнадцать, шестнадцать, семнадцать лет… Когда они сделали это впервые, ему было пятнадцать, тогда, подростком, он опирался на познания, почёрпнутые из Гугла. Чего только он не проделывал с телом Ань Жюле, изучая, исследуя, приручая. Теперь все эти места стали самыми чувствительными эрогенными зонами Ань Жюле, под неустанными, страстными и нежными ласками Ду Яньмо они превратились в хорошо пристрелянные мишени, которые охотно признавали в юноше своего хозяина. Иногда Ань Жюле пытался ласкать себя сам, но не получал и сотой доли тех ощущений, которые приносили прикосновения Ду Яньмо.
- М-мм…
Ласковые руки парня посылали острый ток наслаждения в поясничные позвонки, вызывали в теле тянущую истому и заставляли член истекать смазкой. Ду Яньмо наклонился и раскрыл половинки зада мужчины. Только что превосходно растянутая пальцами влажная дырочка возбуждённо и призывно сокращалась, как голодный рот, срочно требующий пищи.
Великое множество людей относятся к этому месту с большим подозрением, считая его грязным в силу того, что оно предназначено для выведения отходов организма, но разве каждая клеточка в прекрасном человеческом теле не подвержена ежедневному метаболизму, производя при этом кучу отработанных веществ? Ни одно место в человеческом организме не является абсолютно чистым, но также ни одно не является и абсолютно грязным.
Двумя большими пальцами обеих рук Ду Яньмо раскрыл отверстие. Ярко-розовое, при малейшем прикосновении, оно сжималось и трепетало, подобно нежному цветку.
- Какая прелесть, - пробормотал Ду Яньмо, вновь засовывая пальцы, растягивая анус и внимательно заглядывая внутрь.
- Ах-хаа…
Ань Жюле едва стоял на ногах. Из-за того, что он старался максимально расслабить сфинктер, вся нижняя половина тела предельно обмякла, у него совершенно не осталось никаких сил стоять на ногах. Он знал эту привычку семнадцатилетнего Ду Яньмо. Иногда перед тем, как войти, иногда после того, как кончил, он любил раскрывать его анальное отверстие и кончиками пальцев гладить края, пытливо наблюдая за изменениями, происходящими в кишке. Особенно ему нравилось смотреть, как оттуда вытекают потоки его белого семени, похожие на потоки слёз. В такие моменты интимные мышцы не подчинялись Ань Жюле, рождая в нём ощущение недержания, и это злило его так, что даже кончик носа краснел.
Ань Жюле не мог видеть себя там, оставалось только слушать красочные описания от Ду Яньмо:
- Перед тем, как я овладею тобой, там всё такое розовенькое, а после того, как отъебу, всё наполнится кровью и станет тёмно-вишнёвым и очень горячим, и тогда быть там… самое лучшее, что только может быть.
Так что Ду Яньмо редко, когда вторгался в него очертя голову, сначала он раскрывал отверстие мужчины до тех пор, пока оно становилось способно принять сразу три пальца, и только тогда вставлял орудие в податливую плоть. К этому времени Ань Жюле уже изнывал от ожидания, а внутри было влажно и жарко. Он не только овладел способами заставить Ань Жюле потерять голову, но и себя не обижал, получая весь спектр тактильных и визуальных удовольствий.
Ду Яньмо убедился, что партнёр достаточно растянут, и вставил указательный палец полностью. Внутри всё было только что смазано, и лубрикант растёрт до комфортной температуры, слизистая оболочка жаркая и размягчённая, плотная и хорошо подготовленная, но всё-таки очень нежная, требующая осторожного обращения. Ду Яньмо предпочитал чуть меньше удовольствия для себя, лишь бы достаточно увлажнить канал, он снова и снова втирал смазку, так что Ань Жюле не вытерпел и протестующе простонал:
- Ты хочешь, чтобы я лопнул…
Ду Яньмо поцеловал его и чуть выпрямившись, приласкал отверстие головкой напряжённого члена:
- Ещё рано.
Ань Жюле вскрикнул, лицо полыхнуло жаром, когда эта штука войдёт в него, он точно умрёт от объедения… Ду Яньмо втянул в рот его пылающее ухо и увеличил количество пальцев до трёх. Сперва он аккуратно провернул пальцы в анусе, придерживая Ань Жюле за ягодицы другой рукой, а затем принялся разрабатывать отверстие движениями туда-обратно. Слегка согнутые жёсткие фаланги пальцев, бессистемные движения, то и дело атакующие чувствительную точку – конечно, по сравнению с проникновением живого члена этого не вполне достаточно для полного наслаждения, но в этом было определённое удовольствие, более тонкое, филигранное и не менее чарующее.
Ань Жюле сдавленно постанывал, член заливался секрецией, которая уже лилась рекой по стволу и растекалась по яйцам. Перед глазами всё плыло, дыхание увлажнялось из-за переполнения рта слюной, крошечные электрические разряды пробегали по позвоночнику, накапливаясь в спинном мозге, пышущее жаром тело настолько ослабело, что он даже не мог сжать рукой затвердевший ствол, разрывающийся от желания кончить. Онемевшая уретра непрестанно извергала похотливые соки, коих набралась уже полная ладонь.
Пальцы Ду Яньмо продолжали измывательства. Ань Жюле никак не мог кончить, его так штормило, как будто в бурю неведомая сила швыряла его на стальные тросы, ещё немного, и он упадёт без сознания. Он сам не понимал, как он смог пережить эти годы одиночества. Пытаясь получить разрядку самостоятельно, он всегда задавался вопросом: и почему у человека только одна пара рук? Сосредоточившись на задней части, не получалось в полной мере утешить себя спереди; если просто тупо дрочить, можно, конечно, кончить, но кульминация получалась какая-то неполноценная, и ощущение пустоты не покидало его. Ань Жюле использовал различные фаллоимитаторы и вибраторы, большие и маленькие, не хватало только купить механическую установку для самоудовлетворения, однако, в глубине души он понимал, что это всё равно будет бесполезно.
Пятнадцать лет, шестнадцать, семнадцать… Парню идёт уже двадцать четвёртый год, скоро минет десять лет с тех пор, как он вырастил и воспитал для себя этого мужчину, и десять лет с тех пор, как этот мужчина, не спрашивая его позволения, переделал его самого под себя. Он повязан с ним всем, вожделением, любовью, всем, что только можно и нельзя придумать. Без него ему останется только высохнуть в пустоте и умереть.
- М-мм…
Ду Яньмо продолжал трахать его пальцами, анальное отверстие уже давно горячее и растянутое, обычно парня не приходилось долго уговаривать, чтобы он вошёл, но сейчас он почему-то медлил. Ань Жюле обернулся и недовольно посмотрел на него. Ду Яньмо улыбнулся, поцеловал его в губы и прошептал:
- Господин Хризантема, я никогда не требовал, чтобы ты умолял меня, но сейчас… я хочу услышать, как ты просишь меня.
Просить? Ань Жюле был обескуражен, он не понимал.
- Да, - Ду Яньмо внезапно убрал пальцы, оставив их внутри только на один сустав. Он провёл ими по краю отверстия, заставляя Ань Жюле воскликнуть: «Не надо, не надо», прежде чем сказать:
- Господин Хризантема, попроси меня только один раз, скажи, что ты хочешь… и я всё сделаю для тебя.
Договорив, он потянул руку Ань Жюле назад и положил её на свой горячий таран, приставленный к «воротам» и готовый к штурму. Ань Жюле мучительно застонал, сразу нарисовав в своём воображении крупный инструмент парня, его внешний вид, цвет, сплетения набухших вен под кожей… всё-всё, от основания до отверстия уретры.
- Господин Хризантема… - хрипло проговорил парень, очевидно, уже на пределе терпения.
Ань Жюле несколько раз беззвучно открыл рот. Он никогда не скупился на бесстыдные пошлости в постели, типа: «входи», «возьми меня», «трахни меня», «глубже» … но если подумать, все эти слова можно было расценивать как команды, указания; по-настоящему он ещё никогда и никого не умолял. Его самого отымели в попу в тринадцатилетнем возрасте, его, несовершеннолетнего, трахал взрослый мужчина, ему и в голову не приходило… что он должен умолять об этом. Это рождало в нём внутренний протест.
Другая рука Ду Яньмо погладила его лицо, потёрла влажные уголки глаз, медленно, словно дразня. Ань Жюле поймал губами его большой палец, втянул в рот и укусил, но это было больше похоже на ласку. Он покусывал и обсасывал суставы пальца, а внутри разгорался огонь похоти, неудовлетворённый член уже начал болеть, и подсознание нашёптывало ему: «попроси, ну попроси же».
- Пожалуйста…
Трудно было вымолвить только первые два слова, дальше пошло как по маслу. Грудь горела так, словно там тлела жаровня с пылающими углями. Ань Жюле прижал к груди руку и как будто провозглашая пламенный манифест перед лицом парня, изложил все свои желания:
- Я сейчас умру… Я хочу… Умоляю тебя… не уходи, не покидай меня… О-оо!
Остальные слова были похерены атакой дубины партнёра, беспрепятственно и дерзко ворвавшейся в раскрытый проход. Ань Жюле мгновенно вспотел, к коже по всему телу прилила кровь, особенно щёки вспыхнули, как будто ему в лицо плеснули крутым кипятком. Внезапное вторжение сделало его неустойчивым, и Ду Яньмо подхватил его, не позволяя упасть; член ещё не вошёл до конца, а мужчина уже почувствовал себя пригвождённым к партнёру.
- А-аа… - голова Ань Жюле закружилась.
Ду Яньмо медленно вошёл в него, придерживая за бёдра и заставляя насаживаться на себя. Ань Жюле был плотно прижат спиной к крепкой груди парня, чувствуя таящуюся внутри пульсацию жизни, его тело сотрясалось от толчков снизу в едином ритме с сердцебиением парня. Под действием веса их соединение с каждым ударом становилось всё плот-нее и глубже, могучий фаллос парня, подобно палке, пронзал его почти насквозь.
Слишком жёстко, живот Ань Жюле болел, он попытался упереться коленом в стену, чтобы немного уйти от ударов, но его рывком вернули назад. Ань Жюле вскрикнул. Жёсткие лобковые волосы партнёра натирали нежные края сфинктера, вызывая непреодолимый зуд. К счастью, Ду Яньмо не вкладывал в толчки всю силу, он слегка выпрямился, затем поднял одну ногу мужчины, раскрывая его бёдра, а другой рукой схватил его подбородок, заставляя посмотреть на стену, и спросил:
- Скажи, в каком возрасте я тебе больше всего нравлюсь?
- … М-мм?
- Помнишь, вначале я трахал тебя вот так, - не договорив, он схватил ягодицы Ань Жюле и яростно двинул бёдрами; каждый удар проникал в самую глубину, каждый удар раскрывал тело партнёра настолько, что больше принять было невозможно, и сфинктер натягивался так, что складки полностью разглаживались. Перед глазами Ань Жюле пошли разноцветные круги, всё, что он мог, это громко стонать как безумный:
- Нет… Нет… Ах…
Этот способ запредельно глубоких проникновений напрочь вышибал разум из его головы, как будто член доставал аж до макушки черепа, и слёзы летели брызгами из глаз, а изо рта вырывался бессвязный бред вперемешку с криками:
- Умираю, слишком глубоко, я не вынесу… А-аа… У-ууу…
Рассеянно, как сквозь туман, он смотрел на фотографию мальчика… нет, мальчик выглядел уже как юноша, и ему показалось, что он вернулся в то время, и совсем как тогда его ****, не зная устали, ненасытный молодой жеребец. Ду Яньмо прикусил его за ухо и не переставая трахать, спросил:
- Я тебе нравлюсь помоложе… или таким, как сейчас?
Он опять изменил способ соития, вынув орудие наполовину, а оставшуюся внутри половину члена упёр прямо в простату Ань Жюле, атакуя её мелкими и частыми ударами, как швейная машинка на частой строчке, когда невозможно даже проследить взглядом работу иглы. От этих целенаправленных ударов в чувствительной точке накапливалось такое наслаждение, в котором человек мог утонуть, забыв обо всём. От непередаваемого удовольствия у Ань Жюле перехватило горло, он больше не мог издать ни звука, лишь безмолвные слёзы текли по щекам.
В дальнейшем Ду Яньмо овладел множеством способов совокупления, особенно в эти полгода. Вероятно, зная теперь истинный возраст возлюбленного, он стал больше заботиться о качестве секса. Ань Жюле пользовался этим и не чувствовал себя неудовлетворённым. Детские переживания юноши были чем-то бо;льшим, нежели его нежелание стареть, гораздо бо;льшим…
- А я…
- Что ты? – спросил Ду Яньмо.
Ань Жюле вновь обернулся, в его тёмно-карих глазах плескались тонкие блики, прекрасные, волнующие:
- Тебе нравлюсь я теперешний… или прежний? – спросил и сразу отвернулся, «можешь не отвечать, я знаю ответ». Ду Яньмо оторопел, не зная, как реагировать, а потом смял его в объятиях, прижал к себе и горячо зашептал в ухо:
- Разве я не сказал, что я ещё бо;льший извращенец, чем ты?
Ань Жюле как сквозь туман почувствовал, как он толкнулся внутри него и услышал:
- Ты сказал, что мы вместе на всю жизнь, и я буду возить тебя на инвалидной коляске и менять тебе подгузники… Верно? Я с нетерпением жду этого.
«Ждёшь чего? Ждёшь, когда меня парализует снизу?» Ань Жюле покосился на него влажными глазами. Ду Яньмо с любовью поцеловал его уголок рта:
- Так что, никуда ты от меня не денешься, на инвалидной коляске далеко не уедешь, я всё равно догоню и трахну. Кстати, заодно и подгузник поменяю. Так и будет: каждый раз, как надо менять подгузник, я тебя заодно и трахаю.
Его жаркий взгляд был совершенно серьёзным, он вовсе не шутил. Ань Жюле так и замер с открытым ртом. «Мамочки, вот кто тут извращенец! Или я настолько привык к этому, что уже и не замечаю…» И ещё бо;льшим извращением стало то, что его живот внезапно сжался, и он едва удержался, чтобы не выплеснуться. И тут же вспомнил свою старую фразу, сказанную когда-то Цяо Кенану: «Вы друг другу подходите, как разбитый горшок и дырявая крышка». Прошло совсем немного времени, и с ним теперь всё то же самое.
Наверное, все люди в этом мире одинаковые, как кусочки пазлов, каждый ждёт свою недостающую детальку, чтобы стать завершённым. Не всегда каждый кусочек приходится точно впору, но в любом случае он залатает брешь и сделает человека цельным, не позволит рассыпаться.
Подумав об этом, Ань Жюле развернулся и прижался к Ду Яньмо, обнял его крепко-крепко. Ду Яньмо подхватил его под бёдра, поднял, раздвинул его ноги и снова вошёл спереди:
- Господин Хризантема, ты в любом возрасте… всегда, всегда самый лучший.
Очень хорошо, значит, он самый лучший, лучше кого бы то ни было. С этой мыслью Ань Жюле охнул, острое наслаждение прошло по телу электрическим разрядом, и он брызнул спермой на живот Ду Яньмо. Широко раскрыв глаза и рот, он шумно дышал, совершенно непредвиденное семяизвержение привело его в растерянность. Ду Яньмо вытер его сперму, размазавшуюся между их животами, затем, почти выйдя из него, аккуратно уложил мужчину на пол и снова толкнулся.
Ань Жюле отстрелялся не до конца, кишка судорожно сжималась, по-прежнему находясь в чувствительном состоянии, простату снова шлифовали, и по ногам от бёдер до кончиков пальцев волна за волной острыми иголочками прокатывались крошечные импульсы. Его непрерывно трясло мелкой дрожью, он чувствовал такую слабость, будто все кости в теле стали мягкими, как пластилин. Ань Жюле всхлипнул, схватил Ду Яньмо за руку и задыхаясь проговорил:
- Не надо, не надо, правда не надо…
Но Ду Яньмо слишком хорошо знал пределы возможностей его тела, он немного замедлился, но не остановился. Вскоре Ань Жюле закатил глаза и не в силах вымолвить ни слова, провалился в нирвану; тело горело и плавилось от прилива слишком бурных чувств, обмякший член жалко мотался спереди, вздрагивал и исторгал полупрозрачные остатки эякулята. Этот безмолвный оргазм длился долго, очень долго, когда Ань Жюле пришёл в себя, всё его лицо было залито слезами.
Будучи богом-повелителем Гугла, Ду Яньмо прекрасно понимал, что происходит с мужчиной, он целовал его мокрое лицо, а его член внутри получал свою порцию счастья синхронно со спазмами кишечника – узкий канал сжимался, присасывался и не отпускал. Удовлетворив любимого, Ду Яньмо наконец-то отпустил себя во весь опор.
- Ха… Ха… О… Да… - Ань Жюле тяжело дышал, уголки карих глаз покраснели от беспрерывно текущих слёз, он весь дрожал, а на лице плавало выражение недоумения, как у девственницы, впервые попробовавшей неведомую прежде сладость плотской любви… Его блаженный вид вы-звал улыбку умиления у Ду Яньмо. Он с любовью расцеловал мужчину, думая о том, что этот человек в любом возрасте всегда будет вызывать в нём одержимую любовь, и он никогда от него не откажется.
«Ненавижу твою мать, родившую тебя так рано, ненавижу свою мать, родившую меня так поздно. Но однажды мы все постареем. Мы станем очень старыми… Когда ему будет восемьдесят лет, а мне шестьдесят семь, пусть между нами останется разница в тринадцать лет, но разве в глазах посторонних мы не будем просто двумя старикашками?»
… Нет, если учесть степень стремления этого мужчины под ним выглядеть молодо, скорее это он сам будет выглядеть как восьмидесятилетний. От этих мыслей лоб Ду Яньмо покрылся испариной, это показалось ему весьма скверным… Прежде он совершенно не думал, что его могут постигнуть такие неприятности. Он взглянул на стену, где он был ещё моложе и вдруг вспомнил, как Ань Жюле чуть что, говорил; «а-а, ты ещё ребёнок, нужно заботиться о своей красоте, пока ты ещё молод…» Можно сказать, восемнадцатилетний любовник – это мечта и надежда всех мужчин, может, Ань Жюле считает… что в восемнадцать лет он был лучше?
Ду Яньмо судорожно прижал к себе мужчину, пытливо вглядываясь в его лицо; последний медленно приходил в себя и словно почуяв его беспокойство, погладил парня по щеке и спросил:
- Что с тобой?
- … Ничего.
Ду Яньмо снова начал двигаться. Он совершенно бездумно, на автомате проникал в него и непрерывно целовал шею Ань Жюле, ключицы, грудь… нежно, целомудренно; этот человек так ревностно и старательно ухаживал за своим телом, теперь Ду Яньмо вполне понял его слова, когда он говорил то ли в шутку, то ли всерьёз:
- Я боюсь, если буду недостаточно заботиться о своей внешности, я очень быстро состарюсь.
«А ведь он прав», подумал Ду Яньмо, наверное, когда Ань Жюле будет ухаживать за собой, он тоже должен последовать его примеру.
***
После любовного сражения оба оголодали. У Ань Жюле не было сил на готовку, а Ду Яньмо с кулинарией разделён навечно, как человек с небожителями; сваренный им рис слипался так, что впору его мечом разрубать. Короче, они заказали курицу на вынос в магазине знаменитого дедушки KFC. Ань Жюле откусил кусок жареной курицы и примирившись наконец с судьбой, сказал:
- Как-нибудь на днях… Пойдём, поищем квартиру побольше.
Ду Яньмо протянул руку и утёр жир с уголка его губ:
- Нет.
«Нет? Нет?!» Кусок жареной курятины выпал изо рта Ань Жюле и шлёпнулся обратно на тарелку. Ду Яньмо, увидев его расстроенное лицо, сразу понял, что мужчина, наконец-то, сдался и хочет сойтись с ним, и поспешно поправился:
- Мне и тут хорошо.
Ань Жюле пристально посмотрел на него, «эх ты, ребёнок, как мне, старику, объяснить тебе, чтобы ты понял?» Он со вздохом взял куриную ножку и обрисовал ею в воздухе контуры помещения:
- Здесь слишком тесно.
Прежняя квартира Ань Жюле тоже была небольшой, но в то время Ду Яньмо не жил у него постоянно, и большая часть его вещей находилась в доме родителей, тогда такая площадь была вполне приемлемой. Но если теперь они станут жить вместе, места определённо не хватит.
- Ты такой большой, как ты втиснешься в такое пространство?
Ду Яньмо подумал немного, а потом поднял колени и обхватил себя руками, сжавшись в комок:
- А если так, я помещусь?
- …
«Детёныш, тебе двадцать три, ты таким способом хочешь прикинуться милым?» И смех, и грех.
Ань Жюле:
- Тебе так нравится здесь у меня?
- Да, - кивнул Ду Яньмо, - Мне нравится там, где живёшь ты.
