Когда умер мой знакомый Пётр Сидрыч Раскудайкин, и я был назначен его душеприказчиком, радости его родственников, понятное дело, не было никаких разумных пределов. Смерть - сама по себе событие весёлое, сладкий миг избавления от надоевшего хуже горькой редьки ближнего твоего, но если на его плохо остывшем трупе можно ещё и поживиться, то это - настоящий праздник жизни.
И всё бы ничего, но в завещании покойный велел похоронить себя непременно под ОДИН похоронный марш или иную мелодию, которая, по общему согласию родственников, в наибольшей мере приличествует его жизненному пути.
Отчасти этот пункт объяснит читателю, почему родственники столь бурно радовались переезду Петра Сидрыча на кладбище из уютной шестикомнатной квартиры на Воздвиженке: семья у него была музыкальная.
Самому Пётру Сидрычу на ухо наступил не только слон, но весь животный мир, взятый во всей своей многовидовой целостности и сразу. Он не отличал даже моно от стерео, а Бах, Моцарт, Бетховен и Вагнер были для него местами совершенно пустыми по сравнению с его любимой мелодией «Во поле берёза стояла», которую, после эмиграции Бориса Абрамыча Березовского, он фальшиво насвистывал с особым, никому не понятным пиететом.
На семейных сборищах Петру Сидрычу досаждали фуги, ариозы и симфонии, музыкальные пьесы и прочая актуальная в наши дни классика. И всё это исполнялось родственниками. Он страдал, видя, как рояль “Чипэндейл”, купленный им вовсе не для игры на нём, а из инвестиционных соображений, нещадно эксплуатируется родичами, которых он бы охотно не имел вовсе.
Теперь, после смерти, Раскудайкин намеревался жестоко посмеяться над любовью своих наследников к музыке - столь неприятной для него при жизни. Надо сказать, он весьма преуспел в этом.
Консервативно настроенный двоюродный брат почившего в бозе – Сергей Сысоевич Бредоносов-Государев сказал, как отрубил:
-ШопЭн, твою мать, что же ещё?
Последняя любовница усопшего – Мила Станиславовна Южная- тонкая телом и широкая душой интеллигентная дама наморщила носик:
-Фу, как пошло! Сейчас под Шопена закапывают даже слесарей из ЖЭКа! Я бы лично выбрала Фрэнки Синатру- My Way.
- Ты бы, тётя Мила, лучше лифчики себе бы выбирала по размеру, -накинулись на неё два правнука-близнеца ушедшего в мир иной – Боба и Коба. Но и промеж собой они не были согласны. Боба считал, что деда надо прикопать под Led Zeppelin "Stairway to Heaven", а Коба- что будет по приколу опустить гроб в могилу под "Вызов Ктулху" Металлики.
Среднее поколение колебалось в широких пределах- от "Wonderful World" в исполнении Луи Армстронга до "Set me free" от Kinks.
Сидящая на горшке праправнучка Раскудайкина Липочка пискнула:
-Деду надо копать под «Я на солнышке лежу».
Разумеется, были сторонники всяких реквиемов- моцартисты, бетховенцы и керубинианцы.
Украинские родственники продавали Государственный гимн Украины, патриоты России-предлагали Чайф- "А нэ спеши ты нас хоронить".
Экстремисты проталкивали AC/DC "Highway to Hell".
Наиболее не любившие упокоившегося с миром яростно требовали Профессора Лебединского «Зачем Герасим утопил своё Муму».
Градус нарастал, из рояля начали раздаваться совсем уж непотребные звуки Авиамарша- и стало ясно, что дружбе никогда не победить, кто бы не победил в этом посмертном споре.
Самые умные читатели уже предугадали финал: дело кончилось большим и тотальным рукоприкладством, в котором, по российской традиции, не выжил никто, кроме Липочки.
Но это вовсе не значило, что Раскудайкина похоронили под «Я на солнышке лежу», так как Липочка была несовершеннолетняя и голоса официально считаемого иметь не могла.
Рояль тоже не выжил-и был раскурочен в смертоубийстве дотла: ножками его родственники самозабвенно лупили друг друга до вылезания мозгов.
Пока шла музыкальная драчка родичей, мне позвонил нотариус и велел срочно прибыть к нему.
По прибытии он мне огласил одну важную приписку в завещании.
Она состояла всего из одного предложения. «А если родственники не договорятся промеж собой, тогда пусть меня похоронят под «Во поле берёза стояла».