Это произошло 13 мая в понедельник. Многие почему-то считают, что понедельник должен быть обязательно тяжелым. Ну а если еще и тринадцатого, то тогда вообще туши свет! Но Толик Окатов так не считал и поэтому радостно возвращался со школы домой. Он мечтал о том, как они в воскресенье с дедом пойдут на рыбалку…Парню несколько лет назад дед заменил отца, который, как рассказывала мама, погиб на Донбассе при обороне донецкого аэропорта.
Крепкий, спортивного телосложения, в свои тринадцать он был полон энергии и оптимизма. Его рыжий чуб сверкал в лучах майского солнца, и казалось, что он сам, со своими веснушками и ясными голубыми глазами, был источником яркого света.
Чтобы сократить путь Толик, а среди ребят – Токен или Тока – пошел дворами. Так интереснее, можно на машины посмотреть и кого-либо из пацанов встретить. Да мало ли что еще может приключиться. И приключилось – возле подъезда соседнего дома кто-то оставил клетку для птицы, небольшую, но вполне приличную и относительно новую, если не считать немного облупившиеся в некоторых местах прутья да остатки семечек на дне.
Толик мгновенно решил – возьму, он давно хотел завести кого-нибудь, но мама была категорически против. Собаку надо выгуливать по утрам и вечерам, от кошки может быть аллергия, да и кошка весной орет по ночам. Мама рассказывала, что у нее с сестрой в детстве была кошка Кассандра, так она такое выдавала! Никому спать не давала, так орала.
А птичка – другое дело! Выгуливать не надо и орать не будет, да еще возможно поможет уроки по сольфеджио сделать. Толик ходил в музыкальную школу по классу скрипки. Мама говорит, что надо пальцы разрабатывать, от этого умнее становишься. Лучше бы конечно на гитаре, но, например, скрипачка Ванесса Мэй, она такое на скрипке выдает, что покруче целой рок-группы.
Дома Толик поставил клетку в прихожей, потому что квартира у них была небольшая, а точнее маленькая, кухня находилась в комнате, и назывался такой вариант студия. Родители купили эту студию, когда поженились. Мама приехала из Белоруссии в Ялту отдыхать и встретила там папу. Он работал на шахте в Донецке и лечился в санатории. Они решили пожениться и переехать в Севастополь, где и родился Тока.
На балконе папа оборудовал уголок для Толика, здесь были и игрушки, и учебники, но сама большая драгоценность – это компьютер. Мама с дедом всего пару месяцев назад подарили на день рождения классный аппарат. Раньше у него был старенький комп, который долго загружался, иногда зависал, да и вообще, как говорит дед, был похож на эстонский вариант, то есть медленно думал.
Первое, с чего надо начать, это решить какую птицу купить. Чтобы, когда придет мама, четко ей сказать, что ему нужен друг. Маме нравится, когда он четко и ясно излагает свои желания, совсем как отец, говорит она. Можно канарейку, щегла, но лучше всего попугая, говорящего, они станут друзьями, и наконец-то сбудется мечта Толика – узнать, о чем говорят птицы и научиться с ними разговаривать.
Кстати о друзьях. Среди мальчишек есть такое правило – называть друг друга не по именам, а по кличкам, как у пиратов или псевдонимам, как у шпионов. Во дворе живут Зимин Саша – Зимуш, Смекалов Саша – Смека, Парфенов Сергей – Фён. Толика Окатова звали Токен или сокращенно Тока. И не только потому, что совпадало с фамилией, но и сам он был стремительным, активным, любил движуху и быстро заводил пацанов на всякие штуки. А еще токен – это криптоключ, а Тока увлекается криптографией. Началось все с рассказа деда об израильском разведчике Эли Коэне. Парень долгое время пытался поступить на службу в израильскую разведку «Массад» и в конечном итоге его приняли и отправили в Латинскую Америку. Оттуда он под видом богатого коммерсанта переехал в Сирию, получил паспорт на имя Камала Амина Тавата и подружился с президентом страны. Президент настолько высоко ценил их отношения, что предложил Коэну должность министра обороны, от которой тот отказался. Но самое интересное для Токена было то, что разведчик поддерживал связь с разведцентром с помощью радиопередач, где исполнялась музыка якобы по заявкам радиослушателей. Свои сообщения он передавал с помощью радиопередатчика прямо под носом у контрразведки, и только новое оборудование по пеленгу и радиоперехвату, закупленное в Советском Союзе, позволило сирийцам обнаружить и арестовать шпиона. Он был казнен публично и стал героем Израиля. Токен задумался о том, что если бы израильтянин мог передавать сведения с помощью языка птиц, никто и никогда бы не сумел его вычислить.
Придя домой, Толик тут же позвонил своему лучшему другу Саше Перовскому, он с ним всегда советуется, потому что Саша – это интеллект, да и старше его на целый год.
- Привет, Сапер!
- Хай, Тока.
Звание Сапер Саша получил за искусное владение компом и умение подорвать всяких хакеров. У него есть даже научный руководитель в блоге, с которым они чатятся день и ночь. А еще он классно знает английский и сам изучает французский.
- Я тут решил птицу завести, клетку приобрел.
Рассказывать о том, что клетку нашел было как-то не по-пацански, получается подобрал. А говорить о том, что возможно это везуха, пока рано, надо разобраться.
- Зачем тебе птица, купи крысу, они умные и добрые. У них даже есть свой король. Я читал, что, когда они сбиваются в стаи, переплетаются хвостами, получается коллективный крыс-король.
- Брось, Сап, я серьезно. Как думаешь, мама одобрит?
- У тебя не мама – золото! Только недорогую проси…
- Да знаю, знаю. Она мне на каникулы весь год копила. Может, пойдешь со мной в зоомагазин, это на Остряках?
- Не вопрос.
Остряками называют в Севастополе проспект Генерала Острякова. Вообще севастопольцы любят сокращать названия. Например, площадь Адмирала Ушакова – Ушаки, район улицы Соловьева – Соловьи и можно сразу догадаться, как называется улица Хрюкина…
Посещение зоомагазина привело ребят в уныние. Говорящие попугаи и певчие птички стоили дорого, а других Токен не хотел, ему же надо научить её разговаривать. Мечта о покупке отодвигалась на большую перспективу.
Вечером пришла мама и сразу заметила клетку.
- Толик, откуда у нас клетка?
- Мам, такая везуха, представляешь, кто-то выставил ее на улицу!
- А вдруг там умерла птица от заразной болячки?
Мама очень переживала за здоровье Толика, особенно после смерти мужа. Она заставляла сына мыть практически всё, к чему он собирался прикасаться. Это напрягало, но она ведь мама и приходилось подчиняться.
- Не волнуйся, я ее помыл сперва с содой, а потом хозяйственным мылом.
То, что он помыл хозяйственным мылом, ее успокоило, она считала, что это мыло убивает всех микробов, так ей ее мама говорила.
- И что ты будешь с ней делать?
- Хотел попугая жако купить, но они дорогие.
- Почему именно попугая жако, есть птички и подешевле, те же попугайчики, волнистые, например.
- Мам, ну как ты не понимаешь, просто попугай – это банально. Мне нужна говорящая птица, я хочу с ней общаться.
- Конечно, лучше с птичкой, чем с мамой!
Вот так всегда, когда речь заходила о чем-либо или ком-либо, кто мог занять внимание Толика в ущерб, как считала мама, их общению. Он хотел ей сказать, что птица ни за что не заменит маму, но зазвонил телефон, это дед, он регулярно интересуется у Толика его успехами в школе, да и делами вообще.
- Что загрустил, боец?
Дедушка был как друг для него, он очень много знал, говорил свободно на нескольких европейских языках и арабском, которые изучал в разведшколе или, если быть точнее, в Краснознаменном институте, сокращенно КИ. Скрыть от него настроение было невозможно.
- Понимаешь, деда, сегодня утром я нашел клетку для птицы. Ты же ведь учил, что надо замечать мелочи и сопоставлять события, как у твоего любимого писателя Пауло Коэльо.
- Намек понял. Какую птицу присмотрел?
- Жако!
- Эко ты брат маханул, - в голосе деда была слышна радость и одобрение, - он же долгожитель, нас с тобой переживет.
- Можно и немолодого, - с надеждой ответил Толик.
- Ладно, будет тебе птица.
Поговорив с внуком, Святослав Анатольевич, со свойственной ему привычкой подходить к решению вопроса методично, приступил к поиску информации о продаваемых в Крыму попугаях. За многие годы работы в разведке он усвоил одно из основных правил – сперва надо собрать максимально возможное количество информации и лишь затем приступать к действиям. Такую птицу он встречал и на африканском континенте, и в Юго-Восточной Азии. Говорили, что попугаи жако могут прожить до 120 лет. В Интернете Святослав Майский нашел номера телефонов нескольких зоомагазинов в Севастополе и Симферополе, были и предложения частного порядка. После обзвона магазинов, поняв, насколько дорого просят за африканскую говорящую курицу, он приступил к собственникам, и тут его ждала удача.
- Добрый день, вы продаете попугая?
- Да, мне тут в наследство достался жако, говорун и с прескверным характером птичка.
- И сколько вы за него просите?
- Думаю, мы сойдемся в цене, это птица моего отца, он недавно умер и я хотел бы побыстрее ее пристроить. Но, как говорят в таких случаях, надо взять хотя бы небольшие деньги, бесплатно нельзя, чтобы не выбросили его на улицу.
- Диктуйте адрес.
Дом, в котором проживал бывший владелец попугая, оказался в элитном районе Севастополя на берегу Соленой бухты. Высокие роскошные особняки отделяли от населения трехметровые заборы с разного рода системами сигнализации. Большинство хозяев отсутствовали, проживая в столицах России и Украины. А в домах властвовала прислуга: охранники, горничные, мажордомы. Майский, оставив машину на въезде в виповский домовой комплекс, дорогу в который перегораживал шлагбаум, решил пройтись пешком, чтобы осмотреться. Чутье подсказывало ему, что еще не раз, возможно, придется сюда приехать, а работа в разведке приучила прислушиваться к внутреннему состоянию. Это качество, выработанное еще в разведшколе и закрепленное в командировках, неоднократно спасало Майского при проведении сложных операций по работе с агентами. Изъятие тайников, личные и моментальные встречи, да мало ли еще приемов, которые используются в древнейшей профессии и проходят на грани смертельного риска. Вот и теперь Святослав Анатольевич чувствовал себя как на территории опасного врага. – Возможно это из-за видеокамер и собачьего рыка за забором, - подумал он.
Особняк располагался практически на самом берегу Соленой бухты, выходя главным входом и гаражными воротами на брусчатую дорогу, пролегающую между домами. Та часть здания, которая выходила к морю, не была видна, но было понятно, что там тоже есть запасной выход через площадку, оборудованную под пикники. В сумерках дом походил на миниатюрный макет средневекового замка, только с элементами модерна. Каменный забор был вдвое выше Майского, в глубине проделана калитка из кованого железа в форме рыцарского щита, на которой имелся кнопочный звонок с видеокамерой. Приветливый голос поинтересовался, зачем пожаловал гость, и калитка автоматически открылась.
Встретил посетителя грузный, тяжело дышащий мужчина среднего роста, лет пятидесяти пяти. На его рябом широкоскулом лице была приклеена улыбка, а чубчик на стриженной, лысеющей от макушки рыжей голове, как бы кланялся в приветствии. Одет он был неряшливо, рубашка свисала незаправленной с правой стороны частью, на груди по пятнам можно было определить, что хозяин недавно вкушал кетчуп.
В комнате, куда они вошли, горел камин, верхний свет был потушен и вкусно пахло смоляными дровами. Обстановка напоминала кабинет с намеком на роскошь: два больших кожаных кресла были придвинуты к камину, между ними деревянный резной журнальный столик, на котором навалены мужские эротические журналы, два стакана и мясная снедь, в навал на большом блюде, на полу поодаль – огромная десятилитровая початая наполовину бутыль виски на поворачивающейся в виде качели подставке. Одну из стен закрывал стеллаж с книгами, на двух других висели в разнобой большие и маленькие картины и между ними головы кабана и оленя.
- Разрешите представиться, Стригоцкий Сергей Владимирович. Извините за некоторый беспорядок, я ведь сюда наведываюсь в основном в отпуск. Из белокаменной не так-то просто вырваться. Да вы присаживайтесь, пожалуйста.
- Майский Святослав Анатольевич.
- Святослав Анатольевич, вы, я вижу, человек немолодой и решили вдруг обзавестись птичкой,- чубчик ехидно хихикнул.
- Внук заканчивает школу и довольно неплохие результаты, вот хочу как бы наградить его за труды.
- Да, дети – наша радость. У меня дочь экономист-международник, работает и проживает в Лондоне. А вот внуков пока нет.
- Неплохо устроились, вот только летом камин …
- Дело в том, что по ночам здесь туман, а картины терпеть не могут сырости. Папаша, царство ему небесное, говорил, что их надо беречь. Вроде неплохие репродукции. И еще он просил поберечь птичку. Перед смертью он что-то хотел сказать, позвонил, чтобы я побыстрее приехал, но не успел.
- От чего он умер ?\
- Сердечный приступ. Крепкий был старичок.
При этих словах огонь в камине вспыхнул ярче и осветил лицо Стригоцкого. Майскому показалось, что у собеседника обнажились клычки при улыбке, как у вампира. Хотя он был не из робкого десятка, но почувствовал себя неуютно и поэтому поспешил завершить разговор.
- Я вам вместе с птичкой баночку для корма подарю. Антикварная вещица-с, корейская, ручной работы. Папаша мой был наполовину кореец и любил всякие восточные штучки, – Собеседник опять захихикал.- Это как бы на память о нашей встрече.
Рука Стригоцкого, которую Майский пожал при прощании, была скользкой и влажной. У Святослава Анатольевича осталось ощущение, что он подержал холодную и рыхлую медузу. Ему показалось странным, что фамилия хозяина дома Стригоцкий никак не подпадала в разряд корейских, хотя, как тот сказал, отец его был с Востока. Скорее польская, еврейская, украинская или белорусская фамилия, подумал он и отложил эту информацию в долговременную память.
В это воскресное утро Толика ждал сюрприз. Проснулся он от какого-то непонятного бурчания, раздававшегося из прихожей. Голос был немного резкий и говорил скороговоркой, причем слова почему-то иностранные. Толик осторожно встал с постели, устроенной на лоджии, тихонько проскользнул мимо дивана, на котором спала, свернувшись калачиком, мама, и увидел большую клетку, на которую было накинуто покрывало.