Ань Жюле:
- Я много, где жил, и в южной части города… не знаю, жив ли ещё тот дом.
Всё течёт, всё изменяется, и в человеческой жизни почти ничего не остаётся неизменным. Тот старый дом, где была квартира Ли Яояна, несколько лет назад снесли, а на его месте построили новое многоэтажное здание. Ань Жюле это не слишком интересовало, ведь всё, чем он действительно дорожил, прошло через множество переселений и осталось с ним.
- … Господин Хризантема, - Ду Яньмо дождался, пока он закончит есть и вытер ему руки влажными салфетками, - Если тебе нравится, мы продолжим собирать коллекцию снимков.
Ань Жюле ошеломлённо замолчал, чувствуя, как щёки снова занимаются жаром и не зная, что ответить. Его разоблачили в том, что он украдкой следил за парнем издалека, в том, что собирал вырезки из газет и фотографии, в том, что совершал безумные поступки. Он уже давно не оплакивал свой провал, он закалён и психологически подготовлен. Ду Яньмо расцеловал его зардевшиеся щёки и сказал то, что давно уже хотел:
- И меня тоже возьми в свою коллекцию.
«И таким образом, где бы я ни был, я всегда и везде буду принадлежать только тебе. Я навсегда только твой». Ань Жюле не успел ответить, Ду Яньмо его опередил:
- Не отказывайся… Хорошо?
Ань Жюле смотрел на молодого мужчину и видел перед собой уже не мальчика, который когда-то цеплялся за него и умолял: «Только не прогоняй меня!», но практически того же самого человека, только намного более сильного и нахального, и слова его были вроде бы те же самые, но смысл был: «Я запрещаю тебе прогонять меня!»
«Да как бы я посмел?» Ань Жюле усмехнулся и нежно погладил его по щеке, обругав между делом:
- Дурак какой.
Раз уж он с самого начала его не прогнал, то теперь, когда он стал таким замечательным – да разве он сможет от него отказаться? Когда он влюбился в него, вряд ли он был самым лучшим возлюбленным, но парень так много работал над собой, так старался, что теперь действительно стал самым лучшим, несравненным. И он хотел теперь всю оставшуюся жизнь наслаждаться этим редким сокровищем, всю жизнь беречь его и лелеять.
Итак, на восьмом году отношений они наконец-то стали жить вместе. Ань Жюле всё-таки нашёл квартиру побольше и переехал. В этом доме он тоже сделал стену с фотографиями парня, а перед ней расстелил тот большой, в своё время со всей душой выбранный ковёр – Ань Жюле со скандалом вытребовал его у прежней домовладелицы.
По выходным в хорошую погоду Ду Яньмо любил спать на нём, солнечный свет, проникая в окно, окутывал его тело сияющим ореолом, и юноша словно сливался с коллекцией фото на стене, становясь её частью… В такие минуты Ань Жюле чувствовал себя окружённым любовью всей своей жизни. Он думал, глядя на парня, что за всю свою жизнь, полную взлётов и падений, он сменил так много мест проживания, собрал так много вещей, но ни одна из них не доставляла ему столько счастья, сколько давал только один взгляд на его мальчика.
Это самый лучший финал. Самый счастливый.
**Рецепт жареной курочки от дедушки KFC (на вкус лучше, чем в ресторане). Рецепт взят на baidu.
Когда ко мне приходят в гости родственники или деловые партнёры, мне иногда хочется удивить их чем-то вкусненьким, и я не всегда знаю, что приготовить, чтобы все восхищались? Казалось бы, чего проще, чем пожарить курицу? Однако, на самом деле хорошо пожа-рить курицу – это целое искусство. По сравнению со сложным тра-диционным рецептом метод приготовления жареной курицы от де-душки KFC весьма прост. Итак, вам потребуется:
Курица примерно 1,5 кг. весом, зелёный салат, немного картофеля (примерно 2 шт), небольшой кусочек сливочного масла для обмазки курицы и для маринада: пол чашки белого виноградного вина, пол чашки соевого соуса (можно так же добавить пару столовых ложек устричного соуса – если есть, но можно обойтись и без него), пол чашки кетчупа, 1 столовая ложка сахара (можно заменить мёдом), несколько зубчиков чеснока – порубить мелко; сладкой паприки 1 чай-ная ложка, чёрного перца по вкусу.
Глава 2 «Candy Crush»
(Компьютерная мини-игра с конфетами, суть игры смотрите в интернете).
Сейчас эпоха бесчинства знаний.
Так называемое воплощение буйства интеллекта – это первый пуленепробиваемый (на самом деле вовсе нет) мобильный телефон от крупнейшего производителя Nokia, вошедший в десятку самых прочных в мире. Его популярность не знала себе равных, но и он столкнулся с кризисом. Сейчас смартфон уже не является чем-то необычным, кроме того, есть множество планшетов на любой вкус.
Тем не менее, Ду Яньмо всегда был исключением из правил. Он считал современные смартфоны слишком хрупкими, неудобными и слишком сложными в пользовании. Куда как лучше старые телефоны, которые могут выжить даже после землетрясения, поэтому он пользовался толь-ко старыми моделями, причём теми, о которых в аннотации писали, что они предназначены «для пожилых людей». Ань Жюле то и дело подкалывал его:
- Ты мой юный старичок.
Этот «юный старичок» и в самом деле дед с преждевременным слабоумием, после того, как он потерял подряд три аппарата, Ань Жюле рассвирепел и купил ему новейшую модель, дорогущую, навороченную, многофункциональную и вручил со словами:
- Только попробуй ещё раз где-нибудь посеять.
Шутка ли, аппарат за 20 тысяч тайваньских долларов, Ду Яньмо держал его в руках осторожно и трепетно, как только что снесённое куриное яйцо. Ань Жюле подумал, что надо было ещё два года назад купить парню нормальный телефон. Но вспомнив, каким тот был тогда… Нет, его тогдашний гонор не позволил бы мальчишке принять такой подарок, особенно если вспомнить, что даже пара кроссовок едва не стала поводом для расставания, что уж говорить о более значимых вещах. Теперь юно-ша повзрослел, поумнел, успокоился и больше не возражал.
Люди всегда жалуются на жестокость уходящего времени, но в случае с его мальчиком ни одна секунда из прошедшего времени не прошла даром, каждая отложилась в нём приобретённым опытом и статью. Он достоин звания мужчины – его мужчины. Каждый раз при мысли об этом Ань Жюле хотелось петь от радости, как будто он выиграл в лотерею.
Ань Жюле хорошо разбирался в компьютерной технике, но не считал себя человеком, зависимым от разного рода гаджетов. Видя, что Ду Яньмо никак не может освоить новое устройство и бестолково елозит пальцами по сенсорному экрану, Ань Жюле не вытерпел и с азартом принялся наставлять его:
- Ну вот, посмотри, это Faсebook, это LINE, приложение, с помощью которого ты можешь скачивать всё, что тебе нравится…
Бла-бла-бла, бла-бла-бла, Ду Яньмо слушал, как святые тексты тибетских мудрецов, тем не менее, прилежно приступил к изучению функций. И когда жена убежала на работу, он с исключительным вниманием ухватился за освоение программы мгновенных сообщений.
Несколько дней Ань Жюле заставал его за изучением новой игрушки, симптомы непонимания вроде бы исчезли, частота использования телефона вошла в штатный режим. Однако, с каждым днём Ду Яньмо всё больше зависал в гаджете. Ань Жюле полагал, что это нормально, парень получил новую игрушку, ну, повозится с ней, пока не надоест, и всё будет в порядке. И вот, прошло три дня, прошла неделя…
- Ду Яньмо! Иди есть!
Парень и головы не поднял.
- Подожди, сейчас ряд разобьётся, и я выключу.
Ань Жюле:
- …
Живя под одной крышей можно и в самом деле не поднимать головы и не смотреть на партнёра. Ду Яньмо увлёкся мини-игрой Candy Crush, суть которой состояла в том, чтобы собрать ряд из трёх конфет и более, а затем уничтожить их; переход на более сложные уровни привёл к тому, что парень мог часами не замечать никого вокруг.
Рассерженный Ань Жюле пожаловался Цяо Кенану:
- Если не ошибаюсь, он сейчас предпочтёт раздеть виртуальную конфету, нежели меня. Я, такой импозантный красавец, проигрываю куче раздавленных конфет, слыханное ли дело?!
Цяо Кенан:
- О, это довольно занимательная игра.
Ань Жюле скользнул по экрану своего мобильного, открыл программное обеспечение и немало удивился:
- ****ь, по ходу этому народу нечем заняться с утра до ночи? Это же невиданно потрясно, и пальцы не ломаются?
Однако, он тоже сыграл и выключил только когда дошёл до тридцать третьего уровня.
Цяо Кенан улыбнулся:
- А, ты тоже добрался до неё, на самом деле, очень весёлая игра, картинка симпатичная, очень способствует снятию стресса и мозги не напрягает, играешь себе и параллельно что-нибудь обдумываешь, и тут раз – и всё понял… И знаешь, я даже как-то видел, как Лу Синьчжи в неё играет, только он ни за что не признается!
Представить себе великого и могучего генерального барристера Лу, тайком втыкающего в гаджет и истребляющего конфеты… Ань Жюле:
- Ты не боишься, что твой супруг станет рабом своего увлечения, будет сосать только виртуальные леденцы и перестанет отсасывать тебе?
Цяо Кенан:
- Этого не случится. В этой игре одна жизнь заканчивается через тридцать минут, если только друг не отдаст тебе свою жизнь… А у него нет друзей, он играет в одиночку, несколько раз умрёт – и потеряет терпение.
Так и есть, Ань Жюле вспомнил, как в самом начале увлёкся игрой, а потом ему надоело постоянно умирать, и он оставил её. Его мальчик всё ещё увлечён, наверно, лучше оставить его в покое, пусть играет.
Жизнь летит, туманя глаза слезами, вот прошло ещё пол месяца…
В телевизоре всё так же распинался ведущий, демонстрируя фото метеорита, упавшего на землю сто лет назад: «Это! Реально! Правда! Или! Этого! Не! Может! Быть! Думайте! Обсуждайте! Вперёд!» - орал с пеной у рта, как будто этот метеорит упал прямо у дверей его дома, а парень, бывший горячий поклонник передачи и её ведущего, даже не взглянул на экран.
Ань Жюле с очень сложными чувствами посмотрел на погружённого с головой в игру парня. Колесо судьбы вращается, когда-то он тайно ревновал юношу к этому болтуну, а теперь вдруг они оба попали в немилость. Ань Жюле, не зная, куда себя деть от скуки, щёлкал пультом, меняя каналы в тупом ожидании, когда, наконец, любовник уже наиграется. Потом просто подошёл и заглянул в его телефон… Вот ****ство! По-чти сотня SMS-сок от друзей со всего света, и все, как один, дарят ему новые жизни? У него дыхание перехватило от обиды, в глазах белый свет померк.
Ань Жюле выключил телевизор и спросил:
- Ну, и на каком ты уже уровне?
- На девяностом, - не отрываясь от экрана, парень хмурил брови, мучительно и глубоко обдумывая следующий шаг.
По правилам игры нужно собрать и устранить ряд из трёх конфет одинаковой формы, специфика в том, что все конфеты имеют разное предназначение и кроме того, мешают друг другу; к тому же, большинство начальных уровней не имеют ограничений по времени, до конца одной жизни можно сколько угодно обдумывать стратегию. Конечно, удача стоит на первом месте, но в некотором отношении эта игра требует бо;льшего напряжения умственных сил, нежели простые карты.
Пусть даже так, кости или карты, это просто развлечение! Что за странные люди находят особое удовольствие в уничтожении одинаковых по форме и рисунку конфет? Из десяти мелких игр девять с половиной имеют такие же условия. Ань Жюле:
- Ты уже давно играешь, не хочешь прерваться?
- Ладно, сейчас вот это уничтожу и закончу.
«Детёныш, я эту фразу уже пол месяца слышу…»
- Ты уверен?
Хм, похоже, в этих словах прозвучала срытая угроза или показалось? Ду Яньмо, не отвлекаясь от перестановки кусочков конфетной мозаики, небрежно буркнул что-то невнятное. Ань Жюле зло ухмыльнулся: «Вот, значит, как? Это совершенно неприкрытое презрение, пренебрежение и игнор! Никто такого не потерпит!»
Он резко встал и опрокинул парня на диван. Ду Яньмо:
- ?
Глаза Ань Жюле холодны, как лёд:
- Послушай хорошенько, пока ты не раздавишь этот ряд, я запрещаю меня трогать.
Он быстро скользнул ниже и пока парень не опомнился, стянул с него домашние штаны вместе с трусами. Ниже густых зарослей грубых чёрных волос прятался фаллос, похожий на змею, впавшую в зимнюю спячку. Ань Жюле облизал губы, несколькими умелыми движениями рук пробудил этот предмет и припал к нему ртом.
- М-мм… - застигнутый врасплох неожиданным удовольствием Ду Яньмо шумно втянул воздух и наклонив голову, посмотрел наконец на мужчину. Большой член парня заставил невыносимо раскрыться маленький рот Ань Жюле и упёрся прямо ему в глотку. Ань Жюле вытолкнул член и всосал тёмную головку с громким причмокиванием. Ду Яньмо ярко чувствовал всю гамму ощущений от нежных до жёстких; когда член входил в рот, в раздутых щеках мужчины смутно вырисовывались его контуры.
Невероятно возбуждающая картина, тем более, что Ань Жюле прекрасно знал, как выглядеть привлекательным во время минета: нужно обязательно смотреть снизу-вверх в глаза партнёру, развратно ласкать его с видом полной покорности, как будто слаще его члена лакомства не существует, как будто ты влюблён по уши и готов на всё – это сведёт с ума любого мужчину в мире.
- М-мм… - закатывая глаза от удовольствия, простонал Ань Жюле.
Он томно разлёгся между ног Ду Яньмо, лаская член ртом и руками. Он облизывал его, как сладкое мороженное, играл языком с уретрой, то вонзая в отверстие кончик языка, то сладко посасывая, как будто лакомился чем-то невероятно вкусным. Ду Яньмо уже было не до игры, он отложил телефон и потянулся к лицу Ань Жюле, чтобы погладить, и тут услышал:
- Пока не перейдёшь на следующий уровень, ко мне не прикасайся.
Ду Яньмо обомлел. Ань Жюле мягко потёр зубами головку, прижался щекой к эрегированному члену и улыбнулся влажными губами:
- Само собой, кончать тебе тоже запрещается.
От этих слов у Ду Яньмо даже кожу на затылке свело, и до него дошло задним числом: его любимый разозлён не на шутку.
Ань Жюле всегда смотрел на жизнь просто: самое мучительное для мужчины, это невозможность кончить; член – это корень жизни, главная драгоценность мужчины, и если хочешь как следует помучить мужчину – выбирай именно это место. Обычно Ань Жюле был не склонен к издевательствам, но если уж возьмётся, заставит жертву сожалеть, что на свет народился.
Когда-то в далёком школьном прошлом Ду Яньмо почти не позволяли играть в компьютерные игры, и у него был психологический комплекс из-за этого; теперь, когда он увлёкся игрой в телефоне, он навлёк на себя наказание и очень раскаивался:
- Господин Хризантема, я больше не буду играть.
Куда делось желание Ань Жюле?
- Играй, играй по-крупному, не стесняйся!
Ду Яньмо потерял дар речи, не играть нельзя, придётся приложить все силы, чтобы как можно скорее решить головоломку. Разумеется, мужчина не стремился сделать ему «хорошо», всё его мастерство было пущено в ход, чтобы затмить весёлую музыку игры непристойными звуками сосания. Ань Жюле нарочно сопровождал действо непрерывным сексуальным мычанием * и причмокиваниями, так что Ду Яньмо не осмеливался даже смотреть на него, потому что сразу хотелось сгрести его в объятия, завалить под себя и немедленно вставить. Однако, перед этим он сначала должен убедить мужчину, что больше не играет…
(*звук м-ммм, издаваемый во время минета заставляет вибрировать мягкие ткани нёба, и эту вибрацию мужчина чувствует членом, это даёт дополнительное удовольствие. Подробнее здесь:
Уже несколько раз Ду Яньмо подходил к «финишной черте», но не смел позволить себе излиться, от этого член буквально одеревенел, было очень больно. В критических ситуациях человеческие способности раскрываются иначе, чем обычно, и в своём «критическом моменте» Ду Яньмо застрял очень надолго. Конфеты всё никак не складывались, казалось, пережить это будет невозможно, но вдруг раздался звон – очередная жизнь закончилась. Ду Яньмо перевёл дух и показал Ань Жюле картинку:
- Всё.
Ань Жюле издал какой-то звук, втянул головку и обвёл вокруг по венечной бороздке языком.
- Не будешь продолжать?
- Нет.
Ду Яньмо поспешно отбросил телефон, как горячую картофелину. «Вот это другое дело», подумал Ань Жюле и решив, что достаточно вразумил парня, принялся сосать более вдумчиво и целенаправленно. В качестве десерта после издевательства Ань Жюле расслабил горло и заглотнул член целиком; достигнув дна глотки, головка упёрлась в мягкое нёбо и незамедлительно вызвала рвотный позыв. Глотка, естественно, сократилась спазмом, даруя Ду Яньмо несказанное удовольствие; одна-ко, состояние Ань Жюле для него по-прежнему было в приоритете:
- Господин Хризантема, не принуждай себя…
- … М-мугу-мм… - Ань Жюле глотал безостановочно, из глаз текли слёзы, он время от времени выплёвывал член и ласкал рукой, давая себе передышку, потом опять возвращался к минету, с любовью обсасывал головку и вновь пропускал ствол в горло.
Ду Яньмо напрягал грудь в попытках урегулировать дыхание. Он погладил мокрые щёки Ань Жюле, утирая слёзы, и твёрдо сказал:
- Я сейчас кончу.
Ань Жюле снова издал непонятный звук, однако «леденец» изо рта не выпустил, наоборот, насадился головой на стержень. Он не любил глотать сперму и всякий раз, когда парень подходил к кульминации, он применял другой способ заставить его кончить, методом обратного хода (т.е. не отстраняясь, а наоборот, задвигая член поглубже, тогда сперма изливается прямо в глотку, минуя язык, и вкус спермы не чувствуется – прим. переводчика, подробнее гуглите).
Ду Яньмо больше не мог сдерживаться, шевельнул бёдрами, толкаясь глубже, и струя густой спермы вылетела в рот Ань Жюле. Хотя мужчина был готов принять её, выброс в глотку получился настолько мощный, что Ань Жюле закашлялся. Ду Яньмо засуетился, не зная, как выразить любовь и как лучше поступить, схватил влажные салфетки, принялся вытирать его лицо:
- Господин Хризантема…
- Ничего страшного, - Ань Жюле взял салфетку из его рук, но вытер только уголки рта, а всю сперму, что была во рту, проглотил. Движения, которыми он промокал рот салфеткой, навевали образ утончённого денди, только что элегантно отобедавшего во французском ресторане, вот только прилипший сбоку кудрявый волосок разрушал иллюзию и вызывал совершенно другие ассоциации. Ду Яньмо с улыбкой двумя пальца-ми снял волосок, попутно приласкав большим пальцем его губы.
Ань Жюле высунул язык и облизал подушечки пальцев парня, неотрывно глядя на него влажными карими глазами, как будто проникающими в самую душу, в их сияющем блеске было и очарование, и сексуальность, и завуалированная обида, и неудовлетворённость… Ду Яньмо немедленно обнял его и совершенно искренне повинился:
- Прости.
Ань Жюле шумно выдохнул носом и не меняя выражения лица проворчал:
- Извинения бесполезны, я пуст и одинок, я больше не смогу любить.
- …
Не зная, что такое он только что видел, Ду Яньмо зарылся лицом в своё любимое место между шеей и плечом мужчины, заискивающе потёрся и проговорил:
- Это не важно, я всё равно буду любить.
Ань Жюле не знал, что сказать, чем взрослее ребёнок, тем труднее с ним справляться, особенно, когда ребёнок научился вдувать сладкие слова в уши. Он фыркнул и укусил парня за палец – обычно коты так выражают своё недовольство. Ду Яньмо вскрикнул и нахмурился, делая вид, что ему очень больно, чем очень насмешил Ань Жюле. Увидев его улыбку, Ду Яньмо вздохнул с облегчением:
- Я удалю эту игру.
- Это не важно.
Он же не настолько мелочный, чтобы запретить человеку развлекаться, нужно просто знать меру и ни в коем случае не оставлять жену без вни-мания. Ань Жюле терпел пол месяца, пока наконец решил, что с него хватит. Ведь все мужчины, независимо от того, натуралы или геи, устроены очень просто: если они в определённом аспекте удовлетворены, во всех прочих аспектах они сразу становятся щедрыми.
- Не надо.
Ду Яньмо боялся получить выговор и колебался, не дать ли ему твёрдое обещание, но Ань Жюле только посмотрел на него ясным взором:
- Я просто буду играть с тобой, только и всего.
