Меня отвезли в уголовную тюрьму на Таганке. Камера, в которую меня поместили, являла собой настоящий интернационал: русские, украинцы, белорусы, евреи, немцы, венгры. французы и англичанка - восемнадцать женщин помещались в камере рассчитанной на трех человек.
В первую ночь я лежала на голом полу у параши, подложив одну половину драпового платья под голову и накрывшись другой. В голову лезли всякие мысли, но в одном я была уверена, что это чудовищная несправедливость и завтра меня вызовут к следователю, объявят, что я не виновна, извинятся и отпустят домой. Я была не виновна перед Советской страной, перед своей партией, всю свою сознательную жизнь я посвятила борьбе за новую социалистическую родину.
Несколько дней меня не вызывали к следователю, я просила конвоира, чтобы он отвел меня к нему, но тот ответил, что не надо торопится, что меня вызовут когда надо. Полная неизвестность тяготила меня.
Но вот наконец-то меня вызвали к следователю, это был молодой подтянутый человек, в форме. Я надеялась, что это должен был профессионал своего дела, который хорошо разберется в этом недоразумении, а тут этот юноша. Это разочаровало меня, но еще больше меня разочаровало, что он отказался выслушать меня, а стал задавать мне самые разнообразные и непонятные вопросы из моей жизни. Причем, даже вспомнил о том времени, когда я была схвачена белой контрразведкой и приговорена к смертной казни.
- Так почему же вас не расстреляли? - равнодушным голосом спросил он.
- Меня освободил мой брат, я не знаю каким образом ему это удалось.
- Может вас завербовала белогвардейская разведка и потому вас отпустили, чтобы вы затем вредили нашей стране?
- Никто меня не завербовал. Они от меня ничего не добились. Потому и решили расстрелять.
- Но не расстреляли ведь.
- Я ж говорила, что брат ночью вызволил меня из тюрьмы.
- А кто был ваш брат?
- Он служил в белой армии.
- Так у вас, значит, есть родственник среди наших врагов?
- Тогда вся страна разделилась на белых и красных.
- Вы встречались позже со своим братом?
- Нет. Я не знаю его судьбу, он не давал о себе знать ни мне, ни моим родителям.
- Вы троцкиста?
- Нет.
- Но почему же вы держали у себя книгу Льва Троцкого?
- Я не знала, что она запрещена. До последнего времени в институте я обучала по ней студентов института Коминтерна.
- Вы знакомы с Валентиной Сергеевой?
- Да.
- Вы знали. что она занималась подрывной деятельностью против Советской власти?
- Нет. Я не знала, что она занимается подрывной деятельностью. Наоборот, она человек преданный делу революции.
- А вот она дала показания, что она занималась подрывной деятельностью против власти, что она сколотила группу единомышленников, которая хотела убить Народного комиссара Ворошилова и захватить власть.
- Ничего подобного я не собиралась делать.
- А вот у нас есть другие данные, - и он подробно пересказал наши разговоры с Валентиной на кухне.
- Но здесь ведь нет никакого криминала, - возразила я.
- Для вас нет, а для нас есть. Так что сознайтесь в том, что вы вели подпольную пропаганду против власти. Тем самым, вы выполните свой долг перед страной и партией в разоблачении врагов революции.