Первая осмысленное мною появление в Ленинграде было связано с клиникой профессора Князевский, в которой я лежал где-то в возрасте 8 лет. Дети в этой клинике находились подолгу, так что даже школу профилонить или проказёнить, как говорили в Одессе, в ней не получалось - обучение продолжалась по программе всех возрастов, чтобы дети, лежащие по месяцу и более в этой клинике, не отставали от своих соучеников.
Помню, мне так надоело в этой клинике, что я совершенно сознательно совершил демонстративно - показательный побег.
На прогулке я подошёл к забору, состоящему из ромбов, штампованных из толстых стальных прутьев, и, вставляя свои маленькие ботиночки в ромбы, я нарочито медленно, дабы побег был зафиксирован, перелаз через забор, и пошел вдоль улицы. Я и шёл так же, не спеша, внимательно следя за тем, чтобы моё исчезновение не осталось незамеченным.
Зная, что в городе где-то живут мой дедушка с бабушкой, как и другие родственники, теоретически я хотел попасть к ним, прекрасно при этом сознавая, что на самом деле ни адреса, ни дороги не знаю.
Совпадением это было, или действительно реакцией начальства на мою демонстрацию, но вскоре меня выписали, и я оказался у дедушки с бабушкой.
Бабушка, её звали Паша Наумовна, являлась то ли третьей, то ли четвёртой женой деда, и была мне не родной, но относилась ко мне гораздо ласковее родного дедушки.
Однажды к ней даже пришёл взрослый, лет 35 сын, и, не обращая внимания на меня, с обидой высказал ей претензию:
- Ты с чужим ребёнком возишься, а родных внуков знать не хочешь!
Паша Наумовна была очень доброй женщиной, так что видать таковы уж были дети или внуки, что это заслужили.
В коммунальной квартире, где они жили, я быстро перезнакомился со всеми соседями и стал своим парнем, и с комфортом дожидался прилёта мамы из Мурманска, где мы все жили по месту службы отца.
Следующую сценку сам я не помню, и воспроизвожу по рассказу мамы.
Она как раз недавно прилетела, а тут заглянула к Паше Наумовне соседка, и увидев меня, очень обрадовалась:
- Ой, так Владик дома, очень хорошо! Вот Нюма обрадуется!
Мама Нюму не знала, но, видя такое отношение соседки ответила, мол, пусть приходит, мы как раз на улицу идём, пусть мальчики поиграют!
- Ой, Нюмочка в нём души не чает, Владик - такой разумный мальчик! Нюмочка сейчас придёт, он только поброется (привожу орфографию оригинала).
Нюма, симпатичный молодой человек лет 27 охотно таскал меня с собой повсюду, даже на свидания с девушками.
Уж не спрашивайте зачем, не знаю, но так оно и было.
Вспомнилось, кстати, что и мой родной брат Лёня охотно таскал меня с собой. Я был в ту пору ещё на пару лет моложе, когда приключилась следующая трагикомичная история:
Однажды летом, когда мы жили под Мурманском, в военном посёлке «Нагорное», ребята в возрасте 12-13 лет поехали кататься на велосипедах. Пацанов набралось человек 5-6, а кроме того, в качестве бесплатного приложения на привязанной впереди к раме "Орлёнка" подушечке восседал я. Проехав приличный кусок дороги и малость умаявшись, ребята решили сделать небольшой привал. Они съехали с дороги и нашли небольшую полянку в окружении кустарника. Почти посреди полянки стоял довольно крупный валун. Вовка Киселёв с явно наигранным преувеличенным вздохом облегчения уселся на валун. Как сейчас слышу его звуковое сопровождение событий:
- У-у-у-ф-ф! – И тут же, абсолютно без паузы:
- Ой-ой-ай! – И он стремглав выскочил, проломившись сквозь кусты. За ним и всех остальных мальчишек будто ураганом сдуло с полянки. Только я, ничего не понимая, стоял посреди полянки, и плакал навзрыд. Простоял я недолго. Брат закутал голову чьей-то курточкой, героически влетел, и тут же снова выскочил назад, схватив меня в охапку.
