Играй, благословенная, вселенная - пустая оболочка, где разум твой резвится беспредельно… (с)
Герт
По липовой аллее от главного здания университета до маленького придорожного кафе Герт шествует медленно, чуть сгорбившись, будто для удобства, чтобы ничего случайно не задеть головой – кроны деревьев, провода, небо. Глядя себе под ноги и заложив длинные руки за спину. Нисколько не стесняясь своего высокого роста, задумчиво наклонив седую, нестриженую голову. Но он не рассматривает камешки или ветки под ногами. Кажется, будто он вообще не видит, куда идет. И студенты, и все, кто ему встречаются на пути, привычно обходят верзилу, словно большой, наполовину затонувший корабль, все еще дрейфующий по инерции.
Крупное лицо этого человека непроницаемо, ход его мыслей, как, скажем, и национальность невозможно определить. Были попытки, споры и предположения, но все это в итоге оказалось липой.
В полупустом кафе Герт заказывает, как всегда (с некоторыми вариациями в зависимости от погоды, настроения и времени года), овощной суп и тушеную капусту. И принимается питаться, медленно жуя, глядя прямо перед собой. Это загадочное пространство, нечто, откуда он черпает свои идеи и (как считает сообщество, в котором он вынужден сейчас пребывать) вдохновение, для многих является загадкой. Как, впрочем, порой и для него самого.
Не доев, нескладный здоровяк в помятом пиджаке с заплатками на локтях кое-как вытирает свои большие руки о салфетку и «зависает», задумавшись. А потом принимается фотографировать взглядом то, что за окном. От шума позади себя он вздрагивает.
К столику волной прибивает незнакомцев. Хозяйка кафе знает его слишком давно, чтобы было позволено с ней не здороваться. Она бесцеремонно водружает на лохматую белую голову профессора разноцветную бумажную корону с надписью «KING». И хор согнанных официантов под ее управлением принимается неуверенно блеять «happy birthday to you».
Перед Гертом ставят крошечный шоколадный тортик и, шаловливо подтрунивая, велят задуть единственную свечку. Когда официанты аплодируют, он не удосуживается выдавить из себя даже подобия кривой улыбки, а только вяло кивает, продолжая дожевывать капусту. И никого здесь, кажется, это не удивляет. Все привыкли к хмурому, задумчивому Герту, чудаковатому преподавателю философии, автору множества статей и книг.
Наконец, для бедного, утомленного простодушным людским вниманием Герта наступает временное освобождение. Он отпущен и безраздельно плавает в своем космосе, никого не трогая.
Но вдруг опять.
- Добрый день, ваше величество.
Восточная мудрость гласит - невозможно навсегда избавиться от двух вещей – мелких камешков, попавших в обувь при ходьбе и от людей, что досаждают.
Молодой человек осторожно усаживается напротив. Возможно, студент, не сдавший что-нибудь, мелькает в голове у Герта. Нет, скорее, абитуриент, и он ничего еще не знает о привычках этого преподавателя.
Герт хмуро сверлит беднягу своим фирменным тяжелым взглядом (прогнавшим не одного бездаря с факультета философии) из-под тяжелых век и ничего не отвечает.
Потом, вспомнив кое-что, со вздохом стягивает с головы бумажную корону.
Молодой человек осторожно, не без опаски, хмыкает.
- Я из «Коф и компаньоны».
Герт замирает на мгновение, чтобы взглянуть на молодого человека повнимательнее. Тот и вправду упакован в строгий, черный деловой костюм, в котором, пожалуй, сегодня ему должно быть жарковато.
- Извините, что беспокою вас в такой интимной обстановке. Поздравляю…
Герт, внезапно оживляясь (будто бы вдруг, без причины взмахивает лохматыми крыльями с набившейся в них тиной дремавшая по колено в застоявшейся воде древняя, полу-дряхлая цапля), выставляет вперед указательный палец с такой яростью, словно хочет оттуда выстрелить.
- Не вздумайте этого делать.
И брезгливо отодвигает тортик. А потом снова утыкается в свою капусту (двойная порция со свежей зеленью и сливочным соусом).
Разве молодой человек не знает, не понимает? Разве Коф не объяснял ему прежде? Король ни с кем «из тех, прошлых» не общается уже много лет, вернее, совсем больше не общается. Все ни к чему, все ненастоящее. И этот новый год здешней жизни совершенно его не радует. Так оно и было с самого начала. Словно еще один сумеречный вечер, который тянется и тянется… Ты слоняешься по мокрой после дождя веранде. Все видится, словно назойливый дым, и не за что ухватиться. И некуда пойти, и ты все ждешь… Ну, когда же он кончится, этот день, и уже можно будет с легким сердцем отправиться, наконец, спать?
- Извините, - сильно конфузится молодой человек, - я не хотел… Это так неудобно, когда у вас нет ни телефона, ни почты, никакого аккаунта…
И неуверенно добавляет:
- Ваше величество…
- Как вас зовут, простите, я не помню, - перебивает Герт.
Все это он слышал уже удручающе много раз.
- Я тогда был совсем мелким.
Мелким… Да… Такие тут у них слова…
- Вы не помните дорогу?
Молодой человек призадумывается.
- Смутно. Помню, сильно страшно было. И спать хотелось. Мама поила меня сладкой водой, только бы не ныл. Александр.
Герт с ужасом поднимает голову от тарелки.
- Александр? Серьезно? Вы и вправду называете себя Александром? Даже вот так, здесь, между нами?
Бедняга напротив, будто школьник, попавший на нежданный экзамен, неловко ерзает на стуле.
- Как ваша гм…, простите, по-здешнему, фамилия?
- Тамри.
- Племянник Кофа, полагаю.
- Да.
- И правда, вы были маленьким тогда… Сейчас вспомнил. Да, ревели вы здорово. И были бледнее, чем молоко.
Герт морщится.
- Терпеть не могу этот их напиток. Они это кипятят, представляете? У меня от него какая-то сыпь. Буду называть вас Тамри. Местные, видимо, считают вас немцем? Что-то в этом роде, так?
Видно, что такой расклад Герта забавляет, и он довольно неэстетично хрюкает капустой.
Молодой человек смущенно и деликатно оглядывается.
- Что вам надо, Тамри? И как поживает ваш дорогой дядюшка? Драгоценный дядюшка, как любят здесь выражаться.
- Он в порядке, спасибо, очень много обычной, рутинной, юридической работы.
Герт тем временем неспешно расправляется с капустой. Честное слово, ему плевать и на Кофа, и на молодого Тамри. Наконец, он откидывается на спинку стула.
- Этот местный овощ напоминает мне созвынь. Вы помните кашу из созвыни, нет?
Александр Тамри с сожалением качает головой – жаль разочаровывать, нет, он такого не помнит.
- Ваше величество, мы уважаем вашу склонность к уединению…
Вот теперь Герт смотрит на своего собеседника очень внимательно. Тому, должно быть, неудобно от такого пристального, прямого взгляда. Наклонившись вперед. Положив подбородок на скрещенные, длинные пальцы и поставив обе руки на локти между пустой тарелкой.
- Коф всегда был довольно изворотлив.
Заметив смятение собеседника, профессор ободряюще, легонько похлопывает напрягшегося молодого человека по руке.
- Я говорю это с уважением. Он переделал немало дел. Но была одна земля - она так и называлась «Спорные территории». Этот вопрос он все-таки решить не смог. Впрочем, скорее, это был не он, а его отец. Или он? Стал забывать…
Герт, слегка безумный препод, «зависает», снова уставившись куда-то, куда посторонним вход явно запрещен.
Александр деликатно кашляет.
- По ней и проходит дорога. Может, и хорошо, что вы ее не помните… Последний раз Коф приезжал, когда у кого-то случилась какая-то фатальная местная хворь. Не помню у кого, и что конкретно. Ничего не помогало. И уж от меня-то пользы точно никакой не вышло. Это были первые похороны. Мда, страшновато. Но теперь привыкли… Так, а что сейчас?