- Это же жако! – сердце Толика запрыгало от радости. Он тут же представил, как они будут учиться разговаривать и он наконец-то сумеет разгадать язык птиц. Толик нетерпеливо снял покрывало и попугай громко закричал: - Scheie! Troll dich! Halt die Klappe!
- Мама, это какой-то иностранный попугай!? Что он говорит?
- Не знаю, сынок, - мама приподнялась на локте и улыбнулась сыну,- похоже на немецкий язык.
- Спасибо, родная, - сын подбежал и поцеловал в обе щеки еще теплую и разомлевшую ото сна мамочку.
- Благодари деда, это он нашел птичку и просил передать, что это за успешное окончание школы.
- Ура!! А как его зовут?
- Рембрандт, сокращенно Рем.
- Вот это да!! Это же знаменитый художник! И клетка у него большая. Что же нам делать с той, которую я нашел?
- Отдадим кому-нибудь, не волнуйся, не пропадет.
Раздался звонок и в квартиру вошел Святослав Анатольевич. Он пришел рано, несмотря на то, что было воскресенье. Они договорились с внуком пойти на рыбалку, а если что-то решено, то и должно быть сделано в лучшем виде, это их с дедом девиз. Обычно они ездили рыбачить в Казачку, Казачью бухту, район на западе Севастополя. Но на этот раз дед решил повезти внука на Ушакову балку. Там, на территории автошколы ДОСААФ (эта автошкола была еще до войны), есть причал, на котором обучали курсантов морской школы премудростям морского дела. Несколько лет назад нечистый на руку директор школы продал причал бизнесмену-ловкачу и теперь его использовали сугубо для состоятельных особ. Рыбаков на причал не пускали, но охранник был другом Майского и поэтому они с Толиком уютно расположились среди яхт и катеров.
- Деда, а что говорил попугай?
- Он ругался по-немецки. Кричал убирайся, заткнись и другие грубые слова. Надо бы его научить культурному обращению.
- Этим я и займусь. А почему по-немецки?
-Видимо учителя у него были немцы и вот они-то и научили его нецензурным выражениям. Как мне было сказано, попугай уже немолодой, возможно он жил здесь еще при оккупации. Когда вернемся, попробуем поговорить с ним и выяснить, кто он и откуда.
- А что такое оккупация?
- Это когда враг захватывает территорию и люди на ней живут до освобождения. Во время войны немцы оккупировали Севастополь, было дело.
Рыбалка в этот день была замечательной. Толик только и успевал снимать с крючков ставридку. Иногда попадались и окуньки. За полдня они с дедом надергали почти полное ведро. Обратный путь домой лежал через Ушакову балку. Дед рассказывал, как тут раньше, после войны, был парк культуры и отдыха, играл духовой оркестр, была танцевальная площадка, где молодые люди знакомились друг с другом. Вокруг цвели на газонах цветы, стояли скамейки, были проложены дорожки и вечером горели фонари. Теперь же то там, то сям были следы от пикников – выгоревшие пятна земли и пластиковый мусор, иногда встречались использованные одноразовые шприцы, в районе проживали наркоманы. Когда они прошли добрую половину пути, вдруг в одном из кустов послышалось громкое шуршание, раздался крик птицы и оттуда выскочил рыжий облезлый кот. Морда его была в перьях и он, увидев людей, испуганно затрусил бочком в сторону от них. Толик кинулся к кустам и достал оттуда раненую птичку. У нее было повреждено крыло и она жалобно пищала. Нежный серый комочек, едва заметный в листве, он испуганно прятался в ладонях у Толика.
- Это певчая птичка славка, - сказал дед,- Тебе повезло, птаха, мы спасли тебя от гадкого кота.
- Я его вылечу, славку.
- Почему его, а не её? Почему ты решил, что это мальчик?
- Не знаю, но мне кажется, что только мальчишки могут так смело драться с огромным врагом.
- Думаю, что и девочки могут быть смелыми, как, например, твоя подруга Руслана.
- И то верно. И все-таки это мальчик.
Дома Толик тщательно обследовал птицу. Она сидела смирно и как будто понимала, что ей хотят помочь. Все складывалось удачно, крыло оказалось целым, но все-таки Славке, так её назвал Толик, крепко досталось от кота. Он аккуратно смазал те места, где были царапины, зеленкой (есть такое лекарство, им даже маленьких детей лечат) и посадил Славку в свободную клетку. Теперь у него было две птицы, и обе – говорящие. Только вот каждая на своем языке.
Утром следующего дня вместо будильника Толика разбудила красивая трель. Это Славка сообщал, что у него все в порядке, он встречает рассвет и пора в школу. Попугай Рома вторил Славке какими-то ругательствами на немецком языке вперемешку с русскими словами. Чтобы прекратить эту вакханалию Толик перенес клетку со Славкой на балкон и накрыл покрывалом. Рем остался в квартире и мгновенно замолчал, видимо испугался быть наказанным, как Славка и задумался о своем поведении.
В школе на переменке он разыскал своих друзей – Сапера и Русалку, Русю, так звали ребята Руслану за то, что она классно плавала и ныряла глубже всех – и рассказал о последних событиях.
- Что же,- со свойственной ему рассудимостью и спокойствием сказал Сапер, - теперь мы точно сможем начать расшифровывать птичий язык.
- Но как? – спросил Тока.
- Руся знает немецкий, она сможет перевести, о чем говорит Рома. А попугаи, как известно, повторяют то, что они слышат. Рома, услышав о чем сообщает Славка, будет повторять, но на своем языке. Мы зафиксируем на видео, как поет Славка и о чем говорит Рома и будем сопоставлять. При неоднократном совпадении можно будет с большой долей вероятности говорить, что попугай перевел трель на свой язык. Понятно?
- Сап, ты гений!!
- Не надо меня перехваливать, мне достаточно Нобелевской премии, ведь это будет открытием века, - спокойно ответил Саша.
Не откладывая, ребята приступили к эксперименту. Почти целый месяц они ежедневно записывали на видео птичьи разговоры и затем переносили их в компьютер.
Было холодное осеннее утро, туманное, с мелким противным дождиком – обычное явление в этих краях. Володя Кимман, или среди сверстников Ким, со своим отцом Борисом осторожно крадучись шли по лесной тропинке через границу между Панской Польшей и Советской Россией. В том далеком 1939 году Белоруссия была разделена между двумя государствами и белорусы не считали себя гражданами ни той, ни другой стороны. Для них это была своя земля, где жили предки, и они старались сохранить обычный уклад жизни, зарабатывая нелегким крестьянским трудом на хуторах и в небольших городках. Но для того, чтобы выжить иногда приходилось и преступать закон, носить контрабанду – спирт, сигареты, продукты в страну Советов, а оттуда золото, пушнину.
Родился Кимман Вовка в небольшом белорусско-польском городке Браславе, на границе с Литвой и Советской Россией. Его мать, кореянку, красавицу Тиен, по-русски Таню, Борис привез из Манчжурии, куда ездил намывать золото. Злые языки утверждали, что девушка колдунья и приворожила еврея Бориса. Первоначально основным источником существования семьи Кимман была, как и у почти всех других жителей городка, рыбная ловля. Рядом были огромные озера и отец, освоив ремесло рыбака, на заработанные от продажи рыбы деньги и в придачу золотишко, привезенное с Сибири, собрал небольшую артель. Но счастье рыбацкое во многом зависело от погоды и случались голодные времена, когда рыба уходила на глубину. Поэтому Борис Кимман решил перейти на более хлебное, по его пониманию, занятие – контрабанду, и понемногу привлек к этому сына-подростка. В основном они тайными тропами ходили в Россию. Вот и сейчас они, пройдя уже почти через кордон, готовы были радоваться, что злая участь быть арестованными их миновала. Отец первым подошел к небольшому, покосившемуся от долгих лет, с соломенной в проплешинах крыше, домику, где они обычно прятали свой товар, чтобы потом перенести его к красным и продать подороже. Вова остался сидеть неподалеку, посматривая вокруг, чтобы польские пограничники не смогли их схватить. Из домика вышел дед и только он что-то сказал отцу, как прямо словно из под земли, возле них возникли солдаты. – Беги, сынок, - крикнул Борис. Вова зайцем стал петлять среди кустов, но когда услышал выстрелы, понял, что в него могут попасть, убить. А в шестнадцать лет так не хотелось умирать и он, подняв вверх руки, пошел навстречу пограничникам.
Их поместили в душную и тесную камеру, где, из расчета на десять человек, находились в три раза больше арестантов. Молодые и пожилые, некоторые из них уже несколько месяцев ждали своей участи. Грязные, немытые тела издавали запах, от которого резало в глазах. К нему добавлялся аромат портянок и отхожего места под названием «параша». Как только они вошли в камеру, по людской массе прокатилась волна осуждающего вздоха, мол и так нечем дышать, а тут еще этих добавили. Мысли о том, что париться здесь придется долго, Вове настроения не придали. Но как-то надо было выживать и он начал активно устраиваться на ночлег, обходя по периметру камеру. В дальнем углу от двери, неподалеку от зарешеченного толстенными металлическими прутьями окна, Вова вдруг заметил, что встал старичок и пошел к параше. Он мгновенно метнулся на освободившееся место, так как было ясно, что второго такого шанса может и не представиться. Только он приземлился, как на него сверху упало тело – такой же прыткий арестант решил занять место под солнцем.
–Ша, мелюзга,- произнесло тело, - подвинь коры и не елозь по шконке.
Соседом Вовы, спустившимся вслед за ним, оказался его ровесник, щуплый, с бегающими глазками и суетливыми ужимками паренек. Он был настолько мелкий, что уместился рядом, и во всем его поведении было видно, что ему тоже страшно, но он пытается спрятать страх за развязной бравадой.
- Ты чего это, парень? Я первый место занял. Хотя тут и на двоих хватит, - миролюбиво отреагировал Вова и протянул руку для приветствия, - Ким.
- Рева,- ответил тот и звонко шлепнул по Вовиной ладони, как бы давая понять, что он бывалый и тертый кент и ему всё нипочем.
- Ты это за что сюда залетел? – поинтересовался Вова и ответом ему был быстрый подозрительный взгляд колючих голубых глаз.
_ Слушай, Ким, и запоминай, шо я тебе зараз имею сказать, - в приблатненной манере отреагировал юноша, - Здеся совершенно усем наплевать на других и нихто не спрашует по делам другого. Усек. Шел я по улице и меня замели лягавые, да ни за шо.
Так состоялось знакомство Киммана Вовы и Ревтовича Игоря. Рева был из простой белорусской семьи, где росли пятеро детишек и на заработок механика паровозного депо и уборщицы всех прокормить было проблематично. Вот и стал пацан приворовывать да перепродавать украденное. Жидкие редкие русые волосы, большая залысина на лбу, широкий, пятачком нос с растопыренными ноздрями и узкие щели глаз придавали Игорю вид поросенка и поэтому среди сверстников его звали Кнур.
Ребята быстро нашли общий язык и уже через пару часов они обсуждали, как будут действовать, когда выйдут из тюрьмы. Вдруг дверь отворилась и зычный голос прокричал, - Кимман Владимир, на выход.
Когда его привели на допрос, польский офицер, мужчина лет сорока пяти, худой, с металлическим неприятным голосом и резкими движениями, спросил вдруг на чистом русском, - Жить хочешь, щенок? –
Такого оборота событий Вовчик никак не ожидал, он думал, что его, по малолетке, поругают и отпустят, предупредив, чтобы так больше не делал. Судьба папаши его волновала в последнюю очередь. Он понял, что надо давить на жалость и громко расплакался. Вытирая сопли и текущие горячими ручьями слезы, он запричитал, моля о пощаде и упал на колени. В его воплях можно было разобрать, что он не хотел бегать за границу с контрабандным спиртом и шмотками. Это всё ненасытный папаша, повторял он, и тут же рассказал обо всех тайниках, тайных тропах и хуторах, где укрывались в ожидании удобного момента их подельники.
Поляк продиктовал протокол сидящему в углу солдату, затем заставил Вову подписать его, что-то сказал писарю по-польски и тот немедля вышел из комнаты. Повисла угрожающая тишина, которая давила на арестанта до боли в зубах и вызывала щемящее чувство где-то в районе нижней части живота.
- Мне нужны такие парни, как ты. Умные, хитрые, пронырливые,- поляк наклонился над Вовочкой и посмотрел прямо в глаза. От этого взгляда у того в животе еще больше забурлило и свело судорогой. Ему очень захотелось в туалет.
- Пойдешь к русским и посмотришь, много ли военных на границе. Найдешь людей, которые недовольны красными, узнаешь фамилии активистов, коммунистов. Будешь работать на меня.
Для закрепления «дружбы» с поляком Вова написал расписку, что готов сотрудничать с польской контрразведкой, дефензивой или как ее называли профессионалы – двуйкой. С избранием псевдонима пришлось повозиться и в конце концов остановились на кличке «Карась», увязав с любовью Вовы к рыбалке. На прощание поляк строго настрого запретил рассказывать кому-либо о том, что был арестован. Вова вернулся домой, а папаша его так и канул в неизвестность. К осени следующего года агент «Карась» уже сделал несколько ходок в Россию, совмещая контрабанду и шпионаж. Однажды он попал в перестрелку с красноармейцами и только благодаря нагану, который ему вручил поляк, он, ранив одного из пограничников, сумел улизнуть обратно. Но в сентябре того же года Красная Армия вошла в Браслав и это означало, что «Карася» в любой момент могут арестовать и расстрелять как агента контрразведки. Поэтому Вова Киммен решил бежать и как можно дальше, и тут ему подвернулся счастливый случай – его призвали в армию, Красную непобедимую. И направили служить на Черноморский флот, в славный город Севастополь. Радости не было предела.
Крым. Разве Вова мог предположить, что где-то есть Черное море, пальмы, голубое во всю глубину небо и теплый-теплый ветерок. А еще солнышко, днем жарко припекающее, от него расслабляешься и не хочется двигаться, а вечером вся эта энергия начинает бурлить в молодом теле, глаза смотрят на фигурки девушек, их отрытые ноги и шеи… И несмотря на то, что Кимман целый день занимался благоустройством и ремонтом аэродрома Южный, называемого еще Херсонесский маяк, у него хватало сил и на личную жизнь – погулять в увольнительной с девушками, покупаться в теплом море. Целыми днями они ремонтировали и строили взлетно-посадочную полосу, монтировали заградительные и маскировочные сооружения, устраивали бетонные капониры. Начальство заприметило старательного паренька, который после смены частенько заглядывал к механикам, его тянуло к самолетам. Однажды командир части вызвал Вову и прямо спросил, - Хочешь летать?
