Я стал уже

Соколов Сергей
 
Обычный, ничем не примечательный день. Один из череды многих. Уроки. Вопросы. Замечания. Требования. Всё идёт, как должно...  в пределах допустимого. Остался один урок - в 10 «Б».

Прямо с порога Андрей объявил:
– Сегодня пишем сочинение.
По классу покатился ропот недовольства.
– Что случилось? Вы ещё темы не знаете, а уже возмущаетесь. Может быть, получите сорок пять минут удовольствия, – Андрей улыбкой попытался успокоить недовольных.
– И кол за ошибки, – прозвучало с дальней парты.
Не ответив на реплику, Андрей написал на доске «Кем я хочу стать».
– А кому, какое дело? – ударило в спину из того же угла.
Андрей повернулся лицом к ученикам.
– Полагаю,  дело есть и вам, и мне, – на сей раз жестко парировал он выпад щуплого рыжеволосого паренька, нарочито скучавшего на задней парте. – Я узнаю, чему вас научили за девять лет. Вы поразмыслите над тем, зачем потратили эти годы.  Подумаете, по какой дороге пойдёте…
– Или, по которой нас поведут, как телков, – снова послышалось из угла. Рыжий  упорно гнул свою линию.
– Не тратим время зря, начинаем работать, а то потом будете  хныкать, что не успели… – Андрей сделал вид, что не расслышал реплики рыжего.
– А как без этого… Хныкать — это наше всё. Особенно, когда всю жизнь в сорок пять минут запихнуть предлагают. Труд не малый, – снова запустил смешок по классу рыжий.
–- Всё! Начали! – Андрей не мог отделаться от неприятного ощущения, вызванного словами «ведут, как телков». Брошена они были как бы невзначай, но с вполне определённым смыслом. Они засели занозой, вызывая неприятную боль где-то внутри.
Решение предложить десятиклассникам именно эту тему пришло вдруг, на перемене, когда он наблюдал за их вознёй в коридоре. Физически взрослые они вели себя по-детски, по-детски были неразумны.  А ведь ещё год учебы, а там… Там жизнь без подсказок и учебников. Ему захотелось, чтобы ребята задумались об этой жизни, прокрутили в голове её возможные сценарии. У них ещё есть время внести в них коррективы.

Бросив взгляд на ребят, которые кое-как принялись за дело, Андрей подошёл к окну.
Солнце скрылось за облаками. Осенний ветер трепал высохшие листья. Они из последних сил цеплялись за ветки клёна, росшего под окном. Казалось, ветер злится на листья: они упорно не желали понимать, что их время прошло. Их жизнь закончилась. Сейчас они должны уступить место тем, кто придет после них, придёт весной. Отныне их миссия — умереть и питать корни, воспитавшие их.
Андрей вдруг осознал, что наблюдает смерть во имя жизни, будущей жизни.
«Вот так и люди, – подумал он, – приходят… живут… уходят… Им на смену появляются другие. Проходит и их время. Как не жил человек. Что остаётся после нас? Где те корни, которые буду питать я?»

Сознание унесло его в прошлое, в тот день, когда он уезжал из дома.

