БАБУШКА
(посвящается моей любимой бабушке)
Вероятно, надо было написать о тебе давно. Но все что-то мешало, останавливало внутри боязнь не справиться, а может просто время не пришло. Теперь оттягивать уже некуда…
Впервые я увидела тебя, когда мне было около трех лет. Ты приехала к нам в Ленинград, чтобы сидеть со мной, потому что родители работали с утра до вечера. Хорошо помню свое первое впечатление. В прихожую вошла невысокая, плотного телосложения женщина с прямыми светло-русыми волосами, собранными на затылке. Поразили меня твои глаза серо-голубые, довольно глубоко посаженные, но такие добрые, лучистые, что я без всякого страха сразу приняла тебя и поверила, что этот твой приезд во многом определит всю мою дальнейшую жизнь. Лучшего друга, так понимающего и принимающего меня во всем, и в радости, и в горести, в беде, отчаянии не было и не будет. Только тебе я могла доверить свои сначала детские, а потом и взрослые тайны.
Откуда в этой простой русской женщине из деревни было столько мудрости, какого-то своего глубинного понимания природы, вселенной, происходящих текущих событий. Мне казалось- ты знаешь все.
Бабушка моя родилась в 1903 году в деревне Кукеты Верещагинского района Пермского Края. В семье было 12 детей. Умерли все кроме моей бабушки и ее сестры. Она закончила 4 класса церковно-приходской школы. Видимо их учили настолько хорошо, что бабушка могла объяснять доступно и понятно мне школьную программу, даже в старших классах. У нас была большая библиотека, она читала очень много, в основном по ночам, когда все домочадцы уже спали.
Она рано вышла замуж, так как ее отец скоропостижно скончался, а было ему всего 43 года. В летнюю жару, в июне приехал с сенокоса и напился кваса со льда. Через три дня он умер от воспаления легких (в дальнейшем, став врачом, я поставила ему диагноз – крупозная пневмония).
Оставшись без кормильца в семье (это всегда страшно), особенно в деревне, она поспешила выйти замуж. Было ей в ту пору 17 лет, а мужу всего 16. Он был, со слов бабушки, хорош собой, высокий, сильный, с русыми волосами и небесно-голубыми глазами.
Она полюбила его всем сердцем и душой. Они венчались в местной церкви, где все было торжественно и празднично. Стоя перед Богом, клялись в верности до последнего вздоха, пока смерть не разлучит.
Бабушка попала в богатую семью купцов. Мои предки торговали зерном, пенькой, медом. В торговые дни шли до 10-12 подвод с товарами для продажи. Новая семья была большая, работали с утра до вечера. Батраков нанимали только на сезонные работы, когда сами не могли справиться. Но, и уважение к этим людям было особенное. Их сажали за стол первыми, топили для них баню. Платили за труд исправно и достойно.
Личная жизнь бабушки вскоре разладилась. Муж стал ей изменять, а она каждый год рожала ему по дочери. Ему хотелось, конечно, сына. Он бросил ее, когда ей было всего 25 лет. Просто взял и уехал в другой город. В это время началась коллективизация - то страшное время, которое перевернуло все и у всех, кто честно работал от зари до зари. Председателем колхоза стал пьяница – жестокий и ограниченный человек. Отнимали все – землю, дома, скотину, зерно. Забрали даже бочки с квашеной капустой. Из пяти девочек в живых остались только двое, моя мама и ее сестра. Голод был страшный, ели все, что можно было съесть или даже нельзя. Моя мама с сестрой ходили и просили подаяние по чужим домам. Подавали кто что мог – кусок хлеба, луковицу, яйцо или ничего, поскольку самим нечего было есть. У бабушки от голода опухли ноги и она с трудом ходила, помогали соседки, которые выводили ее под руки на улицу.
В это время в колхозе создали конный завод, где растили лошадей для Красной Армии. Вот бабушка и пошла работать туда конюхом. Пасла по ночам лошадей, а утром, прибежав домой, падала на лавку, спала два-три часа, затем нужно было заниматься домом, огородом. Где черпала силы эта молодая женщина не знаю. Но она единственная из деревни дала высшее образование своим дочерям – они закончили медицинский институт в Перми. При это надо учесть, что учеба тогда была платной. Продавали все – яйца, лук, картофель, молоко и т.д. В это время уже началась ВОВ, шел 1942 год. В город Пермь были эвакуированы заводы, военные училища, театр оперы и балета имени Кирова. Моя мама и тетя смогли прикоснуться к тому прекрасному, что тогда было. Там они встретили и своих будущих мужей – офицеров.