Так, без криков и скандалов Ань Жюле достиг цели, сказав, что не собирается играть как попало, а отнесётся со всей серьёзностью. Он нашёл всех своих приятелей по Фейсбуку и целый день клянчил у них жизни про запас, вплоть до того, что даже зарыл топор войны и добавил в друзья Лу Синьчжи. Во всяком случае, теперь он мог отследить действия последнего на Фейсбуке и видел, что Лу Синьчжи в данный момент честно и благородно играет. Обеспокоившись, Ань Жюле послал дочке сообщение:
«Твой что, больной? Я вижу тройку лучших игроков, и он в ней первый!»
Цяо Кенан вздохнул:
«Мало этого, он и сейчас сидит играет, уже на двести семидесятый уровень ** вышел, а это три звезды».
(**Для справки: в момент выхода игры Candy Crush в мировой релиз в мае 2017г. в ней насчитывалось 440 уровней; звёзды также присуждают за достижение определённого уровня: 5 звёзд – наивысший, 3 звезды, соответственно, средний уровень игрока).
Ань Жюле:
«…» Он параноик?
Цяо Кенан:
«И это при том, что у него нет друзей, никто не дарит ему жизни, у него нет возможности найти способ изменить систему самообеспечения телефона и прочее, поэтому кроме нас двоих, ему может отдать голос только его левый аккаунт!»
Ань Жюле окончательно онемел.
Уже в полночь Ду Яньмо сквозь сон услышал знакомые звоночки и какой-то шорох, приоткрыл глаза и едва не обмер от испуга: пучок белого света во мраке ночи освещал снизу мертвенно-бледное лицо его любимого, вот так столетняя любовь подверглась испытанию.
Ань Жюле забыл про сон и еду, так что теперь уже Ду Яньмо пришлось просить пощады:
- Господин Хризантема, ты хоть поешь, а потом уже играй.
- Подожди, я уже почти… Ащщ, не прошёл на уровень, эти гадские мелкие конфеты просто взбесились, я уже чертовски устал от любви!
«Кто устал от любви?» Ду Яньмо печально вздохнул и в полной мере осознал, что дальше так продолжаться не может. Он решительно удалил в обоих их телефонах эту чёртову игрушку, оставив Ань Жюле только «Выращивай грибы» (компьютерная мини-игра).
Единственно правильное решение относительно конфет – развернуть и съесть, это факт. А собирать их по трое и уничтожать – бессмысленно!
Глава 3 «Нью-Йорк, Нью-Йорк»
;// (Начало)
Стоя на выходе из аэропорта в беспрерывном потоке входящих и выходящих людей, пролетевших в самолёте больше десяти часов, Ань Жюле устало смотрел на небо… поправочка, на потолок и спрашивал сам себя: «Зачем я здесь?» Погода в Нью-Йорке чудесная, за громадными окнами в синем небе плывут белые облака, вдалеке, упираясь в небо, высятся небоскрёбы – Ань Жюле знакома эта картина, виденная во множестве фильмов, как в обычном виде, так и лежащим в руинах; более того, он прожил здесь целый год. Год кромешного Ада, с тех пор при слове «Нью-Йорк» ему всегда хотелось удрать куда подальше.
Он сделал несколько шагов, опередив Ю Юй, и увидев, что она за ним не успевает, обернулся и прикрикнул:
- Ну что ты застряла? Времени нет!
Ань Жюле со вздохом подхватил её под локоть и потащил за собой. Он прилетел налегке, с одной сумкой, в которой лежал только паспорт и доллары, которые он только что обменял в банкомате аэропорта, из чего было видно, что собирался он в крайней спешке. Он успел только послать сообщение своему юному любовнику, который находился далеко, на Амазонке, где принимал участие в соревнованиях по ультрамарафону…
В июле у студентов как раз наступили каникулы, и Ду Яньмо не сидел без дела. Он подал заявку на ночной забег в Тайбэе, а потом рассчитывал вылететь на Амазонку на недельный ультрамарафон. Всё это не имело отношения к изнеженному городскому слабаку Ань Жюле, но следуя примеру любимого, он тоже записался на ночной забег на минимальное расстояние, чтобы поддержать дело мужа и полюбоваться на истинного красавца.
Он не предполагал, что вся его команда окажется девушками! Куча больших сисек! И с ними такая же куча натуралов, исходящих на них слюнями… Ему пришлось считать всех этих кобыл просто пылью на дороге и мысленно представлять, что он бежит в полном одиночестве. Когда же он пожаловался «дочке», Цяо Кенан не проявил никакого сочувствия:
- Не страдай фигнёй, если ты как баба бежишь на какие-то жалкие пять километров, естественно, что тебя зачислили в девичью команду! Несгибаемый, железный мужчина вызвался бы пробежать в элитной команде десять километров! Ты хоть раз был в спортзале? ****ь, ты бы видел этих мужиков, они могут летать, как на крыльях!
Не так давно Лу Синьчжи заставил его ходить на фитнес, и в сравнении с этими потрясающими людьми, у него были пока весьма скромные результаты. Действительность жестока, Ань Жюле чувствовал себя близким к отчаянию. Что же до Амазонки, то он только тихо молился, чтобы всё обошлось благополучно.
Когда Ду Яньмо нерешительно и робко намекнул, что снова собрался на марафон, Ань Жюле, не дрогнув, как и прежде ответил согласием:
- Хорошо, если хочешь, поезжай.
Сухо и просто, без лишних сантиментов, но Ду Яньмо показалось, что он против, и вместо того, чтобы успокоиться, парень ещё больше встревожился. За неделю до отъезда его метания вылились в бесконечный постельный марафон, он брал и брал Ань Жюле, каждый раз как в последний, как будто завтра он умрёт.
Ань Жюле мог говорить о чём угодно, только не о своих истинных чувствах. В прошлом его скрытность привела к разрыву, и память об этом так и тлела в сердце Ду Яньмо неизжитыми страхами. Он так боялся, что на самом деле мужчина не одобряет его поездку, что в один из раундов вдруг остановился на половине и сказал:
- Если тебе не нравится, скажи мне…
Остановка в такой момент для Ань Жюле равносильна катастрофе:
- Мне очень нравится, твой дружок такой большой, гэ, умоляю тебя… Еби, еби быстрее!
Они настолько хорошо притёрлись друг к другу, что в этом безостановочном сексе Ань Жюле прекрасно чувствовал тревогу юноши. «Сзади, сидя на тебе верхом, стоя, трахай меня как хочешь и сколько хочешь, даже вопреки пределу моих физических возможностей».
Тем не менее, по мере приближения времени отъезда Ду Яньмо не находил себе места от беспокойства, как-никак с тех пор, как они «воссоединились», он впервые отправлялся в путешествие. В день отъезда Ань Жюле вышел в прихожую проводить его. Во рту у него леденец, одной рукой он опирался о дверной косяк, другой растирал ноющую поясницу:
- Ну всё, поторопись, пока я не засунул тебя в карман, чтобы ты не смог уйти.
Ду Яньмо потупился. В голову пришла странная мысль: будь его воля, этот мужчина и впрямь уменьшил бы его до карманных размеров, запихнул к себе в карман и носил бы повсюду, не опасаясь, что он опять куда-то побежит. Ань Жюле плакать хотелось, видя, что этот ребёнок совсем не отличает фантазии от реальности.
Долгие проводы – лишние слёзы, вполне хватило бы десяти минут, чтобы попрощаться. Ань Жюле, измученный недосыпом прошедших ночей, весь иззевался, пока дождался, чтобы Ду Яньмо, по три раза оборачиваясь на каждом шагу, спустился наконец-то с лестницы.
- Звони, - напомнил Ань Жюле, вздыхая с облегчением… на самом деле, мужчина с облегчением переводил дух, «этот негодник надумал затрахать меня до полной потери трудоспособности?» Он уже наполовину парализован, еле ноги передвигает. Ду Яньмо уезжал примерно на пол месяца, и Ань Жюле подумал: «Вот и славно, наконец-то можно передохнуть от тяжёлой артиллерии».
Не успел порадоваться, как вдруг услышал топот на лестнице. В недоумении обернулся и в ту же секунду оказался прижат к стене, а губы немедленно запечатали поцелуем. Ань Жюле с ужасом смотрел на вернувшегося парня и только мычал:
- М-мм…
Высокий Ду Яньмо подхватил его под зад, подняв в воздух, и жадно целовал. Две пары губ прижались под разными углами, языки сплелись, влажные чмоки гулко отдавались от стен пустого подъезда. Ань Жюле обеими руками обвил шею парня, вкладывая в поцелуй всю свою любовь. В этом поцелуе не было ни грамма непристойности, только бесконечная нежность, только глубочайшая привязанность, только самые яркие чувства. Заканчивая поцелуй, парень обвёл языком верхнее нёбо Ань Жюле, втянул его верхнюю губу и только потом оторвался от него.
Ань Жюле опустили на пол. Он весь дрожал, затуманенные глаза увлажнились, и Ду Яньмо вновь наклонился к нему, сцеловывая слёзы с уголков его глаз, приглаживая губами брови. Не знающие их люди могли бы подумать, что эта пара прощается навеки. Ань Жюле стало смешно от этой мысли, однако, где-то глубоко в груди разливалось нечто невероятно тёплое, похожее на растопленный шоколад, и сладкое, и горькое одновременно.
Он столько раз отпускал его, думал, что уже привык, но оказалось, что это не так. Не важно, сколько раз упадёт ребёнок, учась ходить, его родителю всегда будет больно смотреть на его падения. Точно так же невозможно привыкнуть к некоторым вещам, как бы часто они ни повторялись. Ань Жюле обнял парня и поцеловал в лоб:
- Возвращайся пораньше, я скучаю по тебе…
- … Угу.
Ду Яньмо снова прильнул к нему с поцелуем, с большим трудом оторвался и ушёл, наконец. Ань Жюле вновь проводил его взглядом. Разумеется, нельзя сказать, что два года разлуки сделали его совершенно бесчувственным, просто сейчас у него не было физических сил бежать вдогонку. А раз так, то незачем трепыхаться, пока парень отсутствует, нужно просто жить обычной жизнью, день за днём.
Понедельник. В редакции «Flawless» закончилась очередная баталия, новый номер вышел в печать, в кабинетах царит спокойствие и благодушие. Вчера Ду Яньмо воспользовался интернетом в аэропорту и прислал ему сообщение:
«Ожидаю пересадки на другой самолёт».
На следующее утро Ань Жюле увидел второе сообщение:
«У меня ещё одна пересадка. Q Q».
Оно было отправлено глубокой ночью, видимо, юноша боялся разбудить его звонком и отправил только сообщение. Ещё через день Ань Жюле на работе в полдень увидел ещё одно:
«Я прибыл. =O=».
Этот смайлик… Сколько раз прежде Ань Жюле про себя насмехался над ним, но никогда не исправлял и не говорил парню, что он рисует его неправильно. Он посмотрел на часы. Между Тайванем и Южной Америкой разница во времени одиннадцать часов, сейчас там, где Ду Яньмо, время близится к рассвету. После многочасового перелёта с несколькими пересадками он наверняка был измотан, но не забыл связаться с ним. Парень осознал свои прошлые ошибки и полностью изменился.
Придётся признать, что бросив парня однажды, Ань Жюле нагнал на него такого страху, что тот теперь кинулся в другую крайность: куда бы он ни направлялся, он постоянно сообщал, где находится; информировать Ань Жюле буквально о каждом шаге теперь стало навязчивой идеей. И возразить нечего, Ань Жюле сам породил это зло, а теперь не знал, как с ним справиться. Поэтому они снова вернулись к обмену короткими репликами.
«Как дела?»
Ду Яньмо:
«Более-менее».
Ань Жюле:
«Береги себя».
При современном развитии средств массовой коммуникации, включая интернет, уже нет нужды в SMS-ках за три юаня, новости передаются сразу, как будто человек и не уходил никуда. Стоит только привыкнуть, и это окажется не так уж плохо. Цяо Кенан расценил это по-своему:
- Наконец-то у вас начались романтические отношения.
Чем немало удивил Ань Жюле:
- А чем же, по-твоему, мы занимались раньше?
- Играли в семью. Ты был отцом, матерью, старшим братом, сестрой, а заодно партнёром для секса. Ты можешь быть всем, но не обязательно при этом быть женой. Любовь предполагает равноправие, только в такой позиции можно вести диалог. Я поясню: психологически ваше прежнее состояние было похоже на скачки, когда вы мчались наперегонки и орали друг другу: «Жена-а! Я люблю тебя-а!» Вы вроде бежали вместе, но каждый бежал сам по себе, без всякой договорённости, я смотрел на вас и только переживал.
Какая яркая метафора. Ань Жюле прищурился:
- А сейчас?
Цяо Кенан:
- А сейчас я наконец-то вижу единодушие, вы взаимно адаптировались друг к другу!
Казалось, что Ань Жюле получал наставления.
Ду Яньмо:
«Ложусь спать, завтра идём в джунгли бегать, на первой же остановке пришлю тебе сообщение».
Ань Жюле:
«Хорошо, давай!»
От Ду Яньмо пришёл смайлик и больше ни звука. Ань Жюле отложил телефон и приступил к работе по вёрстке следующего выпуска, и тут в кабинет ворвалась взволнованная Ю Юй с криком:
- Ань Жюле, подрывай зад на выход!
- Куда?
Куда идти-то… Даже спросить не дали, вырвали из кресла с корнем. «Ну ни хрена себе, когда это Ю Юй успела набраться такой колоссальной силы?» Ошеломлённый Ань Жюле слушал её:
- Самолёт в час дня, шевелись, а то опоздаем!
Ань Жюле:
- Какой самолёт?
Ю Юй:
- Послезавтра у нашей Дьяволицы день рождения, она собирается устроить Party.
- А-а, я понял.
Главная редакторша приняла приглашение, поручив им произнести приветственные слова и наилучшие пожелания, что вы, дескать, наша великая и неизменная матерь моды (mother of fashion), летящая, подобно сверкающему метеору, по небосклону и озаряющая нас всех своим священным светом… а также, пользуясь случаем, тайно излить недовольство. Ю Юй набрала воздуха в грудь:
- Я всё объясню, а ты спокойно выслушай, только спокойно, обязательно спокойно, без всяких волнений…
- …
Ань Жюле подал ей чашку:
- Ты сначала сама успокойся, глотни кофейку.
Ю Юй не взяла чашку.
- Её ассистентка только что прислала письмо, она выражает надежду, что мы приедем и примем участие в Party в честь её дня рождения.
- Что?! – воскликнул Ань Жюле и сжал чашку, - Уже послезавтра?
- Да.
Ю Юй развернула бурную деятельность, как на пожаре: потащила его вниз, в вестибюль, попутно вызывая такси, потом запихнула его в автомобиль и запрокинув голову, негодующе прокричала в небо:
- ****ая ты мать твою fashion, fuck you, нельзя же так относиться к людям, а-ааа…
Ань Жюле:
- …
Изрыгнув гневные проклятия, удовлетворённая Ю Юй уселась в такси рядом с Ань Жюле. Тот поднял чашку, которую так и держал в руке, и спросил:
- Мы прямо сейчас летим в Нью-Йорк?
Ю Юй:
- Да.
Кто из модного круга посмел бы ослушаться приказа Дьяволицы? Если они хотят прибыть в аэропорт за десять минут, они должны лететь со скоростью ракеты. Оба переглянулись и вздохнули. Ань Жюле поднёс чашку ко рту и отпил глоток кофе, сожалея, что не последовал примеру Ю Юй и не поорал в небо. Глупый поступок, но лучше так, чем держать в себе распирающий душу гнев.
Они заехали домой за паспортами, собирать багаж было уже некогда. К великому счастью, в том месте, куда они собирались, должно быть всё необходимое, чтобы пережить несколько дней. Они так торопились, что отдышаться смогли только в самолёте. Путь предстоял дальний, Ю Юй надела на глаза маску для сна, заткнула уши плеером и откинулась на сидении, восстанавливая свою боеспособность.
Ань Жюле не спал. Перед тем, как сесть в самолёт, он второпях набрал сообщение юному любовнику: «Я вылетел в Нью-Йорк по делам». На том конце тишина, самолёт уже поднялся в небо, а ответа так и не пришло – что-то небывалое. Ань Жюле отключил телефон, думая, что парень, наверное, ещё бежит, и ему некогда ответить. Скорее всего, к тому времени, когда парень закончит забег, он уже вернётся в Тайвань. Подумав, Ань Жюле тоже надел маску для сна, примостился в кресле поудобнее и принялся считать JJ, чтобы заснуть.
На этот раз Дьяволица устроила маскарад. Будь это в обычное время, Ань Жюле и Ю Юй с удовольствием восприняли бы развлечение, но после долгого перелёта, после дорожной усталости эта идея как-то совершенно не воодушевляла. Тем не менее, их никто не спрашивал, устали они или нет, интересно ли им – работа и обязанности никуда не делись, и их надо как-то нести на своих плечах. Ю Юй вяло поинтересовалась:
- Кем бы ты хотел нарядиться?
Ань Жюле пожал плечами:
- Кем угодно…
Ю Юй:
- Ладно, тогда я оденусь наложницей императора, а ты будешь старшим дворцовым евнухом.
«Что за хрень! Может, мне ещё в порыве трудового энтузиазма себе хер отрезать?»
- Почему это я должен одеваться евнухом?!
Ю Юй покосилась на него:
- Здесь три чехла с императорскими нарядами, в императорском дворце испокон веку всех никчёмных отбросов всегда кастрировали. Ты же пассив, разве ты что-то можешь?
Ань Жюле зло сощурил глаза:
- Много ты понимаешь.
Ю Юй:
- Ага…
Ань Жюле испытывал отвращение к императорам и всему, что с ними связано, и уж тем более не собирался наряжаться дворцовым евнухом. Поэтому, минуя восточные регионы, он вполне банально выбрал военную форму западного образца: белоснежный двубортный китель с воротником-стойкой, с золочёными пуговицами и галунами и чёрные лосины в обтяжку. В заключение он натянул белоснежные перчатки таким жестом…
Напялив на себя наряд императорской наложницы эпохи династии Цин (1644—1911 гг.), накрасившись, Ю Юй с трудом поднялась на ноги, окинула его взглядом и презрительно поцокала языком:
- По-моему, ты всё равно выглядишь, как евнух, вырядившийся военным, это ещё хуже.
Она язвила, потому что индекс её преступной соблазнительности рядом с ним терпел сокрушительное поражение. Ань Жюле хмыкнул и самодовольно оправил мундир со всех сторон. Он посмотрелся в зеркало, достал мобильник и просто упиваясь любовью к себе, сделал селфи и тут же переслал фото своему мальчику: «Ну как я тебе, красивый, правда?» Ю Юй посмотрела на него и совершенно непосредственно заключила:
- Могу поспорить, сегодня твоя хризантема непременно распустится…
Ань Жюле закатил глаза:
- У моего прекрасного цветка уже есть хозяин, ясно тебе?
- Тем более, ничто не мешает тебе распускаться.
Кстати…
- Твой молодой волк в Бразилии?
- Должен быть там.
Так или иначе, где-то в Южной Америке, он понятия не имел. Ю Юй подцепила его пальчиком за борт мундира и притянула к себе:
- Ну-у, тогда он точно не успеет.
Ань Жюле:
- ?
- Я уточню, завтра вечером твоя хризантема наверняка распустится.
И Ю Юй добавила:
- А на сегодня я – твоя возлюбленная, вот увидишь, этот твой… маленький нечестивец наверняка не побоится трудностей далёкого пути, явится и… эм-мм, разложит тебя.
Какие красивые слова. Ань Жюле посмотрел в потолок и поправил:
- Ты имела в виду слово «выебет».
Неожиданно Ю Юй покачала головой:
- Раз уж ты всё понял, чего ради грешить сквернословием в стенах этого дворца?
Надо же, как вошла в роль… Ань Жюле потерял дар речи.
***
Два человека прилетели в такую даль из Тайваня в Нью-Йорк, потратили не меньше семнадцати часов только для того, чтобы Дьяволица издали скользнула по ним взглядом и поджала губы, выражая то ли удовлетворение, то ли недовольство – не понять. В душе Ань Жюле потихоньку размножались «грязные травяные лошадки», *готовые вот-вот проломить изгородь и вырваться наружу. Но делать нечего, пришлось пить вино и вымещать злость на закусках.
(*;;; – c;on;m; – это интернет-мем, букв. «трава грязная лошадь», фонетическая замена матерного выражения;;; - c;o n; m; – ёб твою мать; например: ;;;;;;;;;; - в голове у меня пронеслись тысячи лошадок…)
Вокруг разношёрстная компания, в полной мере выражающая специфический иностранный юмор своими утрированно нелепыми нарядами. По правде говоря, в этом месте из десяти мужчин девять наверняка геи, а оставшийся точно би, они строили глазки, присматривались, оценивали, провожали взглядами. Ань Жюле ходил среди них и думал, что если бы взгляды могли материализоваться, с него давно содрали бы не только одежду, но и кожу.
