ГЛАВА ВТОРАЯ, ГДЕ ЭММИ ВСТРЕЧАЕТСЯ С ТРУДНЫМИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМИ
Румпель-Мария-Сигизмунда-Эстелла-Перец из фамилии Штейфенхкокк слыла «вредной феей», точнее – ведьмой, правда, не окончательно злобной, а так – в меру вредности характера. «Вредными феями» в таинственной стране Старфотонии, где жила Эмми Бартон, называли волшебниц, которые по своему характеру приближались к ведьмам, но в душе, в общем-то, оставались добрыми созданиями.
В описываемое нами утро вышеупомянутая тетка Эмми – Румпель-Мария-Сигизмунда и так далее встала не с той ноги. Вернее, дело было не в ноге, а в злобных и голодных кошках, всю ночь оравших под ее окном и не дававших ей спать.
Впрочем, винить было некого: она сама поленилась накормить их с вечера, вот они и не давали ей уснуть, а под утро, пробравшись в приоткрытое окно кухни, уволокли сваренную накануне теткой Румпель курицу, разлив при этом огромную кастрюлю изумительного золотистого бульона по всему полу.
Последний факт вывел тетку Румпель из себя окончательно. Она покраснела, побледнела, запыхтела и схватила свою волшебную палочку. Но было уже поздно: ночные бандиты, они же - утренние воры, оказались уже далеко – вместе с курицей. Вредной фее осталось лишь подобрать золотистый бульон и поместить его обратно в кастрюлю да, вновь взмахнув палочкой, навести идеальную чистоту на кухне.
Затем у нее хватило силы воли позавтракать. Вкусный ароматный кофе и в меру поджаренные кусочки тоста смягчили слегка ее раздражение и клокотавший внутри гнев. Смягчили, но не свели на нет. И это было не в пользу бедняжки Эмми Бартон, потому что именно сегодня тетка Румпель-Мария-Сигизмунда (и так далее) собиралась навестить свою «нерадивую и беспечную» (так она выражалась в адрес Эмми) племянницу, дабы наставить ее на путь истинный, вернее – на путь Истинного Волшебства, в котором сама вполне преуспела и слыла Первым Магистром.
Да, да, вредная фея тетка Румпель была Магистром Первой Степени по превращениям во что бы то ни было и любым заклятиям. И это заставляло терпеть выходки подобной особы (среднего волшебного возраста и не очень приятной наружности) очень многих в стране, и в первую очередь саму Эмми Бартон.
Надо сказать, что младшая сестра тетки Румпель (она же – мать Эмми), - премилая Элейна -Эфель-Леонарда-Стелла-Виолетта-Фиалка была полной противоположностью своей единокровной сестре: прекрасной дамой, нежной, тактичной и абсолютно Доброй Феей. Но сейчас эта прекраснейшая из фей находилась в далеком путешествии, которое предполагала продолжить еще пару десятилетий, и поэтому подрастающая Эмми Бартон, рано оставшаяся без отца, была поручена неусыпному вниманию Румпель.
Преодолев небольшое расстояние между своим домом и домом своей подопечной, приблизительно в два квартала, - тетка Румпель так и не развеяла своего утреннего раздражения. По пути она пару раз споткнулась, начертыхавшись вволю (маленькие бесенята, которые по ее милости получили право на существование и свободу действия в материальном мире, бросились со всех ног прочь от раздраженной волшебницы), а также один раз свалилась, попав ногой в яму. В последнем случае (с ямой) у Румпель все-таки хватило здравого смысла не чертыхаться и заделать небольшое углубление в мостовой.
Добравшись, наконец, до роскошного особняка, окруженного яблонями и вишнями дома Эмми Бартон, тетка Румпель запыхалась и вся покрылась пылью. Наскоро отряхнувшись и высморкавшись в расшитый кружевной платочек, вредная волшебница выпрямилась, приосанилась, приняла холодный и надменный вид и вступила в дом своей младшей сестры. Пройдя по прямым и широким коридорам, где она заприметила собравшуюся кое-где пыль, Румпель тихо открыла дверь в спальню племянницы и застала последнюю сладко спящей.