- Помня ваше пожелание, мы читаем всем прибывшим королевское обращение. Понимаем, что встречаться лично с каждым было бы очень утомительно для вашего величества. Хотя новенькие всегда просят… Некоторые даже пускают слезу. В растерянности, что такое, где они?
- Для этого и создали «Коф и компаньоны», разве нет? Именно для этого. Работайте, работайте…
Александр Тамри поспешно кивает.
- И все время вспоминают вас…
- Надеюсь, вы говорите им, что я сожалею, все такое…?
- Конечно, как положено.
- Прошу заметить, это не я. Не я виноват в том, что они вынуждены были удариться в бега. Пусть спросят сами себя, как они оказались на «Спорных территориях»? А? Как?
Молодой человек молчит, потупившись. Он будто бы чувствует на себе всю вину своего народа. Или по крайней мере, своего семейства. Хотя лично, ну, честное же слово, ни в чем не виноват. Да и какую такую вину? В конце концов… Он здесь не за этим. Приступят они сегодня к делу или нет? Он решительно вздергивает подбородок.
- Я работаю в конторе несколько лет… На моей памяти до сих пор все шло гладко. Прибывало где-то по одной-две семьи в месяц. Ну, или около того.
- Это я знаю и без вас, - ворчит разнервничавшийся Герт. - Представьте себе, они все мне снятся. Все до одного «чудные, милейшие» (в кавычках) люди.
Александр делает вид, что не замечает сарказма. Так они никогда не доберутся до главного.
- И, хотя дел у нас очень много, мы помним о своих обязательствах. Ведем строгий учет новеньких, оказываем помощь, проводим адаптацию, следим за состоянием фонда… Словом, поддерживаем людей, как и было обещано…
Герт зевает и трет глаза. Ему скучно и хочется прилечь. Что за настырный молодой человек? До сих пор он не сказал ничего нового. Только ковыряет старую рану. Профессор впадает в дрему.
- Но вчера одна женщина… Она утверждает, что продавала мороженое на углу возле дворца, как поворачивать к Долгим Садам… На входном собеседовании эта дама сказала…
Герт постепенно выходит их ступора, нехотя просыпается.
- Вчера? Вы сказали вчера? Вчера я никого не выводил. Я уже неделю, вот поглядите, мучаюсь бессонницей.
Герт некрасиво оттягивает веко, очевидно, чтобы обратить внимание собеседника на свои красные глаза под тяжелыми, дряблыми веками.
Александр едва не подпрыгивает на стуле от нетерпения. Слава богу, его услышали и принимают всерьез.
- В том-то и дело, ваше величество… Поэтому я здесь… Дядя говорит, такого никогда до сих пор не было… Мы бы связались с вами быстрее, будь у вас телефон… Эта женщина сказала, что по дороге по этим самым… территориям… ее вели не вы… На этот раз…
Профессор собирается зевнуть как следует, от души, пошире, но вдруг осекается, растерянно моргает.
- Не я?
- Что ее вела, представляете, принцесса. Ваша дочь.
Герт в крайнем изумлении поднимает брови.
- Кармин?
- Мы спрашивали с пристрастием, и не раз, не могла ли она что-то напутать? Но женщина уверяет, что прекрасно знает принцессу лично, так как та всегда покупала у нее мороженое, когда шла или ехала на прогулку. А она, говорят, любила бывать в Долгих Са..
Герт молчит, уставившись в одну точку, а точнее – ровнехонько в переносицу несчастного Тамри. Он что-то напряженно обдумывает. Трудно сказать с уверенностью, какие эмоции отражаются (да отражаются ли вообще?) на этом странном, постаревшем лице, продолговатом, скуластом, похожем одновременно и на морду рептилии, способную часами выслеживать добычу, и на физиономию гориллы, слишком умной, чтобы позволить белым охотникам загнать себя в клетку.
- Дах…
Слышно, как в зале кафе что-то звонко падает на пол. Может, обыкновенные ложка или ножик. Александру Тамри кажется, что это, иссякнув, на дно колодца падает его терпение. Или время, которое он тут теряет.
Герт шумно выдыхает, сжимает руки в кулаки и снова разжимает.
- Принцесса очень любит мороженое с ягодами ю.., - робко добавляет молодой человек.
После этих слов Герт, с грохотом отодвинув стул, вскакивает из-за стола с необычайным для человека его возраста проворством.
- Давайте, Тамри… Э… Где там у вас? Вы же не пешком сюда пришли? Где вы ее поселили, эту вашу мороженщицу?
Опомнившись, он начинает хлопать себя по карманам, выгружая мелочь и бумажные деньги наугад, бросая их на стол (кое-что попадает и в торт).
- Как же ужасно, как ужасно… Я помню всех этих министров, торговцев, дипломатов. Но совершенно не помню нормальных, простых людей, которые были же, были… Понавытаскивал сюда всю эту номенклатуру, элиту, прогнившую, снобов, с их ожиревшими, расплывшимися семьями…. Сытых, мордатых, всех! Этих, этих… негодяев, которые хотели меня уничтожить, сжить со свету… Всех, всех вывел… А надо было спасать не их, не их… Но как? Спрашивается, как? Если я никого, никогошеньки другого не помню!
Молодой человек краснеет. Ему неудобно, неловко, кажется, будто бы он подслушивает чужие мысли.
Вдвойне щекотливо – когда подслушиваешь мысли короля. Пусть даже и бывшего.
- Мы всегда записываем интервью с прибывшими на видео, ваше величество, не стоит волноваться… Давайте сейчас посмотрим…
Но Герт широким шагом, задрав косматую голову, поджав губы, уже чешет к выходу. Он ничего не слышит. Говорят, так шествует он к кафедре, когда собирается читать свои «заумные», по мнению студентов даже последнего курса, лекции. Размышляя о чем-то своем, никого не видя и не слыша.
На вопросы профессор отвечать обычно не любит. Разве он не все сказал? Думайте, думайте…
И так же (по словам прибывающих новичков) в своих невольных, странных снах выводит напуганных подданных со «Спорных территорий». Таким отрешенным, отстраненным он никогда не бывал раньше, с удивлением отмечают те в своих «входных» собеседованиях в «Коф и компаньоны».
Им король запомнился другим – молодым, живым, веселым, представительным, умным…
Жалко, что он пропал, когда началась вся эта безобразная резня. Мы очень волновались, что с ним, где, почему? Ведь на кого надеяться людям, как не на своего короля? Который всегда был, есть и всегда должен быть.
Вечность.
И еще у него были черные, коротко стриженные волосы ежиком. Роскошный мужчина.
Король слыл модником, любил внезапные розыгрыши и пикники на свежем воздухе в компании таких же, как и он беззаботных, богатых, любимых всеми (так раньше им казалось) бездельников.
Марина
- Миленько, - не без сарказма кисло комментирует Асель ярко-розовые волосы своей племянницы.
После чего всю дорогу от аэропорта до Академгородка в машине они молчат. Асель не в духе. Ей не очень нравится эта идея – тетушка-нянька «на целое лето». Она сочувствует сестре, которая разводится. Узнать, что твой муж уже много лет живет на две семьи. Что у их ребенка «на стороне» есть сестра ее возраста. Асель сочувствует. Но у нее, в конце концов, есть свое личное пространство, своя жизнь. Может, странная, да… Уединенная и гм… просто своя…
Марина мнет в руках липкую фиолетовую массу-лизуна. Антистресс. Это, кажется, тоже раздражает Асель.
- Новое хобби? – наконец, не выдерживает она, неодобрительно косясь.
- Угу.
- А резиночки, вышивание, и… Что там еще было?
- Все проходяще, - философски замечает девочка, вздыхая (совсем по-взрослому). – Вечна только математика.
Асель, слава богу, фыркает. Ей даже удается рассмеяться. Она хороший программист и не может не оценить – математика, да, это сила. Однако, постойте же, неточность, не совсем так – математика – вещь куда более переменная, чем это кажется на первый взгляд. Особенно тем, кто в эти дебри особо не углубляется.
Дома Асель продолжает нервничать. Ее жизнь сейчас слишком особенная, чтобы пускать в нее кого-то, родственник он или нет, не важно.
