Частица горечи.
Ни одна судьба не обходится без неё. Меня она тоже не миновала.
Он был баянистом очень хорошим. Пальцы летали по клавишам, создавая переливчатую мелодию, которой можно заслушаться. Работа в доме культуры подходила ему.
Мне говорили, он не был красив, но эта видавшая виды душа имела странное обаяние пережитого, нелёгкий опыт тюремной камеры. Как часто женские сердца привязывает к себе бесспорный талант, шальная неприкаянность.
Моя мама влюбилась со всей нерастраченной силой женской души, перешагнувшей тридцатилетний рубеж, практически зрелой, но ещё такой молодой.
Они были беспредельно счастливы несколько месяцев: ровно до первого запоя.
До встречи с нежданной страстью мама не ведала страшного лика пьянства.
Самым жестоким преступлением подгулявшего на празднике дедушки было желание, посадив дочерей на колени, рассказывать им, как надо правильно жить.
В будни и обычные выходные попоек в доме не случалось. При семейных встречах могли поднять три традиционные тоста, на том выпивка и заканчивалась.
Впервые поехав с любимым мужем в районный город Урюпинск, мама увидела, как он купил четыре огуречных лосьона.
«Какой заботливый!», - восхитилась она, совершенно не представляя, что жидкость, предназначенная для протирания лица, в чёрный день будет принята внутрь.
Для пьянства ему не требовалась компания, главное, чтобы была бутылка.
Воспоминание яркое до сих пор: отчима нет, в доме тихо. Я засыпаю под мамину песню, но вот он возвращается.
Слышатся крики и брань, мама вскакивает. Отчим принимается её бить. Позже мама рассказывала, ей доставалось несильно. Муж не старался изувечить её, он просто хотел доказать свою власть. Только в угрозах он не стеснялся.
- Я убью её! Куда ты дела мой пистолет?! Сейчас я застрелю твою мать!
Трёхлетней девочке такие слова казались ужасной правдой. Я вскакиваю, обнимаю его, увожу в другую комнату, сажусь на его колени, начинаю ласково разговаривать с ним. Пусть только не трогает маму!
Меня он не ударил ни разу, ни пьяным, ни тем более трезвым. Отчим относился ко мне хорошо, можно сказать, даже любил.
- Ты лучше своей матери! Она не работает! Ляжет на живот и лежит! Все вы упрямые! Семья у вас такая!
Слышится пьяный голос. Темно, сердце наполнено страхом. Все хорошие чувства, какие могли бы возникнуть в ответ на любовь отчима, убила жестокость к той, что родней всех на свете.
Опомнившись, протрезвившись, он просил у любимой прощения, едва ли не становясь перед ней на колени, клялся: «Больше такого не повторится!»
Влюблённое сердце верило искренним , горячим словам. Но запои происходили снова и снова предательски, неожиданно, пусть и закономерно.
Зима. Отчим опять пьян, снова бросается на маму с кулаками. Она натягивает на меня пальтишко. Ночью, по снегу мы бежим к дедушке с бабушкой. У них можно укрыться.
Калитку открыли. Я снова оказываюсь в тепле. Меня успокоили, уложили спать.
Отчим приходит за нами, слышатся громкие голоса. С головой прячусь под одеяло, словно оно способно меня уберечь.
Но за эти надёжные двери пьяницу не пустили. Родительские сердца не могут предать непутёвую дочь.
На утро дедушка ругает маму.
- Расходитесь. Ничего хорошего из этой жизни не выйдет! Я же тебя предупреждал! Он пьёт, Он не исправится.
- Нет, он хороший! Он меня любит! Я ему помогу!
Мама надеется на целебную силу настоящего чувства. Я слышу этот горячий спор, меня пугает, что он происходит.
Отчим появляется снова, трезвый, как стёклышко, со всех сторон виноватый. Жена его прощает. Я не хочу возвращаться к нему, кажется, я его ненавижу. Но идти обратно приходится.
- Доча, он будет тебе папой.
- Нет. Он плохой, Он ругается и дерётся.
Неприязнь оказалась стойкой.
Запои не прекратились. Чуда преображения не произошло. Привязанность к водке оказалось сильней любви. Спустя два года они разошлись.
Постепенно, болезненно мама начала понимать, жизнь с горьким пьяницей неуклонно ведёт её вниз.
Однажды, встретившись с парнем из школьных лет, она испытала жестокий стыд.
Прежняя гордая старшеклассница предстала перед ним в старой затрапезной одежде, без всякой причёски, под глазом красуется синяк.
Увы, любовь к отчиму не угасла, ей предстояло гореть ещё долго, пока не сожгла самою себя дотла. Мама рассказывала, что больше она не влюблялась. Видимо, отведённый судьбой запас сердечного огня был израсходован в последней, безнадёжной страсти. Но расставание было предрешено. С нею жила я, значит, опускаться ниже нельзя. Достоинство и ответственность за судьбу маленькой дочки разорвали прочную связь.
Внезапно отчим исчез из моей жизни, оставив после себя двухкомнатную квартиру, ключи от которой отдал не колхозу, а маме. Он уехал, потому что любил оставлять места, где его побеждал недуг.
У матери- одиночки, чья дочь инвалид детства, скромное жильё по закону отнять было нельзя. Так что при прощании отчим поступил по совести. Наверно, он не был плохим человеком, просто оказывался слабым, неспособным устоять перед страшным влечением, как сотни других алкоголиков.
Пройдя путь падения до конца, он погиб, как многие пьяницы, от неизвестной руки.
Только я очень долго его не прощала, возможно, не простила и сейчас.
Становясь старше, я узнала, каким безграничным бывает терпение покорной жены к жестокости пьющего мужа. Тогда я благодарила судьбу за то, что он не был моим отцом, и маме не достало безграничного смирения перед судьбой, что страшно в своей безысходности.
Никогда я не брошу камень в женщину, уничтоженную насилием и любовью, никогда не посмею сказать: «Я бы так не поступила.»
Настоящая сила, на мой взгляд, состоит не в том, чтобы идти, не разу не оступившись, а в том, чтобы по трудной дороге возвратиться назад к себе.
Такой урок понимания преподал мне пьяница-отчим.
Продолжение
http://proza.ru/2020/05/13/1635