Айле посчастливилось два года своего студенчества проучиться при Союзе, когда у людей была хоть какая-то определённость. Люди вокруг, каждый человек, могли строить планы и представлять себе своё примерное будущее: вот отучусь, пойду работать или буду учиться дальше, летом уеду в отпуск или куплю машину, женюсь и перееду в новую квартиру - планы были у каждого свои.
Летом 1991 года Айла, как всегда успешно сдав сессию, уехала на каникулы домой. Альке нужно было как раз ехать в командировку и отказаться было нельзя, она очень переживала, что Айла проведёт каникулы одна. Серафима, Евгений и маленькая Лина собрались ехать в отпуск на Кубань, на родину отца Жени.
Тут Серафима предложила матери взять Айлу с собой, сказала, что даже дорогу оплатит сестре и Алька обрадовалась, ведь родная сестра всегда присмотрит и накормит. Айле не очень-то хотелось ехать, поскольку она была только-что с самолёта, но всё же согласилась для разнообразия повидать ещё и Краснодарский край.
С ними вместе поехал и Женин отец Владимир. Уже потом, из рассказов сестры, выяснилось, что свекровь Серафимы рвала и метала, когда узнала, что Айла едет с ними. Она всю плешь проела мужу, что мол он везёт молодую жену в лице Айлы, чтобы показать её родне.
У старушки видимо совсем было с головой ку-ку или она настолько ненавидела Айлу и видела в ней угрозу своему семейному счастью, а может то и другое, кто знает? Несмотря ни на что Айла вместе с молодой семьёй и стариканом отправились на Кубань.
Самолётом они долетели до Краснодара, потом очень долго, часов 9, ехали автобусом до Армавира. Автобус заезжал во все населённые пункты по пути следования. Айлу достала эта поездка - ни лечь нельзя, ни пройтись, как в поезде.
Потом из Армавира они ехали автобусом до Лабинска, там на автостанции ждали какое-то время и уже потом поехали снова автобусом до нужного места. Этим местом была станица Баговская, самый зад мира, туда Макар телят точно не гонял, он скорее всего по дороге скончался вместе со стадом - так с иронией думала про себя Айла.
Пейзажи за окном, конечно, впечатляли своим великолепием, было очень красиво: лес, горы, воздух. Серафиме всё нравилось, рядом с ней находились родные люди, муж и дочь, а вот Айла уже сто раз пожалела, что вместо того, чтобы сейчас плескаться в море, она на перекладных добирается чёрти куда, чтобы провести там целый месяц, до 5 августа.
Наконец они прибыли в нужное место и все прошли в дом матери Владимира, бабки Евгения. Старушка была бодрой и вредной, гостям она не шибко-то обрадовалась. У неё было трое сыновей: старший Владимир жил в Средней Азии и был, что называется отрезанный ломоть, средний сын Михаил жил неподалёку от матери в соседней станице, младший Сергей бывал каждый год наездами и проживал в Ялте.
Михаил и Сергей были видными мужчинами, оба чернявые, крупные, с большими глазами, лицом оба походили на мать, тогда как старший Владимир был довольно таки плюгавым и обычным, похожим на своего отца. Бабка Шура потом Айле долго рассказывала про свою жизнь, что вовсе не хотела выходить замуж за Григория, она была видной красавицей, дочерью кулака, но вышла замуж вынужденно по какой-то там весомой причине.
Айла слушала её вполуха, почему-то все всегда откровенничали с ней, видя в ней внештатного психолога. Кроме разговоров за жизнь делать в этой станице было откровенно нечего, Айла не знала сверстников в этой деревне, да и не стремилась их узнать.
Телевизор у бабки Шуры был сломан, хотя скорее всего она берегла электричество. Дня через три прибыл из Ялты старший сын с семьёй и стало хоть немного веселее. Сергей был колоритным мужчиной, с широкими бровями, он всё время густым голосом балагурил, варил украинский борщ по своему особому рецепту и то и дело шептался с матерью.
Время от времени наведывался Михаил из соседней станицы, проверяя не отписала ли мать свой дом братьям? Когда собрались за накрытым столом, то разговор зашёл кому достанется родительский дом, братья принялись спорить за эту халупу: Михаил весомо говорил, что он смотрит за матерью, тогда как другие живут по курортам, намекая на Сергея, Владимир пьяно прослезился, что он пацаном помогал отцу строить этот дом, Сергей призывал честно поделить на троих, рассчитывая на Владимира, как на союзника.
Айла сидела в шоке, мать ещё живая сидит посмеиваясь, а эти три утырка делят дом. Квартирный вопрос испортил не только москвичей, как утверждал Воланд у Булгакова. Айла молча вышла из-за стола, эти разговоры её не касались и даже если бы случилось чудо и все три брата решили бы подарить этот дом ей, то она сама бы доплатила, чтобы только он ей не достался.
Было скучно и грустно, а впереди ещё целых три недели ненавистного отпуска. Единственным светлым пятном была поездка в горы на грузовичке Жениного двоюродного брата, пока они ехали этот брат глаз не сводил с Айлы, говорил, что она красивая и он возьмёт её в жёны своему сыну.
Потом, когда они слезли с машины в горах и он заметил хромоту Айлы, то на полном серьёзе стал говорить, что нет, она не годится в жёны его сыну, потому что не сможет должным образом работать в огороде и дома, как будто Айла уже ждала сватов. Насмешливо протянув, что теперь её сердце вдребезги разбито из-за того, кого она даже ещё в глаза не видела, Айла отошла к лошадям.
