Liberte. Edition Карантин и один парижанин

Алина Боргезе
7:30 на часах. Confinement или просто - карантин. Французская столица еще спит, а как проснется - снова будет негодовать о заключении в домашние османовские клетки.
Парижанин не любит, когда ему что-то пытаются навязать: будь то необходимость дресс-кода или вынужденный карантин даже по самым очевидным и вполне разумным причинам. Дух свободы, равенства и братства для него - прежде всего, но не сейчас. Сейчас “три кита” Франции в отставке. Точнее, на карантине.

Поэтому, как бы того ни хотелось, а оставаться дома - придется, ровно как и идти в самую рань за свежим багетом. Одно хорошо - можно размять ноги и хотя бы издалека увидеть Tour Eiffel. В карантин радует даже она, вездесущая.
И пусть, он придет, а снаружи булочной будут длинные очереди, на лицах людей - нелепые маски, поцелуи при встречи - явно не в почете, а булочник - не в духе, зато багет хорош как всегда, а значит, утренний кофе будет с чем выпить. Ритуал утра по-парижски спасен.

После неспешного завтрака всегда наступает момент Teletravaille или просто удаленной работы. Термин коварный, сначала непонятный, теперь горячо любимый и обязательно, в большинстве своем - ленивый. Какой парижанин не мечтал неделю другую отлежаться дома и работать прямо из кровати? Не трястись по часу в метро на работу, а  сидя в пижаме - присутствовать на нудном совещании с сигаретой в зубах или пуще того - с бокалом бархатного пино нуара из Бургундии? Все в лучших традициях “получите, распишитесь”, лучше не скажешь. Только к 6 неделе парижского заключения, и пино нуар уже не так ласков, да и сигареты все выкурены, а работа как была - так и осталась, и даже лежа в кровати - все же не радует.

Не радует, еще и, что у парижанина отняли рестораны, бары, террасы брассери и бистро. Что теперь делать ему, кто годами ходил на обеды в брассери по соседству, а по вечерам менял локации на аперо с коллегами и многочисленными подружками - дефис - любовницами? Одно хорошо: теперь наш парижанин точно сможет избежать неприятной встречи жены и фаворитки в одном и тоже месте. Merci Dieu, не иначе.

Но вот досада: уже и любовница надежно запрятана под семью замками у себя дома, пусть и строчит смс, пока жена стругает артишоки на ужин, но теперь негде социализироваться и развлекать свою фантазию, упражняясь в истинно французском искусстве флирта. Все закрыто, перекрыто и перетянуто красно-белыми лентами: access interdit. Поэтому, нынче флиртовать парижанин учится в супермаркете, где-то между овощами и фруктами, не доходя слишком праздно-пахнущих сыров и агрессивно настроенных колбас, при этом не забегая вперед к упорным винам. Нейтральная территория выдержана, фамильярность не взращена - можно и в флирте поупражняться.

Не так уж и дурна жизнь парижская даже на карантине, скажите вы. А нет! Парижанин с вами не согласится, закатит глаза и упомянет, как осточертело ему, что его - как для американцев “нафталиновые, на ладан дышащие духом старины”, рынки под открытым небом - закрыты. Как праздно теперь сосед Пьер, из последних 90-летних сил ругается, что спаржа в супермаркете не та, а шеф-повар, живущий с ним по соседству, устал есть “стеклянные” томаты. Рынки, рынки… в этом вся проза жизни парижанина, отними ее - и слезы потекут по душе, как лужи по весеннему бульвару Осман. Но, c’est la vie, и ныне она немного более жестока.

Жестока еще и погода, которая так и манит выйти на променад и дойти до Hotel de Villе, купив что-нибудь у букинистов на пути, и провожая взглядом Нотр-Дам; жестоко желание провести воскресенье, рассматривая Пикассо в Помпиду и обедая в Clamato, или собираясь на ужине у близких друзей, обсуждая последние любовные похождения в тайне от жены…
Но, парижанин все-также послушно сидит дома, пьет шампанское и пытается собрать последние силы, чтобы перестать оплакивать свою былую праздную, светскую и богемную жизнь, которая сегодня ограничилась метражом его квартиры в 6ом.

Вы скажете, а этот ваш парижанин, он вообще умеет чему-то радоваться? Или в его природе сплошь одни капризы да недовольства? И в них он проводит каждый свой день, считая минуты до лета и вечеринок в Matignon?

