Волосатые, красные, заплывшие от рабочих смен пальцы вцепились за маслоделитель. Зажал этот мужик прибор так крепко, что краснели руки. Перед мужиком стояла очередная глыба неразмороженного масла. Ещё одна преграда на пути к перекуру. Дело плёвое, подумал мужик. Мужика в цехе кликали Витя. Витя был старожилом в цехе на хлеборезке. Пережил три ремонта, четырёх директоров и смену оборудования. Хлеборез этот женщинам уже поперёк горла стоял. Никак не сбежать. Ни в цехе, ни в жизни. Не вышел мужик ни хреном, ни лицом, и сердца у него тоже не было, про кошелёк лучше вообще не говорить. Лицо порезано рубцами, одни глаза торчат, ноги маленькие, и живот висит как у свиньи. Как бы там ни было, смены отрабатывал как нужно, ни одного замечания от начальника цеха. А начальник был трудоголик и таких как Витя добрил, короче говоря, только дай поработать. На сегодня мужику нужно было выдать 15кг отштампованного масла, три короба чёрного нарезанного хлеба, которые утром получил под роспись, 2кг засаленного порезанного мяса и всякой всячины понемногу. Утро тикало к обеду, хлеборез не поднимая головы штамповал шайбы масла для производства. Замороженное, твёрдое, ни у каждого руки поднимутся справиться без мозолей. Витя справлялся. Делал всё по-хозяйски. Три протвени делов, масло превратилось в искусство. Можно подавать чинам повыше. Съедят. Витя вышел на перекур. Курил как и все мужики в цеху. Да и все бабы тоже. За словом бабы не ходили, ругали хлебореза за то, что не может быть крепким как масло, которое он ебашил каждый день. Сигареты стреляли у него эти самые бабы больше, чем он сам выкуривал. Рогатый скот для буржуазии. Явление не редкое. К обеду в столовой набегала очередь. Витя был не последний. Но после всех женщин. Ничего он им сказать не мог. Они как крикнут, он краснел от стыда, а сказать что-то…- не умелец, и Шекспира Витя не читал. Холодные щи народ хлебал с железной посуды, в столовой всё звенело. Все разбрелись по интересам. Витя сидел за столом с мужиками из соседнего цеха, потому что сам работал один. Должность такая – хлеборез. Не каждому суждено им быть. Вите вот сталось. Пускай Виктор и батрачил в хлеборезке, женщин он повидал немало, все суки как выяснилось. Бл*ди, наездницы. Носили курносые носы и по родословным числились как фермерские дочки, пару пинт пива могли глотнуть вечером и ноги раздвинуть, но кончалось всё скандалами. Шумами женских криков. Неудовлетворённостью в физическом плане. В финансовом плане. Да и вообще в любом плане. До женщин не достучаться, думал мужик. Любят интриги, рубли и х*и. Но увидел он девушку, она была несомненно девочкой, даже её кожа не отражала в ней женщину. Её пальцы ещё не успели очерстветь, как это сталось с другими цеховыми коровами. За деревянным дырявым столом, с пожелтевшей в руках железной ложкой сидела эта неизбитая порода. Невыхоленная, без второго подбородка. Витя дышал всё крепче. Волосатая грудь сквозь робу торчало каждую секунду, не мог никак надышаться он ей. Что было после смены вечером гадать не приходилось. Виктор сделал её своей новой музой. Девушка могла сойти за русскую королеву, подумывал мужик, когда возвращался домой. После смены руки у хлебореза ныли, дёргались нервы и пальцы. Комнатушка Виктора походила на советский гараж, за одним исключением, выделывал он там искусство. Бюсты из глины были подвешены прямо над входом, справа и слева по комнате были незаконченные глиняные бюсты. Головы, плечи, губы и веки, всё выточено вот этими самыми руками. Огромные большие головы стояли на подставках. В них был характер, в них был заложен стиль. Местная галерея архитектуры слыхала, что Витя умом не вышел. Скупила парочку таких бюстов за доброе слово. Виктор был не против, что его искусство пользует капиталистическая свинья. На этом всё и закончилось. После смены в цехе, Витя брал пинту пива и садился на табуретку. Месил глину, брал шпатель и принимался за новый труд. Но теперь это был его труд. Справа от Вити стоял бюст его бывшей жены – Елены. Гримасу он ей сделал будь здоров, как перед скандалом прошлым летом, когда они и разошлись. Лена в последнее время дохрена скандалила, поэтому Витя такое лицо только и видел. Таким запомнилась ему эту женщина. Коварной и трагичной сукой. Витя часами сидел под лампочкой, выводил эти бюсты, высматривал их с разных сторон. Пока не станет как нужно. А после накрывал покрывалом. В голове остался образ девочки, от которой он чуть не задохнулся в столовой. У Виктора не было сомнений, что за бюст этой девочки он сядет не медля. Дни летели как раунды в боксе, а Витя всё клепал бюст. Вечером даже не отходил от него. Через семнадцать дней голова девочки стояла в прокуренной комнате хлебореза. Плечики её были как у маленькой девочки. Как и в жизни. Губки, немного подорванный носик. Волосы вышли шикарные. Отражала собой восточное спокойствие. Постарался хлеборез, еб*ть его в рот. Икусство – дело тонкое. Из кожи лез чтобы получилась как настоящая. Витя глотал пиво, а голова каждый вечер смотрела него, он даже немного смущался. Как-то вечером Витя сильно нажрался, думать было нечем. Решился на отчаянный поступок - предоставить девочке бюст. Она же ахнет. Застонет и покраснеет. И я это увижу, задумался Виктор. Виктор влюбился, как было не влюбиться в эти волосы цветом в осень. Она такая маленькая, нужно попробовать, кивал пьяный Витя. Витя глянул на ключи от цеха, на связке же всё было. Только бюст в хлеборезку допереть. Пока хлеборез дошёл до двери соседа, пару раз пожалел, но не возвращался к себе. Долбил в двери своими здоровыми руками пока дверь не распахнулась.