Ань Жюле было нисколько не отвратительно служить объектом чужих сексуальных фантазий, скорее ему было даже приятно получать такого рода «признания» от чужих мужиков. Кто-то поднял бокал, посылая ему приветствие, он тоже отсалютовал своим бокалом в ответ, непринуждённо и без всякого недовольства. Он не ожидал, что глаза визави сверкнут, и тот, расталкивая толпу, шагнёт ему навстречу.
Вблизи Ань Жюле сразу узнал его, это солист одной рок-группы, в этом году ему исполнилось восемнадцать лет. Восемнадцать… «Мля, а мне в этом году стукнуло тридцать восемь». Белокурый, с синими, бездонными глазами, даже наряженный в траурные одежды зомби, он всё равно выглядел привлекательно. Молодой человек специально притворился многоопытным и шёпотом спросил Ань Жюле:
- Ты азиат? Дай угадаю, откуда ты…
Скучная тема для разговора, и Ань Жюле перебил его:
- Мне нравятся ваши песни.
- ?
- Недавно выпущенный альбом очень интересный, подпишешь мне диск?
И это не было ложью, альбом молодого человека полон ярких, жизнеутверждающих песен, вселяющих в сердца людей чистую и светлую надежду; несмотря на неопытность молодого музыканта, слушать его песни было очень приятно.
- Если будет возможность, приезжайте на Тайвань с концертами, я обязательно приду послушать.
Заодно и объяснил, откуда он прибыл. Молодой человек не смог скрыть удивления. Они не были великой группой, и сегодня их пригласили совершенно случайно. Он и подумать не мог, что этот красивый азиат знает их группу.
- Вы ведь не посредник для переговоров?
- Конечно нет, я всего лишь собираюсь послушать ваши песни.
И Ань Жюле напел мелодию не основного хита, а другой песни из этого альбома, давая понять, что он действительно знает и помнит их песни. Молодой человек смутился:
- У тебя очень приятный голос.
Белая кожа не смогла скрыть румянца, залившего его щёки. «Япона мать… какой же он молоденький…» Ань Жюле вдруг почувствовал себя грешником, он совершенно не собирался флиртовать с этим юношей… ведь он совсем ещё ребёнок.
- Спасибо.
Нет, современные дети не выглядят «маленькими», когда он последний раз флиртанул с ребёнком, мы все знаем, чем это закончилось. Чувствуя, что дело может принять нежелательный оборот, Ань Жюле немедленно прибег к старому проверенному трюку:
- О, прошу прощения, мне звонят.
Он вытащил из кармана мобильный, приложил к уху и залопотал на китайском:
- ;;;;;;;;;;;;;;;… (Говяжья вырезка, тушёная в соевом соусе, пирожки со свининой и крабовым мясом, кайянская белокочанная капуста…)
Согласитесь, мобильный телефон для притворщика – просто палочка-выручалочка. Скрытая вибрация уколола ладонь… Ань Жюле вытер пот со лба и незаметно нажал кнопку «ответить»:
- Алло?
- Где ты? – прозвучал в трубке низкий голос его возлюбленного.
Ань Жюле оторопел и бездумно ответил:
- В твоём сердце.
- …
Ду Яньмо:
- Где ты в Нью-Йорке?
- Э-э? – запнулся Ань Жюле и спохватившись, сказал название отеля.
На том конце прозвучало:
- Понял.
Затем Ань Жюле услышал, как парень на английском языке обращается к кому-то, похоже, к таксисту. «Это… не может быть?»
- Где ты?
Ду Яньмо:
- В твоём сердце.
- …
Ань Жюле вдруг подумал, неужели он ошибся в своих методах воспитания парня?
- Ты… на соревнованиях?
Если он правильно помнил, забег должен длиться шесть дней, а сейчас прошло только три. Ду Яньмо не ответил, только коротко бросил:
- Жди.
И нажал отбой. По спине Ань Жюле пробежал разряд электрического тока, рот наполнился слюной. Он сглотнул и посмотрел на время на экране мобильного. Через три часа наступит «завтра», а Ю Юй сказала… Он вытер пот, сердце скакало вверх-вниз, как теннисный мячик, в голове роились вопросы, например, «а как же соревнования? Почему он так внезапно приехал?» Сердце замирало в ожидании и беспокойстве, и Ань Жюле решил спуститься в вестибюль и подождать там.
Люди в вестибюле приходили и уходили, все они были в маскарадных костюмах, и наряд Ань Жюле никого не удивлял. Не успел он сделать и пары шагов, как его сфотографировали. Он удивлённо обернулся – это тот молодой музыкант, с которым он только что разговаривал. Он спросил:
- Решили подышать воздухом?
Ань Жюле:
- Э-э, да.
Молодой человек потрогал свой нос и неожиданно нахально обратился к нему:
- Ты можешь… можешь дать мне свой номер?
- Что?
Он так давно не был объектом столь недвусмысленного подката, что просто оторопел от неожиданности и совсем забыв свою обычную скрытность, ответил весьма прямолинейно:
- Зачем тебе телефон тридцативосьмилетнего дяди?
- …
Цифра возраста так потрясла юнца, что он в изумлении вытаращил свои синие глаза:
- Простите? – и сделал жест рукой, как будто не расслышал.
Он выглядел так забавно, что Ань Жюле рассмеялся:
- Мне тридцать восемь лет, даже если мы подружимся, о чём тебе говорить с таким старпёром?
Он сам не ожидал, что это слово вылетит из его рта, поверить невозможно, но это факт. И в тот же миг он увидел высокую фигуру перед входом в отель, которой швейцар преградил путь. Глаза Ань Жюле сверкнули, на губах появилась улыбка:
- О, а вот и мой парень.
Ду Яньмо уже давно приметил своего прекрасного возлюбленного в белой военной форме и рядом с ним юношу, наряженного злым духом из старинного замка. Он прищурился и не давая Ань Жюле и слова сказать, рванулся к нему, обнял и затискал, перемежая ласковые слова поцелуями:
- Родной… Любимый…
Ань Жюле звонко чмокнул его в щёку и с улыбкой обратился к швейцару:
- Это мой друг, он сегодня в костюме… э-э, гастарбайтера.
Однако, за неимением пригласительного, его всё равно не пустили. Ань Жюле вышел вместе с ним на улицу. Ду Яньмо оглянулся, с удовольствием отмечая, как вытягивается морда мальчишки, наряженного зомби, становясь всё больше похожей на реального зомби. Ань Жюле потащил его дальше, свернул за угол отеля, в крохотный переулочек, где под единственным фонарём страстно целовались Бэтмэн и Супермэн… Они остолбенели, а Бэтмэн, оторвавшись от губ Супермэна, заорал:
- Мы раньше пришли, идите на хрен отсюда!
Ань Жюле погладил нос и отступил, но Ду Яньмо неожиданно шагнул вперёд и на ломаном английском заявил:
- Мы и вы.
Бэтмэн:
- Чего?
Ду Яньмо поставил на землю сумку с вещами и обвёл жестом пространство:
- Вы не хотите вместе с нами, но этот переулок общий, вы не можете его захватить.
Короче, он пытался донести мысль, что «не вы одни такие умные, если хотите заниматься чем-то приятным, давайте делать это вместе». Все замолчали. Ду Яньмо, не обращая внимания на постороннюю парочку, прижал Ань Жюле к стене, наклонился и припал к нему жаркими губами. Мгновенно размякший Ань Жюле даже не пикнул, молодой любовник слишком хорошо знал, как поднять ему настроение, и вскоре мужчину унесло поцелуем в такие неведомые дали, что он забыл, где находится.
Узкий переулок заполнили влажные звуки и шумное дыхание. Сумасшедший поцелуй длился минут пять, у красавца-офицера подкашивались ноги, если бы не стена за спиной, он давно бы упал, увлекая за собой молодого, пылкого любовника… Ду Яньмо с трудом оторвался от его губ и взглянул из-за плеча мужчины на охреневшие лица дуэта «Лига Справедливости»:
- Мистер Уэйн, мистер Кларк, ну что же вы ничем не занимаетесь?
(Брюс Уэйн – Бэтмэн, Кларк Кент – Супермэн, это имена героев известных комиксов).
Как можно что-то делать в таких условиях! Супермэн воскликнул:
- Oh my God!
Бэтмэн, возмущённо пыхтя, схватил его за руку и утащил прочь из переулка. Их шаги постепенно удалялись, Ду Яньмо смягчил напор и Ань Жюле наконец-то смог перевести дух.
- Ну ты и нахал, юноша, даже Бэтмэна и Супермэна прогнал.
Ду Яньмо поцеловал его в губы:
- Эти клоуны тоже меня прогоняли.
Что поделаешь, закон естественного отбора, чтобы выжить, нужно кого-то отодвинуть в сторону.
Ань Жюле:
- Почему ты вдруг приехал? А как же соревнования?
Ду Яньмо опустил руки на его талию и крепко прижал к себе. После долгого молчания ответил:
- Я выбыл из забега.
- Что? – вскричал Ань Жюле, тут же выпутался из объятий и принялся ощупывать парня, - Ты поранился? Заболел?
- Нет.
На глаза Ду Яньмо набежали слёзы, «как ему сказать? Как объяснить?» Он только что закончил первый этап забега и пил воду в зоне отдыха. Проверил телефон и с ужасом прочёл сообщение: «Я вылетел в Нью-Йорк по делам».
- ! – бутылка выпала у него из рук. Увидев его исказившееся лицо, охранник, добросовестно выполняя свою функцию, подошёл к нему и спросил:
- Что случилось?
Ду Яньмо долго всматривался в экран мобильного, перечитывая сообщение, и еле вымолвил:
- Я должен выйти из соревнования.
- Что?
В горле мгновенно пересохло, он повторил помертвевшим голосом:
- Сожалею, но я должен выйти из соревнования.
……
Для ультрамарафона выход из соревнования не считается чем-то серьёзным, всё-таки спортсмены находятся в очень жёстких условиях, участники в любой момент могут признать, что их выносливость дошла до предела и даже могут испугаться того, что если будут слишком упорствовать и пересиливать себя, могут подорвать здоровье, о чём будут сожалеть всю оставшуюся жизнь… Но Ду Яньмо всегда был очень осторожным, он очень бережно расходовал силы и имел превосходные показатели, поэтому членам команды было трудно понять его внезапный уход без видимых причин.
Пожалуй, никто не смог бы понять, что увиденное в телефоне слово «Нью-Йорк» как будто бросило его в ледяную воду, в которой он барахтался, дрожал, тонул, теряя самообладание; паника охватила его всего, проникая буквально в костный мозг… он был не готов справиться с этим. Даже если бы он не покинул соревнования, вряд ли он смог бы уверенно и благополучно пробежать весь маршрут в таком неустойчивом, подавленном моральном состоянии.
Ду Яньмо покинул спортивную арену и помчался в аэропорт. Он хотел послать любимому мужчине сообщение, но в таком смятении не мог даже собраться с мыслями. Ань Жюле столько раз заверял его, что больше не уйдёт, тем более, он сообщил ему, куда направляется; он был уверен в своих ногах и способности к бегу, но тяжёлые воспоминания сидели в нём слишком глубоко, и пока он не заключит этого человека в свои объятия… его сердце не успокоится.
Уже в воздухе он безуспешно пытался сбросить с себя напряжение. В Мехико, пересаживаясь на другой самолёт, он получил новое сообщение с фото: элегантный красавец в белом военном кителе… так и манил овладеть. У Ду Яньмо дух захватило, если до этого он хотел только как можно скорее обнять мужчину, то это фото раздразнило его до такой степени, что захотелось немедленно подмять его под себя и неистово брать три дня и три ночи кряду.
Весь долгий перелёт он разглядывал фотографию в телефоне, поворачивая её в разных ракурсах, а рядом толстый гринго с озабоченным лицом изо всех сил вжимался в кресло, боясь ненароком задеть его, такая агрессивная аура от него исходила.
В переулке он спросил любовника:
- Что за наряд на тебе, зачем это?
Он погладил шею мужчины, сминая в руке плотную ткань воротника-стойки. Недавний поцелуй сделал тело Ань Жюле невероятно чувствительным, он весь дрожал, когда отвечал:
- Это образ такой, для вечеринки…
- О-о?
Большая ладонь Ду Яньмо скользнула ниже. На левом бортике кителя были прикреплены какие-то непонятные нагрудные значки, парень надавил на один, жёсткий шов царапнул грудь Ань Жюле, вызвав лёгкий зуд. Ань Жюле простонал:
- У Дьяволицы день рождения, нам с коллегой велели присутствовать…
- Визит вежливости? – рука Ду Яньмо погладила левый борт и задержалась предположительно в районе соска, маленькая горошинка, невидимая под одеждой, немедленно встала, твёрдо упираясь в ткань. Манера парня заниматься любовью всегда отличалась редкой теплотой в сочетании с непристойностью и обязательными элементами игры. Ань Жюле считал это оригинальным, а с другой стороны не слишком красивым. Он подумал о своём костюме и представил, как в тесном переулке храбрый офицер вступает в сексуальную связь с гастарбайтером, в этом таилось что-то настолько возбуждающее, что на короткое время он забыл об опасности.
- Визит… вежливости… Ай, больно!
Захват соска через одежду вызвал нестерпимую боль, и Ань Жюле вскрикнул, его карие глаза подёрнулись влагой. Строгая военная форма, освещённая фонарём, сдерживала страсть, но взамен пробуждала безудержную фантазию. От этой невероятно обольстительной картины у Ду Яньмо пересохло во рту, и он безвольно подумал: «в этой жизни я окончательно поглощён им, я оказался способен легко отказаться ради него даже от тех вещей, которые считал смыслом моей жизни, я готов последовать за ним куда угодно, лишь бы быть рядом…» Он – его солдат и живёт только ради того, чтобы служить ему верой и правдой, он даже способен встать перед ним на колени прямо здесь, в этом тёмном, полуразрушенном переулке. Лишь бы только он не покинул его.
Ду Яньмо притянул его к себе и обнял крепко-крепко. Ань Жюле вопреки обыкновению не отпустил никаких скабрезных шуточек, а просто обнял в ответ. Из-за разницы в росте ему каждый раз приходилось приподниматься на цыпочки, почти отрывая ноги от земли, чтобы обнять парня, ему было трудно дышать, недостаток кислорода давал ощущение некоего опьянения, словно он плыл в облаках. Под воздействием этой стальной силы, стиснувшей его в объятиях, Ань Жюле понял причину, по которой его мальчик бросил соревнования.
Он был бессилен что-то изменить, но не жаловался. Некоторые вещи в мире требуют времени, чтобы в них можно было твёрдо поверить. Не только юноше, но и ему самому не хватало чувства безопасности. Но он всё так же надеялся, что пройдёт двадцать, тридцать и более лет, он станет седым и старым, и закрывая глаза перед смертью, он сможет взять этого человека за руку и сказать ему: «спасибо тебе за то, что сопровождал меня до конца жизни».
«Нью-Йорк-Нью-Йорк» продолжение
;// (середина)
Одинокий фонарь в глухом переулке то вспыхивал, то гас, под его неверным светом возникали из темноты два страстно сплетённых мужских силуэта. В годы безрассудной молодости Ань Жюле мог делать это в любом месте, впрочем, и позже он искренне готов был делать с подростком всё, что угодно, лишь бы это было в закрытом помещении. Он уже давно не занимался любовью где попало и сказать, что сейчас его не напрягала обстановка, было бы ложью.
Секс под открытым небом – это, конечно, прикольно. Он пытался убедить себя, что ему по-прежнему нравятся такие эксцентричные ощущения: в темноте не видно лица партнёра, с улицы доносится смутный гул движения и человеческих голосов, мелькают всполохи автомобильных фар… но именно это как раз отвлекало от настроя на ритм секса. Сила, с которой Ань Жюле вцепился в плечи парня, чтобы остановить его, отражала его неописуемое напряжение. Ду Яньмо поцеловал уголки его глаз, волосы на висках и спокойным голосом озвучил «факт», в который Ань Жюле отказывался верить:
- Ты не хочешь здесь, верно?
Ань Жюле расширил глаза, как это возможно? Медицинский кабинет в школе, туалет в съёмочном павильоне, в каких ещё местах они не трахались? Не дожидаясь его ответа, Ду Яньмо взял его за руку и сказал:
- Пошли отсюда.
Ань Жюле не возражал. Напряжение так быстро покинуло тело, что Ань Жюле даже немного растерялся. Ду Яньмо потянул его из переулка.
- У тебя забронирован номер?
Ань Жюле кивнул. Просторный двухместный номер, забронированный модной корпорацией, находился неподалёку, в отеле на соседней улице. Ду Яньмо подхватил свою сумку, и они без лишних слов отправились туда. На входе Ань Жюле предъявил швейцару ключ-карту, их пропустили без вопросов. В лифте Ду Яньмо поставил сумку на пол и обеими руками по бокам Ань Жюле оперся на стену, пожирая его пылающим взглядом, как будто хотел раздеть его на месте. У Ань Жюле подкосились ноги. Двери лифта открылись. Ду Яньмо вышел первым и обернулся к Ань Жюле:
- Где твой номер?
Это было корпоративное общежитие, предназначенное для размещения командированных сотрудников, редакция арендовала три номера на первом этаже.
(В современных гостиницах на нулевом этаже располагается стойка администратора, вестибюль для приёма гостей, рестораны, кафе, бары, бильярдные, м.б. зона отдыха: сауны, бассейн и т.п.; на следующих этажах, которые считаются, начиная с первого, располагаются номера. Т.е., в здании это будет второй этаж и выше).
Ань Жюле показал ему направление. Его руки тряслись, горло перехватывали сладкие спазмы предвкушения. Когда открылась дверь номера, он уже почти терял сознание. Как пьяный, не понимая, где он и что делает, Ань Жюле только услышал, как Ду Яньмо бросил сумку на пол и по-хозяйски уселся на застеленную кровать. Как-никак, известная в мире моды корпорация бронировала первоклассные номера, и матрасы на кроватях были превосходные, мягкие, не скрипучие. Ду Яньмо поднял взгляд на Ань Жюле, стоящего у двери и сказал:
- Иди сюда.
Повелительным тоном, не допускающим возражений. Казалось бы, это Ань Жюле здесь в военной форме, и только у него есть право повелевать другими людьми, однако, он не почувствовал в такой подмене ничего нездорового, ничего неправильного. И он шагнул к парню, как было приказано, не чувствуя под собой ног, будто шёл не по полу, а проваливался в мягкую вату.
Остановившись в шаге от парня, он ощутил полную гамму запахов, исходящих от него: пот, земля, трава и листья… всё вместе сливалось в его индивидуальный лейтмотив, сексуальный, вызывающий неудержимое желание. Мощные феромоны зверя через ноздри и поры мгновенно проникли в плоть, вызывая у Ань Жюле учащённое дыхание, прилив крови к лицу и эрекцию. Подавленное в переулке либидо вылетело на волю и затопило рассудок, Ань Жюле качнулся и мягко упал на парня, его влажные карие глаза всматривались в чёрные глаза любовника. Он погладил напряжённый бугор в штанах Ду Яньмо и прошептал:
- Трахни меня.
Повторяя эти слова, он гладил, прижимался лицом к промежности парня, легонько покусывал через хлопчатобумажную ткань летних брюк, как будто знал, что внутри находится сладкий леденец. Он не владел собой. Ду Яньмо хотел трахнуть его, и он… тоже хотел быть оттраханным. И не просто оттраханным, а жёстко выебанным, заёбанным до того, чтобы полностью исчезло его человеческое достоинство, погребённое под этим юным телом – потому что Ду Яньмо хотел именно этого.
Эта мысль через взгляды, ласки, истекающую слюну заражала его, как вирус, совращала и вызывала лихорадочную похоть, но мозг издавал тревожные сигналы, поэтому он не мог отдаться ему в переулке и открыто сказать о своих истинных желаниях.
- Отделай меня как можно жёстче… - попросил он.
Ду Яньмо поднял брови. Ань Жюле с распутной улыбкой продолжал разминать промежность парня. Дразнящие поглаживания рождали жар в чреслах; почувствовав желанную твёрдость, мужчина опустил прозрачно блестящие карие глаза, разглядывая расплывшееся влажное пятно в том месте, где он только что игриво прикусил член через штаны. Ань Жюле спросил напрямую:
- Ты ведь очень хочешь этого… да?
Пока летел сюда из Бразилии, Ду Яньмо не раз с ненавистью думал: просто выебать его, засадить по самые яйца, ворваться так, чтобы потом и полшага из кровати сделать не мог, только тогда ему сразу полегчает. Это лучше, чем смотреть, как он тут на стороне кокетничает, весь из себя обворожительный, и флиртует со всякими козлами… Но это всё не более, чем бред ревности, в реальности же попахивает преступлением.
