Поселок, связанный верёвками улиц, проводил ночь за лысую сопку. Разбросанные как камни дома хоронили в глазах своих старость и скуку. Утро позолотило край глубокого неба. Чья-то тень без лица вбежала в мой сон и спряталась там за шторкой тумана. Ветер вытащил откуда-то тучу. Прогрызя в небо дырку, она, выползла из-за сопки. Пошёл дождь, выбивая чечётку на крышах. Заплакала простынь, забытая на верёвке. Простужено закашляла дверь, выпуская из дома оглохшую старость. Шум дождя растоптал тишину. Сон, сбежав от меня, спрятался в темноте под диваном.
Проснувшись, я встала, позавтракала и поглядела в окно. По стёклам дождь стучал костяшками пальцев. На улице было сыро и пусто. Вдруг из дома напротив, выбежала Евдокия Ивановна, в одном платье, в тапочках с поломанным зонтиком, который она тщетно пыталась раскрыть. Капли путались в её растрёпанных волосах и стекали под платье, греясь, прижавшись к спине. Я подумала, что наверно что-то случилось и, надев плащ, и взяв зонтик, поспешила к ней.
- Евдокия Ивановна, вы, куда это собрались в такой дождь?- спросила я, протягивая ей свой зонтик.
- Не надо. Мне сейчас ничего не надо. В милицию иду. Я дочь свою убила,- сказала она плача.
- Успокойтесь. Может, ко мне зайдёте?- предложила я.
- Нет. Она ведь у меня одна единственная. Я на двух работах работала, для того, чтобы у Катеньки всё было. С отцом то её мы почти не жили. Вот и старалась, как могла. А она всё спустила на свои наркотики, и деньги, какие были, и золото, что немного было, добралась до дома. Сказала, что дом продаст. А куда я пойду! Болею я сильно. Я ж ей сказала, чтоб подождала чуть, немного мне осталось, а она как закричит:
- Я и так долго жду! Я сейчас жить хочу!
Схватила утюг и пошла на меня. Глаза злые. Я была на кухне, картошку жарить собиралась. Она ко мне подскочила с утюгом, а я схватила сковороду чугунную, где силы только взяла, и ударила её по голове. Она и свалилась у стола. Я посмотрела, а она мёртвая. Моя Катенька умерла. Вот, пошла в милицию, пусть судят меня теперь. Мечтала внуков нянчить, а вот оно как вышло.
- Евдокия Ивановна, может, она жива ещё? Всякое бывает,- сказала я.
- Нету моей Катеньки, - выдохнула она, и пошла в дождь, не взяв мой зонтик, с непокрытой головой, в мокрых тапочках, в одном платье, облепившим её полную фигуру.
Я глазами проводила её в дождь, и печаль упала мне на душу. Дождь на дворе усилился. Ветер гладил наполненные животы лужиц, качался на ветвях и, цепляясь за листья, падал вместе с ними, царапая мокрое небо.
Я вошла в дом, за туманом дождя оставив Евдокию Ивановну со своей бедой. Её струны души от боли и горя оборвались у порога милиции. Она умерла, не оплакав свою непутёвую Катеньку. Кончился дождь, но плач его, долго бродил по дворам, в окна стучался, и застыл каплями на стволе старой замшелой ели.