Горе от ума

Наталия Побоженская
Тем знойным летом, в самом его раскалённом зените, Марина с семьёй решила провести свой недолгий отпуск у моря.  Устав от бесконечных поисков себя и натужного осмысления сложно устроенного мироздания, она, наконец-то, настроилась от всего отдохнуть.

Надо сказать, что будучи востребованным специалистом в своей области она много работала, умудряясь совмещать свою довольно «жёсткую» профессиональную деятельность с семьёй… но последние лет пять постепенно начала чувствовать себя как-то «тесно», словно она подросла и действительность, в которой она жила, стала ей откровенно мала, как-то «жала».
 
Всю свою сознательную жизнь Марина много думала. У неё и работа была такая – умственная, думать по заказу, за деньги. И Марина, почувствовав проблему,  двинулась по накатанной – привычно продолжила думать. Теперь всё свободное от семьи и работы время она слушала какие-то лекции по «росту», посещала чьи-то семинары по «развитию», много читала всякого развивающего и даже индивидуально занималась с различными «гуру», позиционирующими себя как знатоки во всевозможных видах «расширения», искала смыслы.

Но всё, пока, как-то не особо у неё получалось. Читала не внимательно или через силу и не до конца (как-то всё написанное казалось ей «плоским», не «заходило»), «гуру» начинали «грузить» через пару занятий, навязывая что-то своё, коммерческое. А прослушанные ею тренинги и семинары сводились, в основном, к призывам примкнуть к какой-то группе людей, разделяющих их, единственно-верный взгляд на систему мироустройства.
 
И тут Марине снова становилось «узко» и «тесно», потому как ни одна из, предлагаемых к употреблению в готовом виде систем, не казалась ей единственно верной. В одной чего-то не хватало, в другой явно было что-то лишнее, в третьей, вроде как, было получше, но вот обряды были какие-то совсем уж несуразные.

Как-то в голове у неё все системы эти, конечно, уживались. А в последнее время, окончательно перемешавшись, можно сказать, что и чем-то дополнили друг друга и даже дали Марине какую-то более-менее целостную, объёмную… но, при этом, совершенно индивидуальную картинку мира, никем, из известных ей групп и людей, не воспринимаемую.

Короче говоря, на отдых Марина приехала в некотором раздрае, вызванном незавершённым поиском себя и безуспешными попытками поиска смыслов и осознания своей роли в, по-прежнему малопонятном ей, мироздании. 

А если по-простому – Марина просто устала, и всё с ней происходящее, включая этот самый поиск и рутинную, подневольную её работу, предельно Марину задолбало. Хотелось тупо лежать на горячем песке, как тюлень, до одури плавать, вкусно есть, пить вино, ни о чём не думать, ничего не делать и, главное, смыслы искать немедленно прекратить.
 
Санаторий был старый «совдеповский», с умеренно обшарпанными номерами и  ржавыми потёками под ободком унитаза. Но всё это, несравнимое даже с трёхзвёздочной Турцией убожество, с лихвой компенсировалось видом из окна на расплавленное утром серебро моря и густым, каким-то тягучим даже, запахом можжевельника и каких-то неведомых сладких цветов, от которого у Марины кружилась голова, даже похлеще, чем от местного приторного вина.

И вот одним из, к тому времени уже слившихся в сплошной томный пахучий тёплый вечер, вечеров, наполненных треском цикад и запахом хвои и моря, Марина традиционно пошла прогуляться со всем своим многочисленным семейством по территории огромного, служившего ранее летним пристанищем какого-то, очевидно, очень неглупого царя, санатория. В магазин, за вином и хлебом (что символично, по-моему).

Надо сказать, что семейство Марины состояло из трёх мужчин разных возрастов, предпочтений, а так же моральных, душевных и физических качеств, постоянно проживающих вместе с Мариной. Так что это тоже, в своём роде, было для неё отдельной темой для постоянного осмысления своей роли в этом чудесном, разношёрстном и, надо признаться, весьма проблемном, коллективе. Но останавливаться на этом мы сейчас не станем, так как надеюсь, что все уже и так поверили тому, что Марине просто необходимо было отдохнуть.

Так вот, прогуливались они все, не спеша, и вдруг музыку услышали какую-то незамысловатую и пошли на неё. Оказывается, в лучших традициях советских санаториев, на площадке возле столовой, администрацией были организованы танцы для отдыхающих. Не дискотека, прошу отметить, а именно «танцы».  Музыка какая-то была простенькая, магнитофоном допотопным воспроизводимая, отдыхающие стояли кружком, категории  «сорок+»  в основном, дети какие-то бегали в ассортименте, родители в сторонке покуривали слегка подшофе. В общем, атмосфера как в доме отдыха в восьмидесятых.

Остановились они всем семейством, задумавшись как бы получше это всё обойти, чтоб народу не особо мешать, и вдруг Марина в себе что-то такое поймала, мимолётное, и в такт музыке этой подёргиваться начала. Руки – ноги, как-то сами от неё отдельно, приплясывать начали. А тут ещё смотрит на младшенького своего, а он тоже, вроде как, пританцовывает, пока старшие обходную дорогу ищут.  И Марина ему, вдруг, и говорит:

- А давай, пока все в магазин сходят, мы с тобой их тут подождём.

А он и говорит:

- Давай, - и видит Марина, обрадовался он предложению такому.

Ну, они тогда весь свой скептически-настроенный коллектив в магазин спровадили и в круг этот вскочили. А тут, как раз, музыка новая началась, и они как закрутились вдвоём, завертелись, прямо втащило их потоком на площадку эту, и понесло под звуки ритмичные, магнитофоном издаваемые…

И, по мере этого движения, такая вдруг на Марину свобода напала, такое безграничное, раздольное веселье радостное завладело ею, что она вдруг почувствовала, как где-то в груди у неё словно солнце вспыхнуло, и она вдруг внутри себя голос услышала: «Танец рождается в анахате» и, главное, поняла она и о чём это, и к чему сказано, но удивиться не успела …и родила вдруг такой танец, что вот уже лет десять прошло, а Марина до сих пор его помнит и даже внутри себя периодически танцует. И тогда становится ей, внутри неё, до того легко, свободно и просторно, что все эти внешние, прессующие Марину границы, с той поры уже совсем, ни капельки не стесняют её, не «жмут».

А всё потому, что в тот самый момент ощутила Марина, что и мысли её натужные, и книжки разные, ею читанные и тренинги многочисленные, ею прослушанные, словно каплями в море оказались в сравнении с безбрежным океаном силы и любви, которые в этой самой Марининой анахате какой-то, с танцем этим тогда родились.

И все уже давно из магазина вернулись, и в номер пить ушли, а они всё кружились с сыном и кружились в этом тугом возносящем их потоке…  без мыслей, без слов и без всякого, как казалось им, смысла… 

Такие вот дела…

Наталия Побоженская