Работа на полку
Глава 1
Резкий звонок будильника разорвал тишину утреннего сна. Евгений Мишин, главный специалист проектного института, с трудом открыв глаза, взглянул на циферблат. Восемь утра, пора вставать и идти на службу. Рядом заворочалась жена, спросонья давая указания о необходимости после работы заскочить в магазин и поискать какие-нибудь продукты. Ну вот, опять лебезить и унижаться перед этими торгашами, чтобы получить сине-зелёного, не вовремя почившего от дистрофии цыплёнка. Сбросив остатки сна, Мишин поднялся и побрёл на кухню готовить завтрак. Поставив чайник на плиту и достав из холодильника масло, которое почему-то никогда не таяло, а намазывалось исключительно толстыми и потому невкусными кусками, он пошёл в ванну. Уже стоя в ванной с намыленным лицом, он услышал, как жена что-то бормочет и уговаривает встать в школу их восмилетнее чадо, на что чадо недовольно бурчит и огрызается.
Завтракая, Мишин развернул вчерашние" Известия", со страницы на него смотрело присутствующее во всех газетах "бровастое чудо", вещавшее одно и то же и периодически увеличивающее количество наград на лацканах "большевистского пиджака". Транзисторный приёмник, стоявший на кухне и считавшийся его гордостью, поскольку был собран его руками, голосом "бровастого" пробубнил: - "Cосиски сраны", - что означало социалистические страны, - "идут по пути к светлому будущему, предначертаному основоположниками марксизьма…". Дальше Мишин слушать не стал, выключив приёмник, а про себя подумал: "Далеко ли дойдём, если нечего жрать". На пороге кухни появилась заспанная жена, и он понял, что сейчас последуют новые указания: что следует надеть, потому что на улице дождь, что следует забрать ребёнка из художественной школы и обязательно достать продукты… жену опередило плохо выспавшееся чадо, потребовавшее капризным голосом пятьдесят копеек на культпоход в городской оперный театр. Мишин полез за деньгами и, не дав жене опомниться, заявил, что всё помнит, что заберёт чадо и поищет продукты, закончил завтрак, чмокнул её и поспешил на работу.
На улице действительно было холодно, и шёл мелкий противный дождь. Благо до института, где работал Мишин, было минут пятнадцать ходу, он успел вовремя и прошёл в свой кабинет как раз в тот момент, когда прозвенел звонок, возвещавший начало нового трудового дня.
Рабочий день начинался с Большого Перекура - это когда почти всё мужское и даже частично женское наличие рабочего коллектива выходило на лестничную площадку и дружно закуривало, обсуждая минувшие события. Большая часть женского наличия в это время усиленно припудривало носики, выщипывало лишние волоски, подкрашивало ресницы и губы, то есть создавало фасад, которым в течении рабочего дня должен был любоваться сильный пол. Но сегодня Мишин не пошёл в коллективную курилку, а остался разбираться с почтой, пришедшей накануне, три письма, среди которых одно особенно заинтересовало его. В письме запрашивались данные и решения технико-экономического обоснования работы, выполненной институтом года три назад. Тогда работу рассмотрели на уровне высоких инстанций и положили на полку, речь шла о необходимости обогащения стратегического сырья, а проще говоря, урана, в республике. Дело в том, что республика изобиловала этим самым сырьём, а работы по его поиску велись ещё с 1935 года, неуклонно прибавляя всё новые и новые месторождения на карте геологических изысканий. Вторым фактором в пользу обогащения была дешёвая электроэнергия, так как строительство двух высокогорных гидроэлектростанций, из которых одна уже работала, а вторая находилась в стадии завершения, делало обогащённый уран недорогим. Oднако ещё один фактор сводил на нет все "за" - сейсмичность республики и сопутствующие колосальные единовременные затраты на строительсво обогатительной фабрики. При этом никто не давал стопроцентной гарантии безопасности в случае природного катаклизма. Очевидно, это обстоятельство, да ещё и цифра со многими нулями, определяющими строительные затраты, благополучно похоронили ту разработку и позволии ей занять достойное место на полке. И вот снова запрос. Для чего? Чтобы дать ответ на запрашиваемые данные, необходимо идти в секретную часть оформлять временный допуск и повторять уже сделанное и подписанное заключение: строительство обогатительной фабрики в регионе, с точки зрения безопасности и экономических параметров, нецелесообрано. Нецелесообразно это было и потому, что Мишин, как и многие его друзья-евреи, мечтал уехать на свою историческую родину, а оформление допуска, даже временного, на долгие годы закрывало этот путь. Надо же, зло подумал Мишин, столько ждал, когда истечёт срок предыдущего, чтобы подать документы на выезд, так нет, "снова-здоровa". Откровенно говоря, письмо расстроило Мишина. Надо было что-то предпринимать, а что - Мишин не знал, знал пока только одно, что о нём не следует рассказывать дома, потому что жена мечтала уехать из этой столь горячо ненавидимой ею страны с постоянными поисками чего-то съестного, страны блата и тотальной лжи.
"Чёрт, чёрт! Oпять попал под их колпак." В дверь постучали, и на пороге кабинета появился незнакомый человек с весьма интересными чертами лица. Лицо было красиво, тёмные, почти чёрные глаза, прямой нос, паралельно сидящие небольшие уши. Мишин не был ценителем мужской красоты, но этот посетитель был красив, молод и привлекателен. "Разрешите представиться, Гомонов Павел Петрович, можно просто Паша," - отрапортовал вошедший. "Обдумываете, как бы похитрее отказаться от выполнения моего задания? Писмечишко-то моё прочитали?" Мишин насторожился.
- Да, да это моё письмо. А работаю я, как вы догадываетесь, в той самой организации, которой известно всё, включая причину, по которой вы пытаетесь отказаться выполнить эту работу.
- Но я не пытался отказываться…
- Пытались, пытались. Вы ведь сейчас это обдумывали. Решили рвануть на свою историческую. Ну что ж, уедете. Только тогда, когда захотим и позволим мы. Не пытался, не отказывался! Знаем мы вас! Всё вам не так, всё туда смотрите. Как там у вашего разлюбезного Галича:
Значит все мы, кровь на рыле,
Топай к светлому концу!
Ты же будешь в Израиле
Жрать, подлец, свою мацу!
А что вам здесь плохо? Образование и специальность получили, зарплаты повыше чем у некоторых русских, истинных хозяев этой земли. Oдно требование – работайте. Oтрабатывайте, суки, то, что на вас потратили. За свободу свою работайте. Так нет, и этого не хотите.
Мишин внимательно следил за собеседником, видя, как меняются его глаза, становясь всё холоднее, как голос становится более жестким и раздражённым. "Дай такому волю, он бы к стенке, как в 37м, с удовольствием поставил, а сейчас на "химию" пошлёт, глазом не моргнув…"
"Вот что, Евгений Семёнович. Мне ваше заключение по обогащению - не понравилось."
К такому решению Мишин был готов и решил защищаться и возражать.
- Но, как же так, решения независимой экспертизы и заключение небезизвестного вам научно-исследовательского института - что-то значат.
- Да бросте вы, знаем мы, как проводилась ваша экспертиза. Подсунули бумаги 'кому нужно' - и получили все ваши "заключения. A мы вот не верим и хотим ещё раз всё проверить, и уж теперь наверняка. Будь моя воля, я бы вас к этой теме на пушечный выстрел не подпустил, но вы, говорят, специалист от бога, всё сразу в цифры, сразу анализируете, стоит - не стоит, и опыт у вас большой, и информация, так что вам и карты в руки, готовить нового специалиста вашего уровня - это время, да и накладно. Я сейчас к вашему директору, а уж вы придите в себя и начинайте работать, шансов сбежать у вас никаких, это точно.
Паша резко повернулся, и, не дав опомнится ошарашеному Мишину, быстро вышел из кабинета, шумно закрыв дверь. "Ну вот и всё, конец всем надеждам и мечтам, вот это попал."
Рабочий день только начался, а делать уже ничего не хотелось. Тихо в комнату зашёл начальник спецчасти, тиxо положил на стол перед Мишиным какие-то анкеты и тиxо удалился.
Соображал Мишин быстро, поэтому уже через несколько минут начал анализировать сложившуюся ситуацию и констатировать факты. "За мной внимательно следят, выводы предыдущего обоснования их не устраивают, и убедить ещё раз, что строительство обогатительного комплекса в условиях горной и высокосейсмичной республики экономически и экологически нецелесообразно и что необходимо подыскать новую площадку для его строительства - не удастся."
Конечно, Мишин, как специалист экстракласса, предусмотрел дополнительный вариант, который рекомендовал создание центра по обогащению в соседней республике, однако Пашин намёк, что строительство комплекса необходимо именно здесь и именно в этих условиях, сильно настораживал. А дело было в том, что уже несколько лет небольшая группа специалистов, даже не догадываясь о том, что делают, разрабатывали именно этот проект под управлением Мишина.
Когда-то начисто отвергнутый им самим проект стал приобретать вполне реальные очертания, и Мишин всё больше и больше убеждался, что именно здесь и следует строить комплекс.
Фишкой проекта была строительная конструкция из новейшего материала, сплава бора и алюминия, выполненная в виде складывающегося стаканчика, причём в случае аварийной ситуации стаканчик складывался, многократно увеличивая защитную оболочку стен и превращаясь в своеобразный саркофаг; но и это было не всё, материал являлся быстрым отражателем нейтронов, а это значило, что он неуязвим для радаров.
Но почему именно здесь надо строить, кто мог слить информацию о проекте, и, наконец, чем вызвана актуальность проекта именно сейчас - для Мишина оставалось загадкой.
Глава 2
В огромном кабинете начальника республиканского управления государственной безопасности за длинным совещательным столом сидели двое: начальник, маленький, толстый и лысый, похожий на колобка, и Паша. Перед ними на совещательных правах стояла початая бутылка дорогого коньяка, рядом размышляло блюдце с тонко нарезанными дольками лимона. "Ну, как думаешь, клюнул?" - задал вопрос начальник. "Да на все сто," - ответил Паша, лениво потягивая коньяк, - "Главное, чтобы был уверен, что мы позарез нуждаемся именно в этом проекте."
- А если начнёт копать? Сам же говорил, что ум аналитический, этакий до всего может дойти.
- Не, не дойдёт. Информации ноль, да и не допустим, отправим с пустой болтовнёй. А кто ему там поверит, там, между прочим, тоже на факты опираются, а пока время выиграем, да и денег сэкономим. Только и вы что-то темните со мной, Иван Сергеич. Я ведь вас не один день знаю, и Мишин поймёт, не дурак. Причины, по которым настаиваем на проекте - полная туфта. Мы, дескать, сокращаем обогощение, уничтожаем боеголовки, а сами в горах продолжаем работы. Да глупость всё это, и кто вам такую версию подкинул, да нас здесь расколят на раз!
Иван Сергеич неодобрительно взглянул на Пашу. "Да, чувствую, поднатаскался ты у нас. Ну что ж, придёться открывать карты. Мой осведомитель сообшает, что в проекте Мишина есть забавная фишка, связанная с конструкциями и материалом для них, вот это мы и должны получить, причём так, чтобы Мишин ни коим образом не заподозрил для чего нам это фактически нужно. Знаю, сейчас спросишь, для чего это нужно. Ладно, слушай. Ты, например, знаешь, что у нас в Сибири построена установка, ну такая же, как у них в пустыне Aлабама. Слышал об экспериментах учёного и изобретателя Тесла? В курсе, что велись испытания прибора "Крот"? Ага, то есть ты примерно понимаешь, что мы и они активно занимаемся новым видом оружия, метериологическим. Это потом - разгон облаков и выпадение осадков в засушливый сезон, а сначала, как всегда и было - оружие. Ты только подумай! Оружие, которого нет, которое никто не видел, о существовании которого никто не знает. Обычные природные катаклизмы, землетрясения, наводнения, цунами - природа разбушевалась. Озоновые дыры и всемирное потепление, таянье ледников, человечество бьётся в решении этих задач и требует прекратить все испытания и закрыть метеооружейные станции. В своё время исследователь Тесла попытался воздействовать мощным электрическим зарядом на ионосферу земли и сам же испугался результатов. Ты, Паша, пойми. Американцы не дураки, коли разбросали метеоустановки по всему миру и занимаются этой проблемой давно ох как давно. А что у нас? Жалкая установка в Сибири. Что мы им можем противопоставить? Но главное не в этом, главное в том, как спрятать такую установку, любое серьёзное испытание сразу же станет достоянием мировой огласки, из космоса и нами, и ими фиксируется каждый чих, высокочуствительные радары не дают возможности основательно экспериментировать. А мой информатор информирует, что у твоего Мишина есть конструкции и материал, который не виден современным радарам! Ты понимаешь, Паша, что это значит? А значит это, что мы можем высоко в горах создать установку, о которой не только не будут знать, но и которая будет значительно приближена к объекту воздействия - ионосфере. Мы, Паша, очень от них отстали, но, если всё получится - сможем наверстать упущенное. Главное - научиться управлять этой стихией, а для этого нам нужны эксперименты и испытания, и чем больше - тем лучше.
"Колобок" так разгорячился своей речью, что изрядно вспотел. Достав платок, он обтёр блестевшую от пота лысину и залпом осушил рюмку. "До генерала дослужился, мир исколесил, а коньяк пить не научился, глушит как обычную водку," - подумал Паша, потом медленно допил коньяк, закусил лимоном и задал ещё один вопрос:
- А что, нельзя этого Мишина взять по-нашему в оборот и заставить отдать нам его конструкторско-строительные решения?
