Те времена я вспоминаю с удовольствием. Учёба в аспирантуре в Москве, молодость. На памяти наши посиделки за чашкой чая в институте. Неизменным бывал торт и ... сюрпризы. Кто читал свои стихи, кто исполнял бардовские песни. Я решил внести свой вклад. Как-то вечером под Новый год набросал мини о том, как в гости к аспиранту, жившему в общежитии, в праздничную ночь наведалась Снегурочка. Свидание не состоялось, помешал Дед Мороз, который увёл девушку. Проснувшись утром аспирант рядил, была ли гостья, или она привиделась.
Мини имела успех. Сотрудники поаплодировали мне. Одной из молодых сотрудниц понравилась фраза: «Либидозные сполохи». Позже она не раз к ней прибегала. Первое слово никак не давалось ей, произносила его не без трудностей – из-за брикетов в зубах, к которым никак не могла привыкнуть. Я взял на заметку прозвучавшее в её комментарии слово «Обделенцы». Шеф пошутил, что всегда надо спрашивать телефон, чтобы после не сомневаться в своей адекватности. Потом мы приступили к торту.
В общежитии я показал рассказ моей симпатии Люде – аспирантке из Сибири. Она умилилась изяществу некоторых моих пассажей. В сердцах я подарил ей рукописный оригинал. Других экземпляров не было. Спохватился, пришлось по памяти восстанавливать рассказ.
Скоро, как раз к новогоднему празднику, мини поместили на стенгазете общежития. С того момента у меня появилась потребность в аудитории. С каждым новым рассказом она обострялась. К концу первого года обучения у меня набралось 9-10 коротких опусов, и наваждение, связанное с необходимостью их обнародования, стало невмоготу. Через много лет в тбилисском метро я увидел молодого человека, который стоял у выхода и раздавал прохожим адрес сайта с его стихами. Типчик в очках просительно смотрел на людей. Я не поленился и посетил этот адрес, который позволил себе тогда всучить. Сам пребывал приблизительно в таком же положении.
К каждой новой посиделки сотрудники требовали ещё мини. Юрий К. один из них, сказал мне, что я льщу читателю. Свою диссертацию я писал в духе младогегельянцев, на языке «чистой науки». Изводил руководителя. Рассказы же читались легко. Моим художественным кредо было – читать, как вдыхать эфир. Для этого прибегал к телеграфному стилю.
Последующий опус сначала я дал почитать коллеге А.Т. Он - интеллектуальный кадр, хотя не совсем ясно было, как у него с литературным вкусом. Обратился к нему отчасти из-за того, что тот был членом партбюро института. Это обстоятельство придавало уверенность, что я обрету читателя - обязанность партии бдить, пресекать крамолу. А.Т. серьёзно ознакомился с текстом и одобрил.
Люда тоже благоволила моему начинанию. Я пообещал написать о нас. «Только созрею как писатель», - сказал я ей. Мне одолжили старую печатную машинку, напечатанные рассказы я клал в белую папку для бумаг. Скоро до меня дошли слухи о бродящем по коридорам общаги призраке в оттопыренных в коленях шароварах, с папкой под мышкой, который мнит из себя писателя. Это про меня. Я давал себе отчёт, что бывал навязчив. Такая она участь начинающих авторов. Нельзя сказать, что мои рассказы не принимали. В одной из комнат народ играл в шахматы. Мой визит прервал баталии. Шахматисты переключились на обсуждение моих писаний. Они одобрительно кивали. В другой комнате благодарный читатель вывел меня на балкон, сделал широкий жест и сказал: «Москва у твоих ног!»
Кстати, не обошлось без казусов. В писках своего читателя я попал в историю...
То воскресение не задалось прямо с утра. В комнату тихо, но тревожно постучали. Это была Люда, раскрасневшаяся от волнения. Она сообщила мне, что неожиданно приехал её муж, и просила быть осторожным с моими визитами к ней. Я, конечно, знал о её замужестве, но... Вернулся в постель. Долго чертыхался, пока не заснул. В тот день мне предстояло заглянуть к московскому знакомому-литератору. Он жил в Новых Черёмушках. Я поведал ему, что Борис Акунин, тогда только восходящая звезда - мой земляк, мы оба из грузинской провинции, и что Маяковский тоже почти оттуда. Звучало сенсационно - в грузинской глубинке такой цветник русских авторов! А теперь я пытаюсь протиснуться в их ряды со своей папкой.