Ань Жюле прекрасно знал, что его мальчик никогда не выпустит своих демонов на свободу, поэтому мог себе позволить так смело и безрассудно провоцировать его. Невозможно вылечить неизлечимое, это как рак в сравнении с головной болью, но он и не пытался излечить, ему нравилась ревность парня.
Ду Яньмо вздохнул и неожиданно подтянул мужчину к себе и толкнул на кровать. Ань Жюле поднял на него глаза и увидел, как парень, стоя на коленях на краю кровати, не говоря ни слова, стягивает с себя одежду. По сравнению с темнотой переулка, в освещённой комнате превосходный рельеф его фигуры предстал во всём своём волнующем блеске. Очень впечатляюще. Ань Жюле проглотил слюну и потянулся к нему, желая дотронуться, но тут же услышал:
- Не трогай.
Ань Жюле:
- ?
Ду Яньмо, избавившись от верхней одежды, внезапно спрыгнул с кровати, подошёл к своей сумке, порылся, достал оттуда что-то и вернулся, «что там у него в руке, презерватив что ли?» Пока не рассмотрел как следует, Ань Жюле не смел поверить своим глазам:
- Ты, ты, ты, ты, ты…
- Она новая, я ею пока ещё не пользовался, не бойся.
На руку Ду Яньмо было что-то накручено в несколько оборотов, тон его голоса был спокойным. Но вопрос не в том, что она новая!
- Зачем тебе… это?
- Это используется для спасения, она может выдержать вес свыше ста килограммов, сделана из чистого хлопка, ты же мне постоянно твердил: «природные материалы лучше всего».
- …
Ань Жюле готов был расплакаться, он чувствовал себя скверно, словно угодил в ловушку, которую сам же и выкопал:
- Где ты этому научился?.. Неужели опять гуглил?
- Да, - Ду Яньмо продолжал накручивать на руку скаутскую верёвку и невозмутимо добавил, - Я гуглил.
- ****ёж это всё! – сорвался Ань Жюле, - Ничему этот твой Хуюгл не учит… а-ай!
Он проворно подскочил с кровати, намереваясь удрать, но буквально в следующую секунду его догнали, схватили и принялись связывать верёвкой. Парень успокаивающе поцеловал его в затылок, заставив любовника дрожать от страха:
- Гугл действительно учит, только я ещё не научился перевязывать член, так что, пока только так.
«Ты собрался меня прикончить!»
- О-о… Не надо…
Совершенно очевидно, что сопротивляться бесполезно. Чувство меры в мозгу Ду Яньмо разделено на две части: первая часть не позволит ему нанести вред Ань Жюле, вторая часть – очень даже. Первая скорее заставит его умереть и истлеть в небытии, чем сделать что-то плохое; вторая же, если он непременно задумал что-то сделать, то и десять миллионов «грязных травяных лошадок» не смогут ему помешать.
- Будь послушным.
В процессе связывания Ду Яньмо не давал ему снимать одежду, связывая поверх военной формы. Далеко обойдя тонкую шею Ань Жюле, Ду Яньмо перевёл верёвку за спину, а затем притянул обе руки и оплёл их верёвкой до локтя. Больно не было, но поза получилась неестественной. От смущения глаза Ань Жюле налились кровью. Ду Яньмо убедился, что связал его не слишком туго и показал пальцем вперёд:
- Смотри.
- ?
Верёвка не препятствовала дыханию, Ань Жюле в недоумении проследил взглядом в указанном направлении. «Это… Это слишком…»
- Смотри, как красиво, - восторженно прошептал ему на ухо Ду Яньмо и лизнул его мочку; он слегка поддерживал его подбородок, не давая отвернуться, - Ты так интересно одет, неужели не хочешь полюбоваться?
Ань Жюле пришлось посмотреть. Высокое, от пола до потолка окно в ночное время превратилось в блестящее, чёткое зеркало. Оно правдиво и честно, нисколько не скрывая, отразило изящного мужчину в военной форме, строгого, серьёзного, но выглядевшего на удивление унизительно в связанном виде. Из-за его спины выступал из темноты высокий и крепкий парень. Как будто ему было мало того, что мужчина связан, одной рукой он оттянул верёвку, а другой очень медленно и осторожно расстегнул пуговицы на кителе.
Первая, вторая, третья… показалась белая рубашка, надетая под китель. Ду Яньмо просто разорвал её, его грубая смуглая рука проникла внутрь, схватила сосок и с силой сжала.
- А-ах!
Главное место Ань Жюле напряглось, он видел в отражении оконного стекла, как большая ладонь парня входит под борт кителя, как совершает там некие движения. Китель закрывал соски, но это не мешало фантазировать, как рука парня играет с ними, эта маленькая тайна добавляла остроты в ощущения, заставляя млеть и таять, жгучая ласка посылала тонкие импульсы от сосков в низ живота, где в мягких, кудрявых кущах наливался и крепчал главный боец предстоящей битвы.
Ду Яньмо выглядывал из-за его спины то справа, то слева и не отрывая глаз от тёмного стекла, наблюдал, как меняется выражение лица мужчины, как первоначальный стыд переходит в очаровательное распутство; краем глаза он отмечал, как занимаются пламенем щёки Ань Жюле, как учащается дыхание, а с уст слетают лёгкие, сладострастные стоны.
Уста говорят «нет», но тело всегда правдиво.
Продолжая ласкать, Ду Яньмо потянулся к креслу, стоящему рядом с кроватью. Продолжая прижимать спину Ань Жюле к своей груди, он сел в кресло, увлекая мужчину за собой и поднял его ноги, стягивая с него штаны. Покрой чёрных военных лосин предполагал плотное прилегание к телу, и для того, чтобы линия трусов, проступающая через ткань лосин, не портила эстетическое впечатление, Ань Жюле надел… тёмно-фиолетовые стринги.
В сердце Ду Яньмо вспыхнуло буйное пламя, убойный коктейль из ревности и похоти заставил его схватить и смять в кулаке тонкую ткань стрингов вместе с внутренним «содержимым». Какое счастье, что он не поддался импульсу трахнуть Ань Жюле прямо там, в переулке, иначе обнаружения такой пикантной детали туалета хватило бы ему, чтобы кипеть ревностью месяца три, не меньше.
- М-мм… - натянутая эластичная ткань нестерпимо врезалась в эрегированный аппарат, и мужчина взмолился, - Полегче, полегче…
- Нет, - Ду Яньмо захватил и сжал его яйца, укусил за алеющее ухо и зло выдохнул, - Господин Хризантема, ты неплохо подготовился к вечеринке.
- … Что?
- Сегодня я тебя не пощажу.
В его тоне и поведении не осталось ни грамма прежней нежности и со-бачьей привязанности, он резко повернул за подбородок лицо Ань Жю-ле к себе и впился в губы жёстким поцелуем. Этот контраст застал муж-чину врасплох, он ещё не успел осознать, что происходит, а его ноги уже резким движением развели широко в стороны и зацепили за ручки кресла.
Крайне развратная картинка: крохотный клочок ткани стрингов практически ничего не скрывал, яйца наполовину вывалились наружу, ярко-красный ствол торчал вертикально, из уретры выделялась смазка, собиралась в крупные капли и, не в силах противиться земному притяжению, падала на пол.
Закинутые на ручки кресла ноги Ань Жюле напряглись, вынуждая ягодицы сжиматься, задняя часть мягкой мошонки приклеилась ко шву промежности. Ду Яньмо перестал держать его за талию, схватил за ягодицы и притянул к себе.
- А-ах!
Центр тяжести Ань Жюле в таком положении был неустойчивым. Он откинулся спиной на Ду Яньмо, от этого зад выдался вперёд, а ноги раскрылись ещё больше; вместе с этим тёмно-фиолетовая верёвочка стрингов врезалась в меж’ягодичную ложбинку, перекрывая вход. Грубый длинный палец Ду Яньмо отодвинул это ничего не значащее препятствие, нажал на сжатое колечко мышц, а затем отправил внутрь одну фалангу.
Всё-таки сфинктер заднего прохода – не тот орган, который может в любое время приветствовать вторжение, грубое посягательство без подготовки, без смазки мгновенно причинило боль Ань Жюле. Однако, боль мелькнула и прошла, маленькая дырочка, давно привыкшая заглатывать мужское орудие, автоматически расслабилась и с нескрываемым вожделением втянула в себя знакомый предмет.
Терпения Ду Яньмо не занимать, не засовывая палец слишком глубоко, он сосредоточенно разрабатывал вход, пока он не стал мягким и влажным, и только тогда погрузил палец полностью. Ань Жюле бурно дышал, отчётливо ощущая, как без смазки царапает слизистую шершавая подушечка пальца, казалось, он чувствует даже папиллярные узоры на ней. Его поясница и живот мелко дрожали, член стоял навытяжку, даже соски под кителем затвердели. Болезненно напряжённый член ныл невыносимо, ему хотелось немедленно утешить себя, но как назло, руки были связаны…
Невозможность получить желанную сладость отзывалась в организме свирепым раздражением, заставлявшим его надрывно канючить:
- Развяжи меня, развяжи меня…
Ду Яньмо продолжал медленно растягивать его и не спешил на помощь:
- Если я развяжу тебя, что ты сделаешь?
Ань Жюле не мог понять его сомнений, только когда его член был схвачен мощной дланью партнёра, он жалко проскулил:
- Хочу пустить в ход руки…
- Хочешь побить меня?
«Может и хочу!» Ань Жюле повернул голову и бросил на него рассерженный взгляд:
- Подрочить хочу…
- Тебе этого мало? – спросил Ду Яньмо, ввинчивая палец в его размякшее заднее отверстие, где уже на радость ему раздавались ласкающие слух чавкающие звуки, отнюдь не смазки, а собственных влажных кишечных соков Ань Жюле.
- Или… тебе нужно чуть глубже?
Палец парня проворно изменил угол вхождения и ткнул в нужное место, сразу вызывая приятные ощущения. Ань Жюле пролепетал:
- Ещё… А-аа…
- Ты ещё слишком тугой, - Ду Яньмо добавил второй палец и дразнил простату Ань Жюле ещё минут десять, - Расслабься…
Ду Яньмо медленно, но верно развёл два пальца в стороны внутри Ань Жюле, вызывая у него протяжный стон. Растяжка была болезненной, внутренние стенки сопротивлялись, приходилось усилием воли заставлять себя следовать командам парня, чтобы его проход не закрывался. Обычно стенки уступали давлению известного крепкого предмета, теперь же он был вынужден держать нараспашку совершенно пустое пространство…
- У-уу… - всхлипнул Ань Жюле.
Это ощущение, похожее на недержание, вызывало внутреннее сопротивление у Ань Жюле, но искусные пальцы Ду Яньмо, подстраиваясь под ритм его шумного дыхания, упорно раздвигали непослушную плоть. Голова Ань Жюле кружилась, напряжённое тело перестало сопротивляться и отдалось внезапно нахлынувшему чувству освобождения. Скрученные руки уже не чувствовали боли, живот стал мягким.
- Посмотри, - проговорил Ду Яньмо, касаясь губами его уха.
И сейчас же Ань Жюле ясно понял, на что он должен смотреть: перед ним в отражении стекла освещённый ночным светом мужчина с широко распахнутыми, ничего не скрывающими ногами; ещё более непристойно смотрелось его заднее отверстие, раскрытое пальцами партнёра, образовавшее круглую дыру. Хорошо видно, как ярко-розовая плоть внутри кишки, соприкасаясь с воздухом, непроизвольно сжимается и расширяется, как будто следует движениям невидимого члена…
От этой фантазии бросало в жар, от неё трясло, как от лихорадки, казалось, он действительно втягивает в себя нечто. Невыразимо приятное чувство растянутости пронизывало его тело мелкими электрическими искрами, это была обычная реакция, как если бы его сейчас брали глубоко и сильно, но на самом деле в него никто не проникал, и это рождало чувство невыносимой пустоты. Столь мучительной пустоты, что заставляла Ань Жюле терять волю и рыдать.
- Вставь мне, вставь мне… - жалобно всхлипывая, молил Ань Жюле, - Пожалуйста, перестань сердиться… О-оо…
Ань Жюле оборачивался и беспомощно искал губы любовника. Сначала Ду Яньмо не хотел его целовать и отодвигал голову, Ань Жюле оставалось только целовать его щёки, уголки рта и другие места, до которых удавалось дотянуться, он целовал и просил прощения:
- Прости, прости меня…
Ду Яньмо печально вздохнул:
- За что ты просишь прощения?
- Ты недоволен… О-оо, у-уу…
Наконец, он дотянулся до губ парня, прильнул к ним с таким чувством, словно осуществил последнюю, предсмертную мечту, проник в его рот и завладел языком. Влажные звуки поцелуя наполнили воздух, языки сплетались беспрерывно, переполняя рты слюной; вытекая изо рта, она смешивалась с текущими по щекам слезами и пропитывала солёной влагой воротник военного кителя.
Ань Жюле жадно всасывал язык парня, увлекая его в свой рот, его глотка исторгала волнующие низкие стоны, как будто он хотел этими звуками утихомирить гнев возлюбленного.
- Я никогда не надел бы это для других… Это только для тебя, трахни меня, гэ хочет, чтобы ты трахал его… чтобы только ты трахал… М-мм…
Он каялся, говорил, что чувствует себя конченым подлецом, что ему стыдно смотреть парню в глаза, Ду Яньмо вздыхал и сцеловывал слёзы с его мокрых щёк.
- Я не…
«Я не должен связывать тебя. Я хочу стать более зрелым, более великодушным и серьёзным любовником. Но мне так неспокойно… Я не хочу, чтобы чужие мужики дарили тебе своё внимание. Даже если чуть-чуть, всё равно не хочу». Ду Яньмо вытащил пальцы, и внутри стало совсем пусто. Ань Жюле вскрикнул недовольно и жалобно.
Придерживая его одной рукой за верёвки, Ду Яньмо другой рукой расстегнул свои брюки, стянул трусы, и в тот же миг затаившееся там орудие убийства выпрыгнуло и упёрлось точно в ложбинку между ягодиц Ань Жюле.
Ань Жюле напряг связанные руки, желая дотронуться до члена, но смог коснуться только густых лобковых волос. На его лице отразилось недовольство. Ду Яньмо подался навстречу, позволяя руке Ань Жюле встретиться с его естеством. Ладонь почувствовала живую плоть и вслепую осторожно погладила. Ань Жюле обводил кончиками пальцев выпуклые вены, ощущая в них пульсацию крови, и только слышал, как шумно дышит Ду Яньмо и отмечал, как крепчает его член.
- Смотри вперёд, - напомнил Ду Яньмо, крепко схватил мужчину за талию, приподнял и направив орудие в отверстие, стал медленно входить.
Даже если сзади хорошо растянуто, войти без смазки достаточно трудно, более того, когда горячий «вертел» начинает давить на стенки, проталкиваясь в кишку дюйм за дюймом, это очень живо напоминает забивание в задний проход деревянной сваи. Ань Жюле пытался уйти от неприятных ощущений, но железная хватка Ду Яньмо не позволяла это сделать, и член неумолимо продвигался вглубь.
Горло Ань Жюле свело спазмом, он не мог вдохнуть полной грудью, а в оконном стекле отражался вульгарно распластанный на кресле мужчина, при виде которого хотелось отвести глаза от стыда: сверху белоснежный китель практически в полном порядке; снизу – сбитые набок стринги, сдавившие эрегированный член и придавшие ему странную форму; широко раздвинутые голые ноги повисли по бокам на ручках кресла, в задний проход протискивается толстый, тёмный предмет и в конце концов погружается полностью. Жутко развратная картина.
Ань Жюле чувствовал себя офицером, захваченным в плен на поле брани, которого истязают, насаживая на толстое орудие пытки, а враг бахвалится своим триумфом, превращая его в секс-игрушку. Он хотел, чтобы его затрахали до смерти. Таким наказанием, сплетённым с похотью, можно действительно замучить человека до смерти. В голове шумело, перед глазами всё плыло, Ань Жюле смотрел на своё отражение и словно проникал в какой-то иной мир.
- Я скажу…
Ду Яньмо:
- ?
Ань Жюле облизал губы и наморщил брови, подавляя наслаждение:
- Я скажу тебе всё, что угодно… только… только не мучай меня.
«Это опять слова какой-то песни?» После минутного замешательства Ду Яньмо пришёл в себя и толкнулся в него:
- Ты в самом деле скажешь всё, что угодно?
Ань Жюле жалостно всхлипнул:
- Да.
Теперь он был рад, что не дал себя трахнуть в переулке, иначе он не смог бы так естественно проявить себя в таком бесстыдном и похотливом виде. Он уже представил, какие постыдные вопросы может задать ему парень, например, вдруг он захочет, чтобы Ань Жюле описал, что происходит в его дырке во время сношения, насколько ему нравится, как ему вставляют и тому подобное. От этих мыслей у него пересохло в горле, но он не ожидал, что парень спросит нечто, совершенно не относящееся к делу:
- А тот зомби… Кто он?
- А? – Ань Жюле был настолько потрясён, что не знал, что ответить.
Похоже, парень был недоволен его молчанием и хорошенько поддал ему снизу. Удар пришёлся как раз в чувствительную точку, Ань Жюле сразу вздрогнул и вскричал:
- А-ах!
Онемение в заднем отверстии было слишком сильным, но Ань Жюле очень любил это непристойное ощущение и стал вертеть задом, чтобы повторить, однако, Ду Яньмо снова стиснул его бёдра, не позволяя даже попробовать. Ань Жюле не хотел вступать с ним в схватку, ибо выносливость парня всегда была такой, какой должна быть выносливость у неординарной личности, и если он не уступит, Ду Яньмо совершенно точно способен превратить свою дубину в настоящий столб пыток, которым будет пронзать его всю ночь. Ань Жюле признался:
- Я… Я не знаю… Ай!
Его схватили за перед, шершавый палец парня царапнул нежную головку, ствол крепко сдавили и принялись наглаживать вверх-вниз, давая понять: «ничего страшного, у тебя есть время подумать над ответом». Это было настолько приятно, что Ань Жюле закрыл глаза:
- Правда… не знаю…
По сравнению с безоговорочно непристойным видом мужчины, Ду Яньмо был достаточно хладнокровен:
- Зачем ему понадобился твой телефон?
На самом деле он не особо понял, только смутно расслышал такие слова, как «number» и увидел сцену до и после вопроса, в общем, было не трудно догадаться.
- Я не знаю… О-оо! Это правда! Я не знаю его! А-ааа! Не надо… не делай так… М-мм… - вопил Ань Жюле, сотрясаясь от свирепых ударов.
Его очко было уже хорошо растрахано и беспрепятственно пропускало карающий таран, Ду Яньмо стремительно входил и выходил, не давая возможности сомкнуть сфинктер. Слабые и нежные стенки совсем не могли сжаться, тем не менее спереди всё торчало предельно твёрдо, член дёргался в такт толчкам, секреция разливалась, как река, вышедшая из берегов.
- Я… Я ему только улыбнулся, и он сразу… Он сразу подошёл… Ай…
Ду Яньмо:
- И ты дал ему?
Ань Жюле недоуменно обернулся:
- ?
- Номер телефона, - Ду Яньмо вошёл в него под особо заковыристым углом, нанося молниеносные точечные удары в простату, Ань Жюле уже на грани сознания отвечал:
- Нет… Не дал…
- Угу, - Ду Яньмо поцеловал его.
Он понял, что это правда, его господин Хризантема не настолько безалаберный человек, вот только он хотел услышать это непосредственно из его уст. Ань Жюле произнёс с некоторой обидой:
- Ты мне не веришь.
Ду Яньмо вздохнул:
- Я верю.
Он просто… не верил в себя. Ему не хотелось продолжать этот разговор, поэтому он просто обнял мужчину и продолжал молча входить в него, только больше не мучил, потому что ему самому это не доставляло удовольствия. Сейчас Ань Жюле полностью открыт перед ним, только маленькое кресло совсем не подходит для полноценного секса. Он предпочёл поднять Ань Жюле и сам поднялся следом, и не вынимая из него члена стал подталкивать его внутренними ударами, направляя к окну.
- О-о! А-а!
Ань Жюле крепко держали за талию, ноги касались пола только кончиками пальцев, зад высоко задран, лицо, как в невесомости, прижалось к окну. Прикосновение к холодному стеклу принесло небольшое успокоение. Но Ань Жюле не успел перевести дух, Ду Яньмо опять возобновил атаки.
- А-аааа!
Ань Жюле уже не стесняясь распутно кричал, даже сквозь туман в глазах не решаясь смотреть, какую развратную картину он сейчас из себя представляет. Его задранный член, колыхаясь под ударами сзади, тёрся о стекло, похотливые выделения скользили по нему и падали на пол. Его связанные руки настолько затекли, что уже не чувствовали боли. Ань Жюле весь погрузился в сумасшедшую еблю, как будто он родился на свет только для того, чтобы висеть на хую у парня, и каждая клеточка его тела дрожала от удовольствия, даруемого его мальчиком. Он чувствовал себя на вершине счастья.