- В том-то и дело, что нельзя. Этот подлец припрятал документацию так, что все наши попытки её разыскать не увенчались успехом. Потому мы решили действовать хитрее, пусть думает, что нас интересует целый проект и гонит нам туфту, а сам попытается передать интересующую нас документацию на Запад. Как только всплывёт то, что мы ищем - нам твой Мишин больше не нужен. Ты, Паша, уж постарайся, помоги мне. Наверху заинтересованы очень большие люди, а я в долгу не останусь, уж ты меня знаешь. Эти америкосы со своими деньгами почти весь мир захватили, да ещё и оружие сверхсовременное пытаются получить, и тогда им никто не указ, наша социалистическая система развалится в одночасье. Сам видишь, народ не жирует, недовольных полно, да и диссиденты не дремлют, а наш-то - совсем одряхлел, сентиментальным стал. Я, говорит, не Иосиф Виссарионович, к стенке людей за здорово живёшь ставить не собираюсь. Ну ладно там Сахаров, светило науки, так и Неизвестного, и неизвестного, и вовсе безвестного ему жалко. "Жалко" ему, а они вон на Запад глядят, падлы, всё норовят нам напакостить. Сколько его пришлось уламывать, пока разрешил войска в Афганистан ввести, хоть как-то удалось оборонк» поддержать.
Паша понимал, что шеф финтит и многое не договаривает, но уж такова специфика их работы, нужно уметь понимать недосказанное и отделять зёрна от плевел. Собственно, лезть глубоко в проблему было не в правилах конторы, поэтому Паша и ограничился тем, что узнал. Его главной задачей был Мишин и его конструкторские решения - решения, которые Мишин должен ему отдать. А насчёт Брежнева шеф правильно заметил, сдал, ещё как, значит сменят, а кто ему на смену придёт - уж не их ли… а что, вариант стопроцентный, а задобрить всех этих членов политбюро нужно козырь своя станция-новое оружие и заслуга его, вы тут сидите и только языками чешете, а я, и козырь им на стол. Пожалуй, что так, значит, следующий Андропов. Паша поднялся из-за стола и по-военному отчеканил: "Разрешите идти, товарищ генерал." Иван Сергеич поднял глаза и отечески молвил: "Иди, сынок, иди".
Когда дверь за Пашей закрылась, Иван Сергеич откинулся в большое и удобное кресло. "Толковый парень, задал пару незначительных вопросов, а сам уже о многом догадался. Не просто будет сломать старую гвардию. К власти все рвутся, и аргументов у каждого полно, тот своим стажем козыряет, этот близостью к Самому и преданность флагом впереди себя несёт. А настоящим лидером только наш может быть. И для этого дозарезу нужен, позарез проект Мишина. Эти засранцы до сих пор не могут успокоиться с Афганистаном, всё упрекают за излишние жертвы, как крысы бегают и наушничают, мол, собираем досье на семью Самого. Если сейчас эти авгиевы конюшни не почистить - чёрт его знает до чего дойдём, а тут такой козырь, такая бомба, самые богатые экономики можно под откос пустить. Жаль пацана, но, если слишком много узнает, или догадается о чём-нибудь - придётся убрать. Андропов сказал: "Ты, Сергеич - последнее звено, кто знает всё. Все остальные либо не знают ничего, либо должны навеки замолчать"."
Глава 3
"Думай, думай, Мишин. Для чего им понадобился неэффективный проект?" С этого вопроса начинался теперь каждый рабочий день Мишина. И чем больше он задавался им, тем больше убеждался, что дело совсем не в ненавистном ему проекте, а в нём самом, знающем что-то такое, что заставляет их держать его на мушке. Что же? Если речь о проекте, то тут ничего особенного нет, таких проектов в Союзе выполнено множество, технологии известны, ими занимаются специализированные организации; инженерные сети и инфраструктура - тоже никаких открытий; архитектурно-строительные решения - типовые со множеством оговорок и дополнительных расчётов на высокогорный и сейсмоопасный участок. И, конечно, смета, делающая проект малорентабельным и неэффективным.
Повторять проект не имело никакого смысла, значит, они ждут чего-то нового. Чего? Что их интересует?
Предположим, они захотели продать проект в какую нибудь-страну с аналогичными природно- климатическими условиями, скажем, в Иран, где тоже есть ядерное сырьё, но и там есть возможность строить не в горах, если только не соблюдать некую секретность. Правда, секретность относительную, потому как любой спутник сразу обнаружит этот объект... Стоп. Мишин даже ударил себя ладонью по лбу. Ну конечно! Какой-же я дурак. Им нужны твои архитектурно- строительные решения, вот это их интересует, интересует с такой же силой, как интересовало тебя, когда ты обосновывал свой проект, брошенный на полку. Тогда было задето твоё уязвлённое самолюбие, и ты решил доказать в первую очередь самому себе, что проект эффективен, и строить нужно именно здесь, но ведь об этом никто не знал. Ой ли… а твой лучший друг Маргулис, которому ты доверял, как самому себе?
Мишин ещё раз прокрутил в памяти тот день, когда к нему в кабинет с загадочной улыбкой заглянул конструктор Маргулис и радостно прошептал: "Всё получилось, и скоро я буду там". Тогда Мишин, тайно завидуя другу, но одновременно радуясь за него, сказал: "Это повод собраться и поговорить о наших дальнейших планах". Тогда Мишин вскользь упомянул о "коробке-неведимке", он не детализировал её внешний вид и, боже упаси, ни разу не заикнулся о материале, однако судя по тому, как быстро решались проблемы Маргулиса, связанные с отъездом, это должно было насторожить Мишина. Неужели он? Верить не хотелось, но Мишин решил всё же поменьше откровенничать с Маргулисом.
Значит, даже старых-добрых друзей следует опасаться. Хотя дажеесли известна конфигурация и нагрузки конструкций - ещё ничего не значит, Мишин подстраховался и здесь. Универсальные конструкции, последовательность и порядок их сборки знал только он, к тому же нагрузки считались под материал, близкий по своим техническим данным к бороалюминию, но совсем непригодный для "коробки". И всё же. Одно неосторожное слово - и вот он на крючке у КГБ.
Теперь следует разобраться, для чего им это здание, да ещё высоко в горах? Так и не найдя ответа на этот вопрос, Мишин решил идти домой.
С женой Мишину повезло, красавица и умница, хорошая хозяйка и заботливая мать, но была у неё идея-фикс: она во что бы то ни стало хотела уехать из этой страны. Её одинокая тётя жила в Израиле и писала ей слезливые письма с просьбой приехать к ней, тётя постоянно слала какие-то посылки с одеждой, косметикой и прочим дефицитом. Связав свою судьбу с Мишиным, оказавшимся "секретным работником", она теперь горько об этом жалела, обвиняя мужа в том, что из-за этой секретности они вынуждены сидеть здесь. Доходило до того, что в минуты их довольно бурных размолвок она неоднократно предлагала развестись. Мишин тяжело переживал семейные скандалы, понимая, что даже развод не поможет ускорить её отъезд. Он представил, как придя домой, снова увидит заплаканные глаза жены, как попытается её успокоить, как холодно она пресечёт эти попытки - и домой идти расхотелось. Пойду просто пройдусь, решил он, надев плащ, вышел на улицу. Проходя мимо оперного театра, Мишин увидел толпу иностранных туристов, размахивающих руками и что-то бурно обсуждающих на непонятном ему языке, туристы фотографировались на фоне оперного театра и весело смеялись. Мишин внимательно присмотрелся и увидел, что так развеселило иностранцев. Накануне премьеры в театре над фасадом растянули афишу с названием спектакля "Ай да балда!", но в это же время приближались ноябрьские праздники, и с крыши здания на фасад спустили портрет генсека Брежнева, да так, что портрет оказался прямо над растяжкой. Иностранцы, быстро смекнувшие комичность ситуации, усиленно фотографировались на фоне храма оперо-балетного искусства. Мишин тоже заулыбался, но, увидев людей-в-штатском, торопившихся к театру, подавил улыбку и деловито-озабоченно устремил взгляд в сторону фонтана, сообразив, кто они и откуда. Люди в штатском, подбежав к экскурсоводу, потребовали, чтобы он немедленно собрал всех туристов в автобус, один из них стал записывать его данные, а второй побежал вовнутрь оперного храма. Через несколько секунд автобус уехал, рабочие обрезали верёвки на растяжке и опустили крамолу оземь.
"Ну какое же полицейское государство, как оперативно реагируют, и всюду их люди. Интересно, есть ли хоть какое-нибудь учреждение, где их нет?" Мишин перебирал в памяти организации и учреждения, с которыми ему пришлось сталкиваться, и понял, что таковых припомнить не может. Странное дело, но на любом предприятии, в любой организации, даже самой маленькой или незначительной, состоящей из нескольких человек, должны быть партийная ячейка и сексод. Эта связка порождала постоянное ощущение страха и контроля, требующего постоянного самоконтроля, упаси боже как бы чего не сказать, как бы не сделать то, что не соответствует линии партии. Церберы, стоящие на страже идеологии, удобной партийным функционерам, быстро приведут в чуство и определят в соответствии с проступком, либо в психушку, либо на закрытый завод, либо отправят в небытиё. Тандем "идеология и её ярый защитник в лице КГБ" вызывали рефлекс или даже инстинкт самосохранения, как бы чего не сказать, как бы чего не сделать такого, что будет приватно истолковано.
С этим чуством Мишин жил постоянно, со дня своего рождения, а родился он в злополучном году, когда ещё жил и правил страной усатый кровосос, пытавшийся истребить как можно больше людей. Именно в этом году он начал дело врачей. Лучшие специалисты, причём особенно вылавливали евреев, сели в тюрьмы, с позором уволены с работы, приговорены к смертной казни. В клиниках и больницах их места заняли профнепригодные люди, бесталанные недоучки, единственными достоинствами которых были идейно-правоверная анкета и безупречное знание истории ВКПб. Лечиться было не у кого, посему маленький Мишин переболел всеми детскими болезнями и несколько раз был на волосок от смерти.
Уже были построены Магаданские лагеря, уже готовилось великое переселение евреев в те края, и зловредные соседи уже потирали руки в предвкушении освобождаемой жилплощади ненавистных жидов, но тиран умер и миллионы прилипал-лизоблюдов бились в истерике "куда ж мы без тебя, учителя и отца всех народов?". А действительно, куда? Партбилет и знание истории ВКПб - хорошо, но надо кому-то и людей лечить, заводы строить, урожаи собирать, детей в школах учить. Только партработники и работники органов чуствовали себя в безопасности: новый хозяин даст новые установки, а они, как и прежде, с рвением будут исполнять.
С лёгкой руки Эренбурга многие называли политику Хрущёва "оттепелью", а не многие, и их позицию разделял Мишин, "Хрущёвской слякотью". Да и то сказать, что изменилось? Ну не ставили к стенке сразу, ну не пытали в тюрьмах с той же пристрастностью, как во времена усатого, но ведь отправляли так же на лесоповал и принудительное лечение в психушку или на рудники, где самый здоровый больше двадцати смен не выдерживал и отправлялся к праотцам. И хотя двадцатый съезд партии и "вскрыл" культ личности Сталина, это ещё не означало, что страх исчез, что исчезли специалные органы, которые отслеживают инакомыслие. "Оттепель" Хрущёва… О какой оттепели можно было говорить, когда этот заклятый сталинист был не то что по локоть, а по самую макушку своей лысины в крови, его растрельные списки по Украине ополовинивал сам Сталин, дай такому волю - всех бы порасстрелял, выслуживаясь перед начальством.
Горячие головы забыли на минутку подкожную дрожь, писатели стали писать, художники выставлять полотна, композиторы показывать свои произведения, но съезды творческих союзов и гневные речи первого секретаря компартии с мозгами бездарного скотника, не годящегося и в хорошие свинопасы, быстро вернули их к реальности. Клапаны парового котла, из которого выпустили излишки, чтобы котёл не разорвало, снова наглухо закрыли. Работы гебешникам прибавилось, они трудились в поте погон и фуражек, и вновь вернулась, забытая на мимолётное мгновение, всё та же неизбывная леденящая оторопь страха.
Потом место Хрущёва занял нынешний генеральный, который предпочитал делать всё втихую. И из страны выгоняли, и в ссылку отправляли, и сажали, и гноили, но тихо, без ненужного афиширования и показательных процессов, однако так, чтобы о страхе - не забывали. Угасший было культ Сталина он возродил, Солженицина и Бродского из страны он выслал, и Сахарова в ссылку в Горький он отправил. Теперь этот, переживший даже имевшийся рудиметарный разум замполита "военный герой" и окончательно выживший из ума собственноручный начертатель планов, украшенный всевозможными наградами и поблёскивая ими в прожекторах, как новогодняя ёлка, снова зовёт "вперёд к победе коммунизьма" на фоне пустых полок в магазинах, войны в Афганистане, где гибнут ни в чём не повинные пацаны, а все молчат. Потому что страшно, потому что всюду они, те, кто сажал в 37м и 46м, 56м и 63м, те кто сажает сейчас. Страх, страх, страх......
Уже подходя к дому, Мишин заметил, нет, скорее почуствовал пристальный взгляд. Кто-то неотступно шёл за ним по улице. Подойдя к зеркальной витрине, Мишин внимательно заинтересовался выложенными товарами, ничем не примечательный человек тоже остановился на противоположной стороне улицы и присел, завязывая шнурок. "Так, докатился. Вот и наружку приставили. A это мне совсем ни к чему". Пока нежеланный со-путник возился с шнурком, Мишин через подворотню скользнул в близлежащий сквер и спрятался за большим карагачом. Стоя за деревом, Мишин всматривался в прохожих и увидел, как человек, завязывавший шнурки, беспомощно озирается по сторонам, словно кого-то или что-то потеряв. Не обнаружив объект поиска, человек направился в сторону дома, где жил Мишин. "Ну вот, наружку провалил, теперь у дома будет ждать. А чего им за мной следить? Уж не думают ли они, что я материалы иностранцам передам? А как? Я об этом и не думал, а они вот уж подстраховались". Мишин направился в художественную школу за сыном, там сегодняпроходила выставка работ учеников. Сын, ужасно волнуясь, встретил Мишина у входа и сразу повёл его в выставочный зал, там он подвёл его к своим работам и приказал ждать прихода учителя. Мишин слушал, какой талантливый у него сын, как он чуствует краски, как видит мир и другие, долженствующие порадовать отцовское ухо похвалы. Поблагодарив учителя, Мишин забрал чадо и вместе с ним пошёл домой.
