Нонна Ананиева
Пирамидка
р а с с к а з
Мерзлота. Вечная. Лёд и снег. Всё белое, только белое и немного голубое, когда белого слишком много. Даль сливается с небом, ветер поднимает пургу и воет. Но если присмотреться, то можно увидеть маленькую чёрную точку, летящую над поверхностью снежной пустыни – это хвостик горностая. Ловкий северный охотник никогда не унывает – ему некогда. Он смел и кровожаден. Гроза землероек и полевок, смело сражающийся с коварными лисицами за свою добычу. Судьба забросила его в суровую действительность, где выжить можно только хитростью и характером. Он это понял. Он бежит и прыгает, если надо, дальше многих.
Глаза казались фиолетовыми. Они то сужались, то раскрывались, как цветы закрываются вечером и открываются утром солнцу, если смотреть ускоренную съёмку и подглядывать за природой. Глаза цвета камнеломки, цветущей коротким арктическим летом.
- Ты – моя главная жена, - произнёс с достоинством и великодушием Роберт.
- Слишком большая ответственность для иностранки, - ответила Лу-Лу.
- Ну, так будь безответственной, - сказал Роберт, медленно расстёгивая пуговицы на рубашке. На шее на чёрном шнуре висел кулон в виде Сатурна.
- Я непредсказуема, вдруг ты не поймёшь? - она сидела по-турецки на дальнем конце кровати в распахнутом сером атласном халатике, надетом на голое тело.
- Что значит, «не поймёшь»? Ты бросаешь мне вызов? Я готов смотреть на твои коленки, ничего не понимая. Зачем мне понимать? Я хочу чувствовать, - Роберт стащил штаны вместе с трусами и бросил их на бескрайний белый ковёр.
- Как спрятанный модуль где-то в снегах, - показала Лу-Лу своими фиолетовыми глазами на кучку из серых штанов Роберта.
Но он не слышал её слов. Единственное, что он слышал – это то, как в предвкушении ухает его сердце. Лу-Лу была олицетворением того загадочного и прекрасного видения, что преследовало его, как только он ступил на эту северную землю. Он видел его ночью и днём – на вершине заснеженной горы, на улице между снегоходов, в бассейне станции, просто в воздухе. Это видение мешало ему работать, отвлекало, не давало спать, и вот он нашёл его в Лу-Лу. Трудно поверить, как такое вообще могло случиться.
- Я хочу, чтобы ты замер и три минуты не шевелился. Оставайся там, где сидишь! Да, остановись. Пусть тебе будет неудобно! Так лучше, - тихий голос Лу-лу перешёл почти на шёпот, - не приближайся!
- А что мне будет, если я тебя не послушаю? – Роберт медленно пополз по огромной кровати к Лу-Лу, немного улыбаясь и смотря на её грудь. Левая была чуть больше, поэтому он сначала дотрагивался до правой. Ему так нравилось.
Сначала она была диковатой, медленной, но потом… «Какая она молодец! - думал Роберт, - такая нежная, понимающая, тонкая… За что мне это? Наверное, я хороший».
Работа на станции стала продвигаться, как по нотам, новые идеи рождались, подобно птенцам в инкубаторе – сразу и много, настроение держалось на самой высокой отметке, до которой оно не доходило лет пятнадцать. Его повысили в должности, включили в экспертный совет, дали просторный отдельный модуль с прислугой. Энергии для комфорта было полно с тех пор, как разрешили использовать лучистый эфирный ветер. А зарплата стала такой, что почти целиком уходила на инвестиции в то, что опять приносило прибыль. Весь следующий год был расписан.
- Стой, Роберт!
- Лу-Лу, это я! Тот, который целовал тебя всю вчерашнюю ночь, тот, с которым ты проснулась сегодняшним утром на этой кровати. С головой на моём плече. Что изменилось?
- Я хочу убить тебя, Роберт. Вот этим ножом, - она вытащила из кармана халата небольшую, отшлифованную до блеска, на вид золотую пирамидку, уместившуюся на раскрытой ладони. Вершина пирамидки была острой, как пика. – Зачем тебе жить?
- Это не ты решаешь, Лу-Лу. Не ты. Тот, кто решает это вместо Бога, получает непредсказуемый ответ.
- Бог? Это он меня выдумал? Зачем?
- Знаешь, за убийство можно лишиться разума, - спокойно сказал Роберт, но остановился на расстоянии метра от Лу-Лу.
- Какого ещё разума? Я разрежу твоё тело вот здесь, - она показала на своё солнечное сплетение, - засуну внутрь руку и вырву твоё сердце.
- Ты хочешь моё сердце, малышка? Ты думаешь, это тебе поможет? Что ты будешь с ним делать? – он незаметно, со скоростью улитки Ахатин, начал опять двигаться к Лу-лу.
- Это ты не знаешь, что с ним делать!
- Чего ты хочешь, Лу-Лу? Страсти? Чего тебе не хватает? Страданий? Ты не справишься с жизнью, поверь мне.
- Роберт! Не приближайся!
- Ты не знаешь, дурочка, как оно может болеть.
- Роберт!
- Ты моя, не забывай!
Она уже плакала. Слёзы капали ей на халатик и оставляли тёмные мокрые пятна.
Роберт осторожно снял этот мокрый халатик, положил Лу-Лу так, как ему было удобно, и начал её любить со всей нежностью и страстью, на которую был способен.
С каждым годом «Real Dolls» делали всё совершеннее. И они начали заявлять о своих правах. Они каким-то неведомым образом стали чувствовать свою тайную власть, а власть непредсказуема. У всех.
Роберт заперся в кабинете и опять перестал работать. Прошло уже две недели, как он отключил Лу-Лу. Она лежала в разобранном виде в той же самой коробке, в которой её доставили. Но ему никак не хватало духу отправить её обратно производителю на перепрограммирование. Роберт тосковал. Лицо стало опять каменным. Атласный халатик висел на ручке кресла, и он периодически дотрагивался до него. Пирамидка стояла на столе, заманчиво поблёскивая от света настольной лампы.
Когда-то, в седые времена, властелины носили красные мантии, подбитые мехом горностая, маленького белоснежного северного зверька с чёрной кисточкой на хвосте. Горностай олицетворял смелость и отвагу. Смелость всегда в цене, особенно обречённая. Горностаев практически не осталось в живой природе.