- Так точно,- звонко и с нескрываемой радостью ответил он.
- Готовься, буду ходатайствовать о направлении тебя в Качинскую летную школу.
Такого поворота событий он никак не ожидал. Вовчику вспомнились ночные вылазки с контрабандистом-папашей, польский офицер, испуганные глаза матери, когда он вернулся после ареста как ни в чем не бывало, а отец пропал без вести. Это было как страшный сон и вот он, молодой и сильный, скоро взлетит в небо! Старинная, известная на всю Россию авиашкола в поселке Кача, что под Севастополем, готовила настоящих асов. Об учебе в ней можно было только мечтать. Однако Кимману удалось проучиться в ней только пару месяцев, как началась война. Первый удар ночью 22 июня фашисты нанесли по Севастополю, рассчитывая уничтожить его с лица земли. «Карася» вместе с другими курсантами вернули с поселка Кача под Севастополь, опять на Херсонесский маяк. Буквально за пару дней до отправки Вова познакомился с девушкой-морячкой по имени Полина. Ярко рыжая, с веснушками даже на губах, крепкая ногами и в плечах, как многие девчонки, выросшие у моря, она загорала с подружкой и на нее нельзя было не обратить внимание, сверкающую огоньком среди камней. Молодые люди сразу понравились друг другу и при расставании, прямо как в кино, договорились писать письма. Из писем Вова узнал, что Полина работает в Качинском поселковом совете секретарем-архивариусом. Живет у родителей, недавно закончила школу и мечтает после войны стать юристом. В письмах девушки иной раз проскакивали нотки недовольства своей судьбой, мол, проживаю в дыре, мало платят, хочу шикарной жизни и много денег. Для этого она всеми силами стремилась переехать в Ленинград, где жила ее сестра-близняшка Светлана. Обида и зависть сквозила даже в том, что Светлана была талантливой художницей и училась в Академии.
Война вскоре добралась и до Херсонесского маяка. Фашисты все чаше стали бомбить аэродром и во время этих бомбежек у Вовы, как говорят, душа уходила в пятки. Он свято поверил в силу вермахта, в несокрушимость немцев. Особенно его поразило то, как фашисты расправились с мирным теплоходом «Армения», вывозившим из осажденного города жителей. Погибло почти десять тысяч человек! Это почти в десять раз больше, чем на «Титанике» !!! Дети, женщины и старики. И «Карась» решил бежать. Он с самого начала войны принял для себя решение бросить военную службу, но уйти просто так не входило в его планы. Ему хотелось, чтобы рядом была Полина, которую он вроде как уже успел полюбить, а точнее с ней ему было комфортно, а для этого нужны были деньги.
Вообще-то в стране Советов о деньгах старались не упоминать часто. Больше внимания уделялось патриотизму, воспитанию нового человека, физически выносливого и преданного идеалам строителя коммунизма. Однако Владимир Кимман был воспитан в другой, как говорили, буржуазной среде. Он рано познал, как можно одну вещь купить за гроши, а перейдя через границу продать втридорога. И затем прогулять, промотать барыш. Поэтому он заранее искал источник дохода и ему помог случай. С самого начала войны к ним в часть несколько раз приходил пожилой еврей. Как выяснилось, он просил командиров, да и просто военных моряков, перевезти его семью на материк за деньги. В Новороссийск или еще куда-нибудь, где бы они смогли бы скрыться от фашистов. Это и решило дальнейшие действия «Карася».
В тот день он увидел мужчину, или как его окрестил «Карась» жида, в очередной раз пришедшего в часть. Его появление совпало с авианалетом фашистов, и вокруг началась суета, падали бомбы, звучали команды к бою, били зенитки. Мужчина был вынужден покинуть часть как можно скорее, хотя быстро двигаться в его возрасте было нереально. Вова воспользовался неразберихой и под шумок выскользнул вслед за ним. Еврейская семья проживала неподалеку от аэродрома, в балке, в отдельном доме, уходящем как бы немного в землю. Это были дома-дачи, вокруг росли фруктовые деревья, раскинулись кусты сирени и вился виноград. Сверху Вове мужчина был хорошо виден и когда тот подошел к двери дома, «Карась» взял камень и со всей силы бросил ему в голову. Мужчина вскрикнул от боли и упал навзничь. Грабитель украдкой подбежал к лежавшему, убедился, что тот не дышит, и оттащил его в кусты. Там, в кустах, он для верности собирался свернуть лежавшему шею, однако, обнаружив золотую цепочку и крест на груди, оттянул тело подальше и, сняв украшение, одел крест на себя. Найти ключи от дома в кармане у убитого не представляло трудностей, а вот с поиском денег и драгоценностей пришлось повозиться. Но у Вовы был богатый опыт по устройству тайников и уже через час он, переодетый в гражданскую одежду, которую нашел в чулане, шел по дороге на Качу к своей Полине.
Полина Брюшкина с раннего детства стеснялась своей фамилии. Особенно ей досаждали одноклассники, называя ее Брюхо. Поэтому к окончанию школы у нее уже сложилось твердое решение либо побыстрее выйти замуж и сменить ненавистную фамилию, либо устроиться на работу туда, где оформляют личные документы и подделать фамилию на более благозвучную. Вот почему она в один прекрасный день оказалась в кабинете председателя Качинского поселкового совета и тот, не устояв перед чарами рыжеволосой откровенно заигрывающей девушки, определил ее на работу в архивариусы, уволив мать двоих детей. Полина не испытывала чувство вины перед предшественницей, тем более, что роман с председателем она умело совмещала с далеко идущими планами в отношении Володи Киммана. Его появление в поселке она встретила одновременно с радостью и огорчением. Через пару дней их вместе с архивом должны были эвакуировать на материк, и она боялась потерять родителей, остаться одной где-то там, далеко, на просторах огромной России. Вова сумел её убедить в том, что их ждет светлое будущее, показав деньги и драгоценности, умолчав об их происхождении. Он попросил Полину оформить для него поддельное свидетельство о рождении, изменив фамилию и отчество, объяснив просто – придут немцы, пригодится. К вечеру следующего дня он стал Киммелем Владимиром Бруновичем, рожденным от отца – немца и матери – татарки. И помолодел на полтора года. Сбежав из Качи, молодые люди поселились на окраине Инкермана в заброшенном доме неподалеку от реки Черная. Из всех пожитков, которые забрала с собой Полина, особую ценность представлял попугай и несколько натюрмортов, копий с картин знаменитых художников, написанных Светланой. Попугай тоже был светиным наследством, перед отъездом в Ленинград его подарил девушке молодой моряк в знак глубокого расположения. Сестра очень просила сберечь птицу, намереваясь на летних каникулах приехать в Крым и забрать подарок.
Однажды ранним летним июльским утром в окно этой парочки кто-то постучал. Выглянув, Володя обнаружил изможденного мужчину, который еле держался на ногах. Они с Полиной внесли его в дом и положили на кровать. Оказалось, что красноармеец шел из Инкермана, где они с отрядом отбивали фашистские атаки, укрепившись в бывшем пещерном Свято-Клементьевском монастыре.
- Я вижу, что у вас крест, вы человек верующий, мне надо вам кое-что сказать.
- Полина, выйди, пожалуйста, на улицу, мне надо поговорить, - попросил Володя.
Красноармеец заговорил.
- Я, как и вы, тоже верую в Бога, и скрывал это от красных командиров. Мне осталось недолго жить и поэтому я буду краток. В пещере, где находился монастырь, спрятана утварь для проведения богослужений и иконы. На обратной стороне моей гимнастерки нарисована схема проходов в пещеру и указано место, где спрятаны золотые дароносица, потир, лжица, запрестольный крест, другая евхастерическая утварь. Прошу вас, сохраните эти драгоценности и передайте нашей святой церкви.
С этими словами боец перестал дышать. Сняв с бойца гимнастерку, Володя запихнул тело в угольный мешок и позвал Полину. На удивленный вопрос, почему он так поступил, Вова злобно ответил, что это надо для того, чтобы не привлекать внимание посторонних, когда они будут хоронить тело бойца. Теперь перед ним стояла задача перепрятать церковное имущество. Те драгоценности, которые он украл у евреев, Ким закопал неподалеку от дома и теперь он планировал перенести все сокровища в катакомбы на Казачьей бухте, о которых он слышал от сослуживцев, когда строил аэродром Херсонесский маяк.
Вскоре в Севастополь вошли фашисты. Город был в руинах. Для того, чтобы хоть как-то прожить, Полина, благодаря пусть слабым, но знаниям немецкого языка, устроилась на работу в комендатуру летной части в Казачьей бухте. Затем она пристроила Владимира кладовщиком на продовольственный склад и они переселились поближе к месту службы в домик на Камышовой бухте. Все чаще Владимир стал замечать, как Полина уединяется с комендантом аэродрома в гостинице для офицеров. Он делал вид, что не замечает этого. Время шло и отношения между ними охладели, Полина перебралась на жительство в гостиницу для офицеров, а попугая и картины перенесла к себе на работу, в приемную коменданта.
Весной 1944 года уже была отчетливо слышна канонада артиллерийских орудий. Это наши войска били фашистов, бои подкатились к Севастополю. Однажды вечером Полина, разыскав после работы Владимира, рассказала ему об услышанном разговоре. К ним в часть прибыл самолет с особо ценным грузом. Причем комендант указывал начальнику охраны на ценность груза в буквальном смысле – это золото и драгоценности, награбленные на Кавказе, которые надо было вывезти в Германию. Они прибыли на двух бомбардировщиках и их надо было переместить в подземный склад до прибытия подводной лодки. И молодые люди решили захватить эти сокровища.
Песни птиц продолжали будить Толика по утрам. Он и его друзья оборудовали почти научную лабораторию на балконе у Окатовых. Установили видеокамеру, запись велась прямо на компьютер. Клетки обеих птиц были поставлены таким образом, чтобы они видели друг друга и при этом одновременно можно было бы записывать, как они разговаривают. К видеокамере было прикреплено устройство, которое включало запись при птичьих звуках, в связи с этим ту часть балкона, где размещались клетки, ребята постарались изолировать от шумов с улицы с помощью пенопласта.
Перед началом работы они собрались и стали решать, как распределить роли и с чего начать. Несколько лет назад, начитавшись приключенческих книг, ребята решили создать свою команду и придумали ей название «Торуса» - аббревиатура от Токена, Русалки и Сапера.
- Ребята, нам нужен хороший комп, объем информации большой, а я работаю над сложной программой с помощью которой смогу расшифровать разговоры птиц, – сообщил Сапер.
- Мне кажется, дед нам поможет, у него есть знакомые компьютерщики, - Тока уже продумывал, каким образом можно обработать массив информации и понимал, что своими силами им не справиться. – Надо будет еще и криптографа подключить.
- У меня есть хорошая новость, - Руся перешла на таинственный шепот, чтобы придать моменту особую торжественность,- я просматривала записи и кажется нашла несколько слов, которые повторяются, когда Славка разговаривает с Ремом.
- И что это за слова? – в один голос выпалили Тока и Сапер.
- Спасайся или опасность – это раз. И пища, кушать – это два.
- Ну-ка покажи, плиз, где это.- и ребята, усевшись за компьютер, стали нетерпеливо пролистывать файлы с видеозаписями. Дойдя до нужного места, они внимательнейшим образом по нескольку раз прокрутили видео и убедились в правоте слов Русланы. На балконе ребята установили телевизор и включили программу, посвященную природе. Действительно, когда Славка видел кота или хищную птицу, он издавал короткий свист и Рем кричал «Achtung», обе птицы как бы укрывались в своих клетках. Похожее поведение было у них, когда подходило время кормления. Это были первые успехи юных детективов. И все-таки помощь деда ребятам понадобилась. Компьютер Толика не мог справиться с задачей по анализу звуков и поведения птиц. Таким образом, дед был принят в состав команды «Торуса» после прохождения обряда посвящения. Для этого он внес в общую копилку символическую сумму в 200 рублей и в присутствии своих новых товарищей произнес клятву верности идеалам организации. Сама процедура происходила в штабе, в заброшенном доме на Троицких воротах, после которой новичок должен был обязательно отработать три дня по ремонту помещения. Старая деревянная полуразвалившаяся дача на склоне балки была практически незаметна как с моря, так и для рыбаков, спешивших ранним утром занять место среди пришвартованных к пирсу больших кораблей торгового флота. Двухскатную крышу укрывали толстым покрывалом зелени плетущаяся лиана, хмель и виноград, перед небольшой дверью и окошечком у входа выросла могучая крымская сосна с разлапистыми ветвями и длинными иголками. Поэтому домик больше походил на зеленый холм, к которому вела небольшая тропинка вдоль забора, отделяющего железнодорожные пути, по которой ходила электричка.
К середине лета у «торусов» была уже целая таблица звуков, произносимых Славкой в беседах с Ремом. Из этой таблицы можно было составить предложения для управления разговорным процессом между птицами. Благодаря связям деда был изготовлен прибор, с помощью которого можно было имитировать звуки трелей птицы, причем управлять их звучанием. И вот в один из июльских дней Токен предложил, - Давайте спросим через Славку у Рема почему он разговаривает по-немецки. -Толик установил прибор рядом с клеткой Славки и начал составлять обращение к нему от имени людей. Следует сказать, что Славка оказался на редкость умной птицей и очень легко поддался дрессировке. Он каждое утро приветствовал Толика восклицаниями «Доброе утро» в виде коротких и мелодичных трелей, когда Токен возвращался домой, говорил ему «Здравствуй», когда хотел кушать – просил семечек и таким образом постепенно они начали разговаривать с использованием уникального прибора. Этот аппарат не только переводил человечески язык на птичий щебет, но и действовал в обратную сторону, трели становились словами.
- Славка, поговори с Ремом, - обратился Толик к птице.
- Хорошо, о чем? – ответила птица.
- Спроси его, где он жил, когда был маленьким.
- Попугай говорит, что жил у одной девочки, которая его любила, кормила. Затем эта девочка отдала Рэма другой девочке, которая держала его дома, затем в какой-то комнате, где было много людей и они курили. Эта девочка была плохая, часто забывала о Рэме А затем произошло ужасное, ее убил какой-то мужчина, который делал девочке больно, а она кричала «Архип, Архип», а он кричал «Золото, золото».-
- Спроси, что было дальше?-
- Дальше человек, который убил девушку, забрал его к себе и все время спрашивал про какое-то золото. А теперь он живет у хорошего мальчика и дружит со Славкой, или, как сам Славка себя называет, Тот, Который Любит Солнце.