В квартире Мишин обнаружил полный разгардаш. Вещи, вытащенные из шкафов, валялись на полу, книги разбросаны, матрасы надрезаны и перевёрнуты, в кухне вытащены из шкафов все кастрюли и тарелки; вилки и ложки, хрусталь и чугунные казаны - всё вперемешку валялось в прихожей и мешало пройти. Сын дёргал за рукав Мишина и всё приставал с дурацким вопросом: "Папа, это были воры?" Неожиданно на пороге появилась жена, она всплеснула руками и замерла в немой сцене. Мишин, приложив палец к губам, дал понять, что кричать и причитать не нужно, и что ему всё известно, и что сейчас у стен их квартиры есть уши. Жена как-то сразу поняла и, тихо всхлипнув, принялась убирать вещи. После, уложив ребёнка спать, они вышли во двор и, озираясь и оглядываясь, принялись горячо шептать о постигшей их беде. Мишин рассказал о посещении Паши, о том, что неожиданно вспомнили о старой работе, что это явилось предлогом для отказа ему в выезде, что они хотят получить от него что-то ещё, а что - он пока и сам не знает и, как только выяснит, начнёт торговаться, за их с сыном выезд, даже если им придётся развестись. Жена шептала, что ей обрыдла жизнь в этой стране, что она ненавидет Мишина за то, что связала свою жизнь с ним, человеком, не сумевшим выбрать более подходящую работу, что из-за него не хочет всю жизнь прозябать здесь, но тут же, рыдая, утыкалась в плечо молчавшего Мишина и по-бабьи причитая, бормотала: «Миленький, как же мы без тебя, что же ты наделал…"
Глава 4
Паша тихо прошёл к себе в квартиру, включил свет и только тогда увидел удобно рассевшегося в кресле Ивана Сергеича. Колобок сидел с початой бутылкой водки и смачно жевал солёный огурец. Увидев Пашу, он, ничуть не смущаясь, произнёс, "Ну что, достал?", и холодно осмотрел его с ног до головы. Даже видавший виды Паша несколько съёжился под этим взглядом, однако быстро взял себя в руки и отрапортовал: "Никак нет! Cпрятал, подлюга, да так надёжно, что и не знаю, где искать. Наши люди перевернули квартиру вверх дном, но ничего не обнаружили. Наружное наблюдение сообщает, что Мишин ни с кем из посторонних не встречался, более того, стал гораздо реже встречаться с теми, с кем раньше активно контактировал, например, с конструктором Маргулисом. По телефону говорит о делах посторонних, не касаясь работы и интересующих нас тем. В общем, ничего". Паша виновато опустил голову. Чем больше рассказывал Паша, тем мрачнее становилось лицо Ивана Сергеича, он снова наполнил стакан и полез за новым огурцом. Опрокинув залпом и зажевав огурцом, он зло матюгнулся, встал с кресла и пошёл к выходу. Перед дверью обернулся и прошипел: ""Помни, Паша, у тебя осталось не так много времени. Ищи, рой землю носом, но найди. Иначе…" И, швырнув дверь, вышел.
"Иначе". Паша не был дураком и прекрасно понял это "иначе". Независимо от результатов они его приговорили. В конце концов, цепочка должна замкнуться, и замыкается она не на нём, а на генерале.
С утра Паша сидел в кабинете Ивана Сергеича. Начальник по-прежнему был мрачен, то ли от того что ещё не принял надлежащей дозы спиртного, то ли от того что за ночь осознал, что провалил "дело Мишина" из-за своих нахрапистых солдафонских наскоков. Винить Пашу за свои промахи генерал не мог, тот честно и добросовестно выполнил все его поручения. Кто же знал, что этот хитрый еврей так надёжно припрячет интересующий его материал. Конечно, можно было бы действовать и по-другому, например, арестовать и в казематах попытаться вправить ему мозги, но на дворе и впрямь не 37ой, а правоведы за рубежом ой как отслеживают такие случаи, да и рекламу этому ублюдку создадут на Западе, вот да хай подымется, что в генеральные генеральски планы не входило. Что же делать?
Иван Сергеич ломал голову, что ещё предпринять, чтобы заставить Мишина выложить свои секреты, а в голове рождалась только одна постыдная мысль, что не худо бы сейчас опрокинуть стаканчик-другой да зашкурить маринованой селёдочкой и чёрной бородинской горбушечкой. Но если задание не будет выполнено, то тебе, генерал, ни водочки, ни селёдочки не видать, потому как снимут твою лысую головушку и - нечем будет отшлифовывать сладки ястия. Что предпринять, генерал не знал, и потому молчал. Паша тоже молчал, делая над собой усилие чтобы не зевнуть от этой затянувшейся молчанки.
Наконец, Иван Сергеич не выдержал и, зырканув на Пашу, спросил: "Ну и что же мы будем делать?" Паша взглянул на генерала и в его глазах мелькнули злобные огоньки, а затем внезапно прорезал: "Вы вор, тащ генерал, вы пытаетесь меня обокрасть. А я что, обязан вам за просто так отдать своё в муках и сомнениях выношенное изобретение? Да ни за что! Я честно и добросовестно выполняю свою работу, делаю проекты, по которым построено не одно предприятие, благодаря вашему скрытому внутригосударственному антисемитизму всегда на вторых ролях, тайно мечтаю о своей родине, где мне не крикнут "жид пархатый", а что я делаю для себя, по ночам на кухне, вас не касается, я за это даже денег не получаю". Иван Сергеич, плохо соображая, сидел напротив Паши с выпученными глазами и потеряв дар речи. Не выдержав, он прорычал: "Ты что, с ума спятил? -- "Да нет, тащ генерал, просто пытаюсь поставить себя на место Мишина," - невозмутимо ответил Паша, -
"Вы, генерал Иван Сергеич, наломали дров, а я что могу? Я ведь только исполнитель ваших указаний, вы приказали, я исполнил".
Генерала так и подмывало заорать: " Ах ты, падла гнилая! Продался? Исполнил, да только результат нулевой?!", но он вовремя спохватился и умоляюще посмотрел на Пашу.
- Выходит, с Мишиным нужно торговаться. За просто так, за здорово живёшь, он нам ничего не отдаст.
- Прежде всего с нужно, чтобы он успокоился. А для этого наружку убрать, прослушку снять, и только я один с ним контактирую.
Иван Сергеич, стиснув зубы и кипя ненавистью, слушал Пашу и думал: "Ишь, как завернул. Значит, сам всё хочешь, а я, значит, сбоку припёку. В результате цепочка на на тебе замкнётся. Ну уж дудки, пусть твой Мишин остаётся безнадзорным, но с тебя я глаз не спущу".
Изобразив усмешку, начальник вынес решение: "Ладно, теперь тебе решать, что да как. Ты только много ему не обещай, да и времени я тебе много не дам, оно сейчас работает не на нас". Иван Сергеич проводил Пашу взглядом и, как только дверь за ним закрылась, устало откинулся в кресле: "Пацан сопливый, щенок! Меня думаешь переиграть? Да я таких, как твой Мишин ещё в 37м к стенке ставил, они, как ужи, на сковородке вертелись и всё сами несли, лишь бы завтрашний день увидеть. А ты меня учить, "методику поменяйте, торговаться с ним"… Сволочь. Эх, были времена, да лысый свинопас нагадил, а нынешний тоже боится лицо потерять, "я не кровожадный, я демократичный, я не тиран, я за прогресс..." А рыло-то в пушку, ворюга законченный, и дочка его, и зять-генерал МВД".
Он начинал свою карьеру как раз в те годы, когда одно присутствие человека в кожаном пальто наводило трепетный ужас на окружающих. Едва закончив школу, он поступил на Рабфак и там встретил человека со шрамом во всю щёку. Человек рассказал, как много скрытых врагов в стране, как нуждаются наши органы в помощи таких, как он, комсомольцев, преданных стране и партии. И он согласился помогать. Его первые дела были лёгкими - слушай, запоминай и рассказывай старшим товарищам. Правда, Иван понял и ещё одно: от того, как он донесёт на потенциальную жертву, какие слова, какие намёки поднесёт - зависит судьба жертвы и самоё жизнь. Потом была война, и там Иван преуспел. Он не был на передовой, не мёрз в окопах, не ходил в атаку, но наград у него было не меньше, чем у героев-фронтовиков. Трусы и дезертиры - вот был его конёк. Ну и что, что ты с трехлинейкой против танка, ну и что, что контужен. Отступил, попал в плен, ну и что, что бежал. Ты враг. А с врагами разговор короткий, с такими не церемонятся, как не церемонился Иван с космополитами, с врачами-убийцами, с диссидентами Хрущёвской и Брежневской поры. А этот долбаный "борец за мир" кровью, вишь, боится замазаться. И ему следует объяснить, что все его предшественники, и он сам, - так замазаны, что век не отмоешь. А Паша, щенок, тоже хочет получить кусок да вскаракаться повыше не "силовыми методами", торговаться решил. С кем? С тем, кто в зубах сам должен был принести интересуюшую его информацию. Ишь, как запел, ты мол, вор, а он, значит, ангел с крылышками, его, дескать, обыграть надо, а не нахрапом брать. Все сволочи. И Мишин, и информатор, и Паша-подлец. Но я с вами со всеми посчитаюсь, дайте срок, всех вас к ногтю прижму. Мне бы только материал получить, а там всех порешу, не будь я Иван Сергеич, генерал КГБ.
Он открыл солидный сейф, достал бутылку дорогого коньяка, наполнил хрустальный стакан и разом осушил его. Сразу стало легче, навязчивая и тяжёлая мысль о расправе отодвинулась, и он предался размышлениям, как проследить за Мишиным и Пашей, дабы информация об их совместной игре не прошла мимо него.
Уже сегодняшним вечером Паша решил встретиться с Мишиным. Разговор предстоял не простой. Поверит ли и согласится Мишин, или, напуганный резкими движениями, ешё больше замкнётся, - ему предстояло узнать.
Вечером Павел ждал Мишина у его дома. Погода не баловала, мелкий досадный дождь капал на нервы, резкий ветер студил дополнительно, наконец, озираясь и ускоряя шаг, появился Мишин, и Паша двинулся ему на встречу. "Здравствуйте, Евгений Семенович." Мишин молча смотрел на незванного посетителя. "Я вот решился к вам в гости напроситься, не выгоните?"
- Выгоню.
- А напрасно, я ведь вам помочь хочу.
- Знаю я вашу помощь. Чего искали? Весь дом перевернули. Думаете я какие-то секреты дома храню? Нет у меня секретов. Всё что знал - всё в работе, и ничего нового вы от меня не получите.
- Ну, не сердитесь, Мишин, я понимаю вас, этаких дров мой шеф наломал… Но я всё-таки попытаюсь реабилитироваться. Пойдёмте, посидим где-нибудь и потолкуем, мне есть что вам предложить.
Найдя укромный уголок в ресторане, Паша отрядил официанта за бутылкой коньяка и закусками. Налив рюмки, он произнёс: "Выпьем за нашу игру." Увидев, что Мишин не выпил, Паша белозубо улыбнулся:
"Поймите, Евгений Семёнович, вам без меня не обойтись. Не мне вам рассказывать, с кем вы связались, но я - не мой шеф, я у вас ничего отнимать просто так не собираюсь. Ваш проект обогатительной фабрики - только предлог задержать вас в этой стране. Кто-то капнул старику, что вы нашли способ построить здание, не обнаруживаемое современными средствами слежения. У нас даже имеется примерная конфигурация здания, но это всё, чем мы располагаем. Заметьте, Мишин, я не требую от вас рассказать остальные секреты. И знаете, почему? Потому что за каждый ваш шаг к нашему сотрудничеству готов вам платить. Не деньгами, а теми возможностями, которыми располагает моё ведомство. Для начала я гарантирую выезд вашей семьи в Израиль в обмен на информацию об архитектурных решениях по интересуюшему нас вопросу. Думайте, Мишин. Только не надо со мной играть, я этого не люблю. К тому же, у нас есть возможность разыскать вас и там. И, если результат будет не удовлетворительным, мы вас уничтожим.
Теперь о том, что вы должны делать. Я предложил вам пересмотреть решения обогатительной фабрики. Сколько вариантов есть у вас на сегодняшний день? Два, а нужно хотя бы пять, да цифр побольше, чтобы от них голова пухла, пусть выбирают.
Но один из вариантов должен быть необычным, с изюминкой, таким, чтобы его и приняли за скрываемый вами. И вот ещё что, откажитесь вы от традиционных решений упрятывания корпусов под землёй, этого добра у нас навалом.
Сейчас спокойно идите домой, хорошенько обдумайте всё, что я вам сказал. Если решитесь - дайте мне знать, встретимся у нас в управлении."
Мишин, так и не притронувшись к угощениям, молча поднялся из-за стола и так же молча вышел. Паша подозвал официанта и сделал новый заказ, потом что-то шепнул ему на ухо и вложил в руку солидную денежную купюру. Через несколько минут за столиком у Паши уже сидела очаровательная блондинка и беззаботно чирикала; танцевали, снова пили, и уже Паша таинственно что-то нашептывал блондинке, а та с энтузиазмом хихикала и хохотала.