Вид мирно почивавшей девочки (это когда сама она проспала в лучшем случае два часа в ужасную ночь!) наполнил душу вредной тетки негодованием. Она вскипела в очередной раз и прокричала громким голосом над самым ухом у Эмми:
- Эммануэль! Эммануэль-Гарсия-Мария-Луиза-Элеотераккок Бартон! Лентяйка из лентяек! Почему ты спишь, когда солнце уже так высоко в небе!?
Последнее замечание было прямой неправдой: солнце взошло лишь полчаса назад, и на дворе стояло прекрасное поздневесеннее утро, а часы в кабинете пробили лишь полседьмого. Но, несмотря на это, Эмми, разбуженная звонким окриком, отразившимся эхом от стен, потолка и зеркал и сопровождавшимся позвякиванием подвесок люстры (и как она еще не свалилась тетке Румпель на голову!?), вскочила с кровати как ошпаренная.
- О, тетушка Румпель-Мария-Сигизмунда-Эстелла-Перец! Добрый день! Как я рада вас видеть! – сказала она, несмотря на угрожающий вид тетки. – Не угодно ли вам будет испить чашечку жасминового чая?
- Ха! – вскричала тетка Румпель, - чашечку чая! Которую я, скорее всего, дождусь к обеду!
- О нет, тетушка Румпель-Мария-Сигизмунда-Эстелла-Перец, это произойдет сейчас же, - вежливо сказала Эмми, накидывая цветастый халат и усаживая недовольную волшебницу в кресло.
Милостиво дав себя усадить, вредная Румпель скривила губы в презрительной усмешке.
Эмми в одно мгновение придвинула маленький круглый столик поближе к креслу тетки, затем поставила стул напротив и взяла волшебную палочку. При виде последнего маневра брови на вытянутом лице Румпель поползли от удивления вверх, глаза слегка вышли из орбит, а рот приоткрылся.
Раз, два и на столе появились большие золотые чашки с блюдцами из фамильного сервиза Бартонов, три-четыре – материализовалась золотая масленка и сахарница с перламутровым фамильным гербом на боку. Еще мгновение, и рядом с ними оказалась конфетница, полная любимых теткой Румпель трюфелей и желейных конфет. Еще один взмах палочкой - и чай был разлит по чашкам, причем на этот раз Эмми не забыла про чайные ложечки с бриллиантовыми украшениями. А в завершение всего к серверовке стола добавилось большое блюдо булочек со взбитыми сливками.
- Угощайтесь, милая тетушка! – проговорила Эмми тихо, наблюдая за реакцией своей патронессы. Сама она положила палочку поближе к чашке и отхлебнула жасминовый чай.
Когда через минуту тетка пришла в себя и тоже попробовала чай, чей аромат подействовал на нее умиротворяюще, к столу пожаловал Уилкопп. Раскланявшись по всем правилам этикета, он присоединился с завтракающим.
Для него также была поставлена парадная золотая чашка с чайной ложкой, украшенной бриллиантами, а к сервировке стола добавилось малиновое варенье и хрустальная вазочка, полная липового меда.
Уилкопп, которому галантности было не занимать, уловив некоторое напряжение, витавшее в воздухе, завел светскую беседу, чем и вывел тетку Румпель из задумчивости. Доев пятую булочку и допив вторую чашку чая, она откашлялась и соизволила произнести:
- Ну что ж, Эмми, вынуждена заметить, что ты меня несколько удивила. Видимо, мои уроки не прошли для тебя даром. И все же, должна сказать, что в отношении поддержания порядка и чистоты в доме и в своей комнате, - тут она указала на разбросанные по полу вещи своей волшебной палочкой, - ты еще далека от совершенства.
