История, рассказанная Селимом Барухом.
В один прекрасный день багдадский калиф Хазид сидел, удобно расположившись на своём диване; он немного поспал, ибо день был жаркий; теперь же, после лёгкого сна, он, право, выглядел радостным: покуривал трубку розового дерева, отпивал время от времени мелкими глоточками кофе, что подливал ему невольник, и всякий раз, когда кофе был особенно хорош, довольно поглаживал свою бороду. Словом, было видно по калифу, что ему действительно хорошо.
В такое время с ним очень приятно было вести беседу, ибо был он истинно мягок и приветлив, посему к нему каждый день в этот час приходил великий визирь Манзор. В этот день он также пришёл, но против обыкновения выглядел весьма задумчивым. Калиф, вынув трубку изо рта, его спросил:
- Зачем ты делаешь такое задумчивое лицо, великий визирь?
Тот сложил ладони перед грудью, поклонился своему правителю и промолвил:
- О, господин, не ведаю я, задумчиво ли моё лицо, но внизу, подле замка, стоит лавочник с таким прекрасным товаром, что мне досадно не иметь больше денег.
Калиф, уже давно желавший порадовать визиря, послал вниз своего чёрного невольника, дабы тот привёл этого торговца. Вскоре раб вернулся вместе с лавочником: то был маленький толстенький человечек с черно-коричневым лицом и в ободранном халате. Он нёс ларец, набитый всевозможными товарами: жемчужинами и кольцами, богато украшенными пистолетами, кубиками да гребнями.
Калиф и его визирь все перебрали и государь купил себе и визирю прекрасных пистолей, а жене визиря гребень. И когда торговец хотел уже закрыть ларец, заметил калиф в сундуке ящичек да спросил, а есть ли что в нем. Лавочник вынул ящичек и показал лежащие в нем коробочку с черноватым порошком и бумагу с таким чудным письмом, что никто из них и прочесть-то не смог.
- Обе эти вещи я получил от одного купца, что нашёл их в Мекке на улице, - сказал торговец, - и неведомо мне, что в них содержится. Вам я уступлю их за хорошую цену, ибо неведомо мне, куда это девать.
А калиф с удовольствием собирал в библиотеку старые манускрипты, даже если он не знал, как их прочесть. Итак, купил он свиток и порошок и отпустил лавочника восвояси. И теперь подумал калиф, что было бы неплохо знать, что же такое сокрыто в том листе. Спросил он у визиря, знает ли он кого-нибудь, кто может это растолковать.
- О, милосерднейший господин и повелитель! - ответил тот, - в соборной мечети живёт мужчина, зовут его Селим. Он человек учёный и всякие языки понимает. Пошли за ним, возможно он сможет растолковать таинственные знаки.
В скором времени был доставлен учёный Селим.
- Селим, - сказал калиф, - говорят, что ты весьма сведущ. Посмотри-ка на эти письмена, сможешь ли ты их прочесть. Если сможешь, подарю тебе праздничное платье. Если нет, будет тебе двенадцать пощечин и двадцать пять ударов палкой по пяткам, потому что звать тебя, Селима, учёным не за что.
Поклонился Селим и сказал:
- Да будет на то Ваша воля, о повелитель, - и долго он рассматривал письмена, но вдруг воскликнул:
- Это латынь, о господин, или Вы можете меня повесить.
- Скажи, что можешь ты прочесть, - приказал калиф, - если это латынь. - и Селим начал переводить:
- Человек, нашедший это, возблагодари Аллаха за его милость. Тот, кто вдохнет порошок из этой банки, сказав при этом "Мутабор", сможет превратиться в любого зверя, при этом понимая язык звериный. А ежели кто хочет обратно принять человеческое обличье, то пусть поклонится трижды на восток и вновь произнесет волшебное слово. Но берегись: пока ты превращен не можешь ты смеяться иначе исчезнет из твоей памяти слово волшебное и останешься ты зверем навсегда.
Когда учёный Селим прочёл всё, калиф был сверх меры доволен. Он заставил учёного мужа поклясться, что тот никому не скажет ни слова об этом секрете и даровал ему отличное платье. Своему же Великому визирю он сказал:
- Хорошую покупку я сделал, Манзор. Как же я рад тому, что могу превратиться в животное! Завтра утром ты пойдёшь со мной. После мы пойдём на поле, вдохнем моего порошка, и послушаем, что говорят в воздухе, в воде, в лесу и в поле.