Она исподтишка наблюдает за девочкой. Как та переживает всю эту некрасивую историю? Но Марина кажется вполне спокойной.
- Посидишь, почитаешь книжку? – с надеждой обращается Асель к племяннице. – У меня вечером дела.
Но племянница – приставучий овод. Не хуже фиолетовой липучки-антистресса, которая уже, брошенная, успела оставить некрасивое пятно на любимом полированном комоде.
Марина не хочет книжку, она вообще с книжками не очень, Марина хочет общаться.
- Пойдешь гулять? Я с тобой.
Асель поджимает губы, но ничего не говорит против. В конце концов, как радушная хозяйка она, наверное, и вправду обязана проводить время с гостьей. Ну, там, показать, как изменился их научный городок с тех пор, как Марина последний раз у нее гостила. Может, девочка все-таки переживает? Может, ей тяжело, непросто? Да? Нет? Асель не может понять, а спросить трусит.
Когда они с сестрой приезжали в последний раз, Асель еще работала в ОЛИП. А Марина не задавала тона в ритме дня и не высказывала философских идей. Только искусно выпрашивала вкусняшки.
И все-таки тетя умудряется улизнуть на пару часов из дома – за продуктами или зачем-то еще .
Марина – девочка без особых комплексов. Книжку, говоришь? Ну, уж нет уж. Она, воровато оглядываясь на дверь, быстренько включает хозяйский ноут. Пароль? Ну, какой еще у программиста может быть пароль? Конечно qwerty. Ха-ха. Программист уверен, что никто не поверит в то, что он может выбрать себе настолько тупой пароль. Программист предсказуем, как и любая программа. И на всякого программиста найдется свой программист.
Марину не особо интересует содержание личных файлов. Она хочет выйти в интернет. Сериальчик там какой-нибудь… Странно – на абсолютно черном экране (ну и вкус у тетушки – рабочий стол как черная дыра) висит всего одна иконка. Простой белый квадрат. В него вписаны буквы - MINA. Даже панели с браузерами, и той на экране нет. Как странно. Марина – человек прошаренный, считает себя пользователем «выше среднего», но такую прогру никогда не встречала.
А что пытливому ребенку следует делать, чтобы познавать мир? Правильно, не бояться нового. То есть открыть то, что можно открыть.
MINA загружается молниеносно, Марина в восторге. Ну, просто влет. Тетя – программер – это тема! Еееее! Но дальше вот что. Снова ужасно странно. Миг – и вместо черного экрана в ноуте появляется нечто вроде… зеркала. Марина смотрит на саму себя.
На саму-то на саму, да не совсем. На экране у нее не розовые волосы, а нормальные – родного, непокрашенного, соломенного цвета. Правда, такие же растрепанные.
И какое-то дурацкое платье под горлышко, она такие не любит…
Это, наверное, у Асель игрушка новая, модная. Игрушка – это хорошо. Сейчас поиграем! Йоху!
- О, здравствуй, - между тем говорит программа весьма знакомым голосом. – Я Мина Колпакова. А ты кто?
- Марина Берк.., - изумленно сглотнув, отвечает девочка, - Беркова…
Она нервно водит пальцем по клавише внизу, чтобы увидеть, наконец, курсор или что-то в этом роде. Как управлять этой штуковиной?
Вообще-то она предпочла бы, чтобы инициатива в игре исходила от нее…
- Привет, Марина, очень хорошо, что мы встретились с тобой. Что бы ты хотела увидеть?
- Я хочу понять, - бормочет Марина, перейдя на клавиатуру и не переставая безрезультатно нажимать все клавиши подряд, – как это все работает…
Это что-то совершенно новенькое.
Она старается не смотреть на саму себя на экране. Это как-то неприятно, да и щекочет нервы.
- Как все работает…, - хмыкает программа. – Что ж, сегодня я покажу тебе. Будет грандиозно. И уж-ты то это увидишь, обещаю.
- Класс, - бормочет Марина, начиная понемногу напрягаться.
- Ну, приятного вечера. Мне пора. Потом еще поболтаем.
Экран гаснет. Марина несколько минут сидит, глядя в совершенно черный прямоугольник экрана, ошарашенная. Даже иконка MINA, и та пропала. Где же все-таки был этот дурацкий курсор?
Услышав звук ключа, поворачивающегося в замке, девочка поспешно захлопывает крышку ноута и отпрыгивает на диван.
Едва успела. Сделать лицо попроще. Стеклянный взгляд.
Я? Кто, я? А что я?
Но Асель не слепая. Она все видит. Племянница – тихушница. Племянница лазала куда не надо, племянница трогала «мою прелесть».
Ах, эти мерзкие, мерзкие хоббитцы…
***
Академгородок – это научный центр, где в институтах и университетах работают лучшие ученые страны.
В субботу на набережной возле водохранилища полно гуляющего народа.
Асель встречается с друзьями. Марина разочарована. Хотя, что ж, стоило ожидать. Друзья программиста – странные люди. Но она, по крайней мере, рассчитывала увидеть… Гм.. , может, парня Асель? Было бы что маме рассказать. Хотя маме сейчас не до чужих рассказов. Мама в шоке.
Но пока насчет тетиного парня тут явно без вариантов. Компания оживленно болтает – на своем птичьем, программерском языке. Странное дело, думает Марина, что могло выгнать этих троллей – жителей глубоких пещер подсознания – на свет божий в этот летний вечер? А, какая разница? Все равно с ними скучно.
Пока взрослые разговаривают, Марина берет на прокат гироскутер. Не очень уверенно на нем ездит, так что надо тренироваться. Чтобы лето не пропало зря.
Она несколько раз проезжает по набережной туда-сюда, лавируя между гуляющими. Потом от нечего делать начинает наматывать круги вокруг компании Асель. Эти люди в каком-то странном напряжении, переминаясь, будто ожидая чего-то, тусуются на полянке-пятачке на тротуаре неподалеку от кусов отцветшей сирени. Прогулялись бы что ли, прошлись по берегу водохранилища. Или моря, как его здесь называют. Переоценивают, конечно.
От нечего делать Марина краем уха слушает чужие разговоры. Так, вскользь. Больше делать-то нечего.
- Мы не знаем, как это будет, никто не знает, - горячится парень с бородкой-эспаньолкой, в майке с Эриком Картманом.
Что ж, зачет. Хотя ей по душе, больше, конечно, Кенни. В нем максимум жизненной философии что ли… Правды. Все тлен, мы все умрем…
- Салюты, фейерверки, все такое? – с робкой, кривой ухмылочкой предполагает девушка в длинной цветастой юбке и пирсингом на нижней губе.
- Не думаю. Не знаю, как, но мы все это точно почувствуем.
- Узнаем наконец, как все это работает.
Марина начинает прислушиваться.
Асель вздыхает.
- Мой научный руководитель говорит, чтобы я выбросила дурь из головы. Наш Топчик считал (и до сих пор считает), что это не реальный человек. Мина - всего лишь программа.
- Ха! Всего лишь! – восклицает кто-то.
- Сам бы попробовал написать такое!
- Необычная, да, - продолжает Асель, - программа. И у нее есть создатель. А у создателя такая же голова, как у всех. У нас с ним были серьезные разногласия на этот счет. Чуть не до крика дело доходило.
- Поэтому ты ушла из ОЛИПа?
Асель кивает.
Компания оживляется и пускается в обсуждения, где кто работает и как там у них обстоят дела.
Умники. Марина тоже не дурочка, хоть Асель и считает ее за маленькую. Она тоже кое-что хочет знать. Поэтому прочищает и навостряет ушки. Мина? Это та девочка-зеркало в тетином компе? Круги на гироскутере становятся все уже и уже. Скоро Марина чуть ли не начнет наезжать собравшимся на ноги.
Хм, сомнительная компашка – доисторические фрики да и только.
А фрикам только дай повод поспорить.
- Если это программа, то как она самообновляется? Едва ли не каждую секунду!?
- Ну и что? – меланхолично замечает Асель, разглядывая ветку сирени. – Разве нельзя написать такое?
