Чеховские Чтения Поэмбука состоялись с 11 по 25 апреля.
Я уже не вспомню, в какой раз был удостоен приглашения в жюри, да и не суть важно. Суть в том, что это были самые лёгкие и творческие, лично для меня, Чтения. С организатором и коллегами знаком давно, никто не ограничивает твою роль и свободу творчества – ещё и отсюда родилось ощущение, что всё получится: эссе для Литературной Гостиной «Пари», а затем отклики к конкурсным работам.
Честно говоря, не будь этой лёгкости, не знаю, как справился бы при недостатке времени: и в карантин приходится работать день через день по 12 часов. А так, всё прошло замечательно.
Привожу часть своих откликов к работам конкурсантов, сотворивших главное: они дали повод перечитать и переосмыслить многое из Чехова.
***
О «маленьком человеке» в прозе Чехова:
– Чехов велик ещё и тем, что ему хватает таланта, терпения и такта (а такт – не демонизировать персонажей) отображать низменное, ни разу не заскучав и не приукрасив, если это не фельетон. Это мудрость врача.
– В чём секрет популярности театральных постановок Чехова на Западе? (он вне конкуренции в сравнении с иными классиками). Отчасти, это связано и с тем, что персонажи Чехова «политкорректны». Никаких внешне шумных драм с битием посуды. И сам не замечаешь, как с человеком происходят необратимые изменения. Отматываешь назад и не можешь ухватить эту «точку невозврата»…
– Но именно это и вызывает дрожь с оторопью. Страшен, говоря образно, не падший Рогожин (ясно, что такой рано или поздно, но придушит из ревности). Страшен Печорин – умница, храбрец, прекрасный литератор в своих дневниках. И вот, он падает, при сумме всех своих достоинств.
– Чеховские персонажи, в этом смысле, защищены бронёй «маленького человека». Но это лишь отчасти скрашивает горечь их падения, равно как и неспособность противостоять злу.
О Чехове и Довлатове:
Признаться, никогда не пытался художественно-личностно сопоставить Чехова и Довлатова, при всём том, что оба мне по-своему близки. Слишком разные поколения, эпохи, да и страны. А то, что «над» суетными условностями времён – прямому сопоставлению поддаётся, на мой взгляд, лишь отчасти.
Они очень разные, для меня. Доктор Чехов в почти каждом произведении задаёт один и тот же безжалостный вопрос: подумай о том, как невероятно сложно прожить хотя бы 12 часов, чтобы на тебя неизменно приятно было посмотреть со стороны – и окружающим, и тебе самому. Подумай и не глобаль. Он ведь и сам совершенно не жаловал интеллектуальные беседы об имперском Третьем Риме, ибо для начала надобно провести водопровод и обустроить свой маленький сад. Именно, что «по капле», шаг за шагом.
Довлатов, скорее, описывает на злобу эпохи строек и свершений, как при возведении этого «водопровода» тоскуют, дерутся, воруют, спиваются, совершают глупости и глобалят о чепухе. Вне какой-либо моралистики.
Даже чеховский стиль одежды, всегда безупречно-интеллигентный, это такая внешняя броня доктора, который слишком многое знал о Человеке – ну, так давайте будем хоть выглядеть прилично… Сергей не питал иллюзий: «Человек – это звучит горько»… «Человек человеку – кто угодно, в зависимости от обстоятельств»…
Но именно безжалостный взгляд Чехова и пессимистично-ироничный Довлатова – трезвят. Лишают тени иллюзий о себе и тебе подобным, а это первый шажок ко смирению и выздоровлению. Разве нет в этом ничего от христианства?
О любимом эссе Чтений «Потаённая дверь»:
Читая, вспомнил любимого Уэллса и любимейшее из избранного – «Дверь в стене». С вашим текстом нет прямых совпадений. Сюжет совсем иной. Но суть в том, что дверь видна и доступна только тогда, когда ты готов пожертвовать насущным, но земным, дабы в неё войти. Это невозможно сделать в свободное от дел время, порешав важные дела на работе или по пути домой из магазина.
Так и в прозе. Если не готов полностью отрешиться при чтении или создании текста от всего иного – проникновение невозможно.
В этом мой главный запрос к эссеистике, как жанру. Не в отлакированности повествования с просчитанными цитатами и геометрическими доказательствами. Не в пересказе с пиететом к классику и аккуратным закадровым голосом автора эссе.
Нет ничего предосудительного, чтобы взять писателя за шкирку, тряхнуть, как следует, а потом шагнуть дальше со своими мыслями. Это свойства – и подлинной литературы, и умного, глубокого читателя.
У вас это получилось.
О критике «сумеречного» доктора Чехова:
Мощный заряд эмоциональной риторики, подкреплённый хорошим языком автора. Но я поясню, за что снижаю оценку. И дело не в отсутствии пиетета к Чехову – я сам против забронзовевших мифов о классиках, коим слова поперёк не произнеси.
Цветаева изрекла афористично: Я бы хотела иметь не точку зрения, а зрение. А мы в жизни частенько скачем от кочки к точке, и назад.
Понимаете, после «Нет» чеховским персонажам начинаются, тем не менее, размышления: Ну, что-то автор, тем не менее, жаждал донести до читателя? Согласитесь, решительно невозможно представить Антона Палыча злобным старикашкой, прописывающим своих скабрезных персонажей с потиранием ручонками: Да они все, все до единого, от кухарки до дворянина, сволочи заклятые! Вот, любой фотографии Чехова достаточно, чтобы мигом осознать: он совсем не таков.