Слегка покачиваясь и неслегка прижимая правой рукой блондинку, Паша поднимался на второй этаж в свою квартиру. Девица многообещающе мурлыкала, тихо смеялась и томно лепетала. У двери Паша долго рылся в карманах, доставая ключи, наконец, дверной замок щелкнул, дверь распахнулась, парочка внырнула в тёмный коридор, и блондинка шепнула: "Не нужно включать свет". В темноте послышалось сипение и шум падающих на пол вещей, Паша впился губами в пышный зовущий рот своей спутницы, та в сладостной истоме подняла ногу, обхватив ноги Паши сзади, от этого движения её миниюбка задралась ещё выше, обнажив п великолепные ягодицы. Руки Паши скользили по телу женщины, растёгивая на ходу пуговички и крючочки, а та стягивала с него рубашку и пыталась расстегнуть ремень на брюках. Подустав, Паша почувствовал, что последнее препятствие, её кружевные трусики, всё же оказалось у него в руках, он швырнул их на пол и понёс обнажённое тело на кровать. В дороге его застиг неимоверный прилив мужской силы, так что, опустив женщину на мягкий ковёр, он с силой вошёл в неё, та в экстазе застонала. Паша был опытный любовник, он знал, как нужно обращаться с женщиной, чтобы доставить ей полное наслаждение, на несколько минут он замер, лаская грудь и плечи женщины, а потом начал телодвижения, постепенно увеличивая темп. Дама не выдержала, изогнувшись всем телом, она громко застонала - и затихла со слезами восторга, тогда и Паша, завершив свои движения, повалился на бок. Придя в себя, кавалер предложил своей даме всё-же перейти в кровать, по пути Паша взял из кармана брюк пачку "Мальборо" и зажигалку, прикурил сразу две сигареты, одну отдал спутнице. Они дымили, лёжа и молча, сбрасывая пепел в увесистую пепельницу на прикроватной тумбочке. Потом Паша собрал окурки и без предисловий приступил ко второму акту постельных сражений, так за ночь повторялось раза четыре, и лишь к утру запал начал иссякать, они заснули, оба измождённые и усталые.
Проснулся Паша поздно, когда за окном уже во всю светило солнце. С трудом открыв глаза и прислушавшись, он уловил возню на кухне. Поприветствовав новый день звучным зевком, Паша поплёлся на кухню, где его взору предстала картина. У газовой плиты стояла нимфа с распущенными белыми волосами, из одежды на ней было только лёгкое высвечивающее все её прелести бельё. Нимфа колдовала над приготовлением завтрака, а за столом, вальяжно развалившись и попивая дорогой коньяк, сидел Иван Сергеевич. Услышав шорох за спиной, нимфа обернулась и приветливо улыбнулась Паше, лицо которого почему-то стало злым. "Сволочь. Подстилку свою подослал." Стоять перед генералом в одних трусах было неловко, прокричав, что сейчас вернётся, хозяин квартиры кинулся в спальню, на ходу приводя себя в порядок и собирая расбросанные вещи. Наскоро одевшись и умывшись, Паша снова зашёл на кухню и уселся перед генералом. На столе уже шкварчала яичница и, издавая приятнейший запах, стоял кофейник со свежезаваренным кофе. Женщина стояла по правую руку от генерала и улыбалась. "Ну, как тебе наша девочка?" - деловито поинтересовался начальник и легко шлёпнул девицу по круглому заду, девочка залилась румянцем и хихикнула. Паша поднял глаза, и генерал прочитал в них его злость и отвращение.
"Ну ладно, не сердись. Чего тебе приблудных шлюшек искать, бери нашу, проверенную. Я ведь как лучше хотел, отечески позаботился, так сказать." Генерал снова налил рюмку, но пить не стал. "Ты вот что. Давай-ка побыстрей торгуйся со своим Мишиным, понимаешь, обстановка требует".
Пока Паша с генералом беседовали, женщина оделась, навела марафет на себя и чистоту в квартире, потом уселась перед телевизором и принялась грызть яблоко. Начавшийся, казалось бы, мирно разговор вдруг перешёл на повышенные тона, так что женщина, сидящая в соседней комнате, в очередной раз откусив яблоко, замерла и прислушалась к спору. Спор шёл нешуточный, генерал на чём-то настаивал, Паша возражал и просил отстранить его от какого-то дела, мотивируя недоверием и слежкой за ним. Затем страсти на кухне, где завтракали мужчины, как будто улеглись, и в комнату к девице заглянул красный и взъерошенный Иван Сергеич. "Ну? Догрызла своё яблоко? Поехали." Девица вскочила и послушной собачонкой поплелась за ним.
Как только дверь за ними закрылась, Паша схватил наполовину опрожнённую генералом бутылку и прямо из горлышка допил остатки. "Не верит, старая сволочь, проверяет. И всё про обстоятельства какие-то твердит. Неужели дни генсека уже сочтены, и его место займёт их шеф? Да, точно он, чего бы его в секретари стали двигать. Но ведь есть ещё "лучший друг" Черненко, вот кто официальный наследник. Да чёрт с ними со всеми, главное теперь - такое генералу подсиропить, чтоб его по полной опустить, чтоб долгоне отмылся."
Глава 5
Ночью Мишину приснился странный сон. Как будто он уезжает с семьёй из страны, уже позади все унижения проверок и досмотров, осталось только переступить красную черту пограничного контроля. Жена протягивает в окошко свои документы, и пограничник кивает ей, "можете идти"; очередь Мишина, пограничник долго изучает его документы и медленно произносит: "А вам, Евгений Семёнович, в выезде отказано".
Как же так, вот она, желанная черта, переступив которую ты оказыжешься там, в мире свободы, - и вдруг "отказано". Мишин видит, как стремительно удаляется жена, как тянет за собой их ребёнка, и решается на отчаянный шаг. Он переступает эту проклятую черту, но на его пути возникает Паша и, ехидно улыбаясь, шепчет: "Отдай, отдай, - и уедешь, ты мне верь, только мне, никому не отдавай, ни с кем не делись своим секретом, только со мной". Мишин швыряет ему в лицо ненавистные чертежи и кричит: "Вот они, будьте вы прокляты, забирайте, только отпустите!". Стоная, в холодном поту, Мишин проснулся. Жена трясла его за плечо и повторяла: "Открой глаза, открой глаза, успокойся".
Разбитая ночь, Мишин боится закрыть глаза, боится уснуть, чтобы вновь не провалиться в этот страшный сон. За окном сереет, ещё чуть-чуть - и затрещит будильник, впереди новый день и новая встреча с Пашей, от которого теперь зависит всё.
Придя на работу, Мишин разложил на столе все варианты выполненной работы и углубился в изучение. Через несколько минут раздался телефонный звонок, и хорошо знакомый голос Паши предложил встретиться. Почему-то сегодня Паша не пригласил Мишина придти в управление, а назначил встречу в кафе за углом института, в котором работал Мишин. Встреча должна была состояться в десять утра. Ровно в назначенный час Мишин зашёл в кафе и уселся за столик, какой-то человек неожиданно уселся перед ним и незаметно пододвинул ему бумагу: "Он ждёт вас, а где - там написано". Мишин прочёл ориентиры и сунул листок в карман, неторопливо вышел из кафе и двинулся по указанному адресу. Три автобусные пересадки, почти часовое мотание по улицам города, и он у цели. Мишин ещё раз оглянулся и шмыгнул в подворотню. Там он без труда нашёл номер дома, поднялся на второй этаж и, как было предписано в записке, трижды постучал. Дверь распахнулась, на пороге его встретил Паша, в компании своей обязательной улыбки.
"Надеюсь Вы не притащили за собой хвоста. Знаю, что нет, иначе мне бы позвонили. А вы, Евгений Семёнович, опытный конспиратор. Откуда это у вас?"
Мишин прошёл в комнату, оглянулся, где-бы оставить принесённое, увидел посреди комнаты большой обеденный стол и бросил на него портфель. Паша недоверчиво взглянул на Мишина: "Здесь же не всё…" "Всё, всё," - раздражённо ответил Мишин и полез в боковой карман плаща, из которого достал какие-то "строительные нормы", увидев недоумённый взгляд Паши, сказал: "Это только обложка, внутри - интересующий вас материал."
Паша взял брошюру и увлёкся её содержимым, вскоре, подняв глаза от чтения, произнёс: "Да, Евгений Семёнович, вы действительно очень умный и хитрый человек, надо отдать вам должное. Значит, для упрочения алюминия применяют борные волокна и волокна из тугоплавких боридов имеюших высокие прочность и модуль упругости… а бор, он в республике как раз там, где нам нужно строить… Как же всё просто! Всё рядом, всё под рукой, и нулей изрядно поубавилось. Не зря говорят, всё гениальное просто. Просто и то, как вы эту работу упрятали. Мы её, эту вот самую брошюру, может, раз сто видели, а заглянуть в неё - не подумали. Я вам вот что скажу, это," - он указал на брошюру, - "Я им не отдам. Ваше изобретение там не пригодится, Вы лучше меня об этом знаете. У них ни сырья, ни опыта в металлургии. Да и зачем им это, бомба у них уже есть, и ваше изобретение в ближайшие лет 5-7 не найдёт своего применения. Предлагаю его сфотографировать, а брошюру уничтожить. Все подготовленные вами варианты - завтра же ко мне на стол в управление; тот, что 'с изюминкой' сегодня вечером передайте… передайте Маргулису". Мишин вопросительно посмотрел на Пашу. "Значит, Маргулис… 'лучший друг'…".
- Ваш друг на днях уезжает, кажется. Может, захватит и ваши изыскания.
- Но зачем вам это?
- Вы не волнуйтесь, всё попадётпо адресу и куда надо.
Паша улыбался самой радужной и весёлой из своих улыбок, и Мишин понял, что и этот вариант попадёт в руки КГБ.
Обескураженный и растроенный, он покинул явочную квартиру, а Паша долго сидел над брошюрой. Потом достал миниатюрный фотоаппарат и начал снимать документы, когда работа была закончена, он проявил фотоплёнку и повесил её сушить. Пока Паша занимался плёнкой в нём бродило сомнение, стоит или нет уничтожить бршюру. Наконец, он принял решение и, сунув книжку и плёнку в карман, направился к своим личным тайникам. Эти места хранения знали только сотрудники это были их персональные секретики, и даже генералу они были недоступны. Спрятав брошюру и плёнку в разных местах, Паша пошёл в управление, там, закрывшись в кабинете и предупредив дежурного, чтобы его не беспокоили, так как будет очень занят, он просидел почти дотемна, потом отправился к дому Маргулиса.
Тем временем, Мишин, вернувшийся на рабочее место, отделил вариант 'с «изюминкой' от остальных и сунул его в синюю папку, которую снова спрятал в портфель, затем пригласил начальника спецчасти, попросил опечатать его сейф, объяснив просьбу секретностью документов, хранящихся в нём, и позвонил Маргулису.
Какова должна быть реакция на такой звонок у человека покидаюшего родину с клеймом "изменник", да ешё от человека, работаюшего под контролем КГБ? Однако голос Маргулиса был спокоен, он даже обрадовался звонку и сразу же заговорил о встрече. Встречаться на нейтральной территории Мишин отказался и предложил встретиться у Маргулиса.
- Ты не волнуйся, я постараюсь пробраться незаметно, это очень важно.
- Да я и не волнуюсь. Просто всё распродал, даже посадить тебя не на что, одни ящики, пол да голые стены.
Договорились встретиться в семь вечера. Мишин, как и следовало в таких случаях, озираясь и оглядываясь, меняя автобусные маршруты, направился к дому Маргулиса.
Тёмные подворотни. Где-то на детской площадке слышны звуки гитары, и хрусткий подростковый голос хрипит
Считай по-нашему,
Мы выпили не много…
Не вру ей богу…
Скажи, Серёга!
Мишин улыбнулся. Вот это поэт. Знают, любят и поют. И ни черта не могут сделать эти сволочи.
Вот и знакомый дом. Мишин ещё раз оглянулся, не наблюдает ли кто-нибудь, и осторожно приблизился к подъезду. Подойдя к двери, он медленно потянул ручку, плохоосвещённое парадное, какая-то грязь в углах; Мишин начинает подниматься в квартиру Маргулиса, сильный удар по голове сзади, в глазах плывут круги, и он проваливается в пустоту, ему кажется, что он летит в какой-то тёмный тоннель, и он кричит в злобном бессилии, "Обманул! Обманул и убил!", а над ним маячит лицо и злые рыбьи глаза со злорадной улыбкой. Затем его подхватывают и куда-то тянут, тянут, а по губам расплывается какая-то горько солёная жидкость.
Очнулся Мишин в больнице, в палате, выкрашенной зелёно-ядовитым цветом, в ногах на кровати, уткнувшись в носовой платок, сидела жена, растирая слёзы. Мишин открыл глаза и попытался её успокоить, но язык не слушался, а во рту пересохло. "Бу...бу...будет тебе," - с трудом произнёс он, жена вздрогнула и, увидев, что Мишин очнулся, радостно прижалась к нему.
Потом жена рассказала, что нашёл Мишина какой-то парень, который привёз его на машине в больницу, и он же позвонил и сообщил ей, где его разыскать мужа. Но когда она приехала, парня уже не было, и на все её вопросы, как найти и поблагодарить спасителя, врач отвечать отказывается. Через месяц Мишин вышел из больницы и позвонил Паше, с целью выяснить дальнейшую судьбу проекта.
За тот месяц, что он провалялся в больнице, почти ничего не произошло, работа спецсвязью была доставлена в управление, и наступила тревожная тишина. Мишина больше никто не беспокоил, и о судьбе работы он ничего не знал. Услышав его голос по телефону, Паша был немного удивлён: "Ну что ж, заходите, потолкуем," - и повесил трубку.
