Над деревней Кузнецовка занимался невинный молодой июньский рассвет.
Курилась туманом речушка, нежно, как рука возлюбленной, огибавшая деревню…
Нетронутая ещё свежезаточенной косой крестьянина трава склонилась под густой кристальной ароматной росой…
За речкой упоённо заливался соловей, наслаждаясь собственными трелями…
В такой ранний час хотелось только одного- выбежать по нужде на двор, сделать свои дела и, ёжась от влажного холодка, забраться снова в уютную постель, закутаться в стёганое одеяло и подавить подушку ещё часика три…
Но чу!
Не спит деревня.
Поднимаются дымки над трубами…
Любопытный юный воробей выбрался из – под покосившейся тракторной тележки, почистил пёрышки, помотал головой, как похмельный пьяница ранним утром, да и вспорхнул на подоконник солидного дома, крытого натуральной черепицей…
Что же увидел он через дорогое пластиковое окно?
На кухне Петровны ярко горел свет.
Кипела работа.
В одной половине кухни были аккуратно сложены фабричные упаковки с куриными яйцами. В другой половине кухни содержимое упаковок перемещалось в пакетики, коробочки, другие самодельные упаковки для домашних яиц.
Петровна распаковывала магазинные упаковки, внимательно осматривала каждое яйцо. Если на яйце присутствовал штампик, это яйцо шло в особую кастрюлю с особым раствором, горячим, но не кипящим. Пара минут- и штампик исчезал, побеждённый уксусом и ещё какой-то химией. После исчезновения штампика яйца по одному погружались в раствор, достаточно вонючий при приближении к нему, но по содержанию практически золотой… В воде был растворён куриный помёт, источником которого была единственная старая курица Степановны. После пребывания в помётном растворе часть яиц шла сразу в пакетики, перекладывалась смятой газеткой, чтобы придать упаковке вид «домашности», а часть, будучи ещё мокрыми, окуналась в куриный пух, да так, чтобы на каждое яичко прилипло одно- два пёрышка. В итоге из чистых магазинных яйца превращались в грязноватые, попахивающие говнецом, «домашние». А, главное, их цена после купания возрастала сразу вдвое!!!
Степановна обожала этот процесс. НА буфете стояла невзрачная картоночка, на которой Петровна, старательно уродуя почерк преподавателя русского языка и литературы (в прошлом, конечно), написала маркером «Яички домашние, 150 рублей».
Удивлённый, воробей перепорхнул на подоконник соседнего дома, где также кипела жизнь.
В прекрасно освещённом помещении, отделанном кафельной плиткой и нержавеющей сталью, могучий колодообразный Митрич, одетый в передник, колпак и резиновые перчатки, разделывал свиные, бараньи и говяжьи туши. Для этой цели он использовал не только банальный топор мясника, но и целый арсенал современных электрических резаков и пил…
Туши он поочерёдно брал из небольшого сарая- пристройки, где они висели несколько суток и размораживались.
Замороженные туши Митрич привозил с ближайшего хладокомбината.
Митрич, нарезая корейку, мельком взглянул на накладную. Замурлыкал: «Свинина- Аргентина, Говядина, свинина…»
Картоночка присутствовала и в этом доме. Неровным почерком на ней было выведено: «Свининка и говядинка. Баранинка халяль. Домашний разруб. От фермера». Здесь для цен были отдельные бумажки, цифры на которых менялись в зависимости от количества покупателей и дня недели…
Совсем удивлённый, скворец полетел дальше, к следующему дому, в котором не спали.
В большом чистом подвале дядя Ашот творил чудеса.
Из больших мешков, стоящих у стены, с надписями на иностранных языках, он зачерпывал мерным ковшом белый порошок, смешивал его с кипящей колодезной водой в огромных чанах, пробовал, подсыпал чего-то из множества пробирок с иероглифами. Полученную субстанцию он, предварительно попробовав и почмокав, переливал в сорокалитровые алюминиевые бидоны, стоявшие у другой стены. Картонка была и здесь, и надпись имелась, крупными печатными буквами: «Молоко домашнее, частная ферма. Коровье и козье».
В доме по соседству, бородатый Степаныч также готовился к рабочему дню. Тут тоже присутствовали мешки, плита, кастрюли на ней, пробирки и пузырьки с иностранными надписями и разнокалиберные пустые баночки в коробках. Затворив очередную кастрюлю с продуктом, Степаныч доставал один из пузырьков, добавлял его в варево, размешивал, пробовал, крякал: «Липовый… А тут будет гречишный…». После разливал по баночкам, пока горячее, на каждую баночку клеил кусочек пластыря и от руки, синей ручкой, подписывал: «Мёд с домашней пасеки, гречишный… Мёд липовый домашний… и т.д.». Степаныч с детства ненавидел пчёл, а также прочих летающих и жалящих насекомых, но процесс производства мёда обожал…
Не выдержал скворец.
Вспорхнул выше крыш и помчался к светлеющему сонному лесу, гневно чирикая по пути…
Через час на небольшой площадке перед деревней, как раз на пути из города к многочисленным дачам, начали собираться труженики села. Автомобили, на которых они привозили продукцию, прятали за небольшой рощицей, дабы не смущать покупателей их крутизной. Расставляли прилавки, картонки, рассаживались на складных стульчиках. Надевали платочки, переднички, снимали с ног и прятали подальше дорогие кожаные ботинки и туфли и надевали войлочные и резиновые чуни. Казалось, что труппа театра переодевается в гардеробной для постановки оперы «Иван Сусанин»…
Переговаривались, смеялись и предвкушали…
И вот со стороны столицы послышался шум двигателей. Это был авангард дачников, за неделю соскучившийся по домашним продуктам и здоровому образу жизни…
Выходные начинались…
Труженики села с нетерпением ждали покупателей….
Макс Димур
27 апреля 2020 года.