- Ничего, - вмешался Уилкопп, - девочка еще наверстает упущенное. Вчера я видел, как она применяет Заклинание Порядка.
- Вот как! – изумилась тетка Румпель, втайне задетая этим вмешательством и особенно замечанием, касающимся Заклинания Порядка, которое она применяла чаще остальных, - если ты наконец-то овладела этим, одним из главнейших заклинаний, продемонстрируй мне свое мастерство.
Эмми внутренне сжалась при этих словах, опустила голову под пристальным взглядом тетки и тихо проговорила:
- О, дорогая тетушка Румпель-Мария-Сигизмунда-Эстелла-Перец, я только вчера впервые достигла некоторых успехов в этом сложном деле и еще не полностью…
- Ну так попробуй во второй раз, - перебила ее тетка, - а мы посмотрим.
Эмми взяла палочку и застыла, как мраморная статуя, холодный пот выступил на лбу, а из головы выветрились все заклинания разом. Она пришла в себя только, когда Уилкопп толкнул ногой ее под столом и подмигнул ей.
Палочка сама поднялась в воздух, потянув за собой руку. Затем, совершенно не думая ни о чем и не сознавая, что она делает, девочка произнесла громким уверенным голосом:
- Всех и вся – к ПОРЯДКУ! – и взмахнула палочкой, нарисовав вензель, похожий на горизонтальную восьмерку с хвостиком вниз посередине.
Произошедшее после этого событие долго оставалось предметом сплетен в кварталах, близлежащих к дому под номером 8 по Цветочной улице. А случилось вот что.
Предметы личного обихода, разбросанные до этого по спальне, оказались на Эмми. Они были чистыми и свежевыглаженными. При виде подобного у тетки Румпель задрожали губы, а правая рука сжала волшебную палочку, которая чуть не переломилась, завибрировала и накалилась, от чего тетка Румпель ойкнула и тут же разжала руку.
Затем все, стоявшее на столе, исчезло, сам стол отодвинулся к окну, и на нем появилась расшитая белоснежная салфетка, а на салфетке возникла китайская ваза, полная желтых и красных роз. Окна распахнулись сами собой, пропуская ветер, который освежил воздух в помещения, а затем затворились. Пыль, которая могла лежать в углах, под диванами, кроватью или шкафами исчезла, и паркетный пол заблестел, как отполированный. Поэтому, когда тетка Румпель поднялась со своего места, ее ноги разъехались, и она шлепнулась, уткнувшись носом в чистейший и натертый до зеркального блеска паркет.
Последнее вывело ее из состояния относительного равновесия (имеется в виду внутреннее равновесие, которое она приобрела за чашкой жасминового чая), и Румпель в очередной раз вскипела и начала орать и ругаться. Те безобразия в виде уродцев, маленьких чудовищ и бесенят, которые появлялись в результате ее словотворчества, начали скапливаться вокруг нее.
Следующий взмах палочки Эмми перенес рассвирепевшую тетку в ее собственных дом и опустил на середину просторной гостиной, а вся созданная ее ругательствами нечисть оказалась у нее на голове, издавая пронзительные вопли и тошнотворную вонь.
Через мгновение нечисть разбежалась по углам и закоулкам дома, оставив после себя грязь и пакость, которые тетке Румпель, поборнице чистоты и порядка, пришлось отмывать и выковыривать не одну неделю.
Что же касается Эмми и Уилкоппа, то они разразились громким хохотом, когда вредная волшебница их покинула.
- О! Вы не представляете, как они препирались!… - разговор двух кумушек-фей происходил на Ратушной площади города Стархольма на следующее утро.
- Как это кто препирался?! Да я же говорю: Великий Мерлин и наша прекрасная и вечно юная Мелузина. Там, у себя в Небесных Высях на Двадцать Седьмом уровне. Трам-тарарам шел аж до самой земли.. Я недавно совершила транспортальное путешествие до Пятнадцатого уровня, так чуть не оглохла от их криков.
