Пабло. Картина Кровью

Евгений Слоников
Пабло нанёс последние штрихи и отошёл от полотна на несколько шагов, внимательно разглядывая своё произведение. На картине было изображено синее мусорное ведро с чёрной ручкой. Оно было переполнено всяким хламом. Из него торчал пулемёт, на котором висел бюстгальтер. По вскрытой консервной банке ползёт таракан. На этикетке жестянки написано "еда". Человеческий язык в лузге семечек. Обгоревшая деревяшка с кривым гвоздём. Сырые противные коконы...

Художник со злостью швырнул кисть в дальний угол комнаты. Хотел прикурить, но зажигалка воспротивилась и полетела туда же. Сигарета была скомкана, брошена на пол и беспощадно растоптана. Мобильник лихорадочно вибрировал на тумбочке, всеми силами стараясь привлечь к себе внимание. У него получилось. Очередное смс от двоюродной сестры. "С тобой всё в порядке? Перезвони!" Тринадцать пропущенных вызовов за два дня и все от неё.

Он перезвонил.

- Почему ты трубку не берёшь? - завелась сестра даже без "алло". Пабло отвёл руку с телефоном подальше от уха, морщась и потирая уставшую шею свободной.

- Я не слышал... - спокойно ответил Пабло.

- Два дня не слышал?! - Она в рупор орёт, что ли? Или в соревнованиях по кричанию выиграла и никак отойти не может? Даже занавески затрепетали от её крика. Перепонки-то барабанные, но это не значит, что по ним лупить нужно.

- Ну прости... - Пабло не хотел спорить, а "прости" всегда помогало.

- Почему не отвечаешь на звонки? Я же волнуюсь... - Ну вот. "Прости" - волшебное слово. Теперь сестра говорила нормально, а не будто бы хочет порвать связки.

- Я не слышал. - Ничего нового Пабло ей не сообщил.

- Тебя к ушному отвести?

- Себя отведи...

- В смысле?

- В прямом.

- Слушай... Ты можешь сколько хочешь язвить! Но я переживаю за тебя! Ты два дня не отвечаешь на мои звонки! Почему? Что там у тебя?

- Ничего.

- Что значит "Ничего"! Ты можешь нормально разговаривать?

- "Ничего" - это значит "Ничего"! - Пабло снова обуяла злость. - Ни-че-го!!! По слогам тебе! Так понятней?! У меня уже месяц нет заказов! Я мусорные вёдра рисую, мать их!  Газету закрыли, куда я коллажи отправлял! Ты думаешь, я тут осетриной питаюсь?! А вот и не угадала! Я ем булку с майонезом! Оригинально, не правда ли?!! Это тебя трахает... Кто он там?.. Посол?.. Консул?.. Я не разбираюсь во всех этих званиях! Это у тебя всё в радугу! А я Художник!!! - Странно было слышать тишину. Она не повисла. Она повесилась...

- Ты чего орёшь? - Она его выслушала.

- Это семейное... - пробормотал Пабло.

- Слушай меня внимательно или я вообще тебя не буду больше будоражить звонками. -  Ну нет. Второе Пабло совсем не устраивало. Пусть хоть кто-то будоражит. - Так вот. Один человек хочет с тобой поговорить насчёт работы.

- Не понял...

- Ну... Друг моего друга... У которого есть друг...

- Давай ближе к делу!

- Короче, я дам тебе адрес одного человека... Он интересуется живописью. Вам стоит встретиться.

***

На следующий день Пабло пришёл по адресу, что надиктовала ему сестра, а он, в свою очередь, запечетлил его на картине с мусорным ведром. Мокая палец в чёрный.
Это был небольшой загородный домишко. Не дикое захолустье какое-то, но загородное. Стоя у калитки, Пабло звонка не обнаружил. Ржавый почтовый ящик висит, а звонка нет. Пабло постучался в доску дверцы. И, как в сказке, дверца открылась! Из дома выбежал мужчина. Он был маленький, как гномик. Карлик. Он радостно махал руками, подбегая по дорожке к Пабло. Прекрасный дорогой костюм. Начищенные лакированные туфли. Галстук-бабочка. Такой презентабельный наряд не очень, мягко говоря, соответствовал обстановке. Домик и плантация крапивы вокруг.