- Ты смогла бы?
- Я нет, - тетя смущается. - Ну, вернее, не сейчас. – Когда-нибудь, в будущем…
- Говорю вам! Это обычный человек, как мы с вами, - с энтузиазмом размахивает руками парень с эспаньолкой. – Вот увидите, придет сейчас на набережную какой-нибудь жирный чувак со стаканчиком кофе. Вырубит нам все мобильники, злобно рассмеется, похлопает по плечу, кто первый подвернется. Мы поболтаем, он нам расскажет, что да как… И в мире цифровых технологий наступит новая эра.
- Возьмет нас в свою команду…, - мечтательно закатывает глаза «пирсинг в юбке».
Она, кстати, даже шарик с собой принесла. Смешная такая. Праздник у нее, что ли?
- Все равно странно все это, - ежится Асель. – И почему именно он, а не она? И почему именно жирный?
- Странно? Да гран-ди-оз-но! Этот человек, кем бы он ни был, создал ли он эту программу, или сам как-то там по-особому в реале общается, УЖЕ совершил настоящий технологический прорыв! И никому ничего доказывать не должен.
- Вот бы на него и вправду посмотреть.
- Мина ясно сказала, это будет сегодня. В инструкции есть точная геолокация.
- Мы увидим, как и что.
Марина так увлеченно прислушивается, что начинает смотреть не на дорогу, не на то, куда она едет, а на говорящих. Ну, точно, геймеры! Ее тетя бросила работу ради того, чтобы рубиться в сомнительные игрушки вот с этими! Ха! Вот мама порадуется. Вот куда она сдала свою дочь на лето! Чтобы отвлечься от своих мрачных мыслей. Может, и Марине тоже все лето стоит позави…
БАМС!
Она успевает заметить только, что что-то сдвинулось в пространстве перед ней. Случилось нечто внезапное. Это что, она столкнулась с кем-то? С кем-то кто, кажется, тоже ехал на гироскутере. С кем-то твердым, жилистым и костистым…
Нога соскальзывает, неловко подворачиватеся. Марина теряет равновесие, падает на бок.
***
Мгновение спустя ее глаза все еще остаются широко открытыми. Вокруг – высокая-превысокая желтая трава, которая шелестит очень нежно, точно поет.
- Так что же ты на самом деле хотела увидеть? – Марине кажется, или это вправду трава с ней разговаривает? – Что бы?.. Что?..
Она быстренько вскакивает на ноги. Путаясь в траве, как в вервках. Вокруг, куда ни посмотри – океан травы. Она достает ей до подбородка. Трава колышется, хотя никакого ветра нет.
Почему-то на Марине надета дурацкая ночнушка, она таких отродясь не носила. И вдруг девочка ясно ощущает, что должна делать. И поскорее. Иначе случится беда.
- Пап, - произносит она сначала робко и тихо, а потом, осмелев, начинает кричать. - Пап, ты где?
Ей никто не отвечает.
Она бросается сначала в одну сторону, потом в другую. Но везде и всюду - эта приятная, шелковая, обволакивающая, манящая трава. Словно нити, из которых из века в век плетется и плетется то, что было, будет и есть.
Марина поднимает голову к небу. Оно непривычного темно-синего цвета.
Девочка чувствует внутри сильное беспокойство. Озирается.
И приходит успокоение.
- Ах, вот ты где, - обрадованно восклицает она наконец.
И открывает глаза.
Сердитое личико Асель и другие физиономии ее косматых приятелей-фриков, игрунов-подельников, постепенно проявляются и нависают над бедной-несчастной Мариной.
Ребенком, который всего-то хотел на каникулах покататься по набережной.
Герт
Он в кои-то веки коротает вечерок в парке на широкой скамейке. Рядом с ним - пожилой, маленький, то и дело неуверенно хлопающий себя по коленям бывший министр.
У министра артрит, и он изрядно измотал ему нервы за последние годы.
- Черт бы побрал эти здешние болезни, - ворчит он. – Муки ада.
- Вы ругаетесь? – безо всякого удивления констатирует Герт, с интересом наблюдая, как колышутся на ветру березовые листья.
Он поднимает голову выше и принимается раздумчиво созерцать небеса, сцепив длинные пальцы своих громоздких рук на коленях, похожих на два пня.
- Кто нынче не ругается, ваше величество?
- Удивительное дело – эти их облака, разве нет?
- Плевать на облака, - ворчит министр и трет ногу.
Он осторожно поглядывает на Герта, робко, сбоку, как нашкодившая домашняя зверушка, утащившая сосиску со стола.
- Я невероятно рад, ваше величество, что вы согласились встретиться. Это удивительно. За столько лет… Я надеюсь, вы не держите зла…
Герт досадливо вздыхает. Ну, зачем его отвлекли от созерцания?
- Мне стоило сразу догадаться, что это был ты.
- Дело молодое, - криво улыбается маленький человек и еще усерднее трет коленку, - кровь горячая.
- Ты местными-то поговорками не прикрывайся. Значит, свергнуть меня? Значит, заговор? Значит, стало быть, не устраивал я вас, бездельников. Интересно, чем же?
- На смену старому всегда приходит что-то новое, - неуверенно бормочет министр, старательно разглядывая свои матерчатые, растоптанные тапочки, весьма удобные, кстати.
Герт громко фыркает.
- Но наш старый мажордом… Он же… Он… Словно член семьи… Вот уж никогда не думал, что такого человека можно подкупить…
- Осмелюсь поинтересоваться, когда вы поняли, что это… э… переворот?
- На Спорных территориях. Старик повел себя глупо. Как выяснилось, плохо умел притворяться. Сначала я не сообразил – поднял нас среди ночи, что-то испуганно бормотал про эвакуацию… Мол, надвигается ураган, все спешно уезжают. Что будет большая разруха… Бред, конечно, но спросонья я соображал плохо. Накануне была большая пирушка. День рождения все=-таки, юбилей.. Потом испугался за дочку. Не сразу понял, что мне ни в коем случае нельзя, нельзя бежать. Кармин – да, пусть, а мне нужно было вернуться. Долг короля, наверное, не знаю, чем еще объяснить такие мысли. Вот так стрельнуло в поясницу, и все – понял, как проснулся. Хотя, конечно, всегда был трусоват. Потом мы поспорили. Некрасивая сцена. Старик столкнул меня с тропинки в траву. Кармин успела убежать. А куда там было убегать? Места мутные. Одна трава. Шаг - и тебя уже не видно…
Он тяжело вздыхает.
- Что вышло, то вышло, - так здесь говорят. Мы хотели, как лучше, ваше величество. Чтобы никакого насилия. Мягкий уход. Никто не должен был пострадать. Польза для народа… Так сказать…
Герт низко наклоняется. Огромная, старая, многоопытная цапля сейчас заглотит ничтожную рыбешку, каких уже заглотила за свою жизнь немало.
- Вы бараны! – так, кажется, здесь говорят?
- Крон-принц соседнего королевства уже приготовил вам с дочкой отличный, уютнейший домик у озера. Наилучшайший. Прекрасный обед. И ждал на партию в хо.
- Козел, - с яростью комментирует Герт, выпрямившись, крякнув и отвернувшись. – Никогда не понимал, кстати, чем эти животные им не угодили. И этот продался. А ведь какие были клятвы! Какие слова! В вечной дружбе, в вечной службе! Тосты! Тысячи тостов! Нет, покажи человеку куш, и все, он уже больше не человек. Помани его, и он… дичь… Бери, лови делай, что хочешь! Сажай в клетку, жарь на вертеле, он на все согласен. Как так? Прожить жизнь, ну, хорошо, полжизни… И, можно сказать, что… Вслепую? Выяснить, что никому, никому нельзя доверять. Оказывается, вокруг – одни враги. Причем, не просто абстрактные какие-то враги, а именно твои, твои личные. Что ты им что-то когда-то там не додал… Ну, что, что я вам плохого сделал, скажи? Не давал жрать? Жиреть?