Так ничего и не поняв про золото, ребята продолжили совершенствовать программу и прибор. В один из вечеров Толик сидел у себя на лоджии и вдруг услышал взволнованный крик попугая. – Архип! Архип! Он вбежал в комнату и увидел, что Рэм смотрит передачу по телевизору о русских художниках, посещавших Крым. Токен тут же залез в Интернет и погуглив, выяснил, что Архип это ни кто иной, как Архип Иванович Куинджи, уроженец Мариуполя, известный русский художник, неоднократно бывавший в Крыму. В балке Тартир, между Кацивели и нынешней Понизовкой, располагалась дача Куинджи, получившая название Мятный овраг. Но почему так взволновался попугай? Оказалось, что Рэм, увидев картинку, вспомнил свою первую хозяйку Свету Брюшкину, которая написала копию этой картины и подарила сестре Полине. Может что-то связано с этой картиной?
Толик срочно созвал совет «Торусы». Когда ребята собрались в штабе, он подробно рассказал о картине и реакции попугая.
- Надо выяснить, как выглядит эта картина и, возможно, она есть у бывшего хозяина попугая? – сказал Сапер.
- Но как мы узнаем, что это именно та картина и как попадем в дом к хозяину попугая? – спросила Руся.
- Думаю, что дед поможет нам, он все умеет и много знает, - уверенно ответил Токен.
Уже через час Святослав Анатольевич был в штабе, где ребята бурно обсуждали события последних дней.
- Ребята, - Майский внимательно осмотрел долгим взглядом присутствующих, - предлагаю найти копии всех картин, которые написал Куинджи в Крыму и показать их попугаю. Он сам нам укажет на искомую.
- А дальше? - в один голос выдохнули Толик и Руслана.
- А затем мы подключим Славку. Вы же умеете с ним разговаривать? Тогда объясните, что нужно попасть в дом к Стригоцкому и найти эту картину.
- Здорово придумал дед, - Толик от гордости за родственника даже привстал и прошелся по комнате, потирая руки от нетерпения сделать это побыстрее.
Уже на следующий день в комнате Окатовых опять собралась вся команда и репродукции картин Куинджи лежали перед попугаем. Рем сразу узнал одну из них под названием «Ай Петри» и громко закричал, - Архип! Архип! Однако дед показал всем рукой знак «Молчать» и озвучил другую картину – «Берег моря». Ребята молча переглянулись, однако, приученные к тому, что надо выполнять просьбы Майского, не стали обсуждать произошедшее. Лишь только тогда, когда всей компанией они вышли на улицу, Святослав Анатольевич объяснил свои действия мерами предосторожности. Оказалось, что при продаже попугая Стригоцкий подарил дорогую антикварную коробочку не просто так. Из всего поведения было видно, что бывший хозяин птицы не склонен к шикарным подаркам, а тут такой жест. Поэтому Майский отнес шкатулку к своим друзьям из контрразведки и они определили, что в нее был вмонтирован радиомикрофон. Причем изделие могло работать бесконечно долго, потому что в крышке находилась солнечная батарея. С этим и были связаны странные с точки зрения ребят действия разведчика. Шкатулку с микрофоном им подсунули не случайно. Видимо Стригоцкий хотел узнать какой-то секрет, связанный с птицей. Вот и решил Святослав Анатольевич повести бывшего хозяина попугая по ложному следу.
Узнав о том, что в Севастополь фашисты привезли большую партию золота и драгоценностей, Ким стал обдумывать, каким образом он сможет их заполучить, чтобы потом, после войны, стать богатым человеком. Делиться с Полиной не входило в его планы, но и узнать у нее, где спрятаны сокровища, было нелегко. Девушка понимала, что фашисты бегут из города и стала тоже готовиться к побегу. Для начала она перенесла все вещи и попугая из приемной к себе в гостиничный номер, аккуратно сложила чемодан и искала способ проникнуть на один из кораблей, отплывающих в Германию или еще куда-нибудь подальше от войны. Для этого она старалась как можно сильнее повлиять на коменданта, разыгрывая влюбленную девицу. Иногда они закрывались в кабинете и целовались и вот в один из таких дней, когда они предавались любовным утехам, коменданта срочно вызвали по телефону. Полина осталась одна в кабинете и стала читать лежащие на столе документы. Ее внимание привлекла набольшая папка, на которой было написано «Строго секретно», а в ней лежала единственная телефонограмма. Как следовало из текста, «Одиссей» находился в Севастополе и там указывались точные координаты. Полина поняла, что речь идет о сокровищах, потому что накануне она подслушала разговор коменданта с начальником охраны о прибытии двух бортов с драгоценностями. Схватив карандаш, она быстро записала цифры и убралась из кабинета. Вечером того же дня к ней нагрянул в гостиничный номер Вова. Разговор зашел о золоте.
- Ты узнала, где немцы спрятали золото?- голос Киммана дрожал от нетерпения и злости на то, что он зависит от девушки, которая предпочла его другому.
- Думаешь, это так просто? Они что, дураки рассказывать каждому встречному, где спрятали награбленное!?-
- Считаешь меня идиотом? Я же видел, как ты обнималась с комендантом! Ну-ка, давай рассказывай, где золото!- при этих словах он с силой толкнул девушку, та сделала шаг назад, споткнулась, упала и ударилась затылком об угол комода, стоявшего у стены. Из раны потекла кровь и Вова, склонившись над ней продолжал повторять, - Где золото?
- Архип, Архип…- несколько раз повторила она и перестала дышать.
- Архип, Архип, золото, золото, - закричал попугай, который все это время наблюдал за людьми.
Кимман обыскал всю комнату, но так и не нашел что-либо, что могло подсказать, где искать украденные фашистами сокровища. Со свойственной ему деловитостью он собрал всё, что, по его мнению, могло представлять ценность и, прихватив попугая, покинул помещение. Возвращаться на Херсонесский маяк было опасно, бои уже шли практически на подступах к Севастополю, и Вова решил отсидеться подальше от мест, где его могли опознать как предателя, служившего фашистам. Он решил вернуться в Белоруссию, тем более, что старые документы он сохранил и стал теперь опять Кимман Владимир Борисович. В тот же день он бежал из города. «Карась» давно готовился к побегу, поэтому оборудовал в горах небольшой схрон среди двух скал, натащив туда продуктов и воды. Единственное, что его волновало – это птица. Попугай мог в неудобный момент закричать и выдать таким образом место, где он прятался. Убить птицу он не мог, а вдруг она знает, где золото. И тут он вспомнил прием, которым мать заставляла замолкать кошку весной, когда та своим криком зазывала котов. Она обливала кошку водой и та на некоторое время, пока обсыхала и облизывалась, молчала. Вова старательно стал обливать попугая водой и это имело результат – птица молчала, сидя нахохлившись обиженно в клетке. Так прошло больше месяца и Ким решил вылезти из своей норы. Все это время он старался наладить контакт с попугаем, кормил и разговаривал с ним, но так ничего, кроме имени Архип, он от птицы и не услышал. Оставалось только забрать Рэма с собой в Белоруссию и там уже выяснить, где же все-таки спрятаны драгоценности. Больше месяца Вова добирался на перекладных до Браслава. И если бы не попугай, трудно ему пришлось бы в пути, птица ему помогала. Люди охотно делились хлебом и кровом с беженцем, у которого такая необычная птичка, единственное, как он говорил, что осталось у него от погибшей семьи.
История с убийством девушки сильно потрясла Токена и его товарищей. Ребята решили во чтобы то ни стало разузнать, кто же этот человек, который за золото готов убить и о каких драгоценностях идет речь. Толик поделился с дедом результатами беседы с попугаем.
- Знаешь, внук, мне мои коллеги рассказывали, что буквально накануне освобождения Севастополя фашисты перевезли какой-то ценный груз с Кавказа. Операция проходила под кодовым названием «Одиссей» и о ней знал очень ограниченный круг людей. Как потом выяснилось, речь шла о награбленных драгоценностях, которые фашисты планировали вывезти из страны для того, чтобы обеспечить себе безбедную старость где-либо в Латинской Америке. Однако сведений о том, что это им удалось, не получено. Думали, что они затонули вместе с подводной лодкой. Выходит ценности действительно где-то здесь. Но как их найти, вот в чем вопрос?-
- Деда, а может нам птичка все-таки поможет? Надо внимательно послушать, что она рассказывает. Здесь возможно каким-то образом замешана картина Куинджи. Надо ее найти и может она станет ключом к разгадке тайны?
- Тогда приступай к обучению Славки, пусть он немного поработает, полетает и скажет, что находится в доме Стригоцкого.
Маленькая серенькая птичка внимательно слушала трели, издаваемые прибором, собранным ребятами. Это на редкость смышленое создание быстро смекнуло, что надо лететь в какой-то дом и найти картину с синими волнистыми полосами. Через несколько дней все «торусы» собрались на берегу Соленой бухты и под видом отдыхающих внимательно изучали подходы к дому Стригоцкого. Они отпустили Славку в полет, указав в какой дом надо проникнуть и стали ждать возвращения своего необычного помощника. Через час ребята начали волноваться, а когда уже прошло несколько часов, они поняли, что со Славкой что-то случилось и его надо выручать. Прибрежная полоса бухты была свободна для передвижения отдыхающих, заборы, загораживающие участки вокруг домов отступали метров на двадцать от берега. Не был исключением и дом Стригоцкого, во внутреннюю территорию которого вела вымощенная тротуарной плиткой тропинка шириной около метра. Тропинка доходила до калитки и дальше скрывалась за небольшим полисадничком, где стояли деревянная беседка с круглым столом посередине и скамьями, и банька с небольшой входной дверцей и оконцем. Во дворе цвели розы, пионы и еще какие-то вьющиеся по перголе цветы. Друзья договорились дождаться вечера и позвонили Святославу Анатольевичу с просьбой о помощи. К сумеркам Майский приехал вдвоем со своим товарищем, представив Владимира Николаевича как специалиста по открыванию замков. Коренастый, с крупными жилистыми руками, короткой стрижкой и мягкой уверенной походкой, он напоминал льва на охоте в саванне.
- Ну, рассказывайте, - попросил Майский ребят, и они наперебой начали описывать события с момента, как отправили Славку в разведку. Они галдели, пытаясь громкими репликами заглушить тревогу за птицу. Особенно это было видно у Русланы. Девушка с блестящими от неожиданно подкативших слез срывающимся на высокие нотки голосом спешно рассказывала, как они обучали Славку поиску картины.
- Может Славка заблудился, но мы никуда не уходили, все время по очереди дежурили возле клетки, - в конец расстроенная, она замолкла, и в вечернем воздухе повисла тишина, даже было слышно, как на другой стороне бухты собака постукивала цепью, вылезая из будки.
- Ну, что носы повесили, - Святослав Анатольевич понимал, что без помощи птицы им не обойтись, потому что идти в дом без разведки, а тем более не зная, какой будет результат, найдут ли они картину или нет, не имело смысла. И в этот самый момент послышался легкий шум крыльев и на плечо Толика опустился Славка, гордо объявив трелью, что он прилетел и ему есть, чем поделиться. Вот тут-то было радости! Дед с трудом сумел угомонить юных разведчиков, каждый из которых хотел погладить птицу и посмотреть, цела ли она, все ли в порядке.
Из рассказа Славки в доме был только один охранник, он же работник по дому. Утром, когда окна были открыты, наш герой залетел в дом и спрятался на первом этаже в каминном зале. Когда солнце немного поднялось и стало теплее, охранник закрыл все окна и включил кондиционер. Вот и стал Славка таким образом арестантом в доме с закрытыми окнами и ролл-шторами. Но с другой стороны полумрак в комнатах позволил ему незаметно перелетать из комнаты в комнату в поисках картины. Обнаружил он ее на втором этаже в кабинете на стене. Оставалось только ждать, пока наступит вечер и охранник решит открыть окна, чтобы подышать свежим воздухом перед сном.
- Мы с Владимиром Николаевичем пойдем за картиной, Славка нам покажет дорогу, а вы ребята оставайтесь здесь и ждите нас. Ведите себя тихо, постарайтесь не привлекать внимание.- Майский что-то прошептал на ухо своему напарнику и тот, завернув небольшую сумку в одеяло, попрыгал на месте. – Это чтобы не издавать лишних звуков, - объяснил он. – Александр, - обратился к Саперу Святослав Анатольевич (он всегда к нему так обращается, когда хочет подчеркнуть важность просьбы), - вот тебе радиостанция, она уже настроена, в случае какого-либо непредвиденного обстоятельства, сообщишь мне. Давай так договоримся, будешь сообщать условными фразами. Если увидишь, что кто-то возле дома ходит, говоришь «Скоро рассвет», если все нормально – «Ночь за окном». Запомнил?
Сапер утвердительно кивнул головой, он был как всегда немногословен. Ребята, конечно, очень хотели бы пойти с ними, но дисциплина есть дисциплина. Через несколько минут взрослые скрылись в ночи, прихватив с собой Славку и прибор для перевода его трелей. Вслед за ними поближе к дому выдвинулся Сапер, а Толик и Руслана остались ждать на берегу, неподалеку от яхт-клуба. Вечер выдался тихим и светлым, яркая россыпь звезд окаймляла полную луну, и было видно, как двое мужчин бесшумно прошли по дорожке и их тени мелькнули у входа в дом. Небольшая тень Токена виднелась возле беседки, он прижался к дереву, наблюдая за окнами и площадкой перед домом.
- Что-то мне тревожно, - тихо сказал Руслана, - может, я схожу за яликом, мы с папой ставим его как раз здесь на причале. На всякий случай поставлю его на берегу, вдруг понадобится.