Его охватил жар, белая кожа постыдно раскраснелась, Ань Жюле приближался к кульминации, кишечник безжалостно стиснул партнёра. Ду Яньмо развязал верёвки, опутавшие его тело, извлёк член и развернул мужчину лицом к себе. На фоне огней ночного города за окном измученный вожделением Ань Жюле выглядел и жалко, и очаровательно. Ду Яньмо поднял его левую ногу и перекинул через свою руку:
- Обними меня.
- … Да, - Ань Жюле мягко положил ему на плечи обессиленные руки.
Ду Яньмо наклонился и поцеловал его, проникая в его рот языком, одновременно снова врываясь огромным, железным фаллосом в задний проход. Китель немного соскользнул с плеч Ань Жюле, и это существенно помогло ему, так как его спина больше не скользила по стеклу, следуя за гладким сукном, и не заставляла его тело ёрзать вверх-вниз вслед за толчками. Теперь полотняная рубашка затормозила трение о стекло, и он мог самозабвенно отдаться наслаждению, неподвижно вжавшись спиной в окно.
- Да… Да… Да-аааа…
Головка члена вновь и вновь атаковала простату, и Ань Жюле не выдержал. Разряд тока пронзил его тело, он глубоко вдохнул, подался бёдрами вперёд, и белое семя выплеснулось прямо на крепкий пресс Ду Яньмо. Он выстрелил несколько раз, измазав весь живот партнёра, сумасшедший оргазм заставил поджаться пальцы на ногах, скрутил в узел брови; лёгкие едва не разорвались от бурного дыхания, пока наконец не наступило успокоение.
Одновременно с семяизвержением из глаз потекли слёзы. Ань Жюле совершенно обессилел. Чуть замедлившись, Ду Яньмо подхватил его на руки и продолжал двигаться, но из-за недостаточной опоры пришлось в конце концов выйти из него. Некоторое время он поддерживал Ань Жюле, а когда тот окончательно излился, мягко опустил его на пол. Мужчина упал на колени, оказавшись как раз напротив торчащего члена Ду Яньмо, и парень моментально кончил ему на лицо.
Горячая, вязкая сперма стекала по его лицу, пачкая форму, Ань Жюле неосознанно раскрывал рот и ловил языком брызги. С трудом разлепив глаза, он увидел прямо перед собой головку, похожую на морду свирепого монстра, шевелящую ртом, вблизи можно было разглядеть даже розовый цвет внутри мочеиспускательного канала.
Кульминация Ду Яньмо медленно сходила на нет. Тяжело дыша, он гладил заляпанное спермой красивое лицо Ань Жюле, а тот, улыбаясь, ловил ртом пальцы парня и слизывал с них семя. Что-то удалось стереть с лица, но Ань Жюле не успокоился, пока не слизал и не проглотил бо;льшую часть, только тогда он удовлетворённо щёлкнул языком. Ну и ну…
Ду Яньмо знал, что любовник не любит вкус и запах спермы, и знал, что сейчас он охотно проглатывает исключительно потому, что «оно» принадлежит ему. Как-то раз Ду Яньмо попытался сказать ему: «Если не хочешь глотать, не надо», на что Ань Жюле неожиданно хлопнул себя по животу ладонью и ответил:
- В моём животе всё потомство семьи Ду, смотри, если ты меня разозлишь, я сделаю аборт!
Ду Яньмо:
- …
«Да-аа, ну у тебя и шуточки!» Поэтому сегодня он позволил Ань Жюле делать, что ему хочется. Последний же явно не насытился, он вылизал орудие до блеска и выглядел весьма оживлённым, как будто не его сейчас оттрахали чуть не до обморока.
- Ваше превосходительство, не желаете ли продолжить расследование моих деяний?
В животе Ду Яньмо снова занималось пламя. Он поднял Ань Жюле на ноги и снова развернул лицом к окну:
- Господин Хризантема, я уже сказал.
- ?
Он прижал Ань Жюле к себе так крепко, что мужчине стало трудно дышать. Взгляд Ань Жюле скользнул по россыпи огней Нью-Йорка, сверкающей за окном в туманном мареве ночи, и остановился на отражении лица парня. Тот улыбнулся одними губами:
- Сегодня я тебя не пощажу.
«Нью-йорк, Нью-Йорк» окончание
;// (окончание)
Нью-Йорк оставил в памяти Ань Жюле не слишком много приятных воспоминаний, но ему нравилась здешняя осень. Очень комфортная погода, не слишком холодная, подходящая для здорового сна, хотя в тот год он почти не пользовался этим благом по причине бессонницы.
Когда он проснулся, погода была замечательная. Сухая и мягкая постель, матрас самой оптимальной толщины, тонкая ткань постельного белья так приятно обволакивала обнажённую кожу, что Ань Жюле даже вздохнул от ощущения уюта. Однако тело отозвалось на вздох тупой болью, которую невозможно было игнорировать, особенный дискомфорт доставляло ему смутное остаточное чувство жжения в раздолбанном анусе.
Кто-то лежал рядом, крепко обнимая его живот. Ань Жюле повернулся к парню. Ду Яньмо крепко спал, еле слышно похрапывая. Обычно парень спал тихо, значит, накануне он действительно вымотался. Ань Жюле приподнялся и подперев голову рукой стал разглядывать юношу. Обычно ему это редко удавалось. Уже говорилось, что парень был похож на собаку и спал он всегда очень поверхностно и бдительно: когда Ань Жюле просыпался и выбирался из постели, он всегда открывал глаза и следил за ним. Но сейчас его сон был столь глубок, что он даже не отреагировал, когда Ань Жюле в шутку ткнул его пальцем в щёку, так и продолжал похрапывать с присвистом.
- Пф-фф, - тихо рассмеялся Ань Жюле, отодвинул тяжёлую руку Ду Яньмо и сполз с постели.
- Ничего себе… - вся комната, за исключением кровати, в полнейшем беспорядке, повсюду разбросаны предметы одежды, военная форма прошлой ночью соответствовала своему предназначению только до тех пор, пока Ань Жюле после третьего оргазма наконец не сбросил её.
Не успел Ань Жюле сделать шаг, как ноги подогнулись, и он грохнулся на четвереньки. Если кратко, то orz…
(orz – эмотикон отчаяния; трехбуквенное сочетание, обозначающее крайнюю степень отчаяния — мем японского происхождения. Если смотреть на это сочетание знаков с воображением, то можно уви-деть в нем человека, стоящего на четвереньках — один из трагико-мических штампов аниме и манги, изображающий полную сломленность. Источник: http://www.netlore.ru/orz).
Звук падения получился настолько громким, что похищенный Морфеем Ду Яньмо проснулся.
- О… Господин Хризантема?
Он разлепил глаза и сразу увидел Ань Жюле в весьма пикантной позе. Соскочил с постели, подбежал, привычно поднял мужчину на руки и уложил обратно на кровать.
- Хочешь в туалет? – спросил он, протирая глаза.
Ань Жюле кивнул:
- И ещё почистить зубы и умыться.
Перед сном его «прочистили», тогда в ванной из него вышло всё, что только можно, однако организм добросовестно продолжал функционировать, восстановив всё, что накануне утратил. Ду Яньмо поддерживал его, пока мужчина, еле переставляя ноги, шёл в ванную и обслужил по высшему разряду, помогая его JJ целиться в унитаз. Ань Жюле смущался:
- Не надо, я сам.
- Не кобенься, - Ду Яньмо поцеловал его за ушком.
Казалось, он не до конца проснулся, и Ань Жюле не мог понять, это действительно так или он притворяется. Обычно спросонья парень всегда немного капризничал и делал только то, что хотел делать, не внемля ни малейшему слову.
Что за радость смотреть, как человек мочится… Ань Жюле не знал и не хотел знать. Привычка – это злой дух, кто бы мог подумать, что спустя столько лет его так парализует, хотя, если бы ему предоставили выбор, он предпочёл бы сделать это сам. Покончив с физиологическими потребностями, Ду Яньмо поднёс к его рту зубную щётку:
- Давай.
- …
Ань Жюле окинул его взглядом, «всё-таки не проснулся… ох-хо-хо» - и послушно открыл рот. Ду Яньмо почистил ему зубы, умыл, благодушно напевая какую-то песенку. Ань Жюле покорно принимал всё, без возражений, даже не пикнул, когда его на руках отнесли обратно в кровать. Было очень приятно ощущать гладкую, молодую кожу, упругие мышцы, и несмотря на боль во всём теле, Ань Жюле с удовольствием гладил и тискал парня.
После свирепых игрищ прошлой ночи его соски опухли. Неожиданно, как будто ему что-то вдруг пришло в голову, он спросил:
- А хочешь, я проколю соски и вставлю в них колечки?
- Пф-фф!
Ду Яньмо мог признать, что в сексе, кроме того, что он любил лишать партнёра возможности двигаться с тем, чтобы тот целиком и полностью зависел от него, у него не было других пристрастий… Вчера ночью это была просто прихоть, и спасательная верёвка оказалась очень кстати под рукой, но на самом деле его не привлекало садо-мазо.
Он не знал, откуда возникли у любимого человека такие мысли и хотя был шокирован, тем не менее спокойно ответил:
- Ты же боишься боли.
Ань Жюле улыбнулся, не отрицая. Разумеется, он боялся боли больше, чем кто бы то ни было, особенно после всего, что он в своё время пережил. К тому же, он был эстет и даже уши не прокалывал, и носил либо простые клипсы, либо магнитные.
- Дурака не валяй, - Ду Яньмо опасался, что он действительно пойдёт и сделает, он схватил его левую руку и поцеловал шрам на запястье. С годами этот шрам всё больше бледнел, иногда, если не приглядываться, его невозможно было увидеть. Порой Ань Жюле сам забывал о его существовании, однако, Ду Яньмо то и дело переворачивал его руку и смотрел на шрам с таким видом, словно ему самому до сих пор больно.
Он никогда не обсуждал тот факт, что когда-то Ань Жюле порезал вены из-за другого мужчины, его больше волновала та боль, которую он перенёс. Ань Жюле знал это и потому берёг себя, он даже с канцелярским ножом осторожничал, боялся резать бумагу. Несведущие люди считали, что он труслив и боится боли – ну да, всё верно, только истинной причиной была боязнь огорчить своего парня.
Любовь делает человека безнадёжным глупцом. Прежде Ань Жюле соглашался с этим утверждением, но с некоторых пор его мнение на этот счёт несколько поменялось. Истинно прекрасное чувство не позволит человеку опуститься, а наоборот, заставит ещё больше ценить себя. Оно заставит вас чувствовать себя таким же красивым и дорогим, как сверкающая драгоценность… И вам не захочется ранить себя, зная, что любящий вас человек будет страдать от этого гораздо больше, чем вы.
Издательство дало сотрудникам три свободных дня. Оба были зверски голодны и заказали завтрак в номер. Намазывая маслом маффин, Ань Жюле спросил:
- Ты раньше не был в Нью-Йорке?
- Был один раз, - ответил парень.
Ань Жюле поднял брови, откусил маффин и спросил:
- О, и когда же?
Ду Яньмо склонился к нему и слизнул масло с уголка его рта:
- Больше года назад, я приезжал на городской марафон.
Рука Ань Жюле, державшая нож, слегка задрожала. Он опустил нож на поднос и потянулся за кофе, но Ду Яньмо опередил его и подал ему чашку. Он сделал глоток, чтобы успокоить перевернувшиеся эмоции и спросил о примерной дате:
- Это было в то время?..
Ду Яньмо не запомнил точную дату, но это было примерно в то время, когда Ань Жюле был в Америке на стажировке.
- Да.
Ань Жюле готов был рассмеяться сквозь слёзы:
- Когда вы бежали, я сидел в кафе на этой улице.
Это был маленький городской марафон, о котором даже не сообщалось в СМИ. В тот день он встретил рассвет в редакции. Он намеревался плотно позавтракать, а потом вернуться в съёмную квартиру, принять душ и лечь спать. Краем глаза он увидел мелькнувший за окном кафе силуэт.
Если исключить спортивные мероприятия и панику при терактах, вы не увидите так много бегущих по улице американцев – это нонсенс. Ань Жюле сразу залез в телефон и посмотрел городские новости, и действительно, на этот день был назначен марафон, а он из-за своей занятости его профукал. В заметке отсутствовал список участников забега, но движимый сердцем, он молча взял поднос и пересел поближе к окну. Он печально провожал взглядом поток бегущих людей, и всё это время у него подёргивалось нижнее веко. Он заказал чашку крепкого «американо», а после этого не смог заснуть, хотя очень хотел спать, это было ужасно.
В огромной толпе он так и не увидел парня, и не знал, принимал ли он участие в том забеге. Ду Яньмо слушал его, и в его душе сменяли друг друга разнообразные, весьма сложные чувства. Для него этот марафон был последним забегом за границей, после которого он собирался вернуться в Тайвань, он был уверен, что любовник ждёт его дома и даже не догадывался, что тот давно с ним распрощался и уехал в Нью-Йорк, более того, что тот находился на той же улице, по которой он пробегал… Он как обычно был сосредоточен только на беге и не обращал внимания ни на что вокруг.
Он считал, что двигается вперёд, развивается, но на самом деле он упустил намного больше, чем получил. Парень прикрыл глаза, не зная, что сказать. Он сел позади Ань Жюле, просунул руки ему под мышки, скрестив ладони у него на груди, и положил подбородок на плечо мужчины:
- Какое счастье…
Какое счастье, что этот человек по-прежнему любит его. Они не упустили свою любовь. Он не смел винить мужчину, но нельзя сказать, что в его сердце совсем не осталось обиды… Разумом человек многое понимает, но чувства часто идут в противоход, и мы задаёмся вопросом, почему так происходит? «Ты же так любил меня, почему ты не захотел меня дождаться?»
Но на самом деле он прекрасно понимал, почему. Оставил именно потому, что слишком сильно любил, потому что не вынес деградации их отношений, но даже после ухода он не забыл его, наблюдал за ним тайно и был его самым верным и искренним поклонником. Ду Яньмо вздохнул и прижал любовника ещё крепче к себе. По крайней мере, сейчас он в его объятиях, о большем он не просил.
Его вздох овеял тёплым воздухом ухо Ань Жюле. Тот слегка повернул голову в его сторону и увидев горестное выражение лица парня, грустно усмехнулся. Говорят, что собаки и дети особенно запоминают боль, а парень соединял в себе и то, и другое.
В конце концов, раз уж они оба оказались здесь, Ань Жюле настоял на прогулке по Нью-Йорку. В прошлый приезд Нью-Йоркские развлечения как-то прошли мимо него, и теперь он был воодушевлён даже больше, чем Ду Яньмо. Юношу не очень впечатлили виды мегаполиса, ему больше нравились пустынные ландшафты, лесные водопады, виды живой природы. Пройдя несколько улиц, Ань Жюле заметил, что Ду Яньмо не проявляет интереса к прогулке. Он сразу угомонился и спросил:
- Куда бы ты ещё хотел пойти?
Ду Яньмо ничего не смог придумать и только сказал:
- Ты доволен, и это главное.
Ань Жюле разочарованно цыкнул языком, проявление такого безразличия показалось ему не очень хорошим признаком. Но так или иначе, после дня прогулки животы у обоих подвело, и он решил, что надо куда-нибудь сходить поесть. Он сознательно прошёл мимо метро, потому что терпеть не мог людскую толпу, и по этой же причине настоял на том, чтобы поесть в ресторане. Ду Яньмо тоже понравилась эта идея.
Очень кстати неподалёку оказался небольшой китайский ресторанчик, старенький, с потрёпанной вывеской. Внутри был слышен шум людских голосов, и как только они вошли, сразу ощутили густой аромат жареных в масле лепёшек. Шеф-повар, он же хозяин ресторанчика как раз выставлял блюда на прилавок. При виде Ань Жюле его грубое лицо выразило приятное удивление:
- Йоу, кто это? Каким ветром к нам принесло такого шикарного господина!
Ань Жюле заулыбался:
- Надеюсь, Ваше меню не изменилось?
- Нет, меню всё то же!
Хозяин указал на обшарпанную, грубо оштукатуренную стену, сплошь увешанную деревянными табличками, исписанными английскими вперемешку с китайскими названиями блюд. Ду Яньмо прочитал одно и замер в недоумении:
- Э-э… Red burned lion head? Красный, жареный, лев… голова?
Хозяин кивнул:
- Наше фирменное блюдо!
- …
Мало этого, острый соевый творог по-сычуаньски (жареный со свиным или говяжьим фаршем и перцем, в остром соусе) назывался «Bean curd made by a pock – marked woman»; свинина с рыбным вкусом (нарезанная соломкой жареная свинина в рыбном соусе с чесноком и острым перцем) называлась «shredded pork in garlic sauce»… Весьма прямолинейно.
(Bean curd made by a pock – marked woman – бобовый творог, приготовленный рябой женщиной; shredded pork in garlic sauce – нарезанная свинина в чесночном соусе).
Хозяин:
- Что закажете?
Ань Жюле:
- Как обычно.
- Хорошо, - улыбнулся хозяин и пошёл готовить.
Ань Жюле повёл Ду Яньмо за собой выбирать место, где можно посидеть спокойно. Небольшой ресторанчик процветал. Множество черноглазых азиатов искали заработка на чужбине и вместе с тем стремились найти место, напоминавшее им о далёкой Родине. И все они приходили сюда, чтобы расслабиться, потому что здесь можно было только шевелить ртом и не напрягать мозги. Горячая, родная еда на краткий миг отодвигала гнетущую тоску.
Когда официант принёс блюда и расставил их на столе, Ду Яньмо увидел, что; имел в виду Ань Жюле под «как обычно». Его сердце радостно забилось: ослепительно красные жареные свиные ребрышки в кисло-сладком соусе исходили аппетитным ароматом, моментально оккупировавшим нос.
Ань Жюле вручил ему палочки. В наши дни наблюдается подъём борьбы за защиту окружающей среды, поэтому в ресторанчике использовали столовые приборы собственного изготовления. Ду Яньмо иногда чувствовал сожаление: ему очень нравилось смотреть, как Ань Жюле полирует для него бамбуковые палочки.
- Хозяин готовил по рецепту, который ему предложил я, интересно, изменилось ли что-нибудь… Хе-хе, посмотрим?
- Давай, - Ду Яньмо подцепил кусочек, отправил в рот и тут же в изумлении воскликнул, - …Такой же вкус, как у тебя.
- Конечно, я же сказал, что дал ему свой рецепт.
Ань Жюле постучал ему по лбу и сразу сделал движение, как будто хочет спрятаться под стол:
- Боюсь, что ты сейчас начнёшь изрыгать огонь, как дракон, мне лучше спрятаться.
Ду Яньмо беспомощно улыбнулся и принялся за еду. Это его любимое блюдо, путешествуя по всему свету и встречая китайский ресторан он никогда не мог удержаться, чтобы не зайти, но заказывая свиные рёбрышки в кисло-сладком соусе он всегда обнаруживал, что и у мяса, и у соуса какой-то другой вкус. Он видел, как готовит Ань Жюле, всегда очень свободно, без всяких правил, и только рецепт приготовления свиных рёбрышек он выверил до последнего грамма и всегда так серьёзно и тщательно отмеривал все составляющие соуса, как будто ставил химический эксперимент, не допуская ни малейшей ошибки в пропорциях.
Ань Жюле:
- Ну как, вкусно?
«Ещё бы не вкусно, такой родной вкус!» Ду Яньмо кивнул:
- Было бы ещё лучше, если бы это приготовил ты.
«Надо же, знает, как комплимент отвесить». Ань Жюле с тонкой улыбочкой изогнул бровку:
- М-мм, и в чём разница?
- Вот в этом, - парень наклонился к нему и не заботясь о том, что его губы вымазаны в соусе, беспечно прижался к его губам.
Ань Жюле удивлённо вздрогнул, а народ вокруг всё так же ел и болтал о своём, не обращая на них никакого внимания – это существенное преимущество жителей Нью-Йорка, они безразличны или наоборот, просто уважительны к незнакомым людям.
Ань Жюле облизнулся и сжал в ладонях лицо парня:
- У тебя полный рот кисло-сладкого вкуса.
Кисло-сладкий, кислый… и сладкий. Проглотив соус, Ань Жюле принялся за пельмени, приготовленные вторым поваром. Необыкновенно вкусная еда и персонал такой радушный… Даже слишком радушный.
Ду Яньмо невольно отмечал, что Ань Жюле притягивает к себе несколько избыточное внимание. Он прекрасно понимал, что возлюбленный в этом не виноват. Похоже, где бы ни появился этот мужчина, он всегда будет всех очаровывать, мужчин и женщин, старых и молодых. Даже какая-то симпатичная блондинка, проходя мимо них, успела состроить ему глазки:
- Oh, prettyboy, - и покосившись на Ду Яньмо, добавила, - Hot man. (англ. О, красавчик. Горячий мужчина).