- Что вы стоите? - удивлённо спросил карлик. - Прошу вас! Проходите, пожалуйста!
- Недолгое молчание нарушил вежливый карлик: - О!!! Я не представился! Как я мог! Запекан! Клод Запекан! Я родом из Будапешта, но не в этом дело! Я очень рад, что вы пришли... - Запекан замялся.

- Пабло. Можете называть меня просто Пабло.

- Люблю сговорчивых! А меня называйте просто Клод! И давай на "ты", договорились? Ну и умнички мы!

"Он выглядит совсем по-дурацки." - подумал Пабло. Не нравился ему этот Клод. Но всё же пошёл за ним по дорожке, ведущей к домику.

***

- Я хочу, чтобы ты написал портрет моей жены. - Пабло и Клод сидели за столом друг напротив друга. Пабло сидел на обычном стуле, а Клод - на троне. И возвышался над Пабло. Шмель жужжал, застрявший между немытыми стёклами окна. "Ну всегда можно дать по тормозам..." - подумал Пабло. Ничего же страшного не происходит. Ну карлик... Ну и что?

- Я не пишу портреты, - сказал Пабло: - Я пишу натюрморты. Я не умею даже лошадь написать так, чтобы она выглядела, как лошадь! И уж совершенно не умею работать с лицами!

- Не хочешь печенья? У меня есть отличный птифур! - карлик пропустил слова Пабло мимо ушей.

Какое, к чёрту, печенье? Пабло всё меньше и меньше нравилась эта затея. Удружила сестрёнка. И без того нервы на пределе, а тут ещё карлики какие-то. Надо вежливо раскланяться и возвращаться к своим мусорным вёдрам. Пабло чувствовал, что здесь он просто теряет время. Но всё равно почему-то сидел и молча смотрел на карлика, задумчиво жующего абрикос.

- Ладно... - серьёзным тоном сказал Клод. - Печенье ты не хочешь, а разговор у нас как-то не клеится. Попробуем по-другому...

Карлик слез со своего трона, подошёл к сейфу, стоящему в углу и понажимал там кнопочки, встав так, чтобы Пабло не смог увидеть какие. Вскоре на столе перед художником лежала пачка стодолларовых купюр в прозрачном целлофановом пакетике. Глаза Пабло округлились и в них полыхала алчность. Он видел столько денег лишь в гангстерских фильмах! А тут они лежат перед ним! Не киношные! Настоящие! Если только этот карлик не фальшивомонетчик! Кстати говоря, это повод задуматься... Пабло недоверчиво посмотрел на карлика. Потом на деньги. Опять на карлика. А тот зевнул...

- Не переживай, - сказал Клод, будто прочитав мысли Пабло: - Это не подделка. И расслабься! А то ты белее гималайского снега! Может, всё-таки, печенья? Нет? Ну как знаешь. Эти деньги будут твоими, если ты нарисуешь портрет моей жены.

- Я не рисую портреты... - промямлил Пабло, но эта пачка прямоугольных бумажек заставляла верить, что он может вообще ВСЁ! Он даже не представлял, какая там сумма! Это было просто много денег!

- Не рисует он... - пробормотал Клод: - А почему бы не попробовать? Или вознаграждение тебе кажется слишком маленьким? Представь, что здесь лежат две таких пачки...

У Клода от этих слов, действительно, начало двоиться в глазах, так что представлять ничего было не нужно. Тело было напряжено до такой степени, что, казалось, если стукнуть по нему ломом - железо погнётся!

- Если тебе это совершенно неинтересно, я предложу эти деньги кому-нибудь другому... - карлик опять зевнул. Более демонстративно.