- Подожди, Руся, ведь дед сказал никуда не ходить, ждать их возвращения, - неуверенно ответил Толик, и в его голосе можно было уловить, что он не против решения девушки. Ни слова больше ни говоря, она пошла в сторону яхт-клуба и скоро скрылась в темноте. Токен остался один и стал прислушиваться к звукам, доносящимся со стороны дома. В окне на втором этаже мелькнул луч фонаря, послышался приглушенный кашель Сапера и затем его голос, сигнализирующий по рации «Скоро рассвет». Через несколько минут от дома отделились две тени и быстро направились в сторону берега. К ним присоединился Сапер, а возле дома началось активное движение – появился яркий свет, несколько человек в камуфляжной форме бежали вслед за уходящей от дома троицей, отсвечивая им в спины сильным светом фонарей. Руслана к тому времени уже подоспела с яликом и беглецы, прыгнув в лодку, отчалили от берега и стали крепко налегать на весла. Все это происходило на глазах у Толика, когда он молча сидел возле клетки, продумывая пути отхода. В ночной тишине голоса мужчин были отчетливо слышны и тем не менее часть их разговора Толик улавливал с трудом из-за того, что сердце его громко стучало от волнения и страха. Один из них с сожалением сказал, - Вот же гады, все предусмотрели, и лодку подогнали. Ничего, мы их все равно найдем, далеко не уйдут, Севастополь маленький.- И все четверо повернулись и пошли к дому. В руках у них Токен заметил оружие, причем у двоих – автоматы. - Почему они вооружены? Почему не подняли шум и не арестовали деда с напарником? Что они делали на улице? Похоже, эти люди устроили засаду, - мысли юноши путались, и он судорожно сдерживал дыхание, чтобы не закашлять от волнения и не выдать себя. Немного успокоившись, он решил все-таки подползти к дому и более внимательно рассмотреть, кто эти люди и почему ведут себя так странно. Дед с напарником, Сапером и Русланой к тому времени уже были на середине бухты и, не спеша, повернув ялик вдоль берега, направлялись к яхт-клубу. Тихо прокравшись к дому Толик увидел, что на крыльце стояли и, переговариваясь, курили трое. По всей видимости, главным из них был полный широколицый мужчина, которого двое других заискивающе называли Сергеем Владимировичем.
- Сергей Владимирович, надо было их в доме схватить и в подвал, в пыточную.
- Ты что, дурак? Как бы я потом узнал, какую картину они ищут. Это хорошо, что забрали. Ничего, я знаю, где живет этот старый козел, мы еще посмотрим, кто умнее. Слышь ты, атаман казачий, ты куда смотрел, когда они на улицу выскочили? Я тебе где велел стоять?
Мужчина вышесреднего роста, широкоплечий, с седой челкой из-под шапки-кубанки, стоял, переминаясь с ноги на ногу перед толстяком и мял в руках нагайку. Усы у него топорщились от возмущения на такое обращение, но он покорно выслушивал брань рябого, брызгающего слюнями и трясущего чубчиком плешивых волос человека, явно младшего по возрасту.
- Ладно, Сашка, забирай своих казаков и иди домой. Вот вам за труды, - толстяк достал портмоне и вытащил несколько купюр, - понадобитесь, позвоню.
Вызвав третьего из дома казаки, распрощавшись, скрылись в темноте. Толик поспешил вернуться на условленное место и поспел во время, Майский и его спутники уже причаливали на ялике к пирсу. Святослав Анатольевич знаками дал понять, что все произошедшее они обсудят, когда приедут домой к нему. Машина Владимира Николаевича, черный «Мицубиши Гранд Чироки» стояла поодаль и он, договорившись о завтрашней встрече, быстро уехал. Троица «торусов», стараясь не шуметь, устроилась в машине Святослава Анатольевича, установив клетку со Славкой на переднем сиденье. Как только они отъехали на приличное расстояние, первым не выдержал Толик.
- Дед, а ты знаешь, что эти дядьки были вооружены? Причем у двоих были автоматы?
- Вот это новость! И что же ты еще сумел разглядеть, дорогой внучек?
- Одного, самого главного, зовут Сергей Владимирович, другого – Александр и он атаман казаков.
- Уж не этот ли Сергей Владимирович, что продал нам попугая? Как он выглядел?
- Да толстый такой, среднего роста, лицо круглое рябое …
- И короткая стрижка с челкой, говорит, брызгая слюной, - продолжил Майский.
- Да, да, это он. Сказал, что знает, где ты живешь, и собирается скоро наведаться. Что-то он мне совершенно не нравится.
- Сейчас, ребята. уже поздно, я отвезу вас по домам, а завтра мы обсудим, что и как нам дальше делать.- С этими словами Майский, ни слова больше не говоря, ускорил движение автомобиля и уже через полтора часа вернулся один в свою квартиру. Поставив на стол репродукцию картины Куинджи «Ай Петри», он долго и внимательно всматривался в пейзаж, размышляя, почему именно она так была дорога покойному Кимману и что кроется за всей этой тайной.
Семья Киммана еще до войны поселилась на северной окраине Браслава в небольшом, требующем ремонта, с соломенной крышей и небольшими окошками и немного покосившемся на правый бок домике, мало чем отличавшемся от соседних. Татьяна Кимман всю войну прождала пропавших без вести мужа и сына, зарабатывая тем, что обстирывала немцев и «бобиков», как в народе называли полицейских. Иногда она выходила с другими рыбачками на лодке, благо, что озеро Дривяты находилось неподалеку, и продавала улов, чтобы потом купить немного хлеба и керосина. Тихая жизнь ее была нарушена 3 июня 1942 года, в среду.
Накануне, приблизительно за месяц до этого, 5 мая, Татьяна Кимман, а точнее Тиен Ким, пригласила соседей, Лейбу Фишмана и его жену Сару на праздник Дня рождения Будды, или по-корейски Соккатханщиль. Татьяна не была глубоко верующей, иногда соблюдала обряды, молилась как умела, но вот на фоне войны и горя, которое она принесла, хотелось какой-то передышки, небольшой радости. Женщина сумела наскрести немного риса, сушеных грибов, огурцов и горького перца, курицу пришлось заменить рыбой. Пибимпап, так называют у нее на родине это блюдо. И, не смотря на то, что приготовленное Тиен сильно отличалось от классического варианта, они прекрасно провели время, много говорили, вспоминали довоенное время, мечтали о будущем, когда кончится война. Она даже спела им несколько песен на корейском и эта мелодия, удивительно легкая и немного грустная, унесла их в далекую страну, где было море и горы, цветы лотоса и воздушные шелковые одежды у девушек. На прощание супруги Фишман пригласили Татьяну к себе на праздник дарования Торы – Шавуот, который празднуется в первой декаде июня.
Утром 3 июня в дом к Татьяне ворвался «бобик», маленький, плюгавый, с бегающими глазками и жиденькими волосенками, совсем еще юнец, которого местные парни между собой называли Кнур.
- Слухай, тетка, ти ёсть жиды у доме? – рыская по сторонам глазами, спросил полицай.
- Ды адкуль жа им быть, одна я живу. А навошто табе?
И тут Татьяна услышала громкий крик, доносившийся из дома соседей, а затем выстрел, потом еще один. Подбежав к окну, она увидела, как двое полицейских выволакивают за волосы Сару и ее младшенького шестилетнего сына Иосифа, старший Мойша был уже во дворе и стоял с завязанными за спиной руками. Сара кричала «Убили, убили» и громко плакала, ей вторил Ося. Всех троих посадили на телегу и повезли в сторону леса. Татьяна вышла вслед за Кнуром на улицу и увидела целый людской поток, среди которого были и маленькие, еще грудные детки. Люди, сопровождаемые фашистами и «бобиками», двигались плотной колонной, и был слышен лишь сдавленный плач женщин да крик перепуганных младенцев. Над поселком нависла мрачная угрюмость. Не прошло и получаса после того, как последние в колонне удалились из вида, вдруг со стороны леса раздались автоматные очереди, крики людей и лай собак. Татьяна кинулась в соседский дом, не разбирая дороги стремглав, спотыкаясь и падая, бежала к Фишманам, чуя, что большое горе накрыло их тихий Браслав. – За что же, Господи? Почему именно они, эти тихие, трудолюбивые люди, должны так страдать? – пронеслось у нее в голове. Лейба лежал неподалеку от входа с открытыми глазами, кровь из груди и головы образовала большое красное пятно, от которого пахло смертью. Не помня себя, женщина принялась бинтовать тело, судорожно поворачивая его с бока на бок, разрывая на полоски откуда-то взявшееся полотенце. Слезы текли, но она не замечала их, только постоянно шептала, - За что, Господи? И только когда устала и бессильно опустила руки, вконец разрыдалась и заголосила, подвывая и некрасиво кривя рот. Ночью Татьяна похоронила Лейбу во дворе, поставив над могилкой православный крест из сколоченных из штакетника досок. С этого дня в ней как бы что-то перегорело и она перестала говорить, горе отняло у нее голос.
Когда через два года пришла Красная армия, радости не было конца. Люди плакали и целовались, дарили цветы солдатам, угощали их всем тем, что сумели сохранить тайком от врага: хлеб, вино, сало, бульба, другие «деликатесы» несли навстречу героям-освободителям. Татьяна тихо, беззвучно плакала, сидя у единственной фотокарточки, на которой они были всей семьей – муж Борис, она и сын Владимир. Она сидела на стуле и держала сына на руках, а муж стоял рядом, слева и, положив правую руку на плечо Татьяны, решительно смотрел в объектив, как бы говоря, что он и только он сможет защитить своих любимых от всех испытаний в их будущей счастливой жизни. Незаметно пролетел год и вторая волна радости большой победы достигла тихого Браслава, отгремел салют, отзвучали тосты за героев, за Родину, за Сталина и однажды летним утром в окно постучали. Женщина уже отвыкла от того, что к ней кто-либо приходил в гости, тем более по утру. Последний, или как говорят крайний, раз это были супруги Фишманы, царствие им Небесное.
- Хто там? – от испуга у нее прорезался голос, сердце ее почему-то замерло в ожидании новости, пока неизвестно, хорошей или плохой. – Адказывай, бо не адчыню?
- Так это же я, мама, Вовка, сын твой, - голос был родной и настолько долгожданный, что она не могла поверить в обрушившееся на нее счастье.
- Вова, Вовочка, сыночак мой родненьки, зараз почакай, - руки от волнения тряслись и никак не могли выдернуть крючок из щеколды, глаза застелила слезная влага, она обтерла их быстро платочком.
В хату вошел мужчина, неся с собой клетку с попугаем и чемодан. Да, это он, ее сын, Вова, Вовочка, которого она ждала столько лет, думая о нем, переживая, где он, жив ли, как его здоровье, накормлен ли. По нему было видно, что не голодал, одет прилично, гладкое лицо и ухоженные руки, может в начальниках служит. За суетой радостной встречи часы пролетели незаметно и уже начало смеркаться, когда Вова, вернувшись в очередной раз со двора, где курил, в хату, спросил у мамы, видит ли она кого-либо из его бывших друзей. Лицо женщины сразу помрачнело и она только ответила, - Кнур.
- А где его можно найти? Кем он сейчас стал?
- Не ведаю. Ён бывае на базаре, там я яго бачыла.
Уже к полудню следующего дня Вова Кимман направился на местный рынок поглядеть, чем народ торгует и, по возможности, продать кое-что из вещей, так как деньги были уже на исходе.
После войны именно на рынке била ключом городская жизнь, и неважно, большой это был населенный пункт или провинциальный городишка с несколькими уцелевшими улочками. Люди после нескольких лет изоляции и страха стремились быстрее восстановить привычки мирной довоенной жизни, интуитивно тянулись туда, где много людей, где можно узнать новости и просто посмотреть, чем живут другие. Здесь можно было встретить и пропахшего порохом и окопами инвалида, торгующего уже ставшим ненужным для него обмундированием. Зажиточные крестьяне предлагали продукты по вполне доступным, как они считали, ценам, к которым никак нельзя было подступиться городскому обнищавшему люду. Меняли серебряную посуду и фарфор на мыло и табак, ювелирные драгоценности на кусок сала или бутыль молока для детей, теплую одежду на керосин и консервы. Кругом галдели продавцы, торгуясь и предлагая свой товар, шныряли вездесущие пацаны с целью что-либо утащить, важно прохаживались милиционеры, наблюдая за порядком и выискивая дезертиров. Кимман нырнул в этот людской водоворот и тоже стал присматриваться, прицениваться, торговаться, предлагая в обмен ювелирные украшения, которые он когда-то похитил из еврейского дома в Севастополе. В конце концов сумка его наполнилась различной снедью, не забыл он и про самогон, налитый в двухлитровую бутыль и закупоренную кукурузным початком, а также о своем попугае, для которого на дне сумки лежал мешочек с семечками и овсом. При выходе с рынка Вова заметил знакомую фигуру, мелькавшую среди повозок, напоминающую ему Кнура. Он прямиком направился к мужчине, который, заметив приближающегося человека, поспешил скрыться среди выходящих. Раздвигая толпу как ледокол, Кимман решительно направился вслед за ним и уже за воротами нагнал.
- Рева, ты что ли? – окликнул он удаляющегося как-то боком и воровато осматривающегося Кнура.
- Ух ты, Ким! – деланно радостно откликнулся он, - Вот уж не ожидал увидеть тебя. Ты откуда здесь? О, да у тебя есть о чем поговорить, - многозначительно глядя на бутыль с самогоном, Кнур ухмыльнулся.
- Пойдем ко мне, выпьем за встречу, - предложил Вова, - У меня есть самогон, и закусь тоже имеется. Кнур ехидненько хихикнул и потер от удовольствия руки. Вскоре приятели хозяйничали на кухне в доме Кимманов, мать Вовы ушла еще ранним утром, она работала санитаркой в госпитале. Самогон быстро развязал язык Игорю, и он рассказал о том, как служил у немцев, но делал это якобы по заданию партизан. Вскоре он вообще заявил, что разведчик и ему дадут орден. Наводящими вопросами Кимман докопался до истины. Оказалось, что Кнур был завербован и польской «двуйкой» и советским НКВД и таким образом работал на две разведки. Во время войны он первоначально ушел в партизанский отряд, но там было тяжело с продуктами и очень опасно. Пришлось попросить командира связаться с НКВД и открыться, что он агент советской разведки. Тогда ему было дано задание внедриться к фашистам в качестве полицейского, что он с успехом сделал. Однако перед самым освобождением Браслава к нему пришел человек от «лесных братьев» - других партизан, которые боролись и против немцев и против советов, и напомнил о том, что Кнур агент польской разведки. Пришлось Игорю уйти в лес, и теперь он опять на крючке и не знает, что делать. Вова оставил его на ночлег в своем доме, а на утро состоялся серьезный разговор.
- Рева, ты мне вчера многое поведал. Ты хотя бы помнишь, о чем шел разговор?
- Ну, не всё, но припоминаю, - делая вид, что действительно что-то вспомнил, Игорь, красными с похмелья глазками искал на столе живительную влагу. – Что ты от меня хочешь?
- Тебе надо скрыться, переехать в другой город. Я тебе помогу, если ты мне поможешь. Мне нужна бумага, что я был в партизанах.
- Да где ж я тебе её возьму? Хотя постой, есть у меня корешок в ментовке, но только он жадный, много попросит.