Ду Яньмо:
- …
- Thanks, - Ань Жюле послал красавице воздушный поцелуй.
«Boy, man, сказала правильно, вот только объекты перепутала». Ду Яньмо посмотрел вдаль: его молчаливые предчувствия сбывались, чем старше становился его возлюбленный, тем моложе он выглядел, законы времени и старения с ним не работали, это парадокс, но время терпело полный крах. Ань Жюле отметил про себя всю гамму чувств, отразившуюся на лице молодого человека:
- Погоди-ка, не может быть… Тебя это задело?
Ду Яньмо тяжело вздохнул:
- Господин Хризантема, вот только не надо надо мной издеваться…
Парень покраснел до ушей от смущения, такой потрясённый вид редко встретишь и за тысячу лет. Ань Жюле не удержался и беззаботно рассмеялся. Пустячок, а приятно…
На самом деле, воспитание – это обоюдоострый нож: с одной стороны, приятно наблюдать, как младший объект под твоей неустанной заботой, словно орошаемое благодатной водой растение укореняется, наливается силой, обрастает новыми побегами; с другой стороны, снедающее душу постоянное беспокойство, что твой воспитанник догонит тебя и даже перерастёт, превзойдёт, нестерпимо точит тебя день за днём, истощает и лишает сна.
Ань Жюле:
- Эй, не хочешь поинтересоваться, в чём секрет сохранения молодости?
- … Ну, расскажи.
Ань Жюле на манер известной модели из телерекламы кокетливо скривил плечико и подпёр подбородок ладошкой:
- Умереть, не состарившись.
Ду Яньмо:
- А?
Ань Жюле резко посерьёзнел:
- Я каждый день смотрю на себя в зеркало и повторяю по сто раз: если я состарюсь, растолстею, стану страшным, то пусть я лучше сдохну; с помощью силы воли я оживляю свои внутренние клетки, приказывая им усилить обмен веществ, чтобы ни одна из тысяч клеток не ленилась.
Хотя Ду Яньмо знал, что не стоит ожидать серьёзных ответов из его уст, но это высказывание впечатляло…
- Ты мог бы немного расслабиться.
Хотя мысли такого рода довольно наивны, ему искренне хотелось, чтобы мужчина не слишком усердствовал. Не имеет значения, станет ли он старым, толстым, некрасивым уродом, может, даже вообще утратит всякую привлекательность, достаточно того, что только он один будет знать его самую красивую, самую лучшую часть.
Ань Жюле улыбнулся и не ответил. Он всегда соглашался с юношей, но только в этом вопросе твёрдо придерживался своего мнения: любовь совершенно не выдерживает беспечности, лени и безалаберности. Заполучив желанное, позволь себе немедленно насладиться удовольствием обладания, и пусть ты будешь брать меня без передышки, зато у тебя не останется сил, чтобы обращать внимание ещё на кого-то.
Ду Яньмо вдруг почувствовал, как по спине пробежал холодок:
- Господин Хризантема… Мне кажется, у тебя фобия.
- Угу.
«Есть известное выражение “Всё идёт, как запланировано”, думаешь, так я тебе и скажу?» (Фраза от Night God Moon из манги ТЕТРАДЬ СМЕРТИ)
- Забудь, прогулка закончилась, - сказал Ань Жюле, - Возвращаемся.
Раз уж Ду Яньмо не впечатлили городские улицы, тогда лучше забраться в маленькое гнёздышко в уютной гостинице и повозиться друг с другом. Это был самый желанный маршрут Ду Яньмо. Он крепко сжал руку Ань Жюле и улыбнулся:
- Согласен.
Ань Жюле:
- …
- ?
Ань Жюле как-то странно вздрогнул, как будто схватился за склизкую лягушку. Ду Яньмо не понял его реакции:
- Что?
- Ничего.
Ань Жюле незаметно высвободил свою руку. Он боялся, что Ду Яньмо случайно коснётся пульса и обнаружит, что он у него бьётся чаще обычного. Неужели он такой никчёмный? Его полубезумный взгляд впился в лицо Ду Яньмо, вот уже скоро десять лет он смотрит на него и если не случится ничего непредвиденного, то и последующие двадцать, тридцать лет при виде улыбки его мальчика у него всё так же будет трепетать сердце.
Кто из них кого «заарканил»? Трудно сказать. Наверно, они в этом до самой смерти не разберутся.
***
На третий день Ду Яньмо проснулся в пустой постели. Место рядом с ним было холодным, это означало, что любимый уже давно встал, а он даже не услышал. Редко бывало, чтобы он спал настолько глубоко, но за недавнее короткое время произошло столько событий и переживаний, что усталость просто подкосила его. Он поморгал глазами, потянулся и встал с постели.
В комнате было тихо. Наверно, Ань Жюле в ванной… Заглянул – никого. Физиологические потребности оказались сильнее недоумения, и Ду Яньмо поднял крышку унитаза – «Привет, любимый, доброе утро, я вышел по делу, в двенадцать часов найди меня!» И вдобавок к записке забрызганная JJ карта… Ду Яньмо помолчал, вздохнул, оторвал приклеенный к крышке клочок бумаги и отложил в сторону.
Промыл унитаз и приступил к чистке зубов и размышлениям: «не знаю, что за фокусы опять затеял любимый, но самое ужасное, это его вечная привычка всё делать молча, со своим обычным пофигизмом».
Сейчас только десять, до полудня ещё два часа. Пока Ду Яньмо позавтракал, уже настала пора выдвигаться. Пошёл одеваться, раскрыл сумку, глядь – поверх подготовленной прогулочной одежды опять записка с указанием времени и картой. Похоже, ему предстоит квест.
Снаружи погожий осенний денёк, воздух сухой и прохладный, залитое солнечным светом небо кажется выше, чем обычно. Рядом с гостиницей раскинулся знаменитый Центральный парк Нью-Йорка. Прекрасные, развесистые золотисто-жёлтые кроны деревьев гинго заставляли торопливых пешеходов невольно замедлять шаги.
Согласно указанию на карте, Ду Яньмо направился в огромный парк (вытянутый в длину на 4 км. Центральный парк Нью-Йорка имеет площадь 3, 41 км). Через некоторое время ему встретился мужчина, стоявший перед неизвестной бронзовой статуей. В наушниках, засунув руки в карманы куртки, он с благодушным видом смотрел в голубое небо.
Его прекрасное лицо немного наклонено набок, обычно очень деятельный, одержимый желанием повергнуть этот мир в хаос, сейчас, наедине с самим собой он был спокоен и умиротворён, являя собой картину совершенного дзэна и полного слияния с природой.
(Дзэн – состояние полной внутренней сосредоточенности, отрешённости от всего внешнего; достигается практикой созерцания. Следующие стадии дзэна – это просветление и погружение в нирвану. Подробнее гуглите).
Ду Яньмо невольно замедлил шаги и остановился. Он как будто вернулся в ту ночь много лет назад, когда он, весь пропитанный влажной прохладой ночного воздуха, стоял на распутье там, где его привычный мир разделялся на две разные Вселенные. Он колебался, не решаясь войти в тот бар, но стоило только увидеть улыбку этого человека и еле заметную ямочку на его щеке, в его сердце мгновенно что-то шевельнулось, и он не колеблясь последовал за ним. С этого мгновения направление его жизни круто изменилось. И поныне этот человек, подобно маяку, указывает ему путь. Ду Яньмо наклонился к его уху, снял один наушник и спросил:
- Что ты слушаешь?
- Хочешь послушать? – Ань Жюле повернулся к нему и всунул один наушник в правое ухо Ду Яньмо.
Он услышал песню очень обширного диапазона, в первую секунду он даже подумал, что это похоже на какую-то оперу, а в следующую секунду узнал песню Аджи Цая: *«Вау, Бибилан, всё серьёзно…» А потом Ду Яньмо услышал старую классическую мелодию, низкий, бархатистый голос запел на английском: «New York… New York…»
(*;;;, Аджи Цай – певец-инвалид, родился в Тайване в 1957 году, 15 апреля. Невероятно шикарный голос, потрясающая эмоциональность, чувственность. Поёт национальную музыку, эстрада, но не рок, не поп. Песни Aji Tsai можно послушать здесь:
https://youtu.be/YZ3zElcK4SU).
- Нью-Йорк, Нью-Йорк?
- Да, это песня из кинофильма. Мужчина и женщина приехали в Нью-Йорк, чтобы воплотить свою мечту, встретились, полюбили друг друга, но в конце концов не смогли противостоять давлению жизненных обстоятельств и расстались, - начав говорить с нотками трагизма в голосе, Ань Жюле закончил с улыбкой, - Вот что я скажу тебе, этот город пожирает людей.
(Песню “Нью-Йорк, Нью-Йорк” в классическом исполнении Фрэнка Синатры можно послушать здесь: https://youtu.be/EUrUfJW1JGk).
Он скорчил страшную рожу, оскалив зубы и растопырив пальцы на манер когтей, словно призрак-оборотень из фильма ужасов. Этот город заставляет людей вооружаться и мало-помалу уничтожает доброту, лишает тепла. Однако, в этот момент вид ясного, солнечного, золотисто-жёлтого парка, наполненного последним осенним теплом, совершенно не вязался с людоедством и тому подобными ужасами.
Просто сюжет у этого фильма плохой, влюбились из-за мечты и расстались тоже из-за мечты. Заметив расстроенное выражение лица Ду Яньмо, Ань Жюле улыбнулся. «Дурачок, вечно у тебя в голове всё перепутано».
- Это всего лишь старая история, мы можем послушать другую песню.
Он наклонил голову и нажал на кнопку перемотки в плеере. Порыв ветра взвихрил его длинные волосы, и Ду Яньмо увидел в его левом ухе серёжку с рубином. Великолепный рубин горел на солнце, как маленький кусочек сказочного огня. Привлечённый его сиянием, Ду Яньмо протянул руку и коснулся серьги… нет, это не магнит.
- Больно, - пожаловался Ань Жюле и втянул голову в плечи, - Ай-яй, не трогай, я только утром проколол.
- Проколол?
- Да, посмотри, - Ань Жюле отвёл мочку в сторону и показал, сзади торчала застёжка-гвоздик.
Ду Яньмо был поражён: мужчина больше всего на свете боялся боли и больше всего на свете берёг свою красоту, он категорически не соглашался повредить свою плоть, продырявив мочки ушей. Как получилось, что приехав за границу, он изменил своим убеждениям?
- Так ты для этого ушёл так рано?
Ань Жюле замялся:
- Ну-уу… Правда, красивый камень?
Ду Яньмо согласился:
- Красивый.
Но Ань Жюле сказал, как отрезал:
- Сделай мне такой из своих волос.
- …
- Вау, у тебя такое лицо, это бесценный кадр.
Даже на просмотре ужастиков лицо парня так не искажалось, Ань Жюле принялся нашаривать мобильный, чтобы немедленно заснять, но был остановлен Ду Яньмо:
- Зачем это делать?
- Это же так романтично!
Ань Жюле улыбался, в его карих глазах светилось тёплое золото осеннего солнца, делая зрачки светлее и прозрачнее.
- Вначале я хотел сделать тебе сюрприз на день рождения, но не дотерпел… Тебе не нравится?
Ду Яньмо:
- Не скажу.
Сделать драгоценный камень из волос, **на первый взгляд, звучит дико, но если подумать, в этом есть смысл. Его сердце дрогнуло. К белой коже Ань Жюле очень подходит красный рубин, но алмаз добавит ещё больше чистоты и блеска его красоте.
- … Ты ведь не собираешься проколоть ещё и соски?
Ань Жюле:
- Да! Но если ты против, я не буду.
- …
(**Исследования по производству искусственных алмазов велись в России и США с 50-х годов XX века. Человеческие волосы используются для извлечения из них природного углерода. В процессе синтеза алмазов полученную из волос золу смешивают с графитовым порошком (графит, как известно, идентичен природному алмазу по молекулярной структуре). Затем смесь помещается в специальный агрегат для синтеза камня. В нём при температуре 1,5 тысячи градусов и под давлением 6 тысяч атмосфер (условия, приближенные к природным на глубине 150 км под землёй, при которых “произрастают” алмазы) полученную субстанцию соединяют с углеродистым металлическим расплавом. Так зарождается будущий кристалл.
Трёх граммов волос достаточно для того, чтобы алмаз нёс в себе неповторимую частичку индивидуальности своего владельца (его генетический код). Учёные даже прозвали между собой этот научный эксперимент "бриллиант души".
Со временем стало возможным синтезировать крупные алмазы или алмазы ювелирного качества. Россия и США стали лидерами в этой области технологий. Информация с российских сайтов по теме “Бриллианты из волос”, на байду идентичные сообщения).
Ду Яньмо даже не знал, вздохнуть ли ему с облегчением или… разочароваться? С этим человеком каждый день похож на Рождество, нескончаемые «сюрпризы», у него скоро нервов не хватит выдерживать всё это.
Он протянул руку к лицу мужчины и коснулся кончиками пальцев его кожи. Ань Жюле с выражением удовольствия уткнулся лицом в его широкую ладонь, точь-в-точь как котёнок, ищущий ласки.
Его волосы шевелил ветер, и огонёк рубина сверкающим жалом пронзал глаза Ду Яньмо. Если он сделает драгоценный камень из своих волос, у этого камня будут его собственные клетки, и когда он открыто и величественно займёт место на теле этого человека, это будет невыразимо интимно.
В этом и заключался настоящий смысл «подарка», преподнесённого ему Ань Жюле. Ду Яньмо долго смотрел на него и вздыхал. А потом резко притянул его в объятия с такой силой, что опавшие листья взметнулись в воздух вместе с пылью, а потом вновь упали. Он так крепко обнял мужчину, что ноги Ань Жюле оторвались от земли, это было довольно неудобно, но Ань Жюле не возразил ни единым звуком. Ду Яньмо подхватил его на руки:
- Господин Хризантема, оказывается… ты всё понимаешь.
Да, он понимает, конечно понимает. Всё время, ежеминутно, ежесекундно этот человек наблюдал за ним, не упуская ни единой мелочи, мог ли он не понимать? Он понимал, что тревогу и страх парня невозможно успокоить просто словами, для доказательства любви потребуется время, но ему не хотелось тратить на это слишком много времени.
Ему льстило что парень так беспокоится о нём, но он ни в коем случае не хотел, чтобы тот страдал. Поэтому он решил доказать любовь поступком – проколол ухо. Только один раз, повторить он бы уже не решился. Он позволил парню держать себя на руках и внезапно сказал:
- Я люблю тебя.
Ду Яньмо замер.
- Хей, - Ань Жюле с улыбкой ущипнул и потрепал его за щёку, - Что тебя так удивляет?
- Потому что…
Он уже и не помнил, как давно Ань Жюле говорил ему эти слова, тем более, что он всегда ясно показывал свою любовь, и не было необходимости спрашивать. Он не ожидал, что так растрогается:
- Я так давно… не слышал от тебя этих слов.
- Да, я давно тебе их не говорил.
Ань Жюле не страдал от излишней скромности и не был стеснителен, он свободно мог говорить что угодно, но самые сокровенные слова боялся повторять слишком часто. Он боялся, что от слишком частого повторения они сотрутся, потеряют свою значимость, и чувство, которое они выражают, в конце концов остынет. Тем не менее, есть некоторые необходимые слова, на которые не стоит скупиться. Ань Жюле разжал пальцы на его щеке:
- Видишь, я настолько извращён, что готов носить бриллиант, изготовленный из твоих волос. Ты больше не будешь бояться, что я покину тебя?
Поддаваясь магии убеждения мужчины, Ду Яньмо чувствовал сумасшедшее сердцебиение, да, чего ему ещё бояться? На этот вопрос он не мог ответить, но он понимал Ань Жюле, потому что сам был такой же: робкий и осторожный, когда дело касалось тайны его сердца. Он тоже боялся, что если проболтается, это снизит долю искренности в их отношениях, боялся, что не сможет удержать любовь партнёра. Бесконечная тревога снедала его изо дня в день.
По сути, эту ситуацию можно выразить одной фразой: они оба слишком много думали и накручивали себя. В юноше Ань Жюле видел себя, как в зеркале, утешая его, он как бы утешал себя:
- Поверь, ты такой хороший, что не любить тебя невозможно, больше не бойся, что я не люблю тебя… Ты можешь уходить, куда тебе хочется, делать то, что ты хочешь, стать тем, кем ты хочешь.
Глаза Ду Яньмо обжигало от подступивших слёз, он ещё крепче прижал к себе Ань Жюле и охрипшим голосом произнёс:
- Я хочу стать твоим человеком.
Ань Жюле улыбнулся:
- Ты уже давно им являешься.
Он растил и воспитывал его с пятнадцати до двадцати пяти лет, и это самый лучший мужчина в мире.
- Подумай сам, разве в жизни так уж много десятилетий? Я с таким трудом воспитал и приручил тебя, зачем мне размениваться на других? Тогда я просто умру, не закрыв глаза.
(Идиома;;;;, в тексте тайваньский вариант;;;;; - “умереть, не закрыв глаза” имеет значение: умерший человек остался недоволен тем, что при жизни не успел закончить какое-либо важное дело; переворачиваться в могиле, не найти покоя и после смерти; умрет, но..., не успокоится пока не...).
- Да, - Ду Яньмо спрятал лицо в его тёплую ложбинку между шеей и плечом и потёрся, как щенок, требующий ласки, - Да, я твой, не отдавай меня никому.
«И я тебя никому не отдам». Он не собирался так легко отказываться от спорта из-за любовной тревоги, но если понадобится, он в любой момент без колебаний сделает выбор и решительно бросит всё, отдаст все силы, лишь бы этот человек не ускользнул из его объятий. Это не жертва. Порой осознание важности некоторых вещей и отказ от чего-то во имя этого требуют больше сил, нежели другие достижения.
Он легко прикоснулся губами к левой мочке Ань Жюле и сказал:
- Спасибо тебе.
«Спасибо за твою терпимость к моей слабости. Спасибо, что ты даёшь мне уверенность. Спасибо за твою любовь». Пусть свершается круговорот времён года, но где бы он ни был, он больше не будет бояться услышать слово «Нью-Йорк».
Глава 4 «Как разозлить мужа»
Последнее время Ань Жюле повадился на форумы с определённой тематикой, а именно, по вопросам семьи и брака.
Жизнь проходила монотонно, с одной стороны это и неплохо, но Ань Жюле это почему-то необъяснимо и тихо бесило, как бесит невидимая мерзкая морось, висящая в воздухе в долгие дни зимы, или чей-то непрерывный бубнёж за спиной. Вроде бы пустяк, а настроение портит.
Кто же в этом виноват? Застопорился рекламный проект? Как будто он и работодатель живут на противоположных концах Земли и Марса. Или он попал в бесконечный сериал для домохозяек «Счастливы вместе», где на протяжении двухсот серий крутятся одни и те же приколы. Похоже, всего понемногу. (Реплика от имени сериала для домохозяек: вот те на, иду себе тихо, никого не трогаю, и тут крайним оказался).
Прежде, чем с головой зарыться в дела, ясно осознавая, что работать нужно честно, он не смог уследить за своим пальцем, который в 18-миллионный раз открыл браузер и заставил его войти на очередной семейный форум.
А там – уже давно дошедшая до белого каления жаркая дискуссия, и в каждом отзыве на тему отражался разный жизненный опыт разных людей. Ань Жюле, поддерживая подбородок ладонью и позёвывая от скуки, читал один пост за другим, а потом от нечего делать набил сообщение дочке:
«Ты со своим часто ругаешься?»
Joke n;n:
«Ругаюсь, как не ругаться?»
Ань Жюле даже вздрогнул от удивления:
«И он может с тобой ругаться?»
Joke n;n:
«А почему нет? Я тут как-то случайно сказал при нём “старый хрыч”, так он неделю спал спиной ко мне».
Это был редчайший случай, когда Цяо Кенан выругался, имея в виду пожилого мужчину, дело которого, поистине необъятное и невероятно затянутое, досталось ему в производство. Ань Жюле с большим интересом прочитал ответ Цяо Кенана и спросил в свою очередь:
«У него так много недостатков, и ты всё ещё с ним?»
Joke n;n:
«Ой, а куда деваться, в жизни ведь не бывает всё так, как тебе нравится. Зачем придавать значение пустякам и тратить силы на ссоры?»
Чёрная Хризантема:
«Разве не сказано кем-то, что если любишь человека, ты принимаешь его таким, какой он есть и не стремишься его изменить?»
«Тьфу! – Цяо Кенан прислал смайлик, выражающий пренебрежение, - Всё это говорят люди, которые никогда по-настоящему не любили. Твой человек – это пазл, понимаешь? Чтобы совпасть с ним и жить в мире и согласии, нужно приспособиться друг к другу, я немного уступаю, ты немного уступаешь, и так притираемся, пока каждый выступ не попадёт в свою впадинку, разве нет?»