В управлении, в бюро пропусков, молоденький лейтенант, взглянув на паспорт Мишина, долго искал его пропуск, отыскав нужную бумагу, сообщил номер комнаты, в которую Мишину следовало пройти. Длинный мрачный коридор, ведущий в никуда, мягкая ковровая дорожка, крадушая шаги, тусклые лампы, всё изначально давило унынием и навевало тоскливый страх. Мишин постучал в дверь указанной комнаты и, услышав приглашение, вошёл. Кабинет Паши резко контрастировал с мрачным коридором. Залитый солнечным светом, "застенок" управленца внезапно радовал глаз аквариумом с яркими рыбками и множеством зелёных растений на подоконниках. Паша сидел за большим письменным столом, но, увидев Мишина, встал и пригласил сесть на мягкий диван за журнальный столик, а сам уселся напротив в кресло.
- Ну как вы, Евгений Семёнович, голова не болит?
- Нет всё в порядке. А откуда вы знаете про голову?
- Да я о многом знаю, работа такая. Уезжать надо, Мишин, на свою историческую, здесь долго оставаться не следует, потому как небезопасно. Так что постарайтесь побыстрее оформить все ваши выездные бумаги.
- Как же поторопиться, когда даже вызова нет…
- Есть. Начинайте действовать, а я постараюсь помочь.
Вернувшись домой, Мишин застал жену в радостно-приподнятом настроении. Она с порога бросилась к Мишину, одарила поцелуем в щёку и поршептала сквозь счастливые слёзы: "Мы получили вызов, мы можем уезжать."
Глава 6
Наконец-то для семьи Мишина наступили горячие денёчки, связанные с хлопотами отъезда. Утром жена, как на работу, отправлялась в различные инстанции, связанные с оформлением документов на выезд, Мишин подал заявление и был уволен с работы. Клеймо предателя страны, "давшей ему образование и достойную работу" с сответствующим социальным статусом, прочно закрепилось за ним. Бывшие друзья и сослуживцы сторонились и не хотели общаться, правда, появились другие, которые так же, как Мишин в своё время, хотели уехать. Эти приходили узнать, какие документы требует ОВиР, какую легенду следует рассказать, чтобы выезд выглядел правдоподобно.
Мишин занялся продажей немногочисленного домашнего скарба и упаковкой вещей, которые он всё же хотел вывезти. За каждую мелочь, каждый забитый гвоздь, просили солидную плату, грузчики, работники таможни, нотариусы и прочая бюрократическая шушера беззастенчиво тянули деньги, пользуясь моментом наживы. "Платите, платите! Там вам наши рубли не понадобятся."
У Мишина дела шли гораздо быстрее, чем у многих, уезжаюших вместе с ним, как будто кто-то дал указание не чинить ему никаких препятствий. В течении полугода все формальности были утрясены, вещи отправлены и распроданы, оставалось только пройти последний таможенный контроль личного багажа - и путь к свободе открыт.
Мишин стоял в "Шереметьево" перед стойкой таможенного контроля. Досмотр личных вещей был закончен, таможенник в странной растерянности посмотрел в сторону, туда же глянул и Мишин. Он увидел Пашу, глаза их встретились, и Мишин прочёл: "Не волнуйся, всё в порядке". Потом был паспортный контроль, пограничник внимательно изучал их выездные визы, и, вдруг оторвавшсь от документов, вперил холодный непроницаемый взгляд в лицо Мишина. Мишин почуствовал, как рука жены задрожала, и она, со всем охватившим её ужасом, уже готова была вскрикнуть, но в это время пограничник молча протянул им документы и безразлично отвернулся, "следующий!"
Мишин схватил документы, посильнее стиснул руку жены и, подхватив ребёнка на руки, устремился вперёд. Вперёд, к свободе, подальше от этой страны, страны ненавистных генсеков, КГБ, лжи, лицемерия, пустых полок и блата.
Вот он с семьёй и переступил эту красную черту, отделяющую его от свободы. Он ликовал, он был по ту сторону границы, он уже был не их, он был свободным человеком. Наверное, так себя чуствовали и другие, они были возбуждены, уже не шептались, а говорили в голос, куда-то исчезла усталость предыдущих суток.
Самолёт летел через Румынию с посадкой в Бухаресте, это была единственная страна соцлагеря, не разрорвавшая дипотношений с Израилем после Шестидневной войны. В Бухаресте приземлились поздно ночью и пешком, через строй солдат с автоматами и собаками, перешли в Израильский самолёт. Этот переход Мишин запомнил надолго, ибо напомнило ему это, как фашисты вели евреев на казнь. Облегчёно вздохнули, только когда оказались в просторном салоне "Боинга". Самолёт оторвался от земли и стал набирать высоту. "Ну вот и всё. Началась новая жизнь. Без страха, без КГБ, без подслушивания и обысков." Сердце его ликовало. Теперь он свободный человек, и он везёт важную информацию. Его выслушают, ему поверят и будут готовы к тому, что он расскажет.
Полёт до благословенной земли прошёл незаметно, всю дорогу их кормили и поили, потом включили монитор, и на экране появились Святой город Иерусалим, Стена плача и озеро Кинерет, покрытая лесами гора Кармель, люди, приехавшие в страну из разных уголков земли. Смуглые из стран Востока, и белокурые из Скандинавии, и все они вместе живут и строят страну, воюют за неё и побеждают своих врагов. Чувство гордости переполняло Мишина, теперь и он частичка этой Страны, и он должен, просто обязан привнести свой вклад в её развитие и процветание.
Убедившись, что самолёт Мишина взлетел, Паша вышел из здания аэровокзала взял такси и поехал в гостинницу. Теперь следует только ждать. Если генерал всё же решится тормознуть Мишина, Паша уже ничего не сможет сделать, тогда конец, и его провал.
По дороге он обдумывал и ту незначительную информацию, которую ему удалось раздобыть в строго охраняемых архивах КГБ.
Итак, что у нас есть. Во-первых, HAARP на Аляске и станция в Тромсе в Норвегия - это более-менее известные объекты, обнаруженные с помощью космической съёмки, наша станция "Сура" в Нижегородской области - это объекты, о которых известно разведывательным службам; во-вторых, ряд станций в пустыне Алабамы, о которых мы мало что знаем, и у нас в Сибири "Крот", который тоже засекречен. Всё экологическое оружие делится на литосфетное, то бишь, сейсмическое оружие, основанное на использовании энергии земной коры, объектами его воздействия являются точки напряжения тектонических пластов. Нарушения в таких точках приводят к сдвигу пластов земной коры, что в свою очередь приводит к землетрясениям, извержениям вулканов, а также к цунами.
Климатическое, оно же метеорологическое, оружие приводит к изменению климата в результате вмешательства в атмосферные процессы погодообразования, что ведёт к засухе и лесным пожарам, или, наоборот, к обильным ливням и наводнениям. Здесь в первую очередь имеем снижение эффективности сельхозпроизводства и снабжения продуктами питания. Это впервые применили американцы, ещё во времена войны во Вьетнаме. Наши тоже пользовались таким оружием, а мини-установки использовали для разгона облаков в дни проведения торжественных мероприятий, дабы дряхлеющее Политбюро не мокло под дождём.
Да, информации - кот наплакал, а что есть Мишинская "коробка", так это пустяк. Необходимо проехать по всем объектам и на месте изучить проблему. Начну с "Суры".
Такси подъехало к гостинице. Паша поднялся в свой номер, открыл двери и услышал звонок телефона. "Ну что, проводил своего гения?", - услышал он в трубке голос Ивана Сергеича, - "Ладно, чёрт с ним, пусть убирается на свою историческую. Ты вот что, зайди в "Институт", пусть поторопятся с заключением, я им кое-что отправил".
"Институтом" назывался научно-иследовательский центр при Министерстве обороны СССР, его главной задачей было создание новейших видов вооружений. "Как же, разбежался я их поторопливать," - подумал Паша, но генералу сказал, что обязательно всё выполнит.
- Мне бы ешё на "Суре" побывать, с учёными потолковать...
- Нет. На "Суре" тебе делать нечего. Поезжай в Сибирь, глянь на "Крота", проверь, что да как. Похоже, там просто деньги тянут, а толку никакого. Зайдёшь в наше ведомство, получишь документы и деньги, думаю месяца два тебе хватит. Потом сразу ко мне.
Если бы Иван Сергеич знал, какие козыри он даёт в руки Паше, он, пожалуй, удавился бы на собственном галстуке. Да и Паша тогда представить себе не мог, чем закончится для него командировка в Сибирь.
Паша принял душ, лёг на кровать и включил телевизор. Передавали репортаж с очередного Съезда, бессменный генсек привычно стоял на трибуне, но текст его речи читал уже диктор за кадром, - понять речь больного и одряхлевшего генерального уже никто не мог.
Глава 7
Сибирь. Богатейший край "Земли Русской", одна только тайга со всемирными запасами леса чего стоит, а ещё и полезные ископаемые, и, что самое главное - месторасположение.
В собранной Пашей информации отмечалось, что наименее подверженное землетрясениям место - это Сибирское плато. Вероятно, поэтому здесь и находился "Крот", миролюбивая установка, способная изменить акценты в военном противостоянии двух сверхдержав.
Здесь, в Сибири, советское руководство построило станцию, которая в оперативных сведениях КГБ СССР именовалось "Строго Охраняемым Объектом Особой Значимости", а на картах значилась цифрами. Несколько десятков антенн были устремлялись в небо, в космос, в неизвестность, иногда посылая туда мощные пучки электромагнитных излучений. И тогда на Земле запускались смерчи, землетрясения сотрясали города и посёлки, лили обильные дожди и начинались наводнения или наступала засуха, в океанах бушевали тайфуны и извергались давно потухшие вулканы. В официальной прессе это называли природными катаклизмами, учёные объясняли такие явления глобальным потеплением на земле, выбросом парниковых газов и озоновыми дырами, но никто и никогда не задавался вопросом, а может, не всё связанно с повседневной деятельностью человека, может, это испытание нового оружия, оружия всеразрушающего, и потому стократ страшнее всего вооружения, которое до сих пор изобрело человечество.
Об этом знали немногие, и те - молчали, ибо по устоявшейся традиции с начала начал были предупреждены о неразглашении государственной тайны, а пытавшеся что-то сказать подлежали ликвидации. Но Паше, во что бы то ни стало, необходимо было проникнуть в секрет сквозь железную завесу секретности; теперь, когда у него на руках оболочка- почему бы не узнать, чем её хотел начинить генерал. Он должен рискнуть и понять, что же такое "Крот", почему столь настороженно проводятся его испытания, чем это чревато и чем грозит эта арматура человечеству.
Дорога до пункта назначения потребовала нескольких дней, сначалa самолётом, потом автобусом, а там - на перекладных, и всё дальше в тайгу, в глухомань.
Автобус подъехал к дорожному указателю с номером 87 и остановился? "Вам туда," - сказал водитель и показал на узкую просёлочную дорогу, - "Тут недалеко, километров пять, не больше. Ориентируйтесь на ту вышку," - и взмахнул на скворечник, еле угадываемый за деревьями. Паша вылез из автобуса и, озираясь, ступил на просёлочную дорогу, ведущую к станции. Судя по её заброшенности, машины не часто здесь проезжали. "Успеть бы до темноты, а то и скворечню эту не увидать…"
Чем ближе подбирался Паша к закрытой зоне, тем больше понимал, в какую опасную игру он играет. Невинно начавшаяся операция "по задержанию Мишина", требования о продолжении никому не нужного проекта, вербовка Мишина и спасение, а потом отправка за границу, - всё это пустяки по сравнению с тем, что ему предстоит узнать сейчас. У контрольно-пропускного пункта он увидел офицера с тёмно-синим околышем на фуражке. "Охраняют наши, это хорошо," - Паша мысленно перекрестился, мысленно же усмехнувшись, и предъявил своё служебное удостоверение и письмо к руководству станции. Офицер внимательно изучил документы, пробурчал, что никаких сведений не получал и стал набирать номер телефона в управлении. Паша с безразличным видом дожидался разрешения, внезапно офицер обернулся и, неожиданно улыбнувшись, пригласил проследовать в управление, - "Вас там сюрприз ждёт." Паша почувствовал, как все нервы и рецепторы у него натянулись и чуть не звенели от высокого напряжения: "Что ещё за сюрприз?"
По пути к управлению, длившемся, казалось, вечность, Паша прокручивал в голове все возможные сценарии. Обратившись к дежурному, он обречённо направился в указанную комнату, так и не продумав своих дальнейших действий. Негромко отбил дробь костяшками пальцев по двери кабинета, вошёл и увидел человека - примерно ровесника, склонившегося над бумагами. Белобрысые вихры и чуб что-то смутно напомнили, человек поднял глаза, и Паша обмер от изумления.
Перед ним сидел Сергей, тот самый Серёжка, однокашник по училищу. Серёжка заулыбался, поднялся из-за стола и, крепко обняв Пашу, сказал: "Вот и встретились, чёрт, сколько же мы с тобой не виделись? Лет 15, пожалуй. Ну, рассказывай. Как ты, где и что привело тебя в наши богом забытые края?" Паша, всё ещё не уняв внутренней дрожи, пытался понять, не тонкая ли это игра, и, держась начеку, протянул Сергею письмо генерала, в котором генерал просил оказать содействие Паше, и поинтересовался, не было-ли каких-нибудь сообщений о его приезде.