- За деньги ты не волнуйся, отблагодарю, - Вова ухмыльнулся такой улыбкой, что у Кнура сразу пропал хмель. – Есть золотишко, царское, думаю, его устроит. – Золото, золото, - закричал попугай, услышав знакомое слово. Этот крик птицы еще долго стоял в ушах собутыльника и он, вспоминая попойку у Киммана, всякий раз злился на себя, что так легко раскололся и рассказал свою биографию.
Игорь не стал знакомить Вову с милиционером, заявив, что так спокойнее им троим. Спустя десять дней у Киммана в кармане лежала справка о том, что он был связным партизанского отряда и стоил этот документ семь золотых червонцев. Кроме того, мать Вовы сумела приобрести другую справку, где значилось, что он серьезно болен туберкулезом и освобождается от военной службы. У «Карася» началась новая жизнь в родном городе и все бы ничего, если бы не постоянно мучающая его мысль о том, что где-то в Севастополе лежат сокровища и их надо найти. В день десятой годовщины Дня Победы в дверь домика Кимманов постучал незнакомец.
Было уже далеко за полночь, когда Майский, устав от событий, связанных с посещением дома Стригоцкого, решил отложить изучение добытой с таким трудом картины до утра. Он перенес картину на лоджию, где при лунном свете она приняла фантастические очертания, и казалось, что синие линии гор являются как бы продолжением береговой линии бухты, на берегу которой стояла его квартира, а вернее элитный комплекс с бассейном во дворе. На ночь Святослав Анатольевич открывал нараспашку окно, чтобы свежий морской воздух достигал до угла, где стоял диван, на котором он спал. Кондиционер Майский не признавал еще со времен командировок в Африку, считая, что этот аппарат убивает все полезные качества воздуха. Ночи были росные из-за близости моря и поэтому по утрам на стеклах автомобилей, припаркованных неподалеку, были видны подтеки. Вот и этим утром Святослав Анатольевич, после обязательного заплыва в бухте, вернувшись в квартиру, вспомнил о том, что на ночь оставил картину в прохладном, влажном месте, поспешно забрал ее с лоджии. К удивлению Майского на обратной стороне полотна он обнаружил небольшие чернильные черточки, вернее цифры, но едва уловимые для зрения. Как потом он понял, они были сделаны химическим карандашом и благодаря реакции с влагой от росы, проявились на холсте. Не теряя времени он взял утюг и через пульверизатор обрызгал обратную сторону картины. Надев очки, Майский с трудом разобрал цифры N44°34.92', E33°22.97'. Причем третья цифра после буквы N была то ли тройка, то ли девятка, так же, как и предпоследняя цифра после Е. – Это географические координаты! Так вот, что скрывала эта репродукция! – мысли Майского постепенно вырисовывали общую картину произошедшего. Полина Брюшкина, узнав, где находится склад с украденными драгоценностями, перенесла информацию на холст картинки, написанной и подаренной сестрой. Причем сделала это химическим карандашом, цвет которого сливается с полотном, на котором написан пейзаж. Вот поэтому Стригоцкий и не смог обнаружить надпись, оберегая картину от воздействия влаги. Майский устроился перед компьютером и ввел в поисковик различные варианты координат. Наиболее реальной ему показалась точка, расположенная неподалеку от Херсонеского маяка. Теперь ему будет что рассказать своим юным товарищам, у них имеются координаты клада! Буквально через час все члены «Торусы» собрались в штабе и внимательно слушали Святослава Анатольевича.
- Есть два варианта развития событий: первое – сообщить в соответствующие инстанции о нашем открытии и второе – самостоятельно разобраться в полученной информации и уже затем обращаться в органы. Я предлагаю пойти по второму варианту, потому что еще не факт, что там
что-то есть и мы можем просто смешно выглядеть. Но для того, чтобы работать по второму варианту, необходимо соблюдать особую осторожность. Помните вчера тех мужчин, что гнались за нами? Они были вооружены, как нам сказал Толик. Поэтому нам необходимо разработать систему сигналов на случай особой опасности и продумать, каким образом мы сможем, не привлекая внимания посторонних, изучить местность по этим координатам.
- Лучше всего это сделать под видом туристов, - предложила Руслана, - поставим палатку, обустроимся на ночлег. Если мы начнем ездить туда-сюда на машинах, нас точно заприметят, тем более, что там недалеко от военного аэродрома.
- Палатку ставить не будем, это тоже притягивает внимание. Базой будет моя квартира, от нее до точки приблизительно пару километров, доберемся.
- Когда начнем? - спросил Сапер, - ведь надо какое-то снаряжение приготовить.
- Список необходимых вещей я вам дам, - сказал Майский, - но у меня есть предложение. Давайте пригласим Владимира Николаевича, он человек надежный, да и машина у него более вместительная, чем моя. Не возражаете? После единогласного принятия решения ребята распределили роли, кто и какой предмет берет с собой для экспедиции. Время до следующего дня пролетело в приятных хлопотах, и к утру в квартире Майского образовался небольшой склад со снаряжением спелеологов и поисковиков. Здесь были и фонари налобные, и каски, полевой телефон, веревки, лопатки, щупы, металлоискатель, компас, кирка. Как предупреждал Святослав Анатольевич, одежда членов экспедиции должна была предохранять от холода, сырости, грязи, а также от повреждений и травм. Основные требования к экипировке — легкость и свобода движений, поэтому были закуплены комбинезоны, конденсатники, термобелье, наколенники и налокотники. Только тогда, когда ребята увидели весь объем снаряжения, они поняли, почему им потребовалась машина Владимира Николаевича. Толик занялся разъяснениями Славке, птице поручалось найти на побережье со стороны Херсонесского маяка вход в пещеру, где возможно и находился клад. Остальные разбирали оборудование и примеряли комбинезоны. Первыми на разведку выдвинулись Майский с внуком и Славкой. Подъехав к обрывистому склону, они выпустили птицу и стали ждать. В этом месте обрыв был приблизительно на уровне трехэтажного дома и поэтому никто из отдыхающих не рисковал спускаться к морю, весь берег был пустынным. Чайки летали, едва не касаясь волос деда с внуком. Славка отсутствовал недолго, приблизительно через четверть часа раздалось его веселое щебетание, он сообщал, что обнаружил небольшой вход в сотне метров от того места, где они остановились. Пора было давать команду остальным к выезду на место поисков клада. И в этот момент Майский увидел машину, за рулем которой сидел Стригоцкий. Ближайшая окрестность вокруг была пустынной и оставался лишь один путь к отступлению – на Херсонесский маяк. Но там был тупик, а значит непременный контакт. Надо было что-то предпринимать. И вдруг он увидел, что вслед за машиной Стригоцкого следует микроавтобус. Решение пришло молниеносно, старый разведчик поднял капот у своей машины и стал махать руками, чтобы остановить автобус, в котором, как оказалось, ехали туристы на экскурсию. Водитель микроавтобуса «помог» Майскому завести машину и туристы поехали дальше, а дед с внуком вернулись на квартиру, где рассказали своим друзьям о происшествии. Стало понятно, что за квартирой и её хозяином следят, оставалось лишь надеяться, что для тех, кто их преследует, остаются неизвестными машина Владимира Николаевича и его пассажиры.
- Предлагаю выяснить, сколько их и на каких машинах они ездят, - обратился Майский к ребятам, - для этого я поеду вот по такому маршруту, - он достал карту Севастополя, - а вы с Владимиром Николаевичем выясните, кто за мной будет следить. Это называется у нас на профессиональном языке контрнаблюдение или контруха. Вот здесь и здесь, - разведчик указал перекрестки дорог, - будут находиться Александр и Руслана, Владимир Николаевич пристроится за мной на середине маршрута вот в этом месте, а ты Анатолий, - дед впервые назвал его полным именем, подчеркивая важность задания, - снимешь на видео их машину и всех, кто в ней находится. Всем понятно? Приступайте. Я выезжаю через сорок пять минут.
К концу дня выяснилось, что следил за Майским на своей машине Стригоцкий вдвоем с человеком, которого он называл атаманом. Владимир Николаевич проследовал за ними и поставил с помощью магнита маячок на машину преследователей. Сигнал от маячка поступал на компьютер и теперь можно было спокойно просматривать маршрут их передвижения. Когда же утром следующего дня Толик включил компьютер, он был сильно удивлен и взволнован – машина Стригоцкого выезжала несколько раз ночью к Херсонесскому маяку на то место, откуда они бежали от преследователей.
- Дед, мне нужно тебе кое-что сказать, - Токен знал, что по телефону ему нельзя рассказывать о серьезных вещах, так учил его Святослав Анатольевич. – Приезжай, чаю попьем. Последняя фраза была условной, из которой следовало, что встреча нужна срочно, и уже через полчаса Майский был в квартире внука.
- Как думаешь, они нашли пещеру? – Толик вопросительно посмотрел на деда, когда тот вошел в дом.
- Если бы это случилось, мы бы увидели это на компьютере, они бы остались там до утра, охраняя клад. Нет, эти негодяи только подбираются к награбленному и мы должны им помешать. Надо их проучить и отбить охоту таскаться за нами. У меня есть план.
Когда в день десятой годовщины Дня Победы в дверь домика Кимманов постучал незнакомец, Вова укладывался спать, ему нужно было рано вставать и идти на работу. Он устроился в рыболовную артель завхозом, в его функции входило содержать в порядке баркасы и сети, организовать работу в коптильне, продавать копченую рыбу и угря, выдавать рыбакам зарплату. Едва мужчина вошел в дом, скинув плащ, как «Карась» ахнул – это был тот польский офицер, который много лет назад завербовал его. И хотя он сильно изменился, постарел и высох, но спутать поляка с кем-либо другим было невозможно. К тому времени Вова жил уже один, мама умерла вскоре после его возвращения в Браслав, война сильно подорвала её здоровье, и последние полгода она практически не вставала с постели. Сын, понимая, что мама умирает, всеми возможными и невозможными путями пытался облегчить её участь, приглашая различных докторов и вывозя на консультации в областной центр. Внутри у него всё горело, он наконец-то понял, что это единственный человек на свете, любивший его беззаветной любовью, без ожиданий на взаимность.
- Скажи, «Карась», есть ли у тебя деньги? Мне нужно лекарство и много лекарства…- поляк властно указал Вове, чтобы он сел напротив. - Я пока поживу у тебя, мне надо осмотреться.
Как потом выяснилось, медикаменты требовались не поляку, а в отряд «лесных братьев», сам же контрразведчик прибыл из Англии с заданием наладить подпольное сопротивление в Белоруссии. Утром он куда-то скрывался, иногда на несколько дней, к вечеру приходил усталый, иногда в грязной обуви. Всякий раз, когда укладывался спать, прятал пистолет под подушку и заставил Киммана приобрести и посадить на цепь перед домом собаку. Так прошло несколько месяцев и все это время Вова мучительно думал, как избавиться от непрошенного гостя. Случай помог ему. С Украины к Кимману приехал Ревтович, в гости к старому приятелю. Основную цель своей поездки Кнур не раскрывал, но было понятно, что он прибыл за драгоценностями, которые награбил, служа полицаем у фашистов. Трое мужчин собрались вечером за столом, заставленным снедью и самогоном. К концу трапезы все были крепко пьяны, но Вова все-таки меньше пил и поэтому соображал лучше. Он готовился к побегу, прикупил накануне снотворное у знакомого аптекаря, ранее продававшего лекарства для мамы. Всыпав лошадиную дозу в стаканы поляка и Кнура, и дождавшись, пока они уснут мертвецким сном, он обчистил карманы своих приятелей, забрал паспорт у Ревы на имя Стригоцкого Анатолия, пистолет и подпалил хату, предварительно облив все внутри самогоном и керосином. Билет на поезд до Витебска было приобрести нетрудно. Там с помощью местных специалистов он сменил фотографию в паспорте и стал Стригоцким Анатолием Владимировичем, направляющимся в город Севастополь по служебным делам. В поезде Москва – Симферополь «Карась» познакомился с милой девушкой, которая была очарована попугаем. Она оказалась жительницей небольшого поселка Верхнесадовое, пригорода Севастополя, ей в наследство от родителей остался небольшой домик. Озорная хохлушка с пышными формами, русыми густыми волосами и волоокими очами, очаровательно выговаривавшая с придыханием «г» быстро завоевала сердце Вовы и скоро молодые люди сыграли свадьбу. Вова устроился на работу в лесничество, отвечал за лесозаготовки, а поскольку в Крыму лес ценится на вес золота, он стал за короткое время нужным человеком и завел связи «наверху». Прошли годы, единственный сын Сергей пошел в школу, фотография Стригоцкого – Киммана красовалась на доске почета, а Вове все это время не давала покоя мысль: как найти клад, как расшифровать клубок, состоящий из попугая и картинки. И «Карась» решил перебраться в Севастополь, поближе к сокровищам, в надежде, что это поможет разгадать загадку или хотя бы приблизить к заветной цели. Место для строительства дома он выбрал не случайно, неподалеку от района, где фашисты спрятали награбленное и подальше от людских глаз. Вова понимал, что, несмотря на все его уловки с паспортами и переездами, он остается приметным как хозяин попугая. А выкинуть птицу никак не мог, она ключ к разгадке тайны, которую Брюшкина Полина унесла с собой на тот свет. Вот и приходилось ему иногда вскакивать по ночам, заслышав непонятный звук во дворе, вдруг за ним пришли. Всё это сказывалось естественным образом на характере, и стал «Карась» подозрительным, злобным, раздражительным. Вова стал выпивать, сперва иногда, затем несколько раз в неделю. Жена от него ушла, не выдержав постоянных придирок и окриков, пьяных скандалов, сын уехал учиться в Москву, остались они в доме вдвоем с птицей. И для того, чтобы быть поближе к информации, связанной с периодом оккупации фашистами города, он перешел на работу в музей обороны Севастополя на уже известную ему должность завхоза.
По просьбе Майского Толик собрал всех «торусов» в штабе. Встречу назначили именно там, потому что мама Токена начала что-то подозревать и несколько раз пыталась выяснить у сына, что они задумали с дедом. Обращаться с таким вопросом к отцу не стала, потому что знала – если посчитает нужным, сам скажет, а в противном случае откажется отвечать либо переведет разговор на другую тему. Толик рассказал деду о маминых подозрениях, и было принято решение собирать команду либо в штабе, либо на квартире у старого разведчика. Теперь, когда квартира оказалась под наблюдением, остался только штаб.
- Надо напугать этих негодяев, чтобы они боялись дальше сунуться, - Святослав Анатольевич внимательно обвел взглядом ребят, - сделать так, чтобы они на какое-то время остановились и мы смогли бы спокойно завершить начатое.