О, друзья, les amis, спешу заверить: пусть парижанин - тип и редкий, тип хрупкий и нежный, как роза в Люксембургском саду по весне, но жизни радоваться настоящий парижанин умеет лучше других! Да так, что завидно станет любому даже самому грустному и скучному из людей.
И пусть в Париже уже неделю льют дожди, пусть новости, одна след другой становятся только печальнее или хуже того - абсурднее, а Макрон как не помогал бизнесу, так и не помогает, настоящий парижанин даже в такой ситуации умеет art de vivre возвести во главу стола. Все-таки, настоящие парижские радости можно найти и в заточении.

Например, парижанин даже сейчас восхищается цветению вишни и каштанов за окном. Пробежке по утру в Люксембургском саду, где когда-то коротал время голодный Хемингуэй, а также возможности наконец стряхнуть пыл с его книг и осилить хотя бы одну из них в оригинале.

Парижанин рад доступному вину и фуагра на любой кошелек в самом ближайшем супермаркете за углом.
Доставке от именитых шефов и кондитеров, к которым при хороших временах он стоял длинные очереди в выходные и будни, как самый настоящий гастрономический фанат и гурман всея Парижа при приходе в храм искушения и чревоугодия.

Рад, что несмотря на удаленную работу, частичную telechomage (безработицу, по-русски говоря), - не утратил оптимизма и даже сейчас на радость своей mamie делает отменное пюре без комочков и учится печь Мадлен к чаю, который пьет вместе с ней каждый день по FaceTime, который она, к счастью, освоила.

Парижанин и confinement -это еще и “время новых возможностей”, как говорят “великие и могучие” бизнес-тренеры. Поэтому, парижанин за эти 6 недель уже записан на 1000 и 1 онлайн-курс и после карантина выйдет критиком искусства и высокой кухни, а также едва ли не дипломированным дизайнером и барменом. А вдруг пригодится?

За это время парижанин пошел на страшное: наконец стал выносить мусор и радоваться - это ведь чуть ли не единственный ныне способ сбежать из оков вездесущей квартиры и “глотнуть” свободы из двора- колодца, в котором застоялся кочующий повсюду тополиный пух. Альтернатив нет, радуйся, чему есть и спеши мыть посуду - помощницы нынче сидят по домам, все легко на твои собственные плечи.

Но, несмотря на карантинное ненастье рутины и новых обязанностей из курсов и пробежек, марафонов и тренировок по Skype, парижанин все еще читает Бодлера вслух и устраивает ужины при свечах для своей любимой женщины. Готовит ей кофе по утрам и нежно обнимает на балконе, вдыхая сладкий воздух непостижимой свободы.

Женатый - учится хвалить любое блюдо суженой и наконец собрал книжный шкаф, который она просила сделать уже вечность. Научился ровно складывать свои носки и не устраивать за столом полемик о Шираке и Миттеране, хотя бы потому что ей это докучает.

Не обремененный узами брака парижанин, уже вполне легально, сбегает из дома до набережной Сены вместе с любимой, чтобы с видом на солнце, утопающее где-то за мостом Александра III целоваться на закате. Позволить себе даже самые непристойные прикосновения - ведь вас никто не увидит, расслабьтесь. А дальше, прийти домой, включить Генсбура или Бордо, ужинать прямо на диване в гостиной и еле сдерживать себя, чтобы не перейти к нескончаемому потоку ласк и секса.
Как славно, что в заточении многие остались не одни и табу на партнера и близость никто не навесил. Отними у парижанина возможность близости и страстных интриг - карантин был бы беспощадно провален.

Как и без шампанского. Но здесь сакральность термина обсуждать не нужно.



И вот парижанин в постели.
Уже сыт, слегка пьян и в сладострастном дреме после прекрасного “сеанса любви”. В зубах сигарета, в объятьях та, что волнует тело, душу и желательное еще и разум.
Казалось бы, все как прежде: жизнь обворожительна и пьяняща, крутит в своем вихре и отпускает лишь тогда, когда тело касается пуха подушки.

Так что же тогда изменил этот проклятый confinement?
Отнял ли желание? Способность? Мотивацию?
Встал на пути наслаждений и неги?
Перечертил карту мира? Изменил человека и мироздание?

Кажется, вовсе нет.

Пожалуй, карантин забрал многое, лишил привычных удовольствий и прихотей жизни, вырвал на корню социализацию и культуру…

А за окном, тем временем, - башня. Сверкает, переливается, горит желтым, цвета сотерна, огнем.
Как и всю жизнь, что он ее помнит: неизменная в своем великолепии с самого начала его детских воспоминаний. Не менялась никогда. Сменялись, разве что, исторические картинки на ее фоне, а она наблюдала и продолжала сиять, как ни в чем не бывало.
И в этот раз - точно также.