Пабло взбалмошно думал. Какого чёрта?! Разве он раньше никогда не писал портреты? Джоконд, конечно, не получалось, но... Но, если быть откровенным, вообще ничего не получалось. Сколько насмешек он выслушал в свой адрес! Его поднимали на смех и профессионалы, и бестолковые обыватели, оценивая его портреты. Выражаясь образно, его просто беспощадно растаптывали! Рисовать мусорные вёдра - вот его призвание! И о да! Они удавались! Он в них выбрасывал всё! В эти вёдра, свалки, помойки... Всё, что на душе накипело. Свою бездарность. Непризнанность. Бесполезность. Да всю свою жизнь! Но тут столько денег на столе лежит! Они могут перевернуть всё с ног на голову! Он откроет свою выставку на высоком уровне, и его работы оценят настоящие мастера, а не кучка жалких карикатуристов! "Да ты, Пабло, действительно не умеешь рисовать! Я-то думал, ты набиваешь себе цену! Но ты и вправду бездарность! Тебе даже стены в школах красить запрещено! Ты бездарность, Пабло! Бездарность самая настоящая! Каких ещё свет не видывал!" Хохочущий до слёз карлик. Мерзкий хохочущий карлик. Вот такие картины в голове сейчас представлял художник. Потной ладонью он непроизвольно потёр шею. Когда-то на ней уже стягивалась петля...

- Слушай... - Голос карлика звучал уже неприветливо: - Если ты думаешь, что я буду умолять тебя и ползать тут на коленях по полу, то ты ошибаешься! Или да, или нет. И не вижу смысла продолжать разговор. Если это можно назвать разговором.

- Я согласен... - глядя на деньги сказал Пабло.

- Ну вот и ладушки! - карлик вновь повеселел: - Ты уверен, что не хочешь печенья?

***

Клод привёл художника в комнату, где должно было твориться искусство. Двуспальная кровать, трюмо, на тумбочке ваза с мимозами. В кресле сидела женщина.

- Твою же мать! - в ужасе воскликнул Пабло: - Да она же мёртвая!!!

- А это что-то меняет? - спокойно спросил карлик, надкусив абрикос, как будто речь шла о чём-то обыденном.

- Это... Это... - комок в горле не давал Пабло выразить эмоции словами.

- Что - "это"? Это моя жена. Моя прекрасная Клаудия. Она очень красива, не правда ли?

- У неё напильник торчит из шеи!!! - взвизгнул художник. - Она вся в крови!!! Она вся мёртвая!!!

- Ну торчит и хорошо, что торчит. Я не стал его вытаскивать. Думаю, это придаст картине пикантности. И прежде, чем ты начнёшь задавать вопросы, представь, что на том столе, за которым мы мило общались, лежат четыре пачки долларов. И они будут твоими. Ты же пишешь натюрморты, Пабло, не так ли? - вкрадчиво говорил карлик: - Вот она... Мёртвая натура, разве нет?

Пабло прекрасно понимал, что самым правильным решением будет - развернуться и покинуть этот дом! Заявить в полицию! И обложить трёхэтажным матом сестру! Но эта картинка в мыслях не давала шагу сделать! Картинка, где на столе лежат четыре пачки денег! Богатство! Как бы он ни пытался вытряхнуть этот натюрморт из головы - не получалось! "Не думай о бегемоте..." - простая фраза брошенная кем-то. И всё. Ты уже не можешь не представлять себе бегемота.

- Тут есть всё, что тебе необходимо, Пабло, - сказал карлик, выкинув абрикосовую косточку в мусорное ведро. Художник сжал кулаки. - Мольберт, холст, кисти, краски... Посмотри, может, нужно ещё что-то. Вообще-то я всё это купил у довольно известного портретиста. Так что, думаю, всё в полном комплекте. И помни, Пабло... На столе тебя ожидают четыре пачки денег... Ну! Не буду мешать вам работать!

Пока Пабло находился в немом ступоре, карлик закрыл за собой дверь. На ключ...
Опомнившись, Пабло что-то кричал, дёргая дверную ручку, но все усилия были напрасны. Более того, грохнув несколько раз ногой по двери, он понял, что она железная. Обитая деревом железная дверь. И её не выломать. Геркулес смог бы, наверное, но не он. Только сейчас Пабло заметил, что в комнате нет окон... Но, может, и рано пока богов и прочих силачей звать на помощь? Нарисовать портрет мёртвой бабы с напильником в шее - и всё кончится! И будут деньги! И будет собственная выставка! И вообще будет всё, что угодно! Даже новые джинсы..