На следующее утро, едва лишь калиф успел одеться и позавтракать, явился великий визирь как ему было приказано, составить господину компанию в прогулке. Калиф заткнул банку с волшебным порошком за пояс, и после того, как приказал он своей свите возвращаться обратно, совершенно одни отправились они с великим визирем в путь. Они далеко зашли в большой дворцовый сад, тщетно пытаясь отыскать хоть одну живую душу, на которой можно опробовать своё искусство. Наконец визирь предложил пойти дальше, к пруду: там часто видел он птиц, называемых аистами, которые чопорным своим характером, а также своей трескотней всегда привлекали его внимание.
Калиф согласился с предложением. Подойдя к пруду, они увидели аиста, что ходил туда-сюда и искал лягушек. В ту же секунду увидели они ещё одного аиста парящего в небе.
- Клянусь своей бородой, о милосердный, - сказал визирь, - что эта парочка длинноногих будет вести между собой приятные беседы! А что если нам превратиться в аистов?
- Хорошая мысль, - ответил калиф, - но прежде надо бы нам поразмыслить, как мы можем вернуться в человеческий вид. Верно! Три раза поклониться на восток и сказать "Мутабор" - и мы снова калиф и визирь. Но ради всего святого, нельзя нам смеяться, иначе пропадём.
Пока калиф говорил это, видел он, как второй аист пролетал у них над головой и медленно приземилялся. Государь достал банку из-за пояса, взял оттуда добрую щепоть порошка, угостил визиря, и они одновременно вдохнули, при этом вскрикнув:"Мутабор!".
Вот ноги их усохли и стали тонкими и красными, красивые жёлтые туфли калифа стали бесформенными аистиными лапками, руки - крыльями, шея теперь шла от самых подмышек и была с аршин длиной, борода исчезла, а тело покрылось белыми перьями.
- У вас милый клюв, господин визирь, - промолвил калиф, еле справившись с изумлением, - клянусь бородой Пророка, в жизни ничего подобного не видел!
- Покорнейше благодарю, - ответил визирь, кланяясь при этом, - и, если позволите, осмелюсь заметить, что Ваш аистиный рост делает Вас ещё более красивым. Но пойдёмте, ежели Вам угодно, послушаем товарищей да узнаем, действительно ли мы понимаем аистиный язык.
К этому времени приземлился и второй аист. Он почистил клювом лапы, поправил крылья и подошел к первому аисту. Оба новообращенных аиста поспешили подойти поближе к обитателям луга и послушали они следующий разговор:
- Доброе утро, Госпожа Длинноног, так рано и уже на лугу?
- Благодарю на добром слове, Госпожа Щелкоклюв. Я всего лишь выловила себе лёгкий завтрак. Может, желаете четвертинку ящерицы или лягушачью лапку?
- Спасибо, спасибо, но сегодня у меня совершенно пропал аппетит, да и на луг прилетела я совершенно по другому поводу: сегодня я должна буду танцевать перед гостями моего отца, вот и хотела я порепетировать здесь в тишине.
И после юная аистиха стала выполнять на поле совершенно необыкновенные па. Калиф и великий визирь смотрели на неё с удивлением. Когда же она встала на одну ногу и неуклюже взмахнула крыльями, то они не выдержали. Неудержимый смех вырвался из их клювов, и долго они от него не могли прийти в себя.
- Вот уж забава, так забава, такое за деньги не купишь, - воскликнул калиф, - жалко, что мы вспугнули аистиху своим смехом, а то бы она ещё и спела.
И только теперь пришло в голову великому визирю, что нельзя смеяться во время колдовства. Сказал он об этом калифу. Тот страшно перепугался и воскликнул:
- Мекка и Медина! Ох, недоброе будет веселье, если мы навсегда останемся аистами! Но давайте вспомним это дурацкое слово, а то мне его не произнести.
- Трижды на восток нам нужно поклониться и произнести при этом "Му, Му, Му".
Итак, встали они на восток и поклонились с такой силой, что их клювы почти коснулись земли, но о горе! Волшебное заклинание сбежало от них, и сколько бы калиф не кланялся, как бы страстно при этом визирь не кричал "Му-му-му...", воспоминание о нем попросту испарилось, и бедный Хазид и его визирь так и остались аистами.
Грустно вышагивали превращенные на своих ходулях, не зная, что им и предпринять в их несчастии. Из своей аистиной кожи вылезти они не могли; не могли они также и вернуться в город, дабы дать себя признать, ибо кто бы поверил аисту, что он халиф? Да если бы и признали, то захотели жители Багдада видеть аиста своим калифом?
Так протянулось несколько дней, в течение которых питались они с горем пополам только полевыми плодами, что с их клювами поедать было нелегко. Кстати, к лягушкам и ящерицам аппетита у них не было, ибо не хотели они подобным лакомством портить себе желудок. Единственное, что их радовало в несчастном их состоянии, так это то, что они могут летать, и часто летали они на крыши Багдада посмотреть, что же там творится.