Перрон заполнен людьми. Провожающие… Отъезжающие… Все перемешались. До отправления поезда оставалось несколько минут. Кто-то торопится… Кто-то неподвижно замер в объятиях… Суета... Слёзы… Монотонный гул голосов… Словно для общения не хватило именно этих минут…
Тогда Андрей впервые  ощутил тяжесть расставания. Минуты тянулись, как резиновые. И есть, что сказать, но слова путаются в голове, застревают в горле… Видно, время этих слов прошло: они потеряли былое значение. Какой в них прок сейчас? Андрей молчал.
Мама, невысокая, пожилая, как ему тогда казалось, женщина, так не считала. Она говорила, говорила, говорила...
– ...Не забывай нас, сынок... Мы с отцом всегда ждём тебя. Я верю — у тебя всё будет хорошо...
Большинство слов пролетало мимо Андрея, но внезапно он понял — она хочет, очень хочет, чтобы он услышал её. Эти слова были важны для неё.
Мама  прижала его руку к своей груди. Она очень сильно волновалась. Слова не давались ей. В глазах стояли слёзы. Наконец, она собралась с духом и тихо произнесла:
– Прости нас, сынок. Не обижайся на нас. Мы с отцом хотели, как лучше… Прости нас… Прости за всё, что мы сделали… и не сделали для тебя.
Слёзы переполнили её глаза и покатились по худеньким щекам. Она судорожно ловила их платком. Андрей склонился над мамой, обнял за плечи. Поцеловал.
– Ну, что ты, ма. Что ты говоришь? Всё нормально. Успокойся... Тебе нельзя волноваться. Я сдержу своё слово... поступлю.
Андрей просительно посмотрел на отца, стоявшего поодаль. Отец понял его взгляд и, как мог, попытался помочь:
– Всё, мать, прощайся. Пора. Поезд ждать не будет.
Мама ещё раз поцеловала Андрея и отошла в сторонку, вытирая лицо платком. Андрей наспех попрощался с отцом, схватил чемодан и прыгнул на подножку вагона. Поезд тронулся.
Мама шла по перрону, прижав руки к груди, словно рука Андрея всё ещё была в её руках. Она не обращала внимания на толчки бежавших вслед за поездом людей. Она видела только Андрея. Видела только своего сына. Она неотрывно смотрела на него. В глазах её стояла тревога: она выпускала своего сыночка, свою кровиночку, в мир, которого не знала. Это пугало её. Ей казалось, что там, куда  он уезжал, было полно опасностей.
Андрей смотрел на маму, на людей, на уходящий перрон… Перрон оборвался. Люди исчезли. Словно их никогда и не было в его жизни.
«Ну, вот и всё… Свобода», – подумалось Андрею.
Стало грустно: вместе с перроном закончился важный этап его жизни. Свобода почему-то не радовала. Вот она! Бери! Черпай ложкой! Но нет лёгкости, которую он ожидал… То ли он получил, к чему стремился? Внутри шевелились сомнения. Сомнения и смутная тревога. Объяснить их Андрей не мог, но ощущал явно.
Он толком не знал, чего хочет. Его учили держать слово, доводить начатое дело до конца… Вот он и держит данное маме слово: он едет поступать в педагогический! Всё бы ничего, но последнее время гложут сомнения: не меняет ли он свою жизнь на чужую мечту, пусть и мамину. Сейчас он не знал.
Отец... Отец любил повторять, что решение, доведенное до конца, всегда лучше метаний в поисках идеала. Получи специальность, займись делом… А там ищи… Ищи, что тебе ещё нужно, а так в поисках идеала вся жизнь пролететь может.  Умом Андрей соглашался с ним, но что-то внутри противилось, а вдруг всё не так, а вдруг в жизни всё... совсем не так.

Андрей бросил взгляд на ребят. Они, как могли, выполняли задание. Кто-то искал свой выбор на потолке. Кто-то пытался воспользоваться выбором соседа. Какая разница? Лишь бы он был. Сегодня был важен процесс. Может быть, стремление подглядеть станет чьей-то основной чертой в жизни. Всё может быть…

Андрей вернулся к своим мыслям.
Он не проверил правоту отца. Поступив в педагогический, словно встал на рельсы, по которым катился до настоящего времени. Порой ему казалось, что катится он больше по инерции...
Заноза внутри шевельнулась, опять вызвала боль.

Школьный звонок вернул его в действительность. Картинки прошлого рассеялись в пространстве.