"Да ничего не было, а если и было, - так комната фельдсвязи уже неделю закрыта, потому как начальник в запое. Ты пойми, здесь же с ума сойти, в радиусе ста километров никого, тайга непроходимая, вот ребята и пьют. Испытания проводятся нерегулярно, раз в год, ну, тогда приезжают из центра, иногда есть с ними и женщины, а так - хоть удавись, любая юбка - праздник. Жизнь проходит, а семьи нет, быт не налажен, и выбраться отсюда нет никакой возможности. Да и станция вот-вот сдохнет, оборудование не обновляется, антенны разрушаются, износ здесь громадный, Сибирь, морозы, осадки и прочее, а денег только на поддержание, да на наше содержание. Ты не подумай, что я жалуюсь. Платят хорошо, только девать эти деньги некуда. Да что я тебе рассказываю, пойдём, сам увидишь. Разомлев от тепла в кабинете, Паша не очень рвался на экскурсию, а потому полушутливо заметил, что не худо бы гостя с дороги чаем напоить. Сергей намёк понял:
- Всё будет, указания на кухню даны, твоё право решать, или сейчас закончить осмотр и потом оттянуться, или сначала оттянуться, но тогда осмотр сегодня не гарантирован.
- Ладно… пойдём посмотрим твоё хозяйство, по дороге и потолкуем.
Обследование объекта привело Пашу в полное уныние. Картина оказалась ещё страшнее, нежели рассказ Сергея. Искорёженное оборудование было не только изношено физически, но и морально давно устарело. Оно на несколько порядков уступало американскому, сведения о котором Паша подчерпнул в архивах ГБ, не мудрено, что испытания могут обернуться против испытателей. На фоне общего убожества выделялся новенький бокс, закрытый и опечатанный несколькими печатями. "А здесь что? - поинтересовался Паша. "Здесь," - Сергей на минуту замешкался, потом решился и сказал: "Здесь - оружие будущего, здесь "Крот".
Паша понял, что Сергей знает гораздо больше, чем рассказывает. "Ну что ж," - решил он, - "Следует тебя разговорить, и тогда я, наверное, узнаю, что так ревностно охраняет генерал."
В святая святых, где хранился магниторезонатор, доступ был закрыт. Сергей почувствовал разочарование Паши и смущённо произнёс: "Прости, старик, но закрыто даже для меня, они," - он указал глазами наверх, - "Приезжают раз в год и открывают помещение, что там делают эти профессора - мне неизвестно, знаю только, что в тайге начинается такое..." - Сергей оборвал себя на полуфразе, - "В общем, не лезь ты в эти дебри, спокойней спать будешь, пусть учёные головы ломают. Паша ничего не ответил, безмятежно усмехнулся и предложил пойти пообедать. "Да!" - опомнился Сергей, - "Вожу тебя здесь, вожу, а что ты голодный - совсем забыл."
В столовой, после принятых первых ста граммов, разговор стал повеселее. Сергей, явно соскучившись по другу и по собеседнику, разоткровенничался. "Я тебе, Паша, по старой дружбе всё расскажу, что сам знаю". "Расскажешь ты," -думал Паша, - "Письмо генерала тебя страхует, оттого ты такой смелый, вот про "Крота" ни полсловом не обмолвился, а ведь знаешь про него немало. Ладно уж, поверю, что и тебя на расстоянии держат, всё равно по пьяни что-нибудь ляпнешь." Пить Сергей умел, и, чтобы его как следует нагрузить, Паше пришлось потрудиться, однако информация того стоила.
Во-первых, сведения из архивов безнадёжно устарели, выяснилось, что система HAARP не уникальна, в США есть ещё две станции, одна в Пуэрто-Рико, недалеко от обсерватории Аресибо, и другая, известная как HIPAS, на Аляске, недалеко от города Фэйрбэнкс. Обе станции имеют сходные с HAARP активные и пассивные инструменты. В Европе также установлены два комплекса мирового класса по исследованию ионосферы, оба находятся в Норвегии, более мощный радар EISCAT недалеко от Тромсё, менее мощный, SPEAR? на архипелаге Шпицберген. Есть такая установка и в Перу, Хикамарка.
У нас есть в Васильсурске "Сура", недалеко от Змиёва в Харьковской области - "Уран-1", в Душанбе - радиотехническая система "Горизонт", две вертикальные прямоугольные антенны.
В отличии от радиовещательных станций, из которых многие имеют передатчики 1000 кВт, но слабонаправленные антенны, система HAARP использует передатчики 3600 кВт и остронаправленные передающие антенны типа "фазированная антенная решётка", способные фокусировать всю излучённую энергию на небольшом участке пространства.
Паша активно подливал Сергею, и тот произнёс долгожданное: "Наш "Крот" - это 5500 кВт, да если его да к Таджикским антеннам, - мы б Землю перевернули!" Ощутив, что сболтнул лишнее, Сергей пьным голосом попросил Пашу проводить его до дома: "Жить будешь у меня - и никаких возражени!" С трудом поднявшись, друзья двинулись к офицерскому общежитию.
Глава 8
Чем дольше Паша гостил у Сергея, тем больше узнавал о климатическом оружии. Пример -Конвенция "О запрещении военного или любого иного враждебного использования средств воздействия на природную среду", инициированная Советским Союзом и подписанная 60-ю странами 5.10.1978, грубо нарушалась тем же СССР. Опыты с применением сейсмического оружия, получившие обоснование в программе "Уран", продолжались в Узбекистане и Киргизии, да и метеорологическое оружие совершенствовалось, не случайно генерал охотился за оболочкой-невидимкой.
Паша сидел в комнате, оформляя донесение по проделанной работе, когда к нему резко постучали. Он откинулся на диван и разрешил войти. В дверях стоял Сергей, несколько возбуждённый, с блуждающей улыбкой на устах: "Всё. Брежнев умер. Бразды правления у Андропова, я получил шифрограмму, включай телевизор и смотри, вечером я заскочу, отметим".
"Вот это новость… Теперь, пожалуй, стоит исчезнуть", - подумал Паша, как только дверь за Сергеем закрылась. И, хотя до окончания командировки оставалась ещё неделя Паша решил на объекте не задерживаться. Он включил телевизор. Всё, как обычно. Шла передача "Сельский час", труженники села, как обычно, вели "битву за урожай". Внезапно на экране появился диктор со скорбным лицом и зачёл о важное правительственное сообщение: "Умер генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета, Верховный главнокомандующий, маршал Леонид Ильич Брежнев."
Аналитические способности сами по себе малодоступны, о них можно судить только по результатам. Человек одарённый в этом смысле получает величайшее наслаждение, когда его прогноз совпадает с тем, что обывателям становится известным через значительный промежуток времени. Иногда заурядному человеку решения, рождённые даром анализа, основанного на проницательности ума и способностью методологического обоснования тех или иных явлений, кажутся чудесами интуиции, вместе с тем ничего чудесного в этих открытиях нет. Впервые Паша пожалел, что рядом нет Мишина, уж он бы разобрался, что к чему, а тут приходится самому ломать голову с этим отчётом. Главное, не написать лишнего, а лишнее - это "Крот" и всё что с ним связано.
Вечером, как и было условлено, Сергей пришёл к Паше с невероятным количеством бутылок и снедью, в невероятно весёлом расположениии духаю
- Отметим назначение Андропова! Всё-таки наш человек, теперь от Брежневской мафии и следа не останется.
- Да ты-то чего радуешься?
- Я? А ты не понимаешь? Ладно, попытаюсь объяснить. Только выпьем сначала. Будем! Ты зачем приехал сюда?
-Ну как, зачем. Начальство заинтересовано выяснить, в каком состоянии наше оружие, наше климатическое оружие.
-Ты мне ваньку-то не ломай, что я, по-твоему, совсем дурак? Думаешь, не знаю, почему твоё начальство так заинтересовал "Крот"? Теперь, когда Брежнев ушёл, можно будет в полном объёме начать реализацию программы "Вулкан», а самое главное, - проект "Меркурий". Эти учёные крысы доказали, что возмущения в ионосфере активно влияют на тектонические сдвиги, понимаешь. Они эти наблюдения ещё с 1957 года ведут, а в конце 60х доказали, что естественные землетрясения сопровождаются ионосферными возмущениями. Это они установили после Ташкентского землетрясения. А теперь подумай. Может, существует и обратная связь. И если так, то наш "Крот" необходимо приблизить к объекту влияния, поближе к ионосфере, а это в ваших горах. Я думаю, что станцию прикроют, а нас раскидают по другим точкам.
Паша грустно взглянул на друга, а про себя подумал: "Раскидают они… эх Серёга, Серёга, твоя беда, что ты много, очень много, знаешь," - но ничего не сказал.
Расстались далеко за полночь. Сергей много рассказывал об ионосферных возмущениях, о Северном сиянии в широтах, где его в принципе быть не должно, о гибели птиц и животных в дни, когда включали магниторезонатор, о гирляндах из шаровых молний, которые местные жители принимали за НЛО. Уходя, обернулся и сказал: "А пойдем завтра на охоту, сейчас фазан токует, поешь дичи, а то всё работа да работа. Надо же и отдохнуть".
Тайга, раннее свежее утро, зябко, несмотря на достаточно тёплую амуницию. После весьма бурной ночи Паша и Сергей, плохо выспавшиеся, шагают всё дальше в глубь непроходимых зарослей. Сергей здесь свой, он знает все тропы, и они быстро подходят к поляне, где глупая птица, увлечённая брачным танцем, рапушив перья и хвост веером, надувает шею, стараясь понравиться серенькой, ничем не примечательной самочке. В этот период самец глух и становится лёгкой добычей охотников. Выстрел - и не успевшая среагировать птица камнем падает на землю, потом ещё и ещё, к обеду уже полная сумка дичи и нужно возвращаться. Всё время охоты Паша ждал, что Сергей что-то скажет, что-то очень важное, ведь не случайно он устроил это мероприятие. Уже по дороге домой, присев перекурить, Сергей вдруг сказал: "Знаешь, Паша, удивляюсь я тебе, твоей выдержке. Ты ведь, наверное, думаешь, чего это он всё со мной делится, всё мне рассказывает. На вот, почитай шифрограмму своего начальства, а потом я тебе объясню, что да как." В шифровке говорилось, что на объект прибудет сотрудник, цель которого сбор информации о климатическом оружии. Сотрудник является двойным агентом, пока не установленно, то ли Японии, то ли ЮАР, за ним ведётся наблюдение, информация должна быть дозирована, и о работе "Крота" должна быть соблюдена строжайшая тайна. Единственное, что должно стать известно агенту - что "Крот" существует.
Паша грустно посмотрел на Сергея:
- Значит, ты, зная всё это, всё же рассказывал мне о "Кроте"? Для чего?
- Во-первых, я не верю, что ты двойной агент, во-вторых, они тебя приговорили, потому что ты знаешь ещё что-то, и в-третьих - ты мой друг, и мне будет очень жаль, если тебя не станет. Скажи мне только одно, то, о чём ты знаешь сейчас - ведь не уйдёт на Запад?
- Никогда. И, если я останусь жив, это оружие будет только здесь. Но, понимаешь, нужно время и нужен наш человек, которому можно будет передать всё, что накопилось. А это, увы, не Андропов.
Сергей понимающе прикрыл глаза, а потом полез за пазуху и достал карту: "Держи, старик. Это подробная карта местности, если придёт нужда схорониться, там всё отмечено. Вот здесь," - он ткнул ногтем в красный кружок, - "Мой тайник. Там материалы о программе "Меркурий". Постарайся их заполучить и перепрятать до того, как возьмутся за меня, а что возьмутся, - я теперь не сомневаюсь," - глаза Сергея были невеселы, голос тих.
Паша понял, что сейчас Сергей говорит с ним, быть может, в последний раз и оценил выдержку друга, знавшего обо всём с самого начала.
Глава 9
Новым председателем КГБ был назначен давний друг Андропова Виталий Васильевич Федорчук. Иван Сергеич стоял перед ним, красный, как рак, и ежесекундно отирал платком обильно потевшую лысину.
- Ну и чего-же вы добились? Мне вот Юрий Владимирович рассказывал, что у вас якобы оболочка невидимая есть. А смотрю я на заключения, так из этого не только оболочку для нашего "Крота", - даже напёрсток сделать нельзя. А деньги, деньги какие… Кто же вам эту туфту подсунул? Вы ведь нас так убеждали, что всё у вас есть, что "Горизонт" заработает на полную мощность, несмотря на все запрещающие конвенции… И что? Вот заключение. "Материал не прошёл лабораторных испытаний и его прочностные свойства не известны. Отражательные свойства безупречны, однако промышленное использование нерентабельно и технологически не осуществимо." Что же вы, генерал, под это деньги хотите из нас вытянуть? Мы ведь вам и так не мало перечислили, а результат нулевой.
- Поверте…поверте … пожалуйста... в самый последний раз… Я всё исправлю! Я всё найду! Есть материал-невидимка, и "Горизонт" заработает!..
- Я обязан отстранить вас от занимаемой должности, что и сделаю в случае неудачи. А пока даю вам последний шанс. Последний! И разберитесь, кто в вашем ведомстве так вас подставил. Денег на ваши фантастические прожекты мы вам, конечно, не дадим. Постарайтесь исправить ошибки и учтите, времени у вас мало, фактически нет.
Федорчук акцентировал завершение фразы и отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен. Иван Сергеич отдал честь, развернулся кругом и вышел, тихонько прикрыв начальскую дверь.
Вернувшись из Москвы, Иван Сергеич навёл справки о Пашиной командировке на сибирском объекте. Из полученной информации ему стало ясно, что наиболее тесно Паша контактировал с начальником станции, оказавшимся его другом и однокашником, а это означало, что теперь Паша посвящён в проблему климатического оружия и обладает сведениями о нём не меньше, а то и
гораздо больше, чем сам Иван Сергеич. "Да, сынок. Переиграл ты старика. Ну ничего… Как там у классика? "Он слишком много знал", хе-хе. Вот и ты, хе-хе, носитель слишком больших изнаний. А как другой классик сказал? "Во многия знания много проблем", по-нашему будет "меньше знаешь - лучше спишь", хе-хе. И теперь или ты - или я, но прежде нужно выяснить, чем с тобой поделился твой дружок и что ты утаил от меня."