- Ну, так новая метла…
-Тьфу, - уже по-настоящему сердится Герт.
Еще немного, и он стукнет кулаком по голове бедного человечка в матерчатых тапочках.
– Ты, я смотрю, тут совсем рассудок потерял.
Несколько минут они сидят молча. Министр изучает то, что у него под ногами. Воробьи изо всех сил чирикают на березе, кажется, поет само дерево.
- В конце концов, все вы поплатились за свою глупость. Война, восстание. Всю вашу так называемую верхушку, элиту, так? Погнали на «Спорные территории». Палками, а то и чем похуже. А и поделом! Надо было вас там и оставить. Пусть бы позабавились оракулы. Уж они-то, как выяснилось, свое дело знают. Медленно, медленно из человека нутро достают. Тянут… Делают себе потихоньку то, что мы потом травой зовем. Растворяют ум, разбирают на части. Где ты сейчас? Что ты сейчас? Непонятно… А человек и думает – и вправду? Что я? Где я? Да нигде и ничто. Все уже. Оракулы, да… Торят тропинки. Открывают дверцы…. А ведь я, дурак, никогда в них особо не верил…
- От судьбы не уйдешь? - робко предполагает министр.
Герт терпеливо сглатывает проклятье.
- Жалко, столько невинных людей пострадало. Поубивали, повырезали, замучили. Превратили королевство в базар. Растащили на куски… Цветущие земли… Хаос…
Министр трет виски. Утомительный тип, этот бывший король. Вот он лично уже давно позабыл обо всем этом. К чему старое вспоминать? Да еще и такое неприяное.
- Как жена? – наконец, смягчается король, видимо, устав бесноваться.
- Ведет кружок вязания. Ей, кстати здесь многое нравится. Кажется, она совсем не скучает по прошлой жизни. Да и фонд нам отлично помогает. Устраивает встречи. Мы развешиваем флажки, вспоминаем, поем песни…
- Бездельника могила исправит, такая поговорка есть?
- Горбатого, ваше величество… Они здесь говорят, горбатого.
- Ты помнишь дорогу?
- Кто ж ее не помнит, - хмыкает министр. – Но почему вы спрашиваете, ваше величество?
- Сплю плохо. Во сне всегда иду одной и той же тропинкой, узкой, тонкой, как нитка. Той же самой, что нас с Кармин вел старик. В какую сторону я иду, я не знаю. Хотя на первый взгляд кажется, никакой тропинки вовсе нет, сплошная трава, но я иду по ней, будто чую. И вчера случилось кое-что… Я стал думать, а действительно ли там всего одна тропинка? Может, еще?… Ты не помнишь?
Министр некоторое время задумчиво наблюдает за воробьем, слетевшим к их ногам в надежде на поживу.
- Я прекрасно помню, что моя жена была одета в пышную алую юбку. А она у меня женщина обширная, вы знаете… Так что мне ничего больше видно не было. Боялся упустить ее из виду. Бежал так быстро, как только мог.
Герт понимающе, смирившись, обреченно кивает и встает со скамейки.
- Разрешите предложить вам партию в хо, ваше величество?
Но Герт уже шагает прочь – как всегда, размашисто и решительно.
- А что случилось вчера? – кричит министр вдогонку.
Но Герт только машет на него рукой.
Что ж, это не просто фигура речи. С некоторых, и весьма давних пор, он действительно никому не верит. Совсем.
Марина
Руководитель Особой Лаборатории Изучения (странных) Программ Семен Николаевич Топь (Топка, Топик) - человек, изнуренный судьбой до предела. Каждый год с завидной регулярностью лабораторию собираются закрывать, штат сокращать. А финансирование давно урезали и так безо всяких предупреждений. Спасает только прошлое Семена Николаевича – бывшего сотрудника отдела программирования службы безопасности. Что худо-бедно обеспечивает некоторые связи и, увы, уже довольно непрочное покровительство спецслужб. Ему, к сожалению, за годы существования лаборатории так и не удалось доказать, что странные новые программы, которые они изучают, как-то могут быть полезны спецслужбам. То есть как-то это покровительство упрочить. Так что, чтобы сохранить работу, Семен Николаевич ежесекундно переживает глубочайший стресс, доказывает, убеждает, шантажирует, подкупает (конфеты и бесплатное лечение компьютерных вирусов).
Лаборатория давно утратила статус секретной. Она располагается на задворках института аналитики и информатики в одноэтажном полуразвалившемся корпусе, а точнее, бывшей серверной, где все еще стоят громадные допотопные машины-великаны, ныне списанные за реликтовость.
Бывшую сотрудницу с ласковым именем Асель (ему всегда нравилось произносить его) он встречает мрачно, едва повернувшись к ней вполоборота и хмуро кивнув.
Пятеро других действующих сотрудников сидят к посетителю спиной, в наушниках, уткнувшись в экраны. Асель помнит, так было всегда. Она улыбается. Ей, оказывается, приятно снова ступить на землю, которая выпила у нее столько крови. И как всегда, у бедного, издерганного мелкими, досадными проблемами Семена Николаевича вместо того, чтобы работать, «висит» старый, тормозной комп. Железо ни к черту… От личной жизни давно не осталось ни одного мало-мальски вразумительного файла, который можно было бы открыть и прочитать.
За Асель тащится розововолосая худышка с внимательными, мышиными глазками, которые так и шныряют. В поисках того, на что детские пальчики могли бы нажать, пока никто не видит. И снести к едрене фене что-нибудь нужное из памяти в компе. Он-то, Топь, знает, бывало уже такое.
Асель, кажется, и вправду, рада всех видеть. Хотя этих пятерых новеньких она не знает. Особенно рада пыльным железным динозаврам в углу. Она с нежностью оглаживает бок старого сервера.
И соглашается на простенький чай в немытой, бурой изнутри кружке. Где, казалось бы, давно уже должна была зародиться нормальная жизнь и выжить отсюда всех этих лоботрясов, занимающихся неизвестно чем.
Зачем она пришла?
У нее подозрения…
Ах, опять…
И разгорается старый спор. Как будто бы не было этих нескольких лет…
Семен Николаевич быстро багровеет.
- Мало тебя уволили? Ты опять?
- Меня уволили? Да я сама ушла!
Асель с остервенением вонзает острые зубки в шоколад.
- И как далеко ты продвинулась за это время?
Асель молчит и сосредоточенно жует.
- А? Результаты! – торжествует Топь. - Где результаты?! Ты сказала, что ты сама! Что вернешься с результатами! Где? А? Где? Где они? Ау! Не вижу!
Он театрально оглядывается.
- Где?
Результаты, увы, нигде от него не прячутся.
Асель смиренно устремляет взгляд в пол (уборку не делали минимум неделю) и продолжает молчать. Пусть себе старый Топка выпустит пар.
Хорошо, ей нечего сказать. Он прав. Он молодец, мудрый и великий правитель. Повелитель пыльных энергий. Покровитель железок и искусственного интеллекта, признаки которого он безуспешно ищет в сети. Она комкает фантик. Она просит только об одном – протестируйте, пожалуйста, племянницу.
Топь изумленно таращится на Марину, а потом приподнимает очки и устало трет глаза.
- А я-то, дурак, думал, ты пришла обратно проситься…
Асель краснеет.
Племянница тем временем под шумок дотачивает десятую конфету из вазочки. Ей совершенно не интересно, что там они обсуждают. Она тайком смотрит на экраны сотрудников. На одном из них идет какое-то кино - плавает дельфин. Ей не слышно, но он, кажется, издает смешные звуки. Море. Глубина невероятная. Краски были бы ярче, будь разрешение у экрана получше. На другом экране будто бы тоже кино, но уже другое. Как если бы камера была надета на лоб, и кто-то снимал, что он делает – древность, раскопки – осторожно добывают из земли артефакты, черепки…
Еще на одном из экранов небо – на самолете летают?
Чем они тут занимаются, эти люди? Так, интересненько…
Киношки смотрят за зарплату? Крууууть...
А Асель-то, оказывается, дамочка не только с приветом, но и со своими загадками… Раньше, кажется, за ней такого не водилось.