Ещё раз занозу зацепили в учительской. Позже, когда он проверял сочинения. И что его дернуло, прочитать одно из них вслух. Игорь – учитель физики и его друг, как считалось –  неожиданно болезненно отреагировал на этот поступок Андрея. Словно и у него внутри тоже сидела заноза, которую тот зацепил.
– Как ты можешь иронизировать? Ты – учитель… – в голосе Игоря звенел металл. Он был резок, говорил, не заботясь о том, как будут восприняты его слова. – Ты говоришь, найти цель. Для человека цель — это не мишень, в которую нужно попасть. Цель — это смысл его жизни. Это ответ на вопрос, ради чего он живёт. Ты, человек, имеющий высшее образование, считающий, что имеешь право учить других… Ты  можешь ответить на этот вопрос? Хотя бы себе…
Андрей сделал неуклюжую попытку парировать нападение Игоря, ссылаясь на классиков. Его ответ не удовлетворил друга. Он молча отошёл к своему столу. Ушёл в себя.
Постепенно в обсуждение втянулись все, кто находился в учительской.
«Вот дурак! Какую кашу заварил… Главное, на ровном месте,» – укорял себя Андрей, отбиваясь от наседавших коллег. Он по-прежнему пытался укрепить свои позиции цитатами.
Внезапно Игорь снова подошёл к Андрею. Тот никогда раньше не видел Игоря таким взъерошенным.
– Устал я от цитат. Ты не произнёс ни одной своей мысли. Кого ты только ни призвал себе на помощь… В ответ на чужую точку зрения ты выстраиваешь защиту из чужих мнений. В таком случае позволь и мне процитировать одного из великих. Он, как я понимаю, у тебя не в почёте. Фридрих Ницше сказал: «Лучше ничего не знать, чем знать многое наполовину! Лучше быть безумцем на свой собственный страх, чем мудрым на основании чужих мнений.» На мой взгляд, сказано простенько, но со вкусом! Согласен?
Андрей благоразумно промолчал, но Игорь не унимался.
– Делаешь вид, что не можешь понять меня? Хорошо. Я скажу другими словами: оседлавший чужого коня, рано или поздно вернёт его, а оседлавший чужие мысли всю свою жизнь будет скакать чужой дорогой! Теперь понял? Сними мишуру чужих мнений! Ум и красота не нуждаются в ней... Если, конечно, они есть…
Запал Игоря иссяк. Он замолчал. Обвел всех взглядом, из которого  продолжали сыпаться искры. Потом уже спокойнее заключил:
– Всё, с меня хватит. После такого спора очиститься хочется…
Сложив тетради в аккуратные стопки и сказав общее «до свидания», он вышел из учительской.

Андрею обычно нравилось демонстрировать свою эрудицию, хотя многих его знакомых эта черта нервировала. Андрей старался не замечать подобной реакции. Чем выше был уровень аудитории, тем большее удовлетворения он получал, привлекая внимание к себе. Поэтому он никогда не упускал случая, чтобы продемонстрировать свои знания: зачем лишать себя удовольствия. Сегодняшняя дискуссия не принесла  желанного результата. Виной всему был Игорь. Он позволил  усомниться в источнике демонстрируемых знаний. К тому же он высказал своё суждение в присутствии коллег. Андрею было неприятно это. Неприятно за себя… Неприятно за него…

После ухода Игоря в разговоре возникла пауза. Почему-то всем вдруг стало неловко. Взрослые люди, учителя, переглядывались, как дети, которых застали за подглядыванием в замочную скважину.
Первой не выдержала  завуч Алевтина Ивановна.
– А ведь, наверное, Игорь Юрьевич в чём-то прав? – задумчиво произнесла она из своего угла, нарушив тем неловкое молчание. – Литература – это всегда чужие мысли, чужие судьбы, чужие ошибки… За годы преподавания они вполне могут стать твоими…
Её слова остались без реакции. Создалось впечатление, что Алевтина Ивановна разговаривает сама с собой.
«И эта туда же,» – неприязненно отметил про себя Андрей. Он чувствовал, что начинает «заводиться». Ещё он чувствовал, что обязательно должен что-то ответить на реплику завуча.
– Литература – это не сухой школьный предмет, как математика. Это не свод чужих ошибок, – наконец, решился Андрей. – Если хотите, литература – физика души! А поступление в ВУЗ, про которое мы постоянно твердим детям, целью быть не может: это путь «куда-нибудь». Готовность совершать поступки, за которые понесёшь ответственность — это одно, а поступление… Дальнейшая учеба, действительно, может стать этапом на пути к цели, но только тогда, когда эта цель — цель в жизни – есть. Вот только всем ли будет дано прочувствовать её... узнать... тем более, достичь.
Его слова повисли в воздухе рядом со словами Алевтины Ивановны.
Первой не выдержала напряжения тишины молоденькая химичка Леночка.
– Какая муха укусила сегодня Игоря? – спросила она пространство учительской, с жалостью глядя на Андрея, и, словно извиняясь за Игоря, продолжила, – такого с ним никогда раньше не было. Он всегда такой сдержанный…
Жалость молоденькой женщины больно уколола Андрея.
– Дорогая Леночка, жалеть меня не надо, – первым отреагировал он на её слова.
Про себя же подумал, что, в общем-то, жалеть его и не за что: сам породил то, за что получил. В учительской воцарила атмосфера недоговорённости.
«Пусть посудачат без меня. Домой! Скорее домой.»
Андрей сложил тетради в портфель. Планы менялись: придётся закончить проверку сочинений дома. Сейчас другого выхода он не видел. Не оставаться же здесь… после случившегося!
Вежливо попрощавшись, он вышел из учительской.