- А что они не поделили, спрашиваете? Не знаю, кажется, речь шла о Постановлении Запрета На Высшую Вредность у злых волшебников.
- Так они это Постановление приняли наконец-то!
- В том то и дело, что непонятно…
- Кстати, уважаемая Урбина, раз вы только что прибыли, то, вероятно, не слышали наших свежих новостей. Представляете, наша вредная дорогуша Румпель села в лужу…
Далее шел рассказ о вышеописанных событиях. И слушательница, и рассказчица восклицали, размахивали руками и палочками, хватались за бока от смеха и всеми своими действиями натворили целую гору лесных орехов, охапки полевых цветов и прочую приятную мелочь, которую тут же расхватали юркие гномы, торговавшие своими поделками рядом.
Представляете, как это все было приятно слышать тетке Румпель, которая невзначай в это время оказалась на ратушной площади. Она зеленела от злости, опускала голову, надвигала чепец по самые брови и скрипела зубами. И все сильнее сжимала в руке свою палочку, которая уже раскалилась почти добела от боли.
- Ничего, я вам покажу «вредную дорогушу» - думала она, - Я вам покажу «села в лужу»!
О, Эмми Бартон! Ты еще узнаешь тетку Румпель! А заодно и то, где раки зимуют и… пасутся драконы!»
- Ах! Дорогая Веоллена, - продолжала тем временем фея Урбина, - Постановление накладывает меры пресечения на злых волшебников за убийство людей. Да, да! Представляете: автоматическое и немедленное уничтожение на физическом уровне и переплавку души на Тринадцатом Небесном уровне.
- Неужели! И Великому Мерлину удалось протащить такой Законопроект в Совете?! - густые брови феи Веоллены приподнялись и встали домиком на высоком челе.
- Ну, моя дорогая, на то он и Великий - наш Великий Мерлин, чтобы совершать подобное, - заверила ее Урбина, – так что теперь с убийствами людей покончено.
- А как насчет животных?
- За убийство животного – штраф Высшей Категории, - методично продолжала Урбина, - За порчу или уничтожение недвижимого имущества, за вред, нанесенный поселениям – деревням или городу, – в зависимости от масштаба урона, – от штрафа Высшей Категории до тюремного заключения на острове Сент-Валион. Вот так-то!
- О! – только и смогла воскликнуть Веоллена.
- Как видите, с основной вредностью теперь покончено, и убийств больше не будет. Правда, никто не мешает злым волшебникам портить людские судьбы. Но и в этом случае, если пострадавший не будет полных олухом и подаст жалобу в Высшую Волшебную Инстанцию по Разборкам Конфликтов, то и его исковерканная судьба после тщательного расследования, разумеется, будет исправлена, а волшебник наказан надлежащим образом…
- Но, дорогая Урбина, я не совсем поняла: они приняли это замечательное Постановление или нет?
- Они приняли его еще на прошлой неделе. А весь сыр-бор разгорелся из-за каких-то мелочей и частных случаев. Ну, вы же знаете этих членов Большого Совета, вечно они палки в колеса ставят Законопроектам.
И две добрые волшебницы принялись перемывать косточки членам Совета, на что у них ушла еще пара часов.
А злая и негодующая Румпель вернулась домой и села пить свой любимый куриный бульон и закусывать хрустящими гренками, лелея в глубине своей обиженной души план мести.
«Вот дождусь черной пятницы* и отправлю эту негодницу к драконихе Стоглазке», - думала она, - «А что касается кумушек на Ратушной площади, то каждая из них за пренебрежение и насмешки получит на свою глупую голову Заклятие Памяти. Вот тогда и я посмеюсь над этими пустыми сплетницами!»
(*Черными пятницами назывались дни, когда пятница совпадала с полнолунием.)
Увы, Эмми ничего не знала об этом плане мести. Она не знала и о Постановлении, а если бы узнала заранее, то, наверное, было бы все иначе.