- У меня здесь, - продолжает разоряться Топь, радуясь в глубине души, что наконец-то он может нормально пожаловаться тому, кто его полностью понимает, - одни списанные компы. Дно! Могила серваков. Что имеем из кадрового резерва? Один кандидат зоологических наук, один археолог, бывший летчик и два оболтуса, которые непонятно чего хотят, и все время прыгают туда-сюда. То одно у них на уме, то другое. Но программа их впустила, так что вынуждены ждать чуда! Вы-нуж-де-ны! Был врач, но сбежал в медицинский центр за заплату, и больше я о нем ничего не слышал. Это, сказал, очень увлекательно, но ближайшие перспективы где? А действительно, где? Мы Лаборатория по изучению программ, а сколько тут ты видишь программистов? Правильно, ноль. Или минус один… То есть я. За такую мзду программисты к нам не пойдут. Это все – честно сказать – волонтеры, просто увлеченные люди.
Видно, что Топь и вправду устал от всего этого.
- Если бы Мина, как ты говоришь, была человеком, живым, нормальным… Она не могла бы не знать, какую свинью нам всем подложила. Именно, свинью! И попробуй эту свинью разгадай! Мучаемся мы зачем?! Этот человек первым бы нас пожалел, раскрыл бы свои чертовы ядра, коды, едрить их… И нам бы выделили хотя бы резервный фонд на развитие.
Асель смеется. Веселый все-таки у нее бывший начальник.
- А, радостно тебе? А мне вот приходится подрабатывать написанием сайтов. Интернет-магазинов. Противно. Противно, солнце мое. Тоскливо и нудно. А ты еще душу травишь. Пришла и издеваешься.
Так как конфеты кончились, Марина решает пропустить период профессиональных торгов и выходит поболтаться по коридору. Но там только пыльный пол, грязно-зеленые, бог весть сколько не крашенные стены. Одно-единственное окно в конце коридора выходит на свалку, где валяются всякие железки. Туда лучше не смотреть.
Наконец, Асель, красная и взвинченная, громко зовет ее обратно.
- Она читала инструкцию? – хмуро интересуется измученный битвой с более молодой и упертой бывшей сотрудницей Топь.
И неохотно усаживает девочку на свое рабочее место.
- Ты читала? – машинально повторяет Асель. – Ну, говори, читала же? Ведь читала?
Марина даже не понимает, о чем это они.
Наконец, после недолгих препирательств (не сразу, а повисев – Асель нервно притоптывает, Топь привычно и терпеливо медитирует на узор на древних обоях) – правой кнопкой по программе – открыть - перед ними открывается простенький файл.
«Здравствуй, малыш, - написано там черным по белому, - как хорошо, что ты читаешь инструкцию. А то некоторые не читают, а потом удивляются. Я Мина Колпакова, большая оригиналка, ха-ха. Вот вам, ребятушки, мой привет. Ломаете голову, что да как? Хотите знать, как все устроено? (дата, координаты). А пока я вот что скажу, умные вы мои, ЕСТЬ СТОЛЬКО ВСЕГО ИНТЕРЕСНОГО НА СВЕТЕ… А вы тут сидите на своих попах, глаза лупите. Идите-ка лучше погуляйте!»
Марина заканчивает читать и с удивлением поднимает глаза сначала на Асель, полом на Семена Николаевича. Те смотрят на нее с ожиданием. Наверное, тоже ждут чуда.
- Это инструкция?
- А то ж, - невозмутимо хлопает себя по боку Топь. - Мы этот код уже сколько лет шифруем и дешифруем. А ты говоришь, искусственный интеллект. – Ну, давай дальше. Посмотрим, кого ты нам тут привела…
Он двойным кликом открывает программу – как и у Асель – единственную на мониторе. На иконке просто и ясно написано - MINA.
- Ага! Видите! – вскрикивает тетя и едва ли не отпрыгивает от экрана.
Потому что снова перед Мариной то же самое зеркало. Девочка по тут сторону чуть наклоняется, чтобы получше рассмотреть собеседницу. Для Марины уже в этом нет ничего нового. Ну, начинается так игрушка, что такого? Современные, как их там… технологии. Как говорила фрекен Бок, скоро школьники будут на Луну летать, и никого этим не удивишь. Чего это они все так всполошились?
- Хм, - многозначительно заключает программа с лицом девочки Марины, закончив пялиться на нее и изучать пристально. – Тебе я только одно скажу. Слышишь меня сейчас, да? Тебе математика нравится. Ты уже знаешь, что такое множество? И что такое нуль? Так что должна понимать, что при определенном раскладе все возможно. Не в этой системе координат, так в следующей.
Девочка-программа (или нет?) целует указательный палец и подносит его к экрану.
- Рада была повидаться. С тобой, как ни с кем другим.
- А?! – торжествующе вопит Асель и трясет бедную Марину за плечи.
Разошедшись, она фамильярно щелкает своего бывшего начальника Семена Николаевича по вполне себе уже оформившейся лысине.
Марина, недоумевая, сползает со стула. Если это игрушка, в которую столько лет играет тетя, то она и вправду, странная. И игрушка, и тетя с ней заодно.
Тем временем волонтеры, которых, видимо, отвлекли шум и суета, снимают наушники, встают со своих мест и тоже подходят к монитору руководителя лаборатории.
- Вот это поворот, - бормочет «летчик», тот самый, который был в небе…
Ну, виртуальном, конечно.
Топь привычным движением снимает очки и устало трет глаза.
- Ну и что мне теперь с этим делать, бестолковая твоя голова?
Мало ему было загадок. Так вот еще одна. Легче не стало.
Герт
Каждый раз в своих странных снах, с тех пор, как он появился здесь… Как проснулся не там, где привык - в своей одинокой постели под балдахином, в замке под крики прислуги, занимающейся уборкой или готовкой… А здесь, здесь… Он оказывается на Спорных территориях, в высоченной, вязкой, путающейся траве, доходящей ему до пояса, а то и выше. Он каждый раз возвращается туда во сне только по одной причине – он должен найти дочку. Запоздалая мысль - няня, на которую он часто сердился, была права. Он слишком мало времени уделял Кармин. Государственные дела, заботы, праздники, встречи с нужными людьми… Но теперь-то он все же идет за ней, он ищет свою малышку целую вечность. Но, увы, никого и ничего не находит, кроме проклятущей шепчущей травы, поглощающей не только звуки, но и всякие мысли.
Он никогда не верил в то, что рассказывали про эти земли. Слишком долго они были ничьими по одной простой причине – репутация. Мифы. Легенды. Странное и непонятное место. Он ничему не верил, хотел сломать стереотипы, присоединить территории к своему королевству. Доказать, что ничего необычного в них нет, это просто домыслы, заблуждения, невежество. Никаких оракулов. Никаких чудес, исчезновений. И если ты попал сюда – ничего с тобой не случится. Но законным путем это было сделать невозможно, а для решительных действий он явно не был рожден…
- Кармин! Кармин! – кричит король и озирается – да где же она?
Старик-мажордом сказал в ту ночь, что они идут в безопасное место. Что нет другого выхода и придется срезать «по траве». Сказал так уверенно, будто много раз уже тут бывал. Король верил ему безоговорочно, ведь тот всегда, с самого рождения помогал ему надевать башмаки и даже иногда сам завязывал шнурки. Разве такому человеку можно не верить?