Все что есть хорошего во мне это от бабушки. Родители постоянно работали, занимались собой, делали карьеру. И только бабушка принадлежала мне без остатка. Вечерами, перед сном, когда ночь обступала меня и все казалось таинственным и волшебным она рассказывала мне сказки, былины, пела тихонько песни. Ее любимой песней была «Ой мороз, мороз, не морозь меня, не морозь меня, моего коня…». В моем детском воображении вспыхивали картины этой страшной по своей сути истории. Она читала молитвы, слова которых я почти не понимала. Но была во всем этом такая сила, доброта, какое-то заступничество. Ее голос мне шептал: «Не тужи, утро вечера мудренее». С этим посылом я и засыпала. Проснувшись утром в хорошем настроении, Я смотрела на свет божий и говорила миру. Да! Бабушки уже рядом не было, она как правило после ухода родителей на работу молилась стоя на коленях в углу на кухне. При родителях она стеснялась это делать, так как они были секретарями партийной организации, ортодоксальными коммунистами. Но в церковь она никогда не ходила, а когда я спрашивала: «Почему?» всегда отвечала, что ей посредники не нужны, с Богом привыкла разговаривать напрямую.
Самым сильным впечатлением из детства остается поездка на родину бабушки. Ехали сначала на поезде (две ночи и почти три дня). Багажа было много, поэтому в городе Верещагино нас встречали дальние родственники и на попутной машине отправили нас до деревни Кукеты (странное название). Вот тогда-то я впервые поняла всю мощь и силу природы Пермского края. Там очень высокое небо, огромные девственные леса, поля без края и конца, луга, косогоры, небольшие речушки и, конечно, ключи с ледяной водой, которую носили в бани, чтобы купать детей. Здесь начался наш род по материнской линии, наше генеалогическое дерево. Бабушка показывала и рассказывала, где какие были постройки и их хозяйственные назначение. Для девочки из большого города это было потрясением и откровением. Главным домом было двухэтажное большое строение, где жила наша большая семья. После раскулачивания дом отдали под сельскую школу.
Мы остановились в небольшом доме рядом с хозяйственными постройками. Амбар, клети, скотный двор, конюшня на пять лошадей все было добротным, но уже старым. Перед домом было большое поле с гумном в конце. Недалеко темнела маленькая баня, которая топилась по-черному. Все строения были построены моими предками без единого гвоздя, только с помощью топора и пил. Под клетью располагалась довольно глубокая земляная яма, обшитая деревом. Вниз вело шесть деревянных ступенек. Это был погреб – холодильник. Каждую зиму меняли снег и здесь хранились все припасы. Господи, как была вкусна квашеная капуста, соленья, рыжики и огурцы. За гумном было еще одно большое поле. Бабушка как-то вскользь сказала, что это тоже была наша земля. Не представляю сколько нужно было трудиться, не имея никакой техники, кроме лошадей, чтобы это все обработать.
К вечеру растапливали русскую печь, в доме становилось тепло и уютно. Готовили каши, суп, пекли хлеб, закрытые пироги с соленой треской, которую замачивали предварительно в молоке, чтобы убрать излишки соли. Самыми вкусными были шаньги из ржаной муки, похожие на ватрушки, только вместо творога начинкой было картофельное пюре. У нас была кошка, звали ее Матрешка, совершенно черная, только на груди у нее было белое пятнышко. Более умного животного я больше не встречала за всю свою жизнь. Она нас провожала в лес, когда мы ходили за грибами и ягодами, и встречала каждый раз при возвращении. Часто сидела и смотрела как я с деревенскими ребятами качалась на качелях, которые состояли из деревянной доски и толстой веревки, перекинутой через большое бревно в нашей прежней конюшне. Потом у Матрешки родился светло-серенький котенок. Ему дали имя – Муха, и наша умная кошка пыталась учить свою дочку. Она прыгала на один конец доски качелей, показывала как это делается, но муха ничего не понимала.
Наша дальняя родственница давала нам трех-четырех кур на лето. Они все время несли яйца и сообщали об этом громким криком на весь двор. Я неслась в курятник и находила одно или два яйца, они были еще теплыми и пахли перьями, пухом и куриным пометом. У каждой курицы было свое имя. Когда заканчивалось лето и надо было собираться в город, кур забивали. Чтобы это не было ужасом и травмой для меня, бабушка говорила, что вернула их нашей тете. Я, конечно, догадывалась о произошедшей трагедии, но молча ела куриный суп.
Мы ездили на бабушкину родину семь лет подряд. А потом было решено все продать. Это стало для меня тяжелым испытанием. Ведь там бабушка мне открыла совершенно другой мир, где «если не посеешь, значит и не пожнешь», там все зависело только от нас, там мы сливались с природой и жили по ее законам. С какой грустью, печалью и теплом вспоминаю это время до сих пор.
Бабушка умерла от кровоизлияния в мозг летом 1980 года. Ушла тихо и легко, как и жила. Я была рядом с ней до последнего вздоха, и сама закрыла ей глаза. Светлая ей память.