Что же тогда? А вы вообразите на секундочку: приходит на приём к Чехову молодой, красивый, образованный, любимый дамами и успешный мужчина. Да хоть наш с вами современник! Который любит жизнь, и ещё более – себя в этой жизни. В общем, «состоялся».
И доктор ему сообщает: «Так-с, голубчик. Вот что показал осмотр: у вас застарелый гастрит, не долеченный сифилис от любовницы, дурные лёгкие от курения и перспектива – с таким отношением к здоровью – провести старость в инвалидном кресле, обременяя домашних стыдливыми просьбами подать или вынести утку. А ещё, вы мечтаете о наследстве 80-летнего дядюшки и просыпаетесь по утрам с мыслью: Когда этот препротивный старикан издохнет, наконец! А я получу свои векселя и укачу с длинноногой Анечкой в Ялту!».
Чехов трезвит. И даёт даже не подзатыльник или пощёчину, а вакцину с иммунитетом своим лучшим читателям.
Я сам вижу Мир иначе. Ищу свет вопреки. Но присутствует осознание, что вне зависимости от разницы жизненной школы и восприятия, Чехов – «свой человек». Что произнесёшь далеко не о каждом.
О самом популярном рассказе Чехова в Чтениях:
Предполагал, что в Чтениях дважды встретится «Дама с собачкой» или «Вишнёвый сад». Ошибся. Это «Попрыгунья».
Мне поговорить хочется, а не про сочетание глухих, звонких и шипящих гласных-согласных в тексте проповедовать :)
И эссе наталкивает на интересные мысли. Ревность доктора Чехова? Да. Но в чём она?
Вы точно подметили: ему обидно за коллегу Дымова. Мы, к слову, именно сейчас, в связи с известными событиями, осознаём тяжесть призвания врачей. Но пунктиром, между строк, Антону Палычу, предполагаю, досадно вот что.
Он понимал, что если бросить все карты на стол, проиграет другу Левитану. Не от недостатка талантов «в сравнении с...». Просто, музыка, живопись, – это всё мгновенно воздействует на эмоционально-чувственное восприятие человека. А проза… Нужно вчитываться, понимать контекст, учиться цельности восприятия, знакомиться с автором. Это время, которое не каждый готов уделить писателю.
Софья Петровна (Ольга Ивановна) и не могла связать себя с Чеховым. Достаточно того, что он не был столь «востребован», как Левитан. «Один из». Да, пишет «однотактные пьесы» для журнальчиков. Не без способностей, но не граф Толстой! Вот так (частенько) судили современники. Ведь Толстому одно американское издательство предлагало крупный гонорар за разрешение опубликовать четыре страницы будущего романа. А Чехов…
Но интересно, что именно Чехова эгоцентрик Толстой почитал как равного себе. Чего не скажешь о восприятии Львом Николаевичем Тургенева или Гончарова…
Вот и получается, что ревность доктора Чехова – не к женщине, а несправедливости бытия. То самое «свойство всемирной отзывчивости», к слову. И с этой несправедливостью, в самом деле, хочется стреляться…
А так он, человек тонкий и глубокий, прекрасно понимал, что Кувшинникова ему не пара. Это не та партия, которую возможно выиграть.
«О любви» по рассказу Чехова:
Хорошие примеры. Антон Павлович, совершенно точно, не любил недалёких женщин и не был склонен считать, что доброта, кротость, внешность и умение «правильно себя вести» компенсируют леность ума. По тем временам, это мнение поперёк устоям общества. Этикет предписывал иное: Если дама умнее кавалера, должна помалкивать, улыбаться и угождать, дабы не смущать его тонкую душевную организацию.
Можно также вспомнить фельетон «По-американски». Где Чехов открыто надсмехается над укладом и шовинизмом по отношению к женщине. Так что, «женоненавистник» – такой же миф, как и «сумеречный».
Теперь о том, чего мне не хватило в вашем эссе. Личного опыта осознания влюблённости и любви. Опыта субъективного, откровенного, но – вашего. Для меня в литераторстве есть одно правило: раз уж автор даёт эссе заголовок «О любви», он не должен бояться если не обнажиться в прозе, то слегка раздеться. Как минимум. А здесь всё как бы на поверхности, «пунктиром».
Да, о таинстве. Именно об этой грани любви, как мне чувствуется, тонко написал Бодлер:
Я встретил женщину. Средь уличного гула
В глубоком трауре, прекрасна и бледна,
Придерживая трен, как статуя стройна –
Само изящество, – она в толпе мелькнула.
Я вздрогнул и застыл, увидев скорбный рот,
Таящий бурю взор и гордую небрежность,
Предчувствуя в ней всё: и женственность, и нежность,
И наслаждение, которое убьёт.
Внезапный взблеск – и ночь... Виденье Красоты,
Твои глаза на миг мне призрак жизни дали.
Увижу ль где-нибудь я вновь твои черты?
Здесь или только там, в потусторонней дали?
Не знала ты, кто я, не ведаю, кто ты,
Но я б тебя любил – мы оба это знали.
(Шарль Бодлер «Прохожей» — «Цветы зла», 1860. Перевод Вильгельма Левика).
Вот этого, повторюсь, мне у вас не хватило – в прозе. Если по «гамбургскому счёту».
PS: Ещё раз, спасибо всем преогромное. Это были замечательные Чтения. А для меня, в самом деле, «на выдохе»…