В первые дни они наблюдали великий траур на улицах. На четвёртый день сели они на крыше дворца калифа и увидели внизу на улице роскошную процессию: гремели трубы, пели флейты и в подбитом золотом красном плаще ехал на богато украшенном скакуне, окружённый прекрасными слугами, мужчина ; половина Багдада бежала к нему и кричала: "Да здравствует Мицра, властитель Багдада!"
Посмотрели на это оба аиста с крыши дворца и сказал калиф Хазид:
- Теперь-то ты представляешь, великий визирь, почему я заколдован? Этот Мицра - сын моего заклятого врага, могущественного волшебника Кашнура, что в недобрый час поклялся мне отомстить. Но не оставляю я ещё надежды, - пойдём со мной, товарищ, верный мне и в горе, отправимся в паломничество к могиле пророка Мухаммеда и, быть может, в том горнем граде развеются чары.
Они поднялись с крыши дворца и полетели по направлению к Медине. Однако полет давался им нелегко, ибо мало ещё они упражнялись.
- Ох, господин, - простонал великий визирь через несколько часов, - я больше не вынесу полёта с Вашей Милостью. Вы слишком быстро летите!!! А ещё вечереет и, пожалуй, стоит нам поискать себе приют на ночь.
Хазид уступил просьбе своего слуги. И, увидев казавшиеся пригодными для ночлега развалины в русле реки, он полетел к ним. Казалось, что на месте, выбранном ими для ночлега, раньше стоял замок. Из-под руин вздымались прекрасные колонны, несколько комнат, вполне сохранившихся, показывали былую роскошь здания.
Хазид и его спутник разбрелись в поисках сухого местечка. Внезапно аист Манзор замер.
- Господин и повелитель, - тихо прошептал он, - если бы бояться призраков не было сумасбродным для великого визиря, а тем более для аиста! Страшно мне очень стало, ведь рядом внятно вздохнуло и охнуло.
Теперь остановился калиф и действительно услышал тихий плач что более был похож на человечий, нежели на звериный. Преисполненный ожидания вознамерился он пойти туда, откуда доносились жалобные звуки; визирь ухватил его за крыло клювом и умолял, дабы тот не подвергал себя новой неизведанной опасности, но напрасно! - калиф, у которого даже под аистиными крыльями билось храброе сердце потеряв несколько перьев, вырвал крыло и спешно зашагал в темноту.
Вскоре подошёл он к двери, казавшейся приоткрытой, и из-за этой двери отчётливо услышал он вздохи вперемешку с короткими подвываниями. Толкнув дверь клювом, он удивлённо встал на пороге: в обветшавших покоях с одним лишь маленьким зарешеченным окном увидел он сидящую на полу огромную сову. Крупные слёзы катились из её больших круглых глаз и охрипшим голосом она исторгала рыдания из своего кривого клюва. Однако, увидев калифа и визиря, также прокравшегося в комнату, она испустила радостный крик. Изящно смахнула слёзы с глаз коричневым пятнистым крылом и, к огромному удивлению обоих, позвала их на хорошем арабском:
- Заходите, аисты! Вы - хороший знак моего спасения. Однажды было мне пророчество, что аисты принесут мне большую удачу!
Оправившись от удивления, калиф склонил свою длинную шею, согнул свои тонкие ноги в причудливом реверансе и произнёс:
- О, сова! Если верить твоим словам, то должен я в тебе увидеть товарища по несчастью, но ах! - твои надежды на то, что в нас твоё спасение, напрасны! Ты сама узнаешь нашу беспомощность, услышав нашу историю.
Сова попросила его рассказать, что он и сделал.
Когда же калиф поведал свою историю, поблагодарила его сова и сказала:
- Послушайте же теперь и вы мою историю, и тогда поймёте, что я ничуть не менее несчастна, чем вы. Мой отец - индийский раджа, а я его единственная разнесчастная дочь и зовут меня Луса. Волшебник Кашнур, что заколдовал и вас, вверг меня в пучину несчастья. Как-то раз пришёл он к моему отцу добиваться моей руки для сына своего, Мицры. Отец же мой, человек вспыльчивый, спустил его с лестницы. Презренный же сумел близко подобраться ко мне под другой личиной. Однажды, когда я хотела освежиться в саду, он, одетый как невольник, принёс мне напиток, что и предал мне это мерзкое обличье. Когда я была без сознания от ужаса, перенёс он меня сюда и жутким голосом прокричал мне в уши: " Здесь тебе надлежит остаться, уродливой, презренной среди зверей, до самой смерти или по доброй воле стать кому-то желанной супругой с таким ужасным лицом. Такова моя месть тебе и твоему гордому отцу." С того времени протекло много месяцев. Печально и одиноко живу я здесь, будто отшельник среди этих стен, отвратительная миру, и мерзость для самих зверей; скрыта от меня прекрасная природа, ибо днём я слепа; и лишь когда луна разливает по стенам свой бледный свет, пелена падает с моих глаз.