А произошло на самом деле вот что: Усевшись на валун, Вовка не заметил, что часть его верхней плоскости является осиным гнездом! Осам не понравилось такое наглое вторжение на свою территорию, и они «приласкали» нарушителя границ, как умели. Не помню, успели ли они наградить своими «поцелуями» кого-нибудь ещё из мальчишек, но моей бедной физиономии досталось сразу два!
Кое-как мы добрались домой. Укусы болели страшно! Но даже я не мог удержаться от улыбки, увидев свою перекошенную до неузнавания рожу в зеркале.
Однако вернёмся к повествованию. Второй раз я прилетел в Ленинград на зимние каникулы, обучаясь в техникуме, и это уже из Одессы.
Гостил я опять у дедушки с Пашей Наумовной. Они к тому времени снова поменяли свою коммуналку, и жили за углом от Литейного. Деду всё время казалось, что соседи его ненавидят, и постоянно делают ему разные гадости, например, сыпят соль в компот. Так что с годами он съехал и оттуда.
Не знаю, у меня лично и с этими соседями сложились отличные отношения. Мне даже разрешали курить в коммунальной прихожей. Я купил в Ленинграде невиданные мной прежде ароматные сигареты "Белая ночь", настоянные на меду, и соседка напротив говорила:
- Курите, курите, пусть хоть иногда мужским духом пахнет!
Всё бы хорошо, но дед каждое утро устраивал мне раннюю побудку. Он с вечера оставлял радиоточку включённой, и ещё не было шести, как она громыхала последними известиями.
- Дед, ну что ты издеваешься надо мной?! Каникулы у меня, неужели непонятно? Когда ж ещё отоспаться?
- Я должен знать погоду! - ворчал дед, хоть выходил из дому исключительно редко.
Наконец, я нашёл выход - купил в аптеке большой градусник, и привинтил его к оконной раме снаружи. Так я отвоевал свой покой и сон.
Однажды мне пришло в голову, что я объедаю стариков, ибо из каких-то разговоров понял, что сами они питаются гораздо скромнее. Тогда я решил сходить в магазин, и купить что-нибудь из продуктов, чтобы и дедушку с бабушкой побаловать чем-то вкусненьким. Зайдя в гастроном, я с удивлением обнаружил на витрине аж целых три сорта сырокопчёной колбасы, тогда как у нас и один единственный "Сервелат" являлся жутким дефицитом.
Я купил грамм 300 сырокопчёной «Советской», какой-то тортик, что-то ещё, и гордо вывалил на стол. К великому моему сожалению, вся эта пища старикам не годилась. Так что побаловал я в итоге лишь самого себя.
За эти две недели я посетил ещё какие-то музеи, часа четыре, то бишь до полного одурения ходил по Эрмитажу, не находя выхода из бесконечного ряда анфилад. Я так наелся этих картин, что долго ничего подобного видеть не мог - тут же начиналась головная боль.
Кроме того встречался я с друзьями родителей, — Бершадскими. Они жили где-то рядом с Гостиным Двором, не помню точно, был это Апраксин переулок, или Герцена?..
Я позвонил им, у деда в коммуне стоял телефон, и мы договорились, что я зайду на работу за Ирой. Ира была чуть старше меня, и уже работала после института. Мы с ней принадлежали аж к третьему поколению давным-давно подружившихся семей.
По дороге мы с Ирой, зашли в магазин, и она взяла три антрекота.
- А чего ты берёшь только три? - спросил я удивлённо. - Они же хорошие!
Я привык к тому, что если в Одессе "выкидывали" что-то хорошее, то его нужно взять побольше, так как завтра не будет.
- И почему ты не покупаешь этих замороженных голландских курочек?! Это же дефицит!
Ира спокойно возразила, что и антрекот, и эти куры будут и завтра, и всегда, а мы с папой и с тобой поедим свежие антрекоты, они и прожарятся быстро. А кур она и вовсе предпочитает венгерских, ибо они не такие жирные!