Вот бы увидеть сейчас знакомое белое платье с кружевным отложным воротничком, она не очень-то любит его надевать. Ей больше нравится бегать в простонародном тканом сарафане до колен – позорище, няня разрешает только когда никто не видит…
И несколько минут спустя на горизонте действительно появляется кто-то. Он с надеждой бросается навстречу. Но это снова не она. Боже мой, это в который раз (в который год, в которую жизнь?) не она. Кто угодно, только не его малышка Кармин. В его памяти всплывают совершенно другие, ненужные, люди. Он провел с ними столько бесполезного, праздного времени. Король-праздник, король-основа, оплот, пример, надежда. Министры, финансисты, тьфу, пропасть их, а толку ноль… Память услужливо подсовывает сну искаженные страхом лица, семьи-множества, увешанные гроздьями скарба - короба, чемоданы и тюки, ревущих детей и беспомощно хватающих ртами воздух стариков, тащащихся следом. Они бегут, они спешат к нему навстречу, они верят своему королю. Ах, продажные вы шкуры, и никакого сомнения в пустых ваших душах, ни тени смущения. Совесть ваша крепко спит. С криками «Спасите, помогите, грабят, убивают». Да, так и кричат, он не преувеличивает. В стране разруха, война, голод, грабежи, хаос… Одно неверное движение разрушило всю конструкцию. Дураки, дураки! Их ждет смерть. Разве от хорошей жизни они прячутся на территориях, где происходят страшные и странные вещи? В этом чудовищном месте, о котором толком достоверно ничего неизвестно…
Законник Коф и его многочисленное семейство, министр с женой, их множества и множества. Король! Теперь они здесь, с ним, они в безопасности… Он их спас, вывел, вытащил. Уберег от черни. Ах, лучше бы, честное слово, он помог кому-нибудь другому… Но он не может вспомнить лиц. Тех, кто его кормил, одевал, чинил ему одежду. Он даже лицо няни вспомнить не смог, так часто он на нее был зол. А физиономий людей в толпе, когда он толкал свои громкие речи, и вовсе было не разглядеть. Кем же он был окружен все эти годы?
Теми, кому теперь и слова не скажешь…
Королю ничего не остается, как вести тех, кого он встретил, по зыбкой тропинке своей памяти в другое, еще более странное место. Куда оракулы отправили в свое время и его самого.
«Так что ты хочешь увидеть? На самом деле?»
Или его сознание, кто же разберет, где одно, а где другое. Там он проснулся однажды после блужданий в высокой траве. В однокомнатной квартире на первом этаже страшненькой пятиэтажки. В полураскрытое окно залетело что-то, и он тут же опознал это что-то как «шмель». Пахло только что распустившимися ирисами. И он точно знал про себя, что он Герман Александрович Герт. Его аж вывернуло от этого нового знания. Что за имена тут у них? Профессор философии университета. Какой философии? Да, всякой. Что у него тяжелый характер. Плюс ко всему эти мучительнейшие, навязанные администрацией, ежемесячные открытые семинары каждый первый вторник по популярной философии для населения.
И еще он безнадежно одинок.
Но это все теперь - его оставшаяся жизнь.
Он тогда привычно потянулся, нащупал тапочки, вобрал носом затхлый запах старой мебели, оставшейся еще от мамы, которая тоже преподавала в том же университете, на том же факультете. И пошел чистить зубы.
Он прекрасно помнит, как глядя на себя в зеркало (осунувшиеся щеки, черные, на висках редеющие, волосы, потрескавшиеся от сухого воздуха губы) он подумал:
«А, черт возьми, это же интересно. Кажется, так и было, ведь в глубине души я всегда питал пристрастие к философским беседам. Чертовы оракулы, знают… Они-то уж знают…».
Его как-то приятно взбодрило, что здесь все считают его «приверженцем старой школы», непреклонным и жестким в суждениях. Тем, от кого зависят судьбы, оценки, будущее. Что он - не просто украшение на фарфоровой тарелке, не только забавный весельчак в блестящей одежде, танцующий весьма неплохо. Вдовец, холостяк, и несмотря на возраст все еще завидный жених. Но из соображений безопасности королевства ставит интересы страны выше своего личного счастья…
Такова традиция. Так его воспитали.
В то утро он весело наклонился, чтобы собрать бумаги в портфель перед первой лекцией. И тут его пронзило насквозь.
КАРМИН.
Марина
- Что это было? – недоумевает Марина.
Глаза Асель блестят. Они спешно идут по аллее мимо института информатики и аналитики. Тетя чешет уж слишком быстро, она возбуждена, а Марине лень спешить. Куда торопиться? К чему?
Каникулы.
- Эх, ты, дурья голова, - размахивает руками тетя - суешь нос куда не надо, а потом удивляешься. Мина – такая программа, ну, или не совсем программа, это еще пока неточно. Это и нужно выяснить. Я и мои друзья, мы считаем, что это вовсе не программа… Искусственный интеллект? Тоже нет. Но это пока для тебя неважно. Пока. Несколько лет назад файл МINA пришел по почте одному моему знакомому. Он не сразу понял, что это такое - вирус-не вирус, скачивать не стал. Но и не удалил. А оказалось – файл действительно сначала повел себя как вирус. Убил все с жесткого диска, очистил, что было можно. Самоутвердился, так сказать, единолично. Выел черную дыру в виртуальном пространстве, ха-ха… И знаешь, что было, когда мой знакомый все-таки открыл его? Ну, интересно же, в принципе, он тогда вообще уже с компом своим попрощался… Мина сказала: «Славненько я насытилась». И сыто рыгнула.
Марина смеется. Асель тоже. Вот это круто! Игрушка что надо!
- А потом?
- Кстати, больше такого не было. А потом начались чудеса. Иначе не скажешь. Естественно, мой знакомый показал программу кому-то из своих знакомых, ею заинтересовалась лаборатория, где я тогда работала. И вот что странно. Мина устанавливается не везде. И далеко не всем пользователям ее удается открыть. Мы долго изучали, в чем здесь зависимость, и как это работает, но ни к каким выводам так и не пришли. Нет никаких соответствий. Ну, или, по крайней мере, мы не можем их найти. Пока.
Асель волнуется.
- Тебе интересно? Некоторые думают, что Мина – эта какая-то сверх-технология… эгм… только не смейся… из будущего. Ну, там у них наверняка уже такое… , такое!… Прям аж закачаешься… Вот и тестируют на нас…
Она поспешно добавляет.
- Это одна из версий. Другая – Мина – это (я уже говорила) что-то вроде искусственного интеллекта. Но кто ее создал? Никто при современном уровне развития программирования пока не способен на такое. Типа полная интеграция сознания с техникой… Хотя... Сомнительно. Потому что как? Тут родилась еще одна версия. Мина – живой человек. Просто это какой-то потрясающий синтез человеческого ума в цифровые технологии. Простого, нашего, человеческого сознания. Прямая интеграция. Понимаешь? Может, сидит где-нибудь тихий, незаметный человечек и творит чудо…
Марина, конечно, пытается вникнуть. Но это все так сложно… Она-то тут при чем?
- Ты видела, что программа показывает разным людям разные картинки? Будто бы заглядывая в их сознание и открывая то, что они хотели бы узнать. По-настоящему узнать… Или… Это тоже одна из версий – то, что они уже когда-то знали…
Асель опасливо косится на племянницу.
- Может, в прошлой жизни?
Потом трясет головой, будто смахивая наваждение.
- О чем только не подумаешь, столкнувшись с таким! В общем, пока никто ничего определенно сказать не может. Слабо. Из-за того, что Мина полностью уничтожает все программное обеспечение на носителе, особого распространения она не получила. Но феномен потрясающий. А что касается тебя… Мина всем показывает что-то свое, особенное… Никакие настройки на нее не действуют.
- А тебе она что показала?
Асель краснеет. Останавливается и смотрит на Марину с сомнением и восхищением.
- Не важно. Важно другое – почему тебе она показывает не какие-то картинки, как другим, а именно тебя?
Герт
Ежемесячные популярные философские беседы на веранде бывшего старого кинотеатра под открытым небом для всех желающих… Для Герта мука смертная. Но сегодня все замечают, что он рассеян больше обычного.
Мороженщица сказала: «Принцесса была в своем обычном белом платье.» Она сказала: «Я всегда оставляла для нее с ягодами ю». Она сказала: «Принцесса взяла меня за руку. Она велела мне не бояться.»
Вопросы у публики на этих беседах, как всегда, дурацкие. Один хуже другого.
Перед ним мучали астронома, кандидата наук. Но тот, проныра, отделывался шутками. Он преуспел и уже, наверняка, дома пьет чай. Герт так не умеет. Он не умеет нести околесицу, он ко всему подходит излишне серьезно.
