В детстве был стихийным индуистом.
Казалось, врач, ученый или музыкант, это не просто профессия - что такое профессия, трудовое отношение или просто труд представлял смутно, но таинство, поскольку там обитают, живут и дышат волшебством.
Юристы, режиссеры и даже некоторые инженеры - папа, мама и дед, совершенно не вдохновляли.
Все как на ладони - завтрак, обед и ужин, уходят к восьми, возвращаются после шести, читают газету, смотрят телевизор, чистят зубы и ложатся спать.
Буднично, прозаично и скучно.
Папа решал, кто виноват в порче яблок или срыве сроков строительства. По инструкции. Или кто должен заплатить из одного государственного кармана в другой.
Ни погонь, ни перестрелок, но главное, никакой техники - стол, бумага и ручка.
Правда, арбитраж находился в интересном месте - пожарка на Пушкина, когда приходил, сперва навешал гараж - большие красные машины с гидрантами и только одна с лестницей.
Мама режиссировала процесс. Тетя Инна или дядя Вася писали сценарий, Малахов утверждал, а дядя Рудик, в крайнем случае, дядя Толя снимали.
Здесь было кое-что интересное. Сама камера, к примеру - огромная, на треноге, с вращающимися объективами.
Поначалу сразу шли в эфир, поэтому мама сидела за пультом. Действительно, чудо расчудесное - огромный стол с огоньками, тумблерами и микрофоном посередине.
Потом появилась запись и мама пересела за монтажный стол. Тоже неплохо - синхроны, кнопки, бабины.
Иногда ездила в командировки - заводы, поля, пограничники, газовики, но в принципе, ничего сложного.
Дед работал за письменным столом, чирикал карандашом в тишине - разве это волшебство.
Инженер, если настоящий, должен ползать по обшивке корабля, готовить старт ракеты или проектировать гидроэлектростанции.
Или учителя, там уж точно ничего интересного - бу-бу-бу бу-бу-бу, каждый сможет.
Вот ученые, те среди молний, осциллографов, колб и реторт, обязательно за клепанными бронированными дверями с рулем - лучше, внутри скалы или на дне океана - в батискафе, а секретность - верное доказательство особости.
Космонавты, понятно, плавают в невесомости - дальше отсека ни-ни.
Врачи - маски, халаты, перчатки, скальпели и зажимы. Еще слепящие огромные круглые светильники, и все вокруг ослепительно белое плюс жизнь на кону - почти фронт.
Циркачи вообще счастливые - от животных ни на шаг, а силачи и фокусники неподалеку.
Путешественники - Африка, Амазонка, львы, крокодилы, жирафы и бурные приключения.
Моряки, подводники, летчики, капитаны, микробиологи, археологи, художники - изумрудные миры, все другое.
Страшно жалел, что пиратов повывели.
Фильм человек-амфибия запретили, уж не помню почему, набедокурил наверно. Незнайку на Луне тоже, еще капитана Блада и Ефремова с Андромедой. Не комильфо.
Ну, на то и родители, чтобы вкусы приучать. Неважно чем, разрешением или запретом-подсовыванием.
Бывая в гостях у врачей или ученых, удивлялся, почему все так похоже - небольшая кухня, много книг и ванна с бельем. У нас даж потолки повыше.
Главное, никаких следов волшебства - ни секретной комнаты, экзотических атрибутов или таинственных приборов.
Наверно, думал я, все спрятано там - на работе.
Однажды пришли к дяде Вите в мастерскую. Подвал, грязища, мешки с гипсом, раствор, куча разного хлама - досок, бумажных обрывков, незаконченных и непонятных фигур на костлявых подставках, тусклый свет и запах бойлерной. И только мыши немного оживляли ситуацию - шуршали погромче трамвая.
Но папа сказал, что Бокарев великий скульптор - пришлось поверить. Ладно, раз великий - хлам с мышами не страшно, главное - непохоже на привычность.
Короче, волшебные касты - не могут же великие люди влачить обыденность.
Ведь быт - полнейшее занудство, пир для бабушек - вкусные блинчики и ненавистные супы, дворовые клумбы и соседки на лавочках, мытье окон, вечная стирка, столетние халаты, треугольные платочки в крапинку, очки и палочки.
Настоящие люди там не плавают - зачем, когда есть океаны, горы и космос.