Андрей медленно шёл по набережной. Его попытки успокоиться, уйдя в созерцание, всё время прерывались беспорядочными мыслями. Он не звал их. Они появлялись сами. Появлялись в самой неожиданной последовательности и в самом нелепом сочетании, как лучи солнца из разбегавшихся туч.
«Это моя голова… или забегаловка для ненужных мыслей?» - не выдержал Андрей.
Сравнение вызвала улыбку. Напряжение ушло. Вместе с ним осыпалась и шелуха ненужных мыслей.
«Диву даёшься, сколько слов придумают люди, чтобы описать что-то маленькое, привлёкшее их внимание! Бывает, два неосторожных слова вызывают бурю эмоций и такой поток образов, что даже большому количеству людей не разобраться. Чудно устроен человек! Все видят одно и то же, а воспринимают по-разному. Не зря говорят, «каждому своё». Не плохо бы, знать, что в этом мире моё!»
Он остановился. Огляделся, словно прямо сейчас пытался понять, что в этом многообразии есть его. Бессмысленное созерцание окончательно успокоило Андрея. Он продолжил дорогу домой. Уже налегке: без сумятицы в голове.

Дома его ждал сюрприз. Небольшой, можно сказать, совсем малюсенький «сюрпризик», подготовленный всё тем же рыжеволосым пареньком.
Его тетрадь оказалась последней в стопке. Когда Андрей раскрыл её, на белой странице темнели три строчки.
«Я стал уже, как вы того хотели, по образу, подобью своему,
как статую, меня создав.
Теперь я стать хочу собой!»
И всё!
От неожиданности Андрей опешил.
«Я стал уже… Какая наглость!» – он захлопнул тетрадь. – «Что он о себе возомнил?!»
Волна раздражения накрыла Андрея. Он попытался вникнуть в скрытый смысл написанного. Получалось плохо: мешали эмоции.
«Подумать только… Он стал!» – возмущение всколыхнуло его. – «Каков наглец!»
– Я стал уже, – повторил Андрей вслух. – Посмотрим, что ты запоёшь в будущем!
В этот момент он был уверен, что рыжий непременно «запоёт». Эта уверенность успокаивала.

Андрей встал из-за стола. Подошёл к окну.
Перед ним по проспекту текла людская река. На каждом перекрёстке бурлили водовороты. Поток вырывался из берегов, захлёстывал окрестные улицы. У станции метро отдельные струи уходили под землю. Им на смену из-под земли вырывались новые, занимавшие только что освободившееся место.
«Вот так и жизнь… Течёт… Уходит… Как этот людской поток… Мимо меня течёт! Или через меня? Ещё недавно я был там, внутри, как капля. Теперь со стороны наблюдаю. Жизнь, как поток, нельзя познать, не выйдя из неё. А какой прок от такого познания? Вот и выбирай, что важнее: сама жизнь со всеми её прелестями и удовольствиями или понимание её закономерностей.»
От этих мыслей стало грустно.

Воспоминания снова отбросили Андрея в детство. Теперь, став взрослым, он понимал, что самым большим компромиссом в его жизни была семья.  Многое из того, что было сделано в то время, казалось сейчас глупым, бессмысленным, многое вызывало стыд, но ничего уже не изменишь. Всё было сделано так, как казалось правильным в тот момент. Сейчас эти поступки в той или иной степени определяли события его сегодняшней жизни. Он понимал, что из прожитого ничего не выбросишь. Можно только пересмотреть отношение к отдельным событиям и попытаться изменить их последствия. Изменить, в той жизни, которой он живёт. Для этого приходится менять себя, не цепляя родителей. После его отъезда они сосуществовали, как два корабля, идущих параллельными курсами: шли рядом в житейском море. Рядом, но каждый сам по себе.