Я уже все вам рассказал. Только что. Думайте. Думайте. Сами. Сами.
Несмотря на жару, вот еще кто-то подходит и садится на лавочку, чтобы послушать.
- А скажите, профессор…
Это какая-то девочка с волосами розового цвета. Ну и вкусы у здешней молодежи. Герту недосуг ее рассматривать. Солнце стоит высоко. И слепит ему глаза.
– Вы любите математику?
Боже, что ей не сидится дома, не купается на море? Не играется… гмм… во что там играют сегодняшние дети? Герт неопределенно мычит, прикрывая глаза. Сон, это все сон.
Мороженщица сказала: «Кармин всегда была добра ко мне. Рассказывала мне о своей жизни.»
Она сказала: «Мне кажется, иногда ей бывало одиноко».
А девочке неймется. Она еще что-то говорит. Несет белиберду. Дети, они всегда несут белиберду. Потом они вырастают, и эта белиберда вырастает вместе с ними. И начинается хаос.
Вдруг он прислушивается. До него доходит… Звук ее голоса…
Герт резко поднимает голову.
- Ведь есть же множество? Ну, скажем так,… чисел?
Из его ушей словно вытащили затычки, который были там много-много лет… Пустых, гнилых, забытых, сумеречных лет.
От ее голоса все внутри холодеет.
Он знает его. Слишком хорошо, чтобы забыть спустя десять, двадцать, тысячелетий.
- А есть нуль. Нуль – сущность загадочная. Это не ничто, нет. Это, наоборот, возможность всего. Выходит, между нулем и множеством не такая уж и большая разница?
Кто-то смеется. Смекалистая девочка. Наверное, учится хорошо.
Девочка достает из кармана коробочку и начинает мять в руках фиолетовую субстанцию. Здесь у детей странные забавы. Герт никак не может к ним привыкнуть. Рассортировать их и классифицировать.
О чем она говорит? Он приглядывается. Солнце бьет в глаза. Темных очков он терпеть не может.
- Возможно, - с неожиданной для себя (и окружающих) мягкостью соглашается Герт.
Публика переглядывается. И что? Он не начнет спорить? Не сотрет оппонента в порошок? Они-то пришли услышать о чем-то необычном, странном. Он порой изрекает забавные парадоксы. Не взирает человек на авторитеты совершенно.
Девочка с розовыми волосами воодушевляется. Женщина, с которой она пришла, смотрит на свою спутницу несколько удивленно. Так она не шутила, ее племянница, розововлосая пронырливая девочка Марина, когда говорила, что влюблена в математику?
- Я сидела один раз над одной задачкой. И мне тогда показалось, что математика… Это немного похоже на то, как мы живем. Но только в ней больше возможностей. И иногда кажется, что возможно вообще все. И множество – только лишь, как бы это сказать понятнее… Игра нуля? Так достигается общая гармония, заполняется то, что может быть… Ээээ… Разным? А что вы на это скажете? Вы ведь философ?
Герт на ватных ногах сползает с кафедры, где он торчал, точно пугало в огороде. И, держась за сердце, медленно сходит по ступенькам с эстрады. Щеки мокрые, но с чего бы?
Мороженщица сказала: «Она у вас очень смышленая».
- Я скажу, что все возможно. Не в этой системе координат, так в следующей…
Марина
И открывает глаза…
Она видит нависшее над ней лопоухое, конопатое лицо испуганного мальчишки.
- Ой, прости, - он шмыгает носом, - я не хотел тебя сбить, так получилось… Оно само…
Набережная будто замирает. В ушах шумит. В глазах искры, они как будто разлетаются от невидимого костра. И это не просто красивые слова. Это и вправду сияние. И эти искры, летающие вокруг его ушей, делают лицо мальчишки еще смешнее.
- Ты кто? – Марина еле ворочает языком.
Она осторожно трогает голову. Голова как голова, только ватная.
- Леха Колпаков. А ты?
- Ма…ина…
Она, наверное, что-то себе повредила. Речь выходит невнятной, может, от сильного испуга.
- Мина?
- Нет, Ма…ина…
Голова кружится. Какая-то трава так и стоит перед глазами… Колышится, зараза… Сейчас стошнит… Или это просто радужные разводы от яркого солнца?
- Ну, извини еще раз. Давай, вставай.
Он пытается осторожно поставить ее на ноги, но Марина к такому еще не готова. Она с трудом садится на асфальт, скрестив ноги. Того и гляди, завалится на бок.
Асель и ее приятели оставляют свои разговоры, поворачиваются к ним, подходят ближе. Асель садится на корточки возле племянницы, тормошит ее и что-то говорит. Но Марина ничего не слышит, она будто бы под водой.
Пока они шли на набережную, тетя все-таки отважилась и спросила ее. Чтобы, так сказать, сразу закрыть тему.
- Ты сильно переживаешь?
Марина не сразу поняла.
- Ну, я про маму, папу и…
Она совершенно спокойна, правда.
- Я познакомилась с сестрой. Она прикольная.
- Гм, - тетя недоверчиво уточняет, - а как насчет… ну, твоего папы… Его второй семьи… Ты как к этому относишься вообще? Осуждаешь?
Марина даже останавливается от неожиданности. Это ей, честное слово, даже в голову не приходило до сих пор.
- Ты что? Ну, взрослые же люди. У каждого своя жизнь. Они свободные, так? Подумаешь… Могут себе позволить жить, как хотят и с кем хотят.
Асель вздергивает бровь. Ей даже как-то неудобно это слышать. Она задумывается. Она, ей богу, понимает пока только одно – она отстает. Сильно отстает. Она дряхлая старушка. Ноль без палочки. Пыльный сервер в углу старой одноэтажной лаборатории. Она списана за реликтовость. Она уже не догоняет. Эта девочка совсем другая. Она какая-то совсем другая. И новая. У нее совершенно новый, инаковый ум. Где все… Или, наверное, многое возможно.
А Леха Колпаков уже катит дальше. У него, правда… Правда, он не врет, ужасно много дел.
- Ты приходи сюда завтра, я тут почти каждый день катаюсь, - кричит он, не оборачиваясь.
Марина сквозь радужные пятна видит его лохматый затылок.
Да, надо осваивать гироскутер. Чтобы лето не пропало даром.
Герт
- А, вот ты где, - радостно восклицает принцесса, завидев пыхтящего короля, пробирающегося по высокой траве.
Он смешно и высоко задирает колени, похожие на пни. Будто боится, что шелковые нити опутают его, завяжут в узел и утащат под землю. А что, всякое может быть в этих краях… Нескладный, величественный…
Папа!
Девочка бежит быстрее.
- Кармин! Кармин! Представляешь, он столкнул меня с тропинки… Я больше нигде не могу ее найти.
- Надо возвращаться.
- Я отведу тебя к крон-принцу. У него хорошо кормят, есть с кем поиграть… Помнишь? Он всегда был с нами такой внимательный. Добрый и веселый…
- Нет не отведешь, - Кармин закладывает руки за спину, чтобы он ее, не дай бог, не потащил. – Ты не знаешь, как. Не найдешь дороги.
- Но мажордом, а? Старый пройдоха… Он же как-то вышел, надеюсь, назад?
Кармин молчит и смотрит на него мрачно. Он что, не понимает?
Король испуганно озирается.
- Ты не бойся. Спорные территории - это ведь просто земля. Нет тут никого. Ты же не веришь во всякие сказки, да, малыш?
- Неважно, пап…
Что было потом?
Вот это открытый вопрос. Ведь, как сказал профессор, в разных системах координат возможны разные варианты.
Единственное, что известно – эти идут по высокой траве.
Когда человек чувствует, что он совсем один в целом мире – кто знает, что вообще может прийти ему в голову.
Плохо, если он со всех сторон окружен одной лишь высокой травой. И впереди – совсем ничего, кроме пустого горизонта.
Совсем ничего, кроме затянувшихся сумерек.
Тогда он подобен нулю.
А если нет, если не один?
Вот здесь и начинаются варианты...