***

Оттягивая тот момент, когда, всё-таки, придётся рассмотреть поближе натуру, Пабло стоял у мольберта. Освещение было мрачным. Люстра какая-то средневековая на потолке. В углах комнаты царила тьма. Туда даже смотреть было страшно! Труп мёртвой женщины, чей портрет необходимо написать, не пугал так, как тёмные углы комнаты. Для работы имелось всё необходимое. Краски, палитры... Всё, кроме смелости. Нельзя писать натюрморт, не осмотрев со всех сторон натуру. Мёртвую натуру. Убитую женщину с торчащим из шеи напильником. Пабло макнул два пальца в чёрный и намазал себе на щеках полоски в стиле Рэмбо. А что, если это будет самая противоречивая картина?! И это сборище придурков, которое возомнило себя Художниками, заткнётся наконец-то! И мои инициалы... Моя подпись будет на этой картине! Богатство и признание! Этот шедевр будет написан... Надо только немножко сосредоточиться и побороть приступы тошноты.

***

Первым делом Пабло зажигалкой оживил подсвечник, который стоял на трюмо. Потом обошёл с ним углы комнаты. Убедившись, что там не скрываются какие-нибудь барабашки, он вернулся к мольберту. Вспотел и это неприятно. Нужно осмотреть натуру... Если работа будет плоха, хохот безумного карлика станет последним гвоздём в гроб!

Подойдя к трупу женщины, довольно привлекательной, если бы не её состояние, Пабло чуть дотронулся пальцем до напильника. Инструмент сдвинулся на сантиметр, но ничего не произошло. Как торчал, так и торчит. На женщине был синий лёгкий халат. Ухоженные длинные волосы, которые хотелось трогать... Голубые глаза, которые хотелось целовать... И напильник в шее, который всю романтику портил!
Пабло отошёл от трупа и вернулся туда, где ему придётся перебороть себя и... Написать лучший натюрморт в своей жизни...

***

Но он никак не мог начать. Потому что руки тряслись так, будто он только что отбойником поработал. В висках стучало. Кто вообще убил эту женщину? Карлик, кто же ещё! Слишком уж он спокойный. Если бы это сделал кто-то другой, при попытке ограбления дома, например, вряд ли, этот муженёк жевал абрикосы и зевал во весь рот, приглашая художников написать портрет трупа! Он её убил! Проклятый карлик! Кровь засохла, но труп был ещё свежим, если так можно говорить о мёртвом теле... Карлик приготовил натюрморт, зная, что сегодня к нему придёт художник. А если бы Пабло отказался? И в голове зашипело, будто об мозг потушили факел! Карлик и его убил бы??? Пабло запаниковал! Ведь он теперь знает, что карлик убил свою жену! А это значит лишь одно... Он и его убьёт! Напишет он портрет или нет! Или эта дверь вообще никогда больше не откроется, и он сгниёт тут заживо в компании трупа! Надо вытащить напильник и попытаться расколупать замок. Или стену, если уж на то пошло...

Но первым делом Пабло набрал экстренный номер службы спасения. Конечно же... А как иначе? Нет связи! Вроде не в бункер какой-то завёл его карлик! Не в подземелье! Но нет связи и всё тут! Брюс Уиллис или какой-нибудь другой герой боевика, наверное, смог бы открыть дверь кисточкой, но Пабло не из таких. Он не раз пытался позвать карлика. Чтобы тот принёс ему воды. Что-нибудь из съестного. Всё это было проигнорировано. "Как там погода, ублюдок коротконогий?!" - в сердцах крикнул Пабло после шести часов взаперти...

***

Пабло проснулся на двуспальной кровати и сначала не понял, где он. Карлики... Трупы... Напильники... Может, это всё сон? Да нет, к сожалению... Женщина, по-прежнему, сидела в кресле мёртвая. Пабло включил телефон. Уже вторник. Семь утра и вторник. Правду говорят, что понедельник - неудачный день... Надо ковырять напильником стену, что ещё-то? Но спросонья Пабло не разглядел один важный штрих... В шее женщины больше не торчал напильник!