Андрей перевёл взгляд на ряды книг, выстроившихся на полках.
«Где в них моя судьба?»
Внезапно он осознал, что полагаясь на авторитеты отдавал свою жизнь в чужие руки. Так он избирал другого человека богом. Его же удел — удел слепого исполнителя. Таков этот путь. Выбрав его, приходится отвечать за чужие установки, страдать не потому, что глуп, а потому, что слаб. Слаб духом. Зато силён неверием в себя.
Андрей рассердился на себя: он потратил уйму времени на вопросы «что?» и «как?». Что он должен делать? Как делать? Его крайне мало интересовало, почему надо делать именно это. К другим он часто обращался с этим вопросом, а вот к себе... к себе крайне редко. Да, и ответы его не пестрели разнообразием. Обычно они сводились к двум: потому что, так делают другие; потому что, я так хочу. Куда ни шло, если поступки определялись личным желанием. Иногда, когда они приводили к нужному результату, доставлявшему определённое удовлетворение. Когда же он действовал по принципу «как все», порой даже нужный результат не радовал. Часто этот результат оказывался просто не нужным ему. А как быть с усилиями? Куда отнести потраченное время, время его жизни? Получалось, что это время тоже оказалось ненужным. Ценой следования чужому выбору всегда были годы его жизни.

Андрей снова взял тетрадь в руки. Открыл её.
«Я стал уже…»
Яркая искра промелькнула в его сознании. Вызвала огонёк сомнений. Пока невзрачный огонёк… Такой в равной степени может и в пожар перерасти, и бесследно исчезнуть.
«А кем я стал? …и стал ли?»
Искра не исчезла. Андрей невольно передёрнул плечами. От этого вопроса ему стало не по себе. Он прикрыл глаза. Задумался…
«Действительно, а кем я стал?»
Раньше он не думал об этом. Он считал, что всё в его жизни складывается хорошо. По крайней мере, не хуже, чем у других. Окружающие только укрепляли его в этом мнении. Многие даже завидовали.
«Какой я настоящий? Ради чего что-то говорю, что-то делаю? Вот и Игорь заметил, что слова-то в основном не мои. Чужие! Так ради чего я их произношу? Чтоб умным быть в глазах других. Так быть или казаться? Зачем я делаю то, что хотят от меня приятели, коллеги? Чтобы не показаться белой вороной в их глазах? Да, что со мной творится? Что делаю с собой?..»
Андрей снова перевёл взгляд на ряд книжных полок. Он гордился своей библиотекой. Она была его жемчужиной. Он создал её, взрастил. В ней было всё, что нужно знать современному человеку. Так он считал. Считал совсем недавно. Сейчас же понимал, что превратился в коллекционера чужих мыслей!
Это открытие неприятно кольнуло Андрея. Он медленно прошёлся взглядом по переплётам. Ещё недавно подобный обход  доставил бы ему удовольствие. Сейчас же он оставил его равнодушным.
«Сколько труда вложили люди в эти книги! И ради чего? Казалось бы, в них всё. Но, вряд ли, суждено мне отыскать в них одну малость! Себя! Конкретного в огромном мире человека. Что нужно прочитать ещё, чтобы себя понять?»
Андрей снова перевёл взгляд на тетрадь.
«Его можно уважать, тысячекратно уважать за то, что про себя он смог сказать «я стал уже»! Пусть «статуей», но смог же… Он видит цель свою… Он знает то, что хочет… А разве я не этого хочу?»
Андрей перечитал строчки, ещё недавно возмутившие его.
«Как я был слеп. Слеп и самоуверен. За столько лет… Его совсем не знаю. За столько лет общения души его не разглядел!»
Андрей ещё раз перечитал сочинение.
«Я стал уже, как вы того хотели, по образу, подобью своему... меня создав. Я стать хочу собой!»
«Я стал уже… Как горько звучат слова «меня создав». Он осознал. Он понял…»
Андрей закрыл тетрадь. Положил на стол. Заглянул в себя.
«А смог бы я… вот так открыто. Пожалуй, нет, не смог… Он смог. И в этом его сила.  Ведь это для него не просто сочинение… Ведь это… Это исповедь его!»
Андрей положил тетрадь на стол и подошёл к окну. За окном в лучах вечернего солнца текла людская река... Со своими каплями... Со своими завихрениями...