- Но у них оружие, да и сколько их, может атаман позовет сотню своих казаков? – В словах Сапера был резон и все задумались.
- Ладно, братцы, - дед часто называл их так, давая понять, что они соратники, - есть идея. Предлагаю подключить к операции наших птичек, нарядим их привидениями. Как я понимаю, Стригоцкий и компания не рискнут среди белого дня на поиски входа в пещеру, они привыкли все делать под покровом темноты. Вот этим мы и воспользуемся, создадим эффект неожиданности. Чего больше всего опасается человек? Правильно, неизвестного. Мы нарядим наших птичек в привидения. Я, пока ездил по маршруту, купил флуоресцирующие краски, такие, которые светятся в темноте. Хотел в пещере нарисовать направление движения, но видимо придется использовать в других целях. Мы покрасим этими красками наших пернатых друзей и кроме того, повесим пару тряпочек, тоже покрашенных, неподалеку от входа в пещеру. Для пущей важности установим несколько точечных светильников как подсветку на тряпочки и для ослепления, подключим датчик, срабатывающий на движение и вуаля, сцена для спектакля готова. Но надо это всё сделать вам без меня, я буду отвлекать «приятелей», прокатываясь где-то неподалеку. Итак, за дело. Не забыли еще, как пользоваться снаряжением для поднятия в горы?
Азы альпинизма ребята получили еще пару лет назад, сперва на тренировках в зале, затем участвуя в различных туристических походах. Поэтому спуститься на десяток метров к морю для них не составляло проблемы, тем более при наличии снаряжения. Токен разъяснил Славке, а с его помощью – попугаю, что от них требуется лишь пролететь над головами людей и вернуться опять вглубь пещеры. Но при этом не приближаться слишком близко, об оружии он умолчал, чтобы не вызывать страх у птиц. Руслана раскрасила крылья и хвост у Рэма, Славка был покрашен весь. Затем наступила очередь тюлевых штор и, когда все было закончено, ребята дружно погрузились в машину Владимира Николаевича. Приходилось спешить, потому что до заката оставалось несколько часов и надо было успеть установить оборудование и клетки с птицами, а на юге, как известно, темнеет очень быстро. Добрались до берега без проблем и первой на спуск пошла Руся как самая легкая. Она с помощью Славки довольно быстро нашла вход в пещеру, затем ребята спустили на веревках аккумуляторы и другое оборудование. До заката всё было готово к началу представления. Майский, получив сигнал о завершении работы, вернулся к себе домой и стал ждать развития событий. Ему очень хотелось оказаться рядом с «торусами», но он опасался, что слежка за ним продолжается и его появление на берегу может сорвать операцию. Как он и предполагал, Стригоцкий, убедившись, что старый разведчик остался дома, заехал за атаманом и его казаками, и они всей командой направились к Херсонесскому маяку. Недоезжая приблизительно полкилометра они оставили машину и пешком добрались до обрыва. Вниз на веревках решили спустить одного из казаков, худощавого и подвижного, с нехарактерным именем для казака Азамат. Внешний вид его как бы показывал, смотрите, какой я крутой: кожаные перчатки без пальцев на руках, черная маска омоновца на лице, нагайка, сапоги-берцы, камуфляжная форма. Да и сама походка вразвалочку подчеркивала отважность бойца. Через несколько минут после того, как он спустился, в ночной тишине раздался душераздирающий крик. Подельники Азамата мгновенно поспешили к веревкам и вытащили наверх незадачливого казака, вид которого был очумевший. Глаза бегали из стороны в сторону, нагайкой в правой руке он от кого-то невидимого отмахивался, лицо перекосила гримаса страха и сам он как-то обмяк и лоск самодовольства и самоуверенности куда-то улетучился. Едва его подняли на поверхность обрыва, он сиганул к машине. Его спутники последовали вслед за ним, едва поспевая и окрикивая вопросами, что случилось. Добежав до автомобилей, казак немного успокоился и стал рассказывать. Рассказ Азамата изобиловал крепкими словцами, если не сказать, что только ими он и описывал увиденное. С его слов в пещере живут призраки, их огромное множество и они хотели утащить казака с собой в подземелье. Стригоцкий пытался успокоить рассказчика тем, что это возможно какие-то блуждающие световые потоки, но по тембру его голоса было понятно, что и сам он мало верит в то, о чем говорит. Не мешкая, вся компания погрузилась в машины и, как показал маячок, осталась на ночь в доме у Стригоцкого. Путь в пещеру был открыт.
На следующее утро «торусы» собрались прямо на краю обрыва и все по очереди спустились в пещеру. Владимир Николаевич остался наверху охранять оборудование и руководить подъемом. После солнечной жары ребята ощутили сырость и прохладу подземелья, глаза понемногу привыкали к темноте. Собрав клетки с птицами и светильники и отправив их наверх, искатели стали продвигаться вглубь. Им пришлось идти согнувшись, так как галерея длиной около 30 метров была немного ниже человеческого роста. Зато в конце она переходила в небольшой зал, размером с комнату в 20 квадратных метров, заваленный посередине камнями. Далее из зала вели четыре хода, два из которых были не более полутора метров в диаметре, два других позволяли пройти в полный рост. Посовещавшись, решили начать с одного из тех входов, куда легче было пройти. Первым пошел Майский, предварительно привязавшись веревкой. взяв металлоискатель и щуп, он медленно двигался вперед. Опасения были правильными, ведь фашисты могли заминировать проход и даже через десятки лет мины представляли огромную опасность, особенно в замкнутом пространстве. Основы саперного дела им преподавали еще в разведшколе, да и в горячих точках приходилось разминировать. По его расчетам немцы не могли далеко от входа складировать предметы, это диктовалось условиями быстрой эвакуации. Поэтому Святослав Анатольевич рассчитывал углубиться не более, чем на сто пятьдесят метров и, в случае неудачи, перейти к изучению других проходов в пещере. И как только он начал двигаться, металлоискатель начал пищать, значит под ногами что-то железное. Аккуратно порывшись в земле руками, Майский нащупал …рельс. Вот это немцы, насколько практичные люди! Поработав немного лопаткой, он откапал оба железнодорожных рельса, которые вели вглубь. А там, через десяток метров, стояла дрезина, на ней была установлена турель с пулеметом, следом была прицеплена вагонетка, в которой лежал ящик с патронами. Видимо фашисты планировали установить пулемет на входе, чтобы защитить подходящий к пещере транспорт, но не успели. Святослав Анатольевич тщательно обследовал пространство вокруг дрезины и убедившись, что опасности нет, позвал за собой всю группу. Они не спеша двинулись по путям. Когда дорожка через пятьдесят метров повернула направо, перед ними возникла железная дверь. Вот тут-то и понадобилась помощь Владимира Николаевича как специалиста по вскрытию замков. Пришлось Майскому вернуться назад, подняться наверх и отправить вместо себя своего друга. Когда дверь открылась, перед глазами искателей открылась странная картина: бункер был оборудован стеллажами, на которых находились закрытые металлические ящики и тубусы. Всё было покрыто густым слоем пыли, аккуратно расставлено, пронумеровано и имело вид нереальной картины из прошлого: портрет Гитлера на стене, двухтумбовый стол в углу с какими-то бумагами и письменным прибором, радиопередатчиком и большим микрофоном. Пройдя через комнату, они наткнулись на открытую дверь, ведущую в широкий коридор, заканчивающийся металлической винтовой лестницей и уходящей куда-то вниз. Звуки шагов раздавалось эхом, которое перемешивалось с шорохом всплеска волн, исходящего из подземелья. Спустившись гуськом на один пролет, ребята оказались на площадке в виде просторного балкона, откуда открывался вид на подземный док. В темноте было трудно рассмотреть детали, однако, когда глаза немного адаптировались, стали просматриваться пространственные своды потолка, образующие перевернутую чашу над доком, в котором могла бы поместиться подводная лодка или небольшой военный катер.
- Надо поискать, может где-то есть освещение,- слова Сапера гулко разнеслись по сводам, уходя в темноту. Спустившись к причалу, Владимир Николаевич стал внимательно изучать механизмы и устройства, стоявшие в беспорядке вдоль стены. Некоторые из них были в полуразобранном состоянии, и тут, ко всеобщей радости, он сообщил, что нашел дизель-генератор. Рядом была обнаружена бочка с топливом и уже через пять минут дизель весело затарахтел и по залу разлилось электрическое освещение. Свет потревожил летучих мышей, свисавших под потолком, и они, покружив шумной стайкой, улетели в темноту.
- Смотрите, тут пульт управления и надписи на немецком, - сказал Толик, стоявший на балконе.
- Написано «вверх» и «вниз», - перевела Руся.
-Давайте попробуем, - и Толик нажал на рычаг. Неожиданно внутри стен заработали какие-то механизмы, раздались металлические скрипы, лязгающие звуки цепей и перед ними стала подниматься часть стены, закрывавшая вход в док. Шум был неимоверный, казалось, что пещера начала сжиматься и из Тартара вышли фантастические существа, ругаясь и выкрикивая проклятья. Все на мгновение замерли, одна лишь Руслана, испугавшись, поспешила укрыться на винтовой лестнице, юркнув в бункер наверху. Он ей показался надежным и там был выход в пещеру. В этот момент сверху вместе с открывающейся частью входа в док мелькнули три тени. Всё произошло в какие-то секунды и возле Владимира Николаевича и Сапера выросли двое мужчин в камуфляже, крепкого телосложения, поджарые, лица их были закрыты масками и в руках у них были пистолеты. Третий незнакомец направлялся к Токену на балкон.
- Эй, парень, спускайся сюда, если не хочешь, чтобы с твоими друзьями приключилась неприятность,- прокричал он и в этот момент механизм остановился, стена осталась приоткрытой наполовину. Голос мужчины показался Толику знакомым и тут он вспомнил, где его слышал. Это был атаман по имени Александр. – Давай быстрее, и без шуточек, - для подтверждения своих слов он сильно ударил Владимира Николаевич в живот и тот упал как подкошенный. Двое других тут же связали ему руки за спиной.
- Давай рассказывай, пацан, что вы тут нашли, - обратился он к Толику, когда тот присоединился к своим товарищам. Но парень твердо решил молчать, он верил, что к ним скоро придут на помощь дедушкины друзья и тогда он покажет этому негодяю как избивать невинных людей. От ненависти и злости Толик задрожал, у него появилось желание плюнуть в эту поганую рожу или ударить так, чтобы тот не встал, но он сдержал себя и лишь презрительно посмотрел на мерзавца.
Голоса незнакомцев хорошо были слышны в замкнутом пространстве дока и, увидев, что они сделали с их старшим товарищем, Руслана тихонько спряталась за одним из ящиков, стоявших на балконе за балюстрадой возле пульта управления механизмами. Оттуда она могла спокойно наблюдать за происходящим внизу, не будучи замеченной и в любой момент удалиться на винтовую лестницу.
- Слышь, Гюнтер, посмотри вот на эту карту, я ее сегодня у толстого дома нашел. Может по ней мы …- Александр не успел закончить фразу, как один из тех, кто охранял пленников подошел и стукнул его по лицу наотмашь. - Я тебе сколько раз говорить, нет имен, есть только цифра: я – первый, он – второй, ты – третий. Эта карта ерунда, она не отсюда, можешь её выбросить, - едва уловимый акцент выдавал в нем иностранца.
– Скорее всего немец, - подумала Руслана, услышав, как тот картавит, - значит они тоже знают про клад и приехали забрать его. Но почему этот казак вместе с ними?
Атаман развернул лист бумаги размером приблизительно с половину газеты и стал внимательно его рассматривать. – Да, действительно, здесь даже написано «Дорога на Инкерман». Значит там тоже есть клад?
- Ты что, дурак? По-твоему, весь Севастополь кладами завален!? – иностранец зло рассмеялся, схватил карту, скомкал, нервно сжимая как можно плотнее бумагу, и выбросил комок в темный угол, - Лучше займись этими, - указал он на ребят. Пока они переговаривались, Руслана, успокоившись от первоначального шока, который она испытала, увидев вооруженных людей, решила выйти из подземелья, чтобы позвонить кому-нибудь и попросить о помощи. Она осторожно проползла к выходу на винтовую лестницу, крадучись поднялась по ступенькам до входа в бункер, и оттуда уже быстрым шагом вышла к подземной узкоколейке. Только оказавшись у входа в пещеру, она смогла спокойно отдышаться и набрать номер телефона родителей. Но линия была вне зоны доступа и поэтому девушка решила позвонить маме Толика. И в этот момент в телефоне что-то булькнуло и он выключился, батарея разрядилась. Что же делать, как сообщить о том, что они в опасности, что какие-то люди схватили ребят? Она снова и снова пыталась включить телефон, но все бестолку, эта проклятая железяка была теперь пригодна лишь только для колки орехов или в качестве украшения, которое можно повесить на стенку. Значит надо самой выручать друзей из беды, а для этого надо найти лазейку, по которой можно добраться в док. Тем временем атаман и иностранцы продолжали допрашивать пленных, выпытывая, где находятся сокровища. Они спешили и нервничали, потому что понимали, чем дольше находятся в подземелье, тем больше шансов быть задержанными за незаконные действия. Но и бить несовершеннолетних ребят не решались, боялись последствий. Не добившись результатов криками и угрозами, они, связав троих пленников, оставили их возле причала, а сами направились на поиски клада. Руслана отчетливо слышала, как они поднимаются по металлической винтовой лестнице наверх в бункер, тяжелые шаги кованых ботинок метрономом отдавались в ушах. Подняться наверх к обрыву либо прыгнуть в море, где на берегу торчали острые скалы, девушка не могла, а её силуэт в проеме входа в пещеру был виден уже при выходе из бункера. Поэтому девушка решила спрятаться в одном из узких лазов, чтобы затем прийти на помощь к друзьям. По мере того, как шаги и голоса мужчин становились все ближе, сердце её начало стучать быстрее и быстрее. Во рту пересохло и очень хотелось вскочить и бежать без оглядки от них, от этой пещеры, от бункера с ящиками … В конце концов она же ведь девочка и мужчины не должны её обижать. Но Руслана понимала, что приближается враг и нельзя себя проявить, надо обмануть его и помочь друзьям. Она инстинктивно стала пробираться вглубь лаза, который неожиданно стал расширяться и опускаться резко вниз. Поскользнувшись, девушка присела и постепенно поехала по чему-то мягкому и скользкому. Летучие мыши, какая мерзость, - только и успела подумать, как вылетела через трубу в открытое пространство и плюхнулась в морскую воду. Оглядевшись, она увидела, что находится в море возле берега, в каком-то десятке метров от приоткрытого входа в док. Преодолеть это расстояние для нее не представляло проблем, и вскоре вся команда радостно встречала пловчиху, неожиданно вынырнувшую прямо возле причала. Освободившись от веревок, которыми были связаны руки и ноги, молодые люди радостно обнимались и поздравляли друг друга с победой. В этот момент Сапер вспомнил, о чем говорил казачий атаман и принялся за поиски карты, выброшенной иностранцем.