Пабло очень хотел пить. И вообще чувствовал себя плохо. Голова кружилась и болела. "Эй! Клод! - как можно доброжелательней крикнул он: - Я закончил портрет твоей жены! На мой взгляд, получилось неплохо! Может, оценишь?!" После этого прошёл час. Никто не пришёл ничего оценивать. И почти всё это время Пабло пытался придумать логичную версию на вопрос, куда делся напильник! "Чёртов карлик пробрался сюда, пока я спал! - размышлял художник: - И вытащил напильник из шеи своей жены. Но... Как он узнал, что я сплю?.." Пабло начал искать скрытые камеры.
Всё облазил, светя себе телефоном. Ничего не нашёл. Разве что пузатого японца. Маленькое нецке на пустой книжной полке. Очень хотелось пить, а труп начал попахивать. Вчера не попахивал, а сегодня начал.

Пабло подошёл к мольберту. И стал писать. Не портрет. Не умеет он это. Мусорное ведро... Вот что он умел изобразить во всей красе! Он рисовал быстро и хладнокровно. Не заморачиваясь на светотенях и оттенках красного. Пабло улыбался. Он понимал, что мало кто ещё пишет мусорные вёдра так! Вкладывая в них душу! Вываливая в них душу!!!  "Эй!!! - крикнул Пабло. Он был доволен своей работой. - Карлик! Или как тебя там?! Клод?! Иди посмотри на мой шедевр! Ты будешь приятно удивлён!!!"

***

Пабло проснулся с ужасной головной болью. Пить хотелось так, что он проверил пальцем: не отсох ли ещё язык. В вазе с мимозами воды не было, это он ещё вчера понял... Он подошёл к мольберту. Весьма неплохо. На картине было изображено опрокинутое мусорное ведро. Не просто опрокинутое! Предполагается, что кто-то ногой его пнул. И весь мусор валяется на полу. Отрубленные маленькие ручки в рукавах пафосного костюма. Маленькие ножки, обутые в дорогие туфли. Тельце. И откатившаяся от него голова карлика.

Вдруг защёлкал дверной замок. Карлик ворвался в комнату и уставился на картину.

- Вот! - тыча пальцем на мольберт, воскликнул он: - Вот!!! Ты гений, Пабло!!! Ты понимаешь, что ты - гений?!!!

Пабло не понимал, что он - гений. Он вообще мало чего понимал в этот момент. Лишь одно... Или сейчас - или никогда!

Он выбежал в распахнутую дверь.

Пабло вбежал в комнату, гдя начался весь этот кошмар. Где он дал согласие безумному карлику написать портрет. И остановился, как вкопанный, не веря своим глазам! Перед ним стояла она!!! Жена мерзавца! Но совершенно не мёртвая, а мило улыбающаяся! Роскошные светлые волосы. Прекрасная фигура. Длинные ноги. С напильником в шее она выглядела... иначе... Но теперь с её шеей всё было в порядке! И даже, если бы это был какой-то постановочный трюк с гримом, она не могла сюда попасть так быстро! Не телепортировалась же, в конце-то концов! Что она прячет за спиной?..

Женщине понадобилось всего лишь несколько шагов, чтобы приблизиться к Пабло и воткнуть ему напильник в горло. Художник инстинктивно выдернул из шеи железку, уронил её на пол, но это уже мало что могло изменить. В глазах помутнело моментально. Обеими руками зажав продырявленное горло, ладонью чувствуя, как напористо выбрызгивается кровь, он проковылял мимо женщины к столу, на котором всё ещё лежала пачка денег и плюхнулся на стул. Дрожащей рукой он взял пакет с купюрами и неуклюже попытался бросить его в красотку. У дамочки брови изогнулись от удивления. Более нелепого поступка она ещё никогда не видела.

В комнату вошёл карлик со своим портретом в руках, который небрежно намалевал Пабло.

- Дорогая! - воскликнул Клод: - Ты только взгляни на это! Это же шедевр! Какая экспрессия! Какая драматургия! Какой стиль! У автора несомненный талант! Пабло! Вы Великий Художник! - Карлик поставил картину у стены, подбежал к истекающему кровью художнику, схватил его за руку и начал её трясти, выражая свою признательность.

- Дорогая, - теперь карлик обращался к красотке: - Твоя сестра начинает разлагаться. Скоро ею провоняет весь дом... Её надо сжечь. Как и труп самого гениального художника, с которым мне посчастливилось познакомиться...

Это было последним, что услышал Пабло. Он упал со стула в лужу собственной крови. Он улыбался. Его признали...