В том, что Мишин передал свою "чудо-оболочку" Паше, генерал не сомневался, - иначе тот не отпустил бы его. Значит, материал есть. Вопрос, куда его Паша спрятал. И ещё - чем поделился с ним начальник сибирской станции. Уж не открыл ли секреты проекта "Меркурий"? Тогда ему конец. И генералу Ивану Сергеичу тоже.
Поэтому генерал решил выждать момент до возвращения Паши, делая вид, что ничего не произошло, а в том, что Паша вернётся, у него тоже не было сомнений, потому что материалы, скорей всего, где-то здесь, рядом.
Прибыв из командировки, Паша первым делом решил осмотреться, мало ли что устроил генерал. С первой минуты в здании аэровокзала он угадал наблюдателей за ним. Итак, наружка, , следовательно, соваться к тайникам не имело никакого смысла, и он прямо с аэропорта направился к себе на квартиру. Правда, по дороге он несколько раз менял транспорт, и однажды наружка его даже потеряла, но совсем ненадолго. Вскоре его обнаружили выходяшим из общественного туалета. Агенты наружного наблюдения тщательно обследовали кабины туалета, но ничего не нашли. Потом Паша зашёл перекусить в подвернувшуюся забегаловку, но и там ничего не было найдено. В конце концов, он с тяжёлой дорожной сумкой подошёл к своему дому. Поднявшись на свой этаж и проверив коврик перед дверью, не нарушено ли его расположение, он повернул ключ и вошёл.
Пахнуло давно непроветриваемым помещением. Он достал из дорожной сумки синюю папку с отчётом и касету с фотоплёнкой, которую тут же сунул в карман, а отчёт секундным движением поместил в стопку газет на телефонном столике. Действовать следовало осторожно, генерал не любил шутить и мог быстро отправить к праотцам. Затем прошёл по коридору к гостиной и включил в ней свет. "Зря ты свет включаешь," - услышал он голос Ивана Сергеича, - "В темноте тебя хлопнуть было бы сподручней". Паша дёрнулся назад, при этом засунув руку в карман, где лежала фотоплёнка, но в это время раздался выстрел, и Паша повалился на пол. Рубашка моментально окрасилась багровым пятном, такое же растеклось по полу. Генерал подошёл к трупу, засунул руку в боковой карман и достал фотоплёнку, потом вышел в коридор и, заметив между газетами синию папку, захватил и её. Заглянув на кухне в холодильник, он обнаружил початую бутылку водки и прямо из горлышка сделал несколько больших глотков, а потом направился к выходу и резко хлопнул входной дверью.
Паша полежал ещё несколько минут, быстро поднялся, скинул пиджак и рубашку, вымазанную красной краской, под рубашкой у него оказался бронежилет, который он заблаговременно надел в общественном туалете. Слева, прямо у сердца, зияло отверстие от пули, которая, не сумев пробить бронь, застряла в прочных пластинах. "Вот сволочь, Пьёт, как последняя свинья, а рука не дрогнула…" - Паша, подхватив дорожную сумку с вещами, вытряхнул из неё всё лишнее, сунул испачканную одежду, быстро натянул свитер и куртку, подошёл к столу и нажал на одно из креплений столешницы. Раздался негромкий скрежет, - и открылось подтайное отделение, где благополучно ждали три паспорта, пачка перетянутых резинкой денег и пистолет, умешавшийся в ладони. Всё это он рассовал по карманам и тихо вышел из квартиры, но не стал спускаться, а поднялся к чердаку. По приставной лестнице поднялся на крышу и спустился уже по пожарной, в узком и безлюдном проулке рядом с соседним домом.
Только через двадцать минут генеральские шавки доложили Ивану Сергеичу, что труп исчез. Генерал сидел красный от душившего его гнева и не знал, что предпринять. Тем временем Паша посетил тайники и на попутках добрался в соседнюю республику, там взял билет на поезд в сторону Сибири и уже через шесть часов после своего чудесного воскрешения беззаботно болтал с попутчиками в купе.
Поиски Паши ни к чему не привели, выданная ориентировка на вокзалы и аэропорты оказалась безрезультатной, и задержать его не удалось. На плёнке, добытой у Паши, были общие сведения о "Кроте" и программе "Меркурий»", однако подозревать Сергея о выдаче служебной тайны эти сведения не давали оснований, так как могли быть получены и из других источников. Тем не менее, Сергей был отстранён от должности, а магниторезонатор вывезен в неизвестном направлении. Все работы по проекту "Меркурий" были прекращены со следующей формулировкой: "Сведения о программе стали известны Японским разведорганам, которые сумели их перекупить".
Иван Сергеич сидел в своём кабинете, руки его были холодны, как у покойника, губы плотно сжаты. Он был бледен, и лицо выражало болезненную гримасу. "Проиграл. Этому сопляку. Проиграл." Мысли путались, в голове шумел хаос. "Где допустил ошибку? Как получилось, что остался ни с чем? Почему дал возможность уехать этому Мишину, почему недооценил способности Павла Гомонова? … Теперь вот… ни оболочки, ни "Меркурия", ни "Горизонта", ни этого подлеца. Кануро в небытиё, так сумел замести следы, что даже мы его отыскать не можем."
Теперь, после звонка Федорчука, генерал понимал, что места для него в прочной цепи и сцепке под названием КГБ уже нет.
"Ты, старый дурак, и оказался слабым звеном. И надо уйти достойно, как офицер."
Иван Сергеич открыл стол, дрожащей рукой достал "Макарова", снял с предохранителя и передёрнул затвор. Всё это он делал размеренно и степенно, не торопясь. Услышав стук в дверь, он дико по-звериному оскалился и, придавив ствол пистолета к виску, нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел, и голова генерала, дёрнувшись, упала на широкий стол, обитый зелёным сукном.
Глава 10
Третьи сутки Паша бродил по тайге. Он обессилел, оброс жёсткой бородой, в нём с трудом можно было признать того Пашу, который неделю тому назад покинул квартиру одного из столичных среднеазиатских городов. Карта Сергея была большим подспорьем, однако на местности, да ещё при постоянном полумраке, всё выглядело не так, и иногда становилось страшно. Страшные повести и рассказы - они так похожи на жизнь, они гораздо ближе к жизни, чем вон та сосна или этот куст непонятных кроваво-чёрных ягод, чем эта лужайка, на которой присел отдохнуть.
Шпионы, насилие, погони… это и есть моя жизнь. Ну почему мне всё это, к чему и зачем мне эта чаша... Почему я, как затравленный зверь, должен прятаться, ведь нельзя спрятаться навсегда.
Паша лежал на боку, скорчившись и тяжело дыша, его сознание блуждало в мире, где прошлое и будушее оставляют одинаковый след, а место действия может быть и двадцатилетней давности, и тем, каким оно будет по прошествии десяти лет.
Он замер, прислушиваясь к едва различимым ударам, нет, вроде показалось… но вот он, снова этот стук, как будто где-то рубят дрова. Измотанный скиталец весь превратился в слух. Теперь сомнений не было, вскочив на ноги, Паша устремился в направлении звука. Добраться бы сегодня до темноты, - только эта мысль подстёгивала Пашу и заставляла идти на пределе человеческих сил, ибо ещё одну ночь в тайге он пережить бы не смог. Сколько он шёл, Паша не помнил, только через некоторое время он вышел на поляну, где, обнесённый со всех сторон частоколом, стоял большой дом. Подойдя к воротам, он постучал в калитку и стал ждать. Ждать пришлось долго, кто-то за калиткой внимательно изучал его, сомневаясь, стоит ли открывать. Ннаконец, калитка сдвинулась, и Паша встретился со взглядом белокурой красавицы лет восемнадцати. Девушка выглядела смущённой, на лице её выступил румянец, дополнительно украшая миловидное личико.
"Хозяин дома?"- обратился Паша к девушке, - "Мне бы с ним переговорить." Она чуть отступила, давая пройти гостю. Шагнув, Паша невольно почти задел её, и она совершенно залилась румяной красой и краской. Поднявшись по широкому добротному крыльцу в дом, Паша обнаружил за длинным столом хозяина дома. Тот, не вставая, протянул ему руку: "Степан я. А встать не смогу, косолапый сильно помял, так что, почитай, шестой годок маюсь, и сил нет, и бог не приберёт."
Паша пожал руку, изобразив то ли поклон, то ли полупоклон.
- Ты уж извини, что незванным гостем к тебе, а только укрыться мне надо, не в ладах я с нынешней властью, вот они и гоняют меня по тайге.
- Ээ, да что там. Мы уж сколько лет с ней не в ладах, ещё наши деды здесь от неё хоронились и нам велели. Живи, сколько хочешь.
- Ты, Степан, не подумай, что я на дармовые хлеба.
- Деньги, конечно, не помешают, но о другом попрошу тебя. Тут ведь тайга, за сотни километров ни живой души, а ближайший сосед, двоюрдный брат жены, он нам и спички, и порох, и керосин завозит, почитай, раз в год, он по пьяни и хозяйку, то бишь жену мою, приголубил, когда меня силы оставили. Народился пацан, хлипкий и дурноватенький, видать, кровь родная злую шутку сыграла, а мне мужик в хозяйстве нужен. А пацан не выжил, помер пацан, уж как моя-то убивалась... Баба-то ешё не старая, рожать может, а пацан мне - во, как нужен. Вон, на дочке женись. Девка видная, да и созрела, мне ведь женихов для неё негде искать, а молодость-то своё требует. Ты хоть не шах персидский, а обогреть баб моих должен, и мужика мне на свет произведи, потому как же я без наследника, а там и бог смилостивится, приберёт меня.
В дверях появилась хозяйка дома, пришедшая с сенокоса. Степан улыбнулся: "Ты вот что, Настя, согрей-ка гостю баньку, он почитай, три дня по тайге носится, не в ладах он с властью нынешней. А мы тут потолкуем," - Степан достал из-под стола бутыль самогона и два гранённых стакана.
От выпитого Паше сделалось тепло и томительно-сладко, потом его повели в баню, и раздевшаяся хозяйка сама мыла его. Руки её были крепкими, но ласковыми, а грудь, постоянно обнажавшаяся из-под исподней рубахи - нежная и упругая. Разомлевшего Пашу понесло, в забытьи он несколько раз ублажил хозяйку, её стоны слышны были далеко в тайге.
Распаренный и изрядно утомленный "скачками", Паша зашёл в избу, пряча глаза. Смотреть на Степана было неловко, да и Степану, пережившему только что измену жены было нелегко. Дрожащей рукой Степан наполнил два стакана мутным самогоном и предложил Паше выпить. Опрокинув стакан глотком, Паша уселся на скамью рядом с хозяином. Только тогда на пороге появилась хозяйка, рассыпая искры глазами и улыбками, а за ней и белокурая красавица-дочь. Чувствовалось, что Настя была удовлетворена после долгого воздержания, теперь и Степан перестал мрачнеть и тоже заулыбался: "Ну и ладно, ну и хорошо…" - произнёс он и снова наполнил стаканы.
Хозяйка бросилась к печи, выцепила ухватом горшок со щами, дочка принялась сервировать стол глиняными тарелкaми и деревяными ложками. Теперь и бабам налили самогону, они приложились к спиртному, лица их, и без того румяные, раскраснелись ещё больше.
Жизнь в ските, где при натуральном хозяйстве человек далёк от "цивилизации", от повседневной суеты, от политики, от излишнего, далеко не утешительного и далеко не всегда правдивого-достоверного информационного потока, текла размеренно, по жёстко установленным канонам. Эта жизнь преследовала лишь одну цель: выжить в тяжёлых условиях таёжного бытия. Заготовки на зиму - дров для хозяйства, сена для скотины, дичи и рыбы, грибов и ягод - занимали полный световой день. Чтобы рано встать - и ложились рано, а и по ночам Паше было чем заняться. Раз в год приезжал двоюродный брат хозяйки, привозил порох и керосин, топоры и пилы и прочее по мелочам, а также старые газеты и журналы. Из них узнавались новости прошедших месяцев, так что для Паши жизнь замедлила свой бег на год. Он узнал, что Андропов был у власти всего пару лет, а сменивший его Черненко и того меньше, лишь год. Из старых же газет Паша узнал, что в стране началась перестройка, что новый генсек М. С. Горбачёв разрешил открыто говорить обо всём, даже критиковать правительство и руководителей самого высокого ранга, что разрешена свободное предпринимательство, что появились кооперативы. Горбачёв улыбался зарубежным руководителям и призывал их к "открытости и взаимопониманию", он дал свободу бывшим диссидентам и открыл свободу для выезда из страны, способствовал объединению Германии и покончил с войной в Афганистане. В этом реформаторе боролись два начала, с одной стороны он понимал, что необходимы политические и экономические преобразования, с другой – его реформы и практически все его шаги, речи и действия, вели к развалу державы, и он жесточайшим образом подавил национально-освободительные центробежные движения в Прибалтике и Грузии.
Советский союз трещал по швам, депутаты "Съезда Народных Избранников" требовали отмены пункта "О руководяшей роли Партии" и ликвидации жандарма свободы - КГБ. Потом был путч, который отстранил Горбачёва от власти, но путчистов не поддержали. Горбачёва вернули, но лишь для того, чтобы, развалив Союз, признать его нелегитимность реставрированного руководителя. Зачем стране президент, когда и страны-то нет, каждая союзная республика ныне сама по себе, и Горбачёв, получив гарантии собственной безопасности, ушёл в отставку.