М-да, весьма резонно. Он вспомнил, как когда-то считал, что должен ссориться с Ду Яньмо, но к сожалению, не нашёл, к чему прицепиться. Признав, что оказался не при деле только по собственному недоразумению, он вернулся на бабский форум, чтобы там почерпнуть «вдохновения». Внезапно ему на глаза попалась новая тема в обсуждениях: «поболтаем о том, что заставит вашего мужа основательно взбеситься?»
В обсуждениях перечислялись всевозможные каверзы: нечаянно разбить его любимый автомобиль, поцарапать его сертификат 3С (ССС – обязательный сертификат на ввозимую в Китай продукцию для предпринимателей, занимающихся зарубежным импортом), полностью очистить слот памяти на его компьютере, сесть в автомобиль с едой… и ещё много всякого.
А потом он увидел один пост, где было написано: «Однажды я воспользовалась бритвой мужа, он три дня со мной не разговаривал». Ниже были только «ха-ха-ха», никто не сочувствовал, только один отклик «вашего мужа можно только пожалеть» … Ань Жюле тоже посмеялся. Бритва – это чисто мужская вещь, но когда её использовали, чтобы побрить волосы на ногах… этот муж наверняка просто потерял дар речи. Затем он вдруг подумал, что никогда не видел, как Ду Яньмо бреется.
Он пошёл в ванную. На полке над раковиной лежала бритва. Он взял её и разглядел – самый обычный станок, не какой-то там с тремя-четырьмя лезвиями. Волос на теле Ань Жюле было мало, если где-то отрастал один-другой длиннее положенного, он просто вырывал их пинцетиком, поэтому бритвам как таковым особо не уделял внимания.
Наведя справки в интернете, он узнал, что мужская бритва, так же, как женские гигиенические прокладки, не должна раздражать кожу. Ань Жюле изучил вопрос и решил купить любимому бритву. Сделав заказ, Ань Жюле решил, что старый станок уже не понадобится и решил устроить розыгрыш: что, если он побреется станком парня, как тот отреагирует? Ну, может, хоть немного повозмущается?
И он представил, как подождёт, пока Ду Яньмо перестанет злиться, а он потом достанет новый станок и скажет: «Я сделал это не назло, просто надоело смотреть, как ты пользуешься старой бритвой, а кроме того, прежде, чем выбросить, я хотел лично убедиться, что она уже ни на что не годится».
Хмыкнув, он взял бритву и провёл по коже… «****ь, а брить-то нечего». Волоски на ногах коротенькие, под мышками почти нет, если побрить, вообще ничего не останется, как ни крути, остаются только волосы на голове и лобок… Ладно, хрен с ним. Он снял штаны, вжик-вжик – прошёлся по самому краешку и опасаясь, что Ду Яньмо не заметит такие короткие волоски, специально поместил щепотку волос на самый центр лезвия. Порядок, осталось только дождаться возвращения любимого.
В этот выходной Ду Яньмо ушёл на встречу со старыми друзьями-марафонцами, и Ань Жюле предполагал, что домой он вернётся довольно поздно. Вопреки его ожиданиям Ду Яньмо явился в восемь вечера. От парня ощутимо несло крепким алкоголем. Увидев Ань Жюле он сразу заграбастал его в объятия, а мужчина с видимым недовольством зажал нос пальцами. Ду Яньмо отпустил его:
- Извини, от меня плохо пахнет, да?
Ань Жюле:
- Жутко воняет, - ему даже думать не хотелось, что было бы, если бы парень выпивал каждый день.
Ду Яньмо:
- Тогда я сначала приму душ.
При его отличной физической форме опьянеть не так-то просто, однако, сегодня он явно перебрал и передвигался немного неуклюже. Ань Жюле встревоженно наблюдал за ним, и когда на одном шаге парня немного занесло, он порывисто шагнул к нему, чтобы поддержать. Ду Яньмо улыбнулся, наклонился к нему и коротко чмокнул в губы, а потом с пьяным задором воскликнул:
- Жена!
Ошеломлённый Ань Жюле оттолкнул его. Он, конечно, человек широких взглядов, однако, был патологически восприимчив к причислению себя к противоположному полу, если кто-то хочет его рассердить, достаточно только назвать Ань Жюле бабой. Однажды Ду Яньмо спросил его, почему ему это настолько не нравится. Ань Жюле долго колебался, а потом проворчал:
- Это страшно.
Ду Яньмо:
- Как это?
Ань Жюле:
- Это ужасно! Мурашки по коже, и тошнит, просто выворачивает…
Ду Яньмо:
- …
Значит, именоваться господином Анусом для него приемлемо, однако, озвучивать его роль в их паре нельзя. Для Ду Яньмо это не поддавалось осмыслению и пониманию.
Ань Жюле скрипнул зубами:
- Во всяком случае, не злоупотребляй!
- … О.
Имя Ань Жюле получил в честь деда. Этот почтенный человек умер много лет назад, Ань Жюле уже не помнил, как он выглядел, только вспоминал, как они на пару с тан-гэ (двоюродный брат по отцу) озорничали в детстве: разыгрывали на пальцах, кому из них выпадет подкрасться и дёрнуть дедушку за усы. Дедушка был очень стар и частенько задрёмывал посреди дня. Когда тан-гэ дёргал его за усы – ничего, но как только приходил его черёд, дедушка всегда его «рассекречивал», открывал глаза и с несвойственной его возрасту громкостью кричал:
- Жюле!
С тех пор, когда кто-то громко называл его по имени, это означало, что над ним нависли неприятности. Не лучше ли отказаться от имени и зваться как-то по-другому?
- Жена! – упрямо произнёс Ду Яньмо, прикидываясь, что спьяну ничего не понял.
Ань Жюле не хотелось с ним спорить, и он тихо спросил:
- И кто же твоя жена?
Ду Яньмо улыбнулся:
- Ты.
Ань Жюле хмыкнул, но не стал опровергать. Какой вздор, кто же ещё, как не он? Он сопроводил Ду Яньмо до ванной и уже хотел выйти, как вдруг сзади на него снова навалились с объятиями так, что он чуть не упал. Ду Яньмо удержал его и проговорил на ухо:
- Помоемся вместе.
Копчик Ань Жюле зачесался. Чем взрослее становится этот ребёнок, тем больше он возбуждает его.
- Я уже мылся… Ай, ай!
Парень открыл кран горячей воды, и прямо на Ань Жюле из крана вылилась порция холодной воды, ещё не успевшей согреться. Мужчина сразу намок сверху, вскрикнул, обернулся и с укором посмотрел на Ду Яньмо. Последний с невинным видом разделся, потом стянул одежду с Ань Жюле:
- Помойся со мной.
- …
Парень расплылся в пьяной улыбке, его лицо под воздействием алкоголя стало таким по-детски открытым и добрым, что Ань Жюле не смог ему противиться. Придётся мыться второй раз.
Вода потеплела, и внизу под струями душа потянулись друг к другу две зрелые плоти. Ду Яньмо, памятуя, что от него пахнет выпивкой, решил сначала смыть с себя этот запах. Поскольку Ань Жюле был чист, просто так стоять под водой ему было скучно, и он начал заигрывать с Ду Яньмо. Поймав два мыльных пузыря, он осторожно поднёс их к груди Ду Яньмо:
- Смотри, какие большие сиськи.
Ду Яньмо не обратил внимания на его шутки, продолжая послушно мыться. Он пощупал свой подбородок, уже заросший, и потянулся за кремом для бритья. Ань Жюле с затаённой радостью отметил этот мо-мент – для того, чтобы лезвие хорошо скользило по коже, необходима пена, иначе легко пораниться. Мокнуть под душем по утрам Ду Яньмо было лениво, поэтому брился он обычно вечером, во время мытья, примерно раз в три дня. Ань Жюле считал это нормальным. Заметив взгляд Ань Жюле, Ду Яньмо спросил:
- Тоже хочешь побриться?
Ань Жюле:
- Нет, я не зарос.
Ду Яньмо провёл рукой по его скулам, ощущая кончиками пальцев идеально гладкую, без малейшего волоска кожу:
- Ты такой гладкий.
- Угу, - гордо улыбнулся Ань Жюле.
Ду Яньмо вздохнул и потянулся за станком, собираясь бриться, но вдруг заметил что-то в промежутке между лезвием и пластиной станка. Двумя пальцами он вытащил нечто, скрученное колечком и по цвету значительно светлее его собственных волос. Он перевёл взгляд на Ань Жюле, и сердце мужчины ёкнуло, «сейчас будет ругаться?» Вау, заснять бы этот вид, да как назло в ванной слишком влажно, и нельзя пользоваться мобильным… Какая неприятность!
Ду Яньмо вертел волосок перед глазами и так, и сяк, наконец, спросил:
- Это… что?
Ань Жюле:
- Мой волос.
Ду Яньмо:
- Откуда?
- С лобка.
Ду Яньмо опустил взгляд:
- Ты не всё сбрил.
Чушь какая, делать что ли нечего, брить лобок налысо? Не успел он съязвить, как уже был притянут парнем, который прижал его к себе и сказал:
- Я помогу тебе.
- Нет!
Ду Яньмо с невозмутимым лицом поиграл бритвой, в его чёрных глазах сверкнул такой же острый, как бритва, блеск:
- Я побрею тебе всё.
……
Ань Жюле и хотел бы сбежать, да не смог: его возлюбленный мог справиться с ним одной рукой. Будь Ду Яньмо трезвым, не составило бы труда уговорить его отпустить, но увы – не сегодня. Как никогда прежде жестоко и властно он зажал Ань Жюле так, что тот не мог пошевелиться, раздвинул его ноги и намазал лобок пеной для бритья. Какой позор, одна мысль о том, какая судьба ожидает его петуха, когда его «ощиплют» догола, бросила Ань Жюле в краску, он осмелился пошутить, и вот, что из этого вышло. Он попытался сопротивляться, но парень схватил его за яйца со словами:
- Не дёргайся, а то ненароком порежу где-нибудь.
С сразу начал брить. «Боже… Ах…» Ань Жюле закрыл лицо рукой, не решаясь смотреть, и только чувствуя лёгкий зуд в чреслах. Движения юноши лёгкие, умелые, рука осторожно порхает взад-вперёд, и под бритвой появляются полоски гладкой, нежной кожи. Трудно остаться равнодушным к такому обращению с самым чувствительным мужским местом. Небольшой прилив крови, и член Ань Жюле приподнялся над скошенным полем. Ду Яньмо приказал:
- Раздвинь ноги пошире.
Ань Жюле колебался в нерешительности.
Ду Яньмо:
- Если не раздвинешь, я не смогу добрить, будет некрасиво.
Последнее слово было главной болевой точкой Ань Жюле, эх, была не была, уж если брить, то брить дочиста. Ань Жюле медленно раскрыл бёдра. По правде говоря, он всегда заботился об этом месте, его промежность всегда была гладкой, так что Ду Яньмо осталось только удалить совсем немного волос. Затем он снял головку душа и смыл остатки пены.
- О-оо…
Кожа в этом месте под волосами особенно нежная, ощущения от льющейся на неё воды неописуемы, кожа зудела и покалывала. Глаза Ань Жюле увлажнились, он посмотрел вниз: на фоне гладкой, белоснежной кожи лобка торчащий пенис казался особенно красным. Плюс только в том, что JJ казался крупнее…
Ду Яньмо опустился на колени, поцеловал его подрагивающий член, затем широко раскрыл рот и погрузил ствол в глотку. Ань Жюле задрожал. Мягкие губы парня полностью накрыли его гениталии, отсутствие волосяной преграды порождало у обоих изумительные, волнующие чувства, ускоряющие сердцебиение и дыхание; казалось, вся кровь мгновенно устремилась в низ живота, и движимый её потоком, Ань Жюле невольно подался вглубь, в жарко пылающее, влажное горло. Ду Яньмо втянул щёки, с силой засасывая член.
- Ах-ха… ах-ха…
Дыхание перехватило, член распирало так, что даже яйца начало ломить, а тело обдало жаром, словно он попал под тугую струю кипятка. Ань Жюле схватил себя за грудь и крепко сжал оба соска, чтобы с помощью боли сбить волну стремительно накатывающего наслаждения. И в следующую секунду, даже не успев осознать, как палец юноши проник в его зад и нажал на простату, вскрикнул и выплеснулся в его рот. Ду Яньмо немного отодвинулся, покорно глотая вязкую жидкость.
Беловатые потёки в уголках его рта выглядели настолько сексуально, что у мужчины подгибались ноги. Ань Жюле быстро перехватил свой горячий опадающий член и направил его на лицо парня, исторгая последние порции спермы. Эта картина горячила кровь и доставляла ему странное, извращённое удовольствие. Дав Ань Жюле насмотреться, Ду Яньмо вытер сперму с лица и той же рукой огладил внутреннюю сторону его бё-дер и лобок:
- Ты такой милый.
- …
- Там так гладко, как у ребёнка.
Ань Жюле готов был покусать его за такие слова, но Ду Яньмо поднялся и как ни в чём не бывало прополоскал рот, а потом с чувством поцеловал любовника.
- Господин Хризантема, скажи правду, тебе ведь понравилось?
Ань Жюле что-то буркнул, как упрямый ребёнок, не желая признавать очевидного, но и возразить было нечего. Кое-что расстраивало: пусть он не так молод, но обычно он хорошо держался, а сейчас кончил как-то подозрительно быстро. Одно было ясно: вместо того, чтобы рассердить Ду Яньмо, он сам лишился волос… Теперь, даже надев пижамные штаны, он всё равно чувствовал себя голым.
Расстроенный Ань Жюле улёгся на диван, но и там не обрёл покоя, обритое место зудело, беспокоило, он вертелся, то и дело оттягивал резинку штанов, заглядывал внутрь и жаловался:
- Теперь ему холодно.
- Угу, - Ду Яньмо сходил за пледом и попытался укутать его, - Укройся.
Ань Жюле оттолкнул плед:
- У меня сердце замёрзло.
Он глубоко и нарочито шумно вздохнул и с затаённой обидой продолжал возмущаться:
- Ты слишком жесток! Ты безжалостный! Ты совершенно бесчувственный!
Ду Яньмо:
- …
Ань Жюле не унимался:
- Ты беспощадный, бесчеловечный, ты нарочно меня обидел!
Ду Яньмо кивал головой и соглашался:
- Да. Я беспощадный, бесчеловечный, я нарочно тебя обидел.
Ань Жюле продолжал ныть:
- Всегда безжалостный, всегда жестокий… Что, разве не так? Посмотри, как ты нехорошо подшутил надо мной, ты слишком жесток! Ты слишком злой! Ты слишком... ****ь, твою мать, как больно!
Ань Жюле сам не заметил, как прикусил язык и закричал от боли. Ду Яньмо безропотно сходил за аптечкой, порылся, нашёл оральную мазь * и помазал язык стонущему и всхлипывающему Ань Жюле.
(*Оральная мазь триамцинолона ацетонид, используется при остром и хроническом воспалении слизистой оболочки полости рта, включая рецидивирующие язвы в полости рта, эрозивный плоский лишай полости рта; натирания зубным протезом, травматические поражения, эксфолиативный гингивит и стоматит. Травматические язвы и большинство непериодических поражений быстро заживляются после лечения. Хронические поражения и рецидивирующие язвы в полости рта… и.т.д. Информация из baidu).
- Я теперь никогда не смогу разговаривать, и как это актёры могут столько говорить и не заикаются, и язык не прикусывают, блин, вот что значит профессия, - шепеляво нудил Ань Жюле.
Побритый, да ещё и с прикушенным языком, Ань Жюле являл собой жалкую картину, похожий на постриженного хозяином породистого персидского кота, поникшего и обиженного; не хватало только взять мячик и повертеть перед ним, чтобы хоть как-то утешить… Как его там назвали… милым? Ду Яньмо посмотрел на него, и словно что-то кольнуло в грудь, он привлёк мужчину к себе, прижал, погладил и поцеловал.
Язык болел, Ань Жюле не смог ответить на глубокий поцелуй, что повергло его в ещё большую печаль и заставило высказать совершенно нелепое предположение:
- Мы с тобой совсем не ссоримся, наверное, мы скоро расстанемся?
Он невольно высказал то, что постоянно и необъяснимо беспокоило его в последнее время. Довольно любопытный ход мыслей… Впрочем, для Ань Жюле ничего странного в этом не было. Ду Яньмо всё так же невозмутимо спросил:
- Что хорошего в ссорах?
Ань Жюле:
- Ссоры – это такой способ общения! Вот представь, между супругами из-за чего-то возникает конфликт, они молча дуются, проявляют внешнее безразличие, хотя на самом деле без ума друг от друга, но ни один не хочет мириться первым… Ночью обстановка накаляется, лунный свет приводит души в смятение, наконец терпение лопается, у людей нервный срыв, истерика, а наутро в свежих новостях сообщение об убийстве… Нет, чтобы жить душа в душу, нужно вести задушевные беседы, держась за руки, вместе лить слёзы, а иногда устраивать бурные сцены, и так создавать великую гармонию жизни…
Значит, всё дело только в гармонии? В голове Ду Яньмо наконец-то сошлись концы с концами, и он сделал вывод:
- Так ты для этого побрился моей бритвой?
- Люди говорят, что от этого муж приходит в бешенство! – ответил Ань Жюле, - Я хотел посмотреть, как ты злишься.
- …
Ду Яньмо не знал, должен ли он что-то сказать на это:
- Я не собираюсь злиться из-за такой ерунды.
- Да?
Ду Яньмо:
- Если ты хочешь пользоваться моей бритвой, я постараюсь лучше следить за своим здоровьем, чтобы не заболеть гепатитом В или СПИДом, а если вдруг что-то подобное случится, тебе придётся разделить это со мной.
Лучше умереть вместе от одной и той же хвори, чем отпустить этого человека, этого он не переживёт. Ань Жюле уставился на него в недоумении:
- В этом смысле вероятность выше у меня, поскольку я старше.
Он не только старше, но ещё и знатно покуролесил в юные и молодые годы, в придачу отдал кусок печени, из-за чего потом произошли упомянутые ранее неприятности. Однако, надо признать, что мир устроен не вполне справедливо. Кто-то всю жизнь дымит, как паровоз и при этом спокойно доживает до 90 лет, а другой умирает от рака в молодом возрасте. Жизнь так изменчива и непредсказуема, им остаётся только приложить все силы, чтобы сберечь друг друга. Ань Жюле хотел понять:
- Но это правда, в своё время в тех отношениях я с ним каждые три дня ругался по мелочи, а раз в десять дней затевал крупный скандал, и всё-таки не расставался с ним.
- …
Внезапно обнимавшая его рука утратила силу. Увидев изменившееся лицо парня, Ань Жюле воскликнул:
- Я случайно вспомнил…
- Угу, - помрачневший Ду Яньмо выпустил его из объятий.
«О-о, угораздило же меня наступить на мину». Ань Жюле ругал себя последними словами, ну что же он за идиот такой, лепит, что попало, не чувствуя границ! Никому, ни мужчине, ни женщине не понравится слушать про своих предшественников. Парень молча поднялся с дивана и засунул тюбик с мазью обратно в аптечку. Он явно был рассержен.
«Пусть это будет маленькая ссора, только не крупный скандал». Душа Ань Жюле убежала в пятки, прошло ровно три минуты, он как раз обдумывал, как успокоить парня…
- Наверно, это так и есть.
Ань Жюле:
- Что?
Ду Яньмо:
- Я разозлился.
- …
Ань Жюле не сразу осмыслил услышанное:
- Ты нарочно?
Лицо Ду Яньмо было непроницаемо и абсолютно невинно:
- Разве ты не этого добивался?
Ань Жюле:
- …
Ду Яньмо скривил губы:
- Теперь любуйся.
В итоге Ду Яньмо не разговаривал с ним три дня. Ань Жюле думал, что воспитал преданную овчарку, а получил злого чёрного Дубермана. ** Несмотря на обнаруженные ранее различия в породе, ему не хотелось бы, чтобы чернота усиливалась и дальше. Ань Жюле получил сильный удар, а раненному в самое сердце Ду Яньмо пришлось долго выслушивать его оправдания, прежде, чем позволить уговорить себя.
(**Намеренная опечатка, чтобы передать игру слов. Доберман по-китайски пишется так: ;;, d;b;n; в этом слове иероглиф "ду" - ; “груша” тот же, что и в фамилии Ду Яньмо).
За такими неприятностями Ань Жюле забыл, что хотел подарить ему новую бритву. Однажды он увидел, как Ду Яньмо в ванной бреется старым станком и невольно замер:
- Ты… бреешься им после меня…
- М-мм, - Ду Яньмо не смутился и только холодно проговорил, - Господин Хризантема, после того, как я вылизал вдоль и поперёк твой анус… мне уже всё равно.
Ань Жюле удивлённо распахнул глаза, оказывается, чем шире границы приемлемого в паре, тем меньше брезгливости, тем крепче любовь… Наконец-то он понял это.