-Здаров. Слушай, дело тут такое. Нарисовалось. Дай ключи от своей машины, завезти на работу надо кое-что. Если не жалко. -молил Виктор.
Сосед был настолько пьян, что даже не спросил когда Витя вернёт его добро обратно. Допёр мужик бюст. По этажам, с остановками. Аж протрезвел, скотина. Но допёр. Любовь. Искусство. Жертвы. Витя шёл на всё это. Голова смотрела на него с прицепа. На утро Витя пораньше отъехал на работу, гнал как ненормальный. С похмелья морда вся красная. Но мысли Виктора были заняты только ей. Девочкой. Я даже не знаю как её зовут, думал Витя по дороге на работу. Поворот на право, поворот налево, проезд через КПП и на стоянку, подъехал прям под цех. Витя собрался с силами, пока курил смотрел голове в глаза. И с последними от похмелья силами, заволок бюст на этаж в хлеборезку, накрыл его чем было под рукой. Смена проходила, а Витя всё думал о голове, стоящей в задней части хлеборезки. Звонок на обед, Витя начал перебирать своими маленькими ножками в столовую. И увидел её. Копию головы. Копию созданной любви. Двинулся к ней напрямки.
-Там начальник цеха на выдачу зовёт. -сказал он ей.
-Я этим не занимаюсь. -легко ответила девушка.
-Он сказал подойти, он сам всё скажет. -смущённо промолвил Витя.
-Сейчас?
-Да. Он сказал, что разгрузка ждать не будет. Обед потом. -отрезал хлеборез.
-Ты ничего не попутал? -раздражённо ответила девушка.
-Да как я могу попутать. Тебя позвать сказал. Я тут всех знаю. -гордо объявил мужик.
Девушка понимающе покивала. И пошла за мужиком. Виктор завёл её в хлеборезку, подошёл к накрытому простынёй бюсту и сорвал его как в цирке, прямо перед ней. Миниатюрная голова смотрела на девушку. Девушка уставилась на копию своей головы. Витя уставился на живую девочку.
-Это..-что такое? -медленно и тихо спросила девочка.
-Я две недели лепил твой бюст. -громко сказал Виктор.
-Это что-то с чем-то. -сказала девушка и взялась за грудь.
-Так как тебе?
-Зачем ты слепил меня? -удивлённо выдала девушка.
-Твоя голова показалась мне лучшей, из тех, что я здесь вижу. Поэтому и слепил. -смущённо выдавил из себя Витя.
Девушка посмотрела ещё раз на свою голову. Потом на мужика. На его рубцы, живот и засаленный потный лоб. А потом прыгнула к нему в руки. Лапы мужика зажали девочку между собой. Искусство..Господи. Искусство, подумал хлеборез. Что тут шашни крутить. Короче, еб*лись они после своих смен у Виктора. На работу Виктор приходил возбуждённый и податливый. Девочка улыбалась как проходила мимо хлебореза. Вечером они глотали пиво и ебл*сь как кролики, и так каждую ночь. Пока утром мужик не очухался в кровати один. Без женских прекрасных голов. Ни живой, ни глиняной головы в комнате не было. Только старая глиняная голова жены еб*лом крутит. А девка то заявление подала, что я изнасиловал её. А голову свою украла. И я теперь в обезьяннике у участкового, на вопросы отвечаю, что и как было. Бабы, бл*дь. Прикинь? И нах*й оно мне надо?