Всю дорогу я думал о Люде, пришёл в себя, когда постучал в дверь приятеля. Он жил на втором этаже. Мне открыл незнакомый крепкий с виду мужчина. На мой вопрос: «Олег (имя приятеля) дома?» этот тип вдруг схватил меня за руку и силой втащил в квартиру. Из прихожей меня сопроводили в гостиную. Невысокого роста очкарик с папкой под мышкой, то есть я, послушно проследовал вовнутрь. Верзила вяло обыскал меня, взял папку и положил её на стол. В комнате было чисто и светло, мебель была новая, хотя не дорогая. Из соседнего помещения вышел невысокий худой рыжеватый мужчина. Он деловито посмотрел на меня и спросил документы. Таковых не оказалось. Я сказал ему, что ошибся домом, здесь здания типичные и так далее. Заметно было, что он поверил мне. Тут же под рукой на тумбочке находился телефон. Я предложил позвонить к Олегу. Тот, что худой и маленький, сделал вид, будто не расслышал, записал мои данные, передал бумагу своему подельнику и сказал ему установить мою личность. Делал это спокойно, видно было, что он был за старшего, в тот момент по крайней мере. Мужик, что втащил меня в квартиру, удалился. Слышно было, как по радиосвязи, пробиваясь сквозь треск в эфире, женский голос ворчливо ответил, что в воскресенье в институте никого не застанешь. «А ты в райотдел звони», - окрикнул тот тип, - там всегда дежурный должен быть!» Треск в эфире прекратился.
Некоторое время мы стояли в тишине. «Присаживайтесь», - предложил «хозяин». Он сам тоже сел на стул. Тишина продлилась. Только с улицы приглушенно слышалось движение транспорта. Становилось скучно, «хозяин» даже зевнул и машинально потянулся к папке. Начал читать. Его лицо сначала насторожилось. Потом он снисходительно заулыбался, не явно, но достаточно заметно. Первым был рассказ о Снегурочке. Он резво пробежал страницы, например, мини о Снегурочке будто взглядом окинул. Также быстро менялось выражение лица. Я сидел и наблюдал и мог определить какой из рассказов он читает. Были среди них грустные, весёлые. Под конец «читатель» отложил папку и снова принял скучающий вид. После, вроде как вспомнив о моём присутствии, обронил слегка игриво:
- Писатель значит? Я читаю абзацами. К тому же написано легко, по-детски, и мало. Небось, только-только начал?
Через некоторое время он повернулся лицом к соседней комнате и спросил сотрудника, не связывался ли кто с ним. Получив отрицательный ответ, этот, худой и рыжий, недовольно пробурчал что-то. Затем встал, подал мне папку, показал мне знаком на дверь. Выпроваживая меня, он не произнёс ни слов. В смешанных чувствах я направился к Олегу. «Вот так влип! – подумал я не без страха, - хорошо, что не к криминалам попал!» «Кажется, менту понравились рассказы», - успокаивал я себя.
Через пять минут я был у Олега. Литератор встретил меня «с носом», как говорят у нас, с недовольной физиономией. Я опоздал, покусился на его время – следовало из его сентенций. Он несколько смягчился, когда узнал о моём приключении. «Видимо, квартира находится под разработкой органов!» - сказал задумчиво литератор и добавил, что в его районе не трудно заблудиться – всюду хрущобы.
- Ну что там у тебя? - наконец, спросил Олег.
У меня раза-два ёкнуло сердце, когда я следил за читающим хозяином - он два раз хмыкнул, мимическими движениями не баловал. Олег правил немилосердно.
- Я обтесал твои рубленные фразы, а то грубый подстрочник получается! - отрезал литератор.
Как я потом увидел, в тексте стало больше придаточных предложений - это потому что Олег соединил несколько фраз в одну.
- Вообще рановато судить о твоём творчестве. Надо набрать критическую массу произведений для этого, - последовало в качестве заключения. Я поблагодарил литератора.
По дороге в общежитие я брюзжал – день какой-то не позитивный получился. Вспоминались то Люда, то Олег, милиционеры, конечно, тоже, но они почему-то не так ранили нежную душу дебютанта.