Она быстро договорилась с пастухом и тот вмиг подсадил её на коня, который не спеша прогуливал Айлу у себя в седле. Страх и одновременно восторг обуяли Айлу, сладко замирало сердце от высоты и от великолепия этой горной местности. Потом они все вместе спускались в какой-то ледник, где лежал снег. Воздух вокруг пьянил своей чистотой.
Поездка удалась на славу и была большим разнообразием в этой унылой сельской пасторали. Хотя дня через три молодые супруги с Айлой и Линой навестили близких родственников Евгения, которые жили в соседней станице. Семья была зажиточной, дом богатый, обстановка в доме роскошной и прочее.
В этот день в местной церквушке крестили Лину и кого-то из этих родственников Жени взяли девочке в крёстные. Потом все сидели за шикарно накрытым столом, хозяева подливали настойчиво водочку гостям и обижались, если кто-то не пил. Айла вообще не пила в принципе и ей было всё равно, что на неё обижаются.
Сестра Серафима пила за них обеих, а ей всё подливали и подливали, приговаривая, что зло оставлять нельзя никак. Евгений тоже пил наравне со всеми, но он был здоровым мужчиной, а Серафима худенькой тростиночкой. Она всё пила и пила, а закусывала мало и быстро наклюкалась.
Эта лицемерная семейка тут же заговорила по-другому, что мол ой, какая молодая, а уже так выпивает. Айле было тошно сидеть с ними за одним столом и она, подхватив сестру, повела её спать туда, где им постелили хозяева. Лину Айла положила с собой, в соседней комнате.
Девочка упиралась и плакала и хотела спать с матерью. Среди ночи, когда все вокруг были погружены в глубокий сон, Айла проснулась оттого, что сестра стоит над ней и просит отвести в туалет. Айла вскочила и повела её на первый этаж по крутой лестнице.
По дороге Серафима норовила вырвать прямо на дорогущий ковёр, но Айла рывком её затащила таки в туалет и грубо стала выговаривать, что на какой хрен сестра так напилась в чужом доме? Она тщательно прибрала кругом за сестрой, чтобы не осталось даже следа.
Наутро Серафима демонстративно с ней не разговаривала, помня ночной вояж в туалет и то, что сестра её ругала. зато с новой роднёй ручкалась и обнималась. Айле было конечно обидно, ведь она всю ночь караулила сестру и ещё раза три её провожала в отхожее место. Да и Лина спала плохо и Айле приходилось укачивать девочку, которой было чуть больше двух лет.
Серафима неделю её игнорировала, Айле и так было тоскливо в этой деревне, а тут ещё родная сестра с ней не разговаривает. Пришлось самой искать примирения. Но всё когда-нибудь заканчивается и наконец их отпуск подошёл к концу.
Айла тогда сказала, что больше никогда не поедет в эту Тьмутаракань, куда даже телят Макар так и не довёл. Все гости бабы Шуры разъехались, братья так и не пришли к согласию о судьбе дома, оставив решение вопроса на потом, а Серафима с мужем,дочерью, свёкром и сестрой вернулись восвояси...
Айла приехала домой и, навёрстывая упущенное, весь август плескалась в море. Однажды она включила телевизор, а там весь день шло Лебединое озеро. Было непонятно кто на сей раз крякнул из партийных деятелей. Потом дикторы стали говорить о ГК ЧП, на экране показывали группу лиц, которые замещали генсека.
Айла особо не вникала тогда в причины, которые озвучивались, почему вдруг генсека нужно было срочно подменить: то ли он был смертельно болен и Лебединое озеро танцевало в ритуальном танце уже скорбя по нему, то ли ещё что?
Но наступило 19 августа и грянуло народное недовольство. Танки и люди, люди и танки, молодой Ельцин был во главе и, как Ленин в 1917 году на бронепоезде, вещал с танка о том, что мы недопустим и встанем грудью, свобода форевер и прочее.
По телевизору вскоре показали, как по трапу самолёта из вынужденной ссылки, возможно из Шушенской, возвращается вполне здоровый, лишь чуть осунувшийся генсек с семьёй, всё так же длинно и умно толкающий речи. Айла ещё не понимала, что она проснулась сегодня совсем в другой стране и это несёт за собой новую другую жизнь, где сытой студенческой жизни пришёл конец, где цены будут меняться каждый день и все будут выживать в буквальном смысле этого слова.
Она в сентябре уехала назад в Челябинск, паспортистка общежития собрала со всех паспорта и всем нашлёпала в нём штампик гражданин России по факту пребывания на данный момент каждого из них. Через некоторое время вокруг всё стали приватизировать и делить, с телевизора вещали молодые лица, всем стали раздавать ваучеры, в котором была заключена доля каждого из имущества большой страны.
Доля была небольшой и была заключена в билетик, похожий на бумажную деньгу. Никто не знал, что делать с этой бумажечкой и студенты стали обменивать свой ваучер номиналом в сто рублей на заморские батончики Марс, Сникерс или Баунти, съев который ты обретёшь райское наслаждение, как гласила правдивая реклама по телевизору, где молодёжь, вкусив батончик, смотрела с экранов взглядами с поволокой и мечтательным выражением лица.
Айла тоже сменяла свой ваучер на заветную шоколадку с сомнительным вкусом, советский шоколад был гораздо вкуснее, а нуга и карамель этой застревала в зубах и были на вкус, как не пойми что. Так все в стране приняли участие в приватизации, получив свою долю на имущество страны в виде коричневого батончика на вкус напоминающего нечто другое, но того же цвета.
Все страны, входящие в состав СССР, спешно выходили из него и провозглашали независимость, ещё не зная, что эта независимость для многих из них обернётся боком. Но это всё будет потом, чуть позже, а пока все люди необъятной страны пребывали в эйфории и твёрдой уверенности, что завтра будет лучше, чем вчера.