Сова закончила и вновь вытерла свои глаза крылом, ибо рассказ о её злоключениях вызвал у неё слёзы.
От рассказа принцессы калиф погрузился глубокое раздумье.
- Если я не ошибаюсь, - сказал он, - наши несчастья одного поля ягоды, да только где же отгадка для этой загадки?
Сова ему ответила:
- О, господин! Я тоже это чую, ведь в ранней моей юности было мне пророчество одной мудрой женщины, что аист принесёт мне счастье. Быть может, ведаю я способ, которым можем мы спастись.
Весьма удивлён был калиф этими речами и спросил, что же она хотела этим сказать.
- Тот чародей, что сделал нас несчастными, - ответила она, - приходит в каждый месяц раз на эти развалины. Не так далеко от этих покоев есть зал. Там он обыкновению пирует с множеством своих приятелей. Я частенько подслушивала за ними. Там рассказывают они друг другу про свои злодеяния и может статься, что произнесут они то волшебное слово, что вы позабыли.
- О, дражайшая принцесса! - воскликнул калиф, - когда же придёт чародей и где находится этот зал?
Сова, чуть помолчав, произнесла:
- Не сочтите это за моё к Вам нерасположение, но ваше желание готова я выполнить в обмен на одну услугу.
- Говорите, говорите! - вскрикнул Хазид, - мне это кажется правильным, приказывайте.
- А именно, я бы очень хотела вместе с тем получить свою свободу, а это произойдёт лишь тогда, когда один из вас двоих предложит мне свою руку и сердце.
Казалось, что аисты были немного озадачены этой просьбой и калиф сделал знак своему слуге, дабы выйти с ним ненадолго поговорить с глазу на глаз.
- Великий визирь, - произнёс калиф уже за дверью, - это, конечно, дурной поступок, но Вы можете её взять в жёны.
- Чтобы- ответил тот, - моя жена мне глаза выцарапала, едва я приду домой? Да и стар я уже, а Вы молоды и холосты и можете предложить руку и сердце молодой и красивой принцессе
- В том-то и оно, - вздохнул калиф, грустно свесив крылья, - Кто тебе сказал, что она юна и красива? Это называется купить кота в мешке.
Ещё долго они говорили друг другу, и только тогда, когда калиф увидел, что визирь скорее останется навсегда аистом, нежели женится на сове, решился властитель сам выполнить требуемое условие. Сова была весьма тому рада. Призналась она, что в лучшее время они и не могли прийти, ибо, вероятно, именно в эту ночь собрались бы чародеи.
Она покинула с аистами темницу свою, провести их в тот зал; долго они шли сквозь коридор кромешной тьмы; наконец лёгкое сияние забрезжило из-за полуразрушенной стены. Когда же они дошли, сова им посоветовала быть тише мыши. Через окошко в стене, у которого они встали, аисты смогли разглядеть всю залу: уставленная по кругу колоннами, она была роскошно украшена; множество разноцветных огней давали свет, словно был Божий день; в середине зала стоял круглый стол, на котором были поставлены лучшие явства; вокруг стола располагался диван, на котором сидело восемь человек. Аисты средь них узнали того самого продавца, что продал им чудодейстный порошок. Его сосед попросил прямо сейчас же рассказать, что же он сделал в последнее время. Тот рассказал историю про калифа и его визиря.
- И что же ты за волшебное слово им дал? - спросил другой волшебник.
- Латинское слово, - ответил лавочник,- звучит как "Мутабор".
Услышав это через отверстие в стене, аисты стали вне себя от радости. Они так быстро бежали на своих длинных ногах к воротам разрушенного замка, что сова еле поспевала за ними. Уже там Калиф же растроганно обратился к ней:
- О, спасительница жизни моей и жизни моего друга! Возьми же меня в мужья в качестве вечной благодарности за то, что ты для нас сделала!
После же повернулся он на восток. Трижды склонили они свои длинные шеи навстречу солнцу, что восходило за горами и крикнули: "Мутабор!" - и теперь, превратившись, в великой радости от новоприобретенной жизни лежали господин и его слуга смеясь и плача и взявшись за руки.
Кто же им описывает то чудесное превращение, когда они только пришли в себя после него? Одна прекрасная, по-королевски украшенная дама, стоявшая перед ними. Смеясь, она подала калифу руку и спросила:
- Неужели вы больше не узнаёте вашу ночную сову?
Да, это была она; Калиф был восхищён её изяществом и красотой.
Вместе втроём отправились они в Багдад. В своём платье обнаружил калиф