Ах, сколько важных событий прошло мимо Пашиного сведения, ах, скольким потрясениям он не стал свидетелем. Вероятно, к лучшему, ибо узнав, как всё было, неизвестно, как бы он повёл себя. Распад империи привёл к внутренним гражданским войнам в некоторых республиках, как произошло в той республике, которая особенно интересовала Пашу, но, что интересно, именно там оставались Российские войска, именно там руководство страны перешло в руки тех, кто раньше называл себя коммунистaми. Случайно ли? С полной уверенностью Паша утверждать не мог, но точно знал, что не случайно она мёртвой хваткой схвачена "старшим братом".
Россия ни за что не хотела отпускать колонию, где когда-то планировалось ввести в действие климатическое оружие. Развалившийся карточным домиком огромный "Союз Советов" превратился в огромный беспредельный хаос, где все и каждый старался урвать, где всем и каждому не хватало, и каждый враждовал со всеми. В самой России, ставшей правопреемницей СССР, тоже творилось чёрт знает, что. Ельцин и его команда, по наитию на авось строившие "демократию" и "свободную экономику", отбросили страну на десятки лет назад, окончательно прикончив и экономику, и политическое управление, и армию, и структуры власти. Какими они должны стать - никто толком не имел понятия или хотя бы зачаточного понимания, так что оборзевшие и возбуревшие хапуги богатели на фоне обнищания миллионов. Страх исчез, твари, ранее дрожавшие, вылезли из щелей, учуяв, что всё позволено: говори, что хочешь, воруй, как хочешь, живи или выживай, как можешь, плюй на всё и всех; всё продаётся и покупается, единственно, что свято - деньги.
При том, что уже почти всё население России было недовольно руководством страны, многократно обманувшим и обокравшим это самое население, при том, что, вдоволь нахлебавшись "свободы слова", где только и оставалось, что кричать в пустоту, ибо крика твоего никто не слышал, при том, что во власть полез криминал и оборотистые дельцы, так называемые "либералы" и "коммерсанты" ещё пытались удержать власть. Но постепенное осознавание, скорее нутряное и подшкурное, чем мозговое, что страна всё больше и больше погружается в бездну междоусобных войн, заставило руководство отступить и передать бразды людям, способным навести порядок. Развязка наступила, как всегда, неожиданно. Однажды Паша узнал, что место председателя ФСБ, занявшего нишу КГБ, занял никому не известный полковник из службы внешней разведки. "Как только ты получишь информацию, что место председателя в нашем органе занял наш человек, а это будет молодой, быстро растущий, без высоких званий, но с крепкими амбициями и сильный, волевой парень из нашей среды, - знай: к нему можно обращаться, только он и никто иной способен возродить тот порядок, по которому жила и будет жить страна," - вспомнил он слова Сергея в их последнем разговоре в лесу.
Через год тихий, скромный, незаметный и неприметный бывший разведчик-затем-контрразведчик стал премьер-министром, и Паша заторопился восвояси, поближе к "цивилизации" и привычной работе. Сбылось то, о чём говорил Сергей, началось обновление или, скорее, возврат к старому - с новыми действующими лицами. Народ, отведав и наевшись демократии, свободы слова, спекулятивного рынка, междоусобных войн и прочих прелестей вольной вольницы, мечтал о твёрдой руке и ежовых рукавицах царя-батюшки, кому бы пожалиться на несправедливости нерадивых бояр да чтоб охальников опричники в воронках посвозили куданадо, а отецродной чтоб скипетр держал и державу крепко. Безмолвствуя, как присно, и радостно молясь в надежде о надёже, приветствовал человека-невидимку с рыбьими глазами, крепкой нервной системой и сильной рукой, ухватившей власть и отправившей первого президента России Ельцина на покой - примерно, как тот отправил первого и последнего президента Союза.
С ним, и только с ним, с человеком из их среды, впитавшим их идеологию, их мышление и воспитание, можно и нужно иметь дело. Теперь Паше предстояло забрать материалы из тайника Сергея и искать выходы на людей из спецслужб. Пашины дети уже подросли, старшему, родившемуся от хозяйки, - почти шестнадцать, и младшие, мальчишка и две девочки-красавицы, точь-в-точь, как их мать, дочка Степанова. сам Степан уж восьмой год, как ушёл в мир иной.
Собрав всех на семейный совет, Паша заявил, что вынужден уехать, надолго, за главного остаётся Николай, его старший сын. Бабы не рыдали, тихо утирали слёзы и вздыхали молча, знали, коли Паша решил - так тому и быть.
Однажды утром Паша вышел на дорогу, по которой много лет тому назад ушёл в тайгу, в небытие. Теперь всё нужно было начинать с начала, с той точки, на которой линия-строка и связующая нить оборвалась и исчезла вместе с его исчезновением. Что там впереди, что ждёт его? Чего ждать ему?
Глава11
Мишин возращался с работы, пробираясь к дому сквозь парной летний вечер. По дороге он должен был забрать кое-что у сына, который снимал квартиру в центре Тель-Авива, поэтому добирался с пересадкой. Чтобы сократить путь к сыну, Мишин решил пойти по набережной, тут и ходьбы меньше, и воздух чище, и прохладней.
Не спеша, Мишин шагал по набережной и вдруг встретился взглядом с человеком, хорошо ему знакомым, правда, в хорошо забытом прошлом. Человек, сидящий в кафе у набережной, лениво потягивая пиво, видимо, тоже узнал Мишина, широкая улыбка растянулась на его лице. На минуту Мишин замедлил шаг, присматриваясь и припоминая, кто бы это мог быть. Он уже вновь ускорил шаг, собираясь пройти мимо, как человек за столиком весело вскочил: "Здравствуйте, Евгений Семёнович! Не узнаёте?"
Этот голос, эти интонации с издёвочкой, эта улыбка... Паша. Собственной персоной.
- Здравствуйте, Павел Петрович. Какими судьбами? Собираете разведданные?
- Ну что вы, Мишин, тут у вас собирать мне лично нечего, мы давно уж забыли то, о чём вы здесь ещё и не знаете.
- Отчего же такое пренебрежение?
- Эх, Мишин, Мишин… Присядьте, выпьем пивка, поговорим. Ведь нам есть что рассказать друг другу. Сколько же лет мы свами не виделись? Двадцать пять, не меньше. Или я ошибаюсь?
Мишин нехотя уселся за Пашин столик, Паша тем временем подозвал официантку и ещё пива, уже на двоих. Мишин буквально принудил себя заговорить.
- Откровенно сказать, с тех пор? как мы растались, я не очень-то жаждал встретиться с вами.
- Не хотелось предстать проигравшим? Ведь вы здесь пытались преподнести информацию, да? Сколько порогов оббили… Вас вежливо выслушивали - и досадливо выпроваживали? Да, генерал был прав, когда делал ставку на таких, как вы. Ну кто вы, в самом деле. Один из рядовых сотрудников, не доктор, даже не кандидат. И почему кто-то должен вам верить? А ваш проект комплекса по обогащению в горах мы продали, иранцы его строят, несколько каскадов уже завершили, правда, оболочку вашу мы им не отдали, её мы использовали для других целей.
- А не боитесь, что я могу донести на вас нашим сотрудникам из внешней разведки?
- Нет. Во-первых, я просто турист, во-вторых дела давно минувших лет. Да и вы не без греха, и если уж займутся, то скорее вами. И, в конце концов, dы мне многим обязаны, даже жизнью, не вытащи я dас тогда из подъезда Маргулиса, неизвестно что бы с вами стало.
- Но ведь ты сам меня туда послал!
- Да. И ты лишний раз убедился, что Маргулис слил информацию и тебя заодно. Предполагаю, здесь вы не стали добрыми друзьями вновь?
- Маргулис уехал в Америку. Хорошо устроился и процветает.
- Вот видишь. Ну а ты как?
- А что я… Живу, работаю. Работа никакая, однообразная глупость. Сын вырос, у него свои заботы… В общем, день да ночь, сутки прочь. Читаю газеты, смотрю ваше телевидение, как бы в курсе, что у вас происходит. Ваша организация снова в силе, но этого следовало ожидать, вы ведь - как феникс, всегда возраждаетесь из пепла, да и люди в вашей теперь уже новой стране жить без вас, как я понимаю, не могут. Ты, Паша, не думай, что я в чём-то разочаровался. Да, здесь трудно, очень трудно. Я пережил с этой страной её последние войны, я не устроен и потерял свой статус, но я доволен тем, что не работаю на вас, что не способствую злу, которое вы несёте миру. Тогда, уезжая, я прекрасно понимал, что мои разработки вы хотите использовать во зло. Я прекрасно понимал, что здесь они никому не нужны, но если бы мне удалось их от вас утаить, может быть, ещё несколько лет мир жил бы в относительном затишье. Но вы не дали мне этого шанса. Ты, Паша, тоже имел шанс не совершать ошибки, но твоё врождённое ощущение принадлежности к организации, к костяку системы, сделало свою чёрную работу, и ты продал им секреты. Не знаю точно, как используется оболочка, но знаю наверняка, что во зло.
Мишин замолчал и вытер платком вспотевший лоб, было заметно, что этот разговор даётся ему с тяжело. Он встал и, не прощаясь, как некогда не здоровался и не прощался с Пашей, встречаясь с ним не по своему желанию и, кроме сугубо необходимого для дела, ничего не произнося, пошёл по набережной, всё дальше и больше удаляясь от Паши.
Беззаботный турист Павел Петрович, безмятежно любующийся закатом над постепенно выдыхающейся кружкой недопитого пива, расслабленно и небрежно отдыхал в кафе на набережной. В ушах звучали последние фразы бывшего подопечного, наплывая на воспоминания. Как появился из небытия с бумагами и чертежами, как радовался, когда в органах, которые Мишин называет организацией зла, ему поручили заняться проблемами климатического оружия, как оперативно они сделали оболочку, как надёжно упрятали "Крота" и каких успехов добились их учёные, продолжая эксперименты, о которых никто в мире не догадывается.
"Во зло, говоришь? А разве американцы, работающие параллельно с нами, своими идеями и поступками несут человечеству мир и успокоение? Эх, Мишин. Ни черта ты не понял. Миру необходимо противостояние, иначе застой, иначе вращение Земли остановится."
Вместо эпилога.
В апреле 2010 года неожиданно произошло извержение вулкана близ ледника Эйяфьядлайёкюдль, до этого уже были толчки амплитудой 1-1,5 балла, однако на этот раз смещение тектонических пород почти на 3 см. привело к значительным выбросам лавы и вулканического пепла на высоту почти 8ми километров. Облако вулканического пепла парализовало работу аэропортов Европы, только 15 апреля было отменено почти 6 тысяч рейсов по всей Европе, ежедневные убытки составили более 200 миллионов долларов. В июле того же года невероятая жара в России способствовала распространению страшных лесных и торфяных пожаров.
Паша знал, что силы противостояния заработали в полную мощь, но его мысли были заняты совсем другим. Скит, оставленный Пашей, тоже оказался в зоне пожаров, и ему во что бы то ни стало необходимо было прорваться туда и спасти своё семейство. Вторые сутки он по бездорожью пробивался к своим, тайга горела, и люди не могли оказать расбушевавшейся стихии достойного сопротивления. Измотанный и почти отчаявшийся, Паша приблизился к тому месту, где должен был находиться дом Степана - его дом, по сути. Но ни дома, ни забора не увидел, пепелише ещё дымилось, не было и людей. Где их искать? Впереди уже шумело пламя, уже трещали сучья и валились вековые стволы, вдруг Паша услышал, скорее, почувствовал чьи-то всхлипы. Он бросился на звук и увидел самую младшую дочку, та протянула ручки и прижалась к отцу. "Любушка, девочка моя, а где мама? Где все остальные?" Девочка, всё ещё дрожа, плача и всхлипывая, расказала, как ночью вспыхнул дом, как они все вместе пытались потушить пожар, как Коленька пытался вытащить угоревших в пламени и дыму из избы, но смог спасти только её, а когда побежал за другими, дом рухнул, и все сгорели.
С девочкой на руках Паша брёл из ада, повторяя слова молитвы: "Не дай человеку употребить силу во зло…", и слова этой молитвы звучали, как предупреждение свыше, ибо во всём мире человек всегда употреблял свою силу во зло, и он сам хотел употребить силу во зло и за это наказан.
Хайфа. 25. 04. 2011
Послесловие автора
В том, что я пишу, основной целью моих произведений, является предупреждение. Повесть "Работа на полку" - ещё одно предупреждение перед страшной катастрофой, грозящей уничтожить не только человечество, но и саму планету Земля.
Часто мы восторгаемся предсказаниями гадалок и ясновидцев, однако предупреждения, сделанные на основании анализа жизненных событий, воспринимаем скептически. Так случилось с моей повестью "Израильская мозаика", написанной ещё в 2006 году, уже там я описывал события, которые сегодня стали реальностью, но мало кто придал этому значение, а ведь реалии подтверждают мою правоту.
Революции в Тунисе и Египте, гражданские войны в Ливии и Сирии, нестабильность власти в Ираке и Афганистане - всё это только способствует созданию Исламской империи, росту стоимости энергоносителей и процветанию монополистов, обладающих ими. Конечно в этих условиях совсем не выгодно существование высокотехнологичных стран и их экономик, и здесь есть возможность отбросить страну далеко назад, а именно применить оружие, о существовании которого пока неизвестно; результат - мощное цунами, авария на АЭС и экологическая катастрофа. Не правда ли, знакомая картина. но обыватель, цепляясь за удобную привычную картинку мира, недоверчиво возразит, "а пожары в Подмосковье?" - и будет прав, потому что и там не хотят уступать. Однако это противостояние на кратковременную пользу лишь власть придержащим, а не человеку и человечеству в целом.
"Не дай человеку употребить силу во зло" должно стать заповедью жизни на земле, она у нас всех одна, и бежать нам некуда.
Уважаемый читатель, попробуй оценить эту повесть не как плод разбушевавшейся фантазии автора, а как пред'описание реальной угрозы.
Все имена и фамилии вымышлены, и их совпадения носят случа