Севастополь на глазах преображался, возвращаясь после войны к мирной жизни, и опять становился красавцем-городом с белокаменными стенами домов и красными черепичными крышами, укрывающимися в многочисленных балках от яркого, палящего крымского солнца зеленью виноградников, кипарисов и платанов. Даже воздух здесь был особенный, напоенный душистыми травами, сладкой крымской мимозой, соленым морем и терпким многолетним можжевельником. Город-герой, город-труженик, казалось, ни на минуту не брал передышку, день и ночь понемногу избавляясь от ран, нанесенных во время смертельных схваток с врагом. И спустя двадцать лет после великой Победы город наградили, присвоили звание героя. Затем наступили годы «застоя», а потом в жизнь страны ворвалась перестройка.
Кимман сидел в своем кабинете завхоза и вспоминал те дни с тоской и злостью, заливая клокочущее внутри груди недовольство рюмкой настойки из кизила. Все эти годы он посвятил поискам клада, роясь в немецких архивах, ползая по подземельям, коих десятки километров под этим ненавистным городом. Мысль о драгоценностях поглотила всего его до макушки, терзая во сне видениями из прошлого, когда убиенные им покойники приходили и звали с собой, спрашивали, за что он их погубил. Ночь «Карась» не любил. Днем он был, как правило, занят всякого рода хозяйственными работами: дать команду работникам где-то что-то подремонтировать, подкрасить, указать уборщицам прибрать то или иное помещение, подготовить отчеты по воде, электроэнергии. Да мало ли забот при таком хозяйстве. А вот когда наступал вечер, ему становилось не по себе. И тут он вспомнил, что когда-то, много лет назад, смертельно раненый красногвардеец открыл ему секрет о спасенных церковных сокровищах из золота и серебра. Может они за это время поднялись в цене, может благодаря им он станет богатым и уедет из этой проклятой страны. Кимман кинулся искать, перерыл весь гардероб и нашел сверток из мешковины, в которую была завернута гимнастерка бойца. Вот она, грязная, вонючая тряпица, где на внутренней стороне к спине была пришита портянка. Ему даже не пришлось её отпарывать, нитки сами разошлись, прогнив от старости, и он увидел, что на ткани хлоркой была выведена карта местности с ходами в пещерном Свято-Клементьевском монастыре. Удача, - промелькнуло в голове Киммана, - только нельзя её упустить, а для этого надо сохранить карту, перерисовать её. Тряпка старая и может в любой момент рассыпаться. Он уже представил себе, как под сводами пещерных склепов с факелом в руке входит в алтарную часть и перед ним, сверкая в сполохах огня, переливаясь капельками драгоценных камней, лежат чаши, кресты, иконы в дорогих окладах. У «Карася» даже зачесались руки от предвкушения богатства. Уложив с особой тщательностью на столе старую гимнастерку и кусок полуистлевшей портянки, он кинулся искать бумагу и карандаш. Чтобы не упустить малейшую деталь, Вова решил перенести рисунок в натуральную величину. Найдя кусок обоев и шариковую ручку, он принялся за работу. В некоторых местах ткань была пропитана кровью, и ему приходилось дорисовывать линии, но основное место клада было обозначено изображением православного креста, и спутать его было невозможно. Хотя, когда он присмотрелся, на карте были нарисованы как минимум еще три таких же креста, просто от времени они вытерлись, стали бледными, от чего он впал в растерянность, пытаясь определить, какой же из них основной. Кимман решил не затягивать с поисками сокровищ и уже следующим вечером прибыл на разведку к монастырю, чтобы определить, в какой именно части скалы находится вход, указанный на карте. Свято-Клементьевский монастырь монахи построили в память о римском папе Клименте, сосланного императором Траяном в каменоломни близ Херсонеса за проповедь христианства и утопленного по тайному приказу императора там же в 101 году. Мощи святого Климента хранились сначала в подводном гроте близ Херсонеса, доступ в который открывался, по преданию, раз в год, когда — в день смерти праведника — море отступало; потом они были перенесены на небольшой остров (ныне — Казачий остров) посреди одноименной бухты.
Вечерело, когда Кимман добрался до нужного места. Вход в монастырь был обозначен поклонным крестом, установленным возле дороги из Севастополя в Инкерман. На юге темнота наступает быстро. Солнце, казалось бы, еще только касалось вершины скалы над монастырем, а уже через несколько мгновений тень набегала на склоны, погружая бухту и балки в ночную темноту. Зажигались огоньки бакенов, светились окна в вечернем Инкермане. В монастыре тоже зажигали огни в кельях и храме, помещениях, которые монахи построили, вырубая камни из скалы. Огромными, сверхчеловеческими усилиями они вгрызались вглубь горы, строя обитель, где можно было молиться вдали от посторонних глаз и мирской суеты. Из века в век, и в холод и в жару, не прекращался их благородный труд, когда они, отмаливая грехи человеческие, перетаскивали камни, дробя их на части. Ночь наступала настолько стремительно, что Вова понял, ему не успеть рассмотреть местность, и он решил зайти в церковь, где, возможно, удастся поговорить с местными жителями, выяснить обстановку. У него не было опыта посещений богослужений, ни креститься, ни молиться он не умел, поэтому некоторое время Кимман стоял в стороне от входа и внимательно наблюдал за действиями верующих. В сумерках было видно, как молодые и пожилые женщины в платочках, а мужчины без головных уборов, подходя к воротам, трижды осеняют себя крестом, глубоко кланяются и молча входят в храм. Он незаметно присоединился к одной из таких небольших групп, неуклюже, украдкой воровато перекрестился и вошел в помещение церкви. Служба еще не началась и верующие, выстроившись в очередь, не спеша, пропуская вперед убогих и с младенцами, подходили один за другим к иконе, установленной в центре зала, крестились и целовали образа в поклоне. Кругом царило спокойствие и величие действа. Вова, чтобы не выделяться из окружения, решил повторить их движения и встал в общую очередь. Подойдя к иконе, он кое-как воровато перекрестился. Подиум, на котором стояла икона, был невысокий и ему, для того, чтобы поцеловать её, надо было низко наклониться. В этот момент крест, висевший у него на шее, выскользнул из ворота рубашки, повис в воздухе и ярко заблестел в свете свечей. Одна из прихожанок, женщина зрелого возраста, худощавая, с нервным лицом и порывистыми движениями, вдруг быстрым шагом направилась к «Карасю», протискиваясь через стоящих в очереди людей. Увидев её, он почему-то испытал щемящее чувство тревоги и страха, захотелось спрятаться, стать невидимым. Рефлексивно Вова решил поправить воротник, нащупал крест и запихнул суетливо его вовнутрь рубашки, одновременно как-то боком двигаясь к выходу. Уже на пороге она догнала его.
- Добрый день, - голос незнакомки дрожал от волнения и быстрого шага. Лицо ее, красивое, с правильными чертами, большими карими глазами и одновременно некрасиво скривившееся от переживаемых чувств, выражало одновременно брезгливость и недоумение.
- Здравствуйте …те, - заикаясь, ответил «Карась», все еще пятясь к выходу.
- Извините за мою дерзость, но не могли бы вы мне показать ваш нательный крест? – попросила она решительным голосом с некоторым надрывом.
- Это еще зачем, - в голове у Киммана возникла паника, внутренний голос кричал, что надо немедленно убираться отсюда.
- Мне показалось, что этот крест, - она сделала акцент на последних словах, выговаривая их четко и громко, - очень похож на тот, что был у моего отца, когда его убили и ограбили!
- Отстаньте от меня, - почти прокричал «Карась» и выскочил на улицу. Не разбирая дороги, не видя и не слыша ничего вокруг, он побежал по тракту в сторону Инкермана, пригибаясь и падая, пытаясь скрыться в ночи от воображаемой погони. И только когда уже не стало хватать воздуха, закололо в правом боку и из груди послышался хрип, а ноги непослушно ступали на камни и подворачивались, он перешел на шаг. Погони не было, не слышно было даже криков в спину и вообще царила тишина и мирно плескалась морская волна, переливаясь серебряной лунной дорожкой. Вова прислонился обессилено спиной к большому дереву и молча заплакал. Горючие, горькие слезы текли и текли, ему захотелось завыть на луну, чтобы выпустить все переполняющие его чувства досады, злости, ненависти на других. Ведь он уже не сможет добраться до клада, не сможет стать богатым!!! Он никогда не сможет подойти близко к монастырю!!! И должен будет прятаться и опасаться, а вдруг эта гадина, эта придурочная баба узнает его на улице и кинется, чтобы посмотреть его крест на шее!!! Кстати, от креста надо немедленно избавиться и чем быстрее, тем лучше. Крест жег ему грудь, вызывая мучительную боль, руки тряслись от нетерпения, пальцы не слушались, и в конце концов от ухватил цепочку, на которой висел крест, резким движением поднял ее вверх и несмотря на то, что часть волос на затылке запуталась в звеньях цепочки, вынырнул из этого кольца, оставив клок своей шерсти висеть рядом с крестом. Раскрутив ненавистный предмет, он пращей бросил его вверх, стараясь откинуть куда подальше. Однако цепочка, пролетев метра три, зацепилась за ветку и повисла, качаясь из стороны в сторону и поблескивая драгоценным металлом как фонариком. И тут из темноты, откуда-то сверху, появилась тень, скользившая безмолвно и, словно неотвратимо настигавшая «Карася», летела прямо на него. Он рухнул на колени и почувствовал, как горячая жидкость мочи потекла у него по ногам. Тень превратилась в ночную крупную птицу, то ли сову, то ли ворона, ухватила висевшую на ветке цепочку с крестом и точно так же плавно и беззвучно удалилась в ночь. Вова остолбенел и еще долго стоял на коленях, вглядываясь в темноту и боясь пошевелиться, вздрагивая при малейшем шорохе. Когда все тело затекло, и он почувствовал, что камни впились ему в коленные чашечки, «Карась» рискнул подняться и медленно пошел в сторону пирса, откуда отправлялись маршрутные катера на Севастополь. Его охватило безразличие ко всему, что происходило вокруг, жизнь дала трещину. Он был разорен и опозорен, унижен, напуган, выкинут за пределы общества. Он, который совсем недавно прикидывал, как будет продавать золотые побрякушки из клада и станет очень-очень богатым, купит билет и укатит куда-нибудь на Запад, подальше от этого стада. А там будет жить в свое удовольствие: вилла, машина, женщины, развлечения … Теперь он никто и звать его никак, в мокрых от мочи штанах идет в темноте и думает, как бы незаметно добраться до дома, где никто, кроме попугая, не ждет его. Ну нет, в петлю его никто не загонит, у него еще есть попугай. Эта птица знает что-то про фашистский клад, надо только понять, как его найти! Вова ускорил шаг и почти бегом влетел на катер. Домой, быстрее домой…
Пока ребята и Владимир Николаевич шумно радовались освобождению и обсуждали план дальнейших действий, Сапер, в поисках листка бумаги, выброшенного незнакомцами, подошел вплотную к приоткрытой части входа в док и стал всматриваться наружу. В этот момент он заметил какое-то движение среди валунов на берегу, мелькающие человеческие силуэты, приближающиеся ко входу. Люди были одеты как ему показалось в черное, двигались плавно, совершенно тихо, прижимаясь к камням, словно кошки. Мальчик обернулся и знаками подозвал к себе других, приложив палец ко рту, давая понять, что нельзя шуметь. Его друзья, увидев приближающихся, дружно подняли головы и вопросительно посмотрели на Владимира Николаевича. Он приказал всем подняться на балкон, спрятаться за пультом и тихо наблюдать. Как только они бегом поднялись наверх и устроились за ящиками, в док со стороны моря вошли поодиночке шестеро мужчин в масках и камуфляжной форме с кубанками на головах. Один из них, видимо старший, обратился к стоящему рядом, назвав его Азаматом. – Давай, показывай, свои привидения. Я думаю, братцы, что наш предатель повел немцев к кладу. Вот только где дети? Их надо спасать в первую очередь! Главное, чтобы они с ними ничего не сделали, эти твари ради денег на все готовы. Итак, Барс, ВДВ и Боцман пойдут по левой стороне, а со мной Лис и ты, Азо, как новенький. Рогатки приготовить!- и действительно в руках у каждого появились приспособления в виде рогатины небольшого размера. Владимир Николаевич встал из своего укрытия и, после короткого приветствия, объяснил бойцам, что дети вместе с ним, а немцы и атаман ушли вглубь пещеры. Предводитель казаков-пластунов не стал тратить время на дальнейшие разговоры и они, словно тени, растворились в темноте, не производя ни малейшего звука. После ухода казаков все спустились на причал и стали в полголоса обсуждать произошедшее.
- Честно говоря, я перепугалась, что это еще одни бандиты, такой у них вид был устрашающий. Эти нагайки, шапки, рогатины, - Руслана поежилась.
- Не рогатины, а рогатки, это боевое оружие пластунов, они его делают из кизила, - с видом знатока сообщил Сапер, - вот только откуда они узнали про нас?
- Может дед сообщил, он с казаками дружит. Но что-то мы давно не связывались с ним, - в голосе Толика была тревога, - Ребята, у кого есть мобила, давайте ему позвоним.
- Не волнуйтесь, вот он уже сам звонит, - Владимир Николаевич приложил телефон к уху, - Алло, Слава, как у тебя дела? Что? Казаки освободили? Давай спускай веревки, будем подниматься к тебе, там всё расскажешь.
Подъем был веселым и шумным, ребята смеялись и подшучивали друг над другом, атмосфера праздника и чего-то необычайно хорошего возникла вокруг них. Затем были радостные объятия со Святославом Анатольевичем, возвращение казаков-пластунов, вызов сотрудников полиции и ФСБ и арест троих негодяев, появление журналистов на месте событий. Как впоследствии выяснилось, фашистам удалось вывезти некоторую часть награбленного, но главные ценности все-таки оставались в подземелье и были извлечены и доставлены в Санкт-Петербург в Эрмитаж. Результатами работы с птицами заинтересовались в Академии наук и не только. Но это уже другая история.