- Ну и зажрались вы тут!- поразился я, и на долгие годы запомнил, что Ленинград снабжается намного лучше Одессы.
А ещё мне запомнился Великолепный наборный паркет Екатерининского дворца в Пушкине, а также потрясающие фигуры коней, и укрощающих их обнажённых мужчин на Аничковом мосту.
Впрочем, нет, запомнилось ещё кое-что, типично ленинградское. Люди в трамваях разговаривали между собой очень тихо, лица по сравнению с одесскими, выглядели бледными, сероватыми, а их одежда - тёмной и совершенно неинтересной. Ещё бы! Ведь моряки с любовью одевали своих жён, невест, дочерей и подруг, привозя им самое модное, яркое и нарядное из всех портов мира, где останавливались наши моряки.
Запомнился мне и вековой давности запах старых ленинградских парадных. Почему-то обошлось без вони кошачьей мочи, и прочих гадостей.
Деревянные кабины лифтов исправно скрипели, везя тихих жителей на самые верхние этажи.
Имелись у меня в Ленинграде ещё одни родственники - дядя Павлуша, тётя Фрида, и их сын Толик. Его родители вечно ставили мне в пример с самого детства за его хронически целые и исправные игрушки, которые доживали до своей старости абсолютно целыми, будто на них только смотрели, не беря в руки.
Дядя Павлуша великодушно предложил мне достать по гос. цене, всего за 40 рублей пыжиковую шапку, но я отказался.
- Зачем, дядя Павлуша? Вы хотите, чтоб мне дали по голове и её забрали? Оно мне надо? Разве вы не понимаете, что мне - сопляку, она просто не полагается по статусу! На самом деле я вовсе не шутил, в Одессе действительно опасно было появляться на улице в хорошей шапке.
Тогда он достал мне кроличью, но хорошей выделки. А ещё подарил очень лёгкий и модный кожаный портфель, раскрывавшийся сверху как саквояж. С ним я благополучно доучился до конца техникума, а потом и все 6 лет вечернего института. Углы немножко обтрепались и стали белёсыми. А в остальном портфельчик был замечательный, очень удобный и лёгкий.
Помню, я уже закончил вечерний институт, но всюду по привычке ещё какое-то время таскал с собой этот портфель, никак не мог отвыкнуть.
Больше я никого из ленинградцев не видел, лишь Ира Бершадская прилетела однажды летом со своим женихом, и они отдыхали у нас недельку.
Однажды Ира вызвалась приготовить новое блюдо, и долго колдовала над разными овощами.
Мама спросила:
- И как это блюдо называется?
- Мусака! - гордо ответила Ира.
С тех пор папа в шутку звал Иру Бершадская - Мусака. Даже не знаю, чего было больше в этом прозвище, доброй шпильки, или же своеобразного одобрения молодой, самостоятельной женщине, желающей доказать свою полезность. Наверное всё же больше второго. Просто отец мой не был щедр на похвалу, а жаль! Особенно жаль, что и я унаследовал от него эту скаредность на похвалу, столь искомую мной, а потом и моими дочерьми. Как обидно, что я понял это так поздно, когда девочки мои давно уже стали взрослыми...
В этом рассказе я умышленно не упоминал тётю Веру, занимавшую так же одно из почётных мест среди ленинградской родни, ибо следующий рассказ о ней, вернее, так же и о ней, был уже к тому времени написан. (см.рассказ "Тётя Вера едет в Сочи" http://proza.ru/2019/06/10/462 ) Тётя Вера была родной сестрой папиного отца. Значит я ей приходился внучатым племянником.
Вот, пожалуй, и всё.
P.S.
А вот и не всё! Не могу упомянуть второго названия любимого моего ленинградского моста: шаловливые студенты художественного ВУЗа или училища окрестили Аничков мост на свой манер - "Мост шестнадцати яиц", кропотливо пересчитав гениталии у мужчин и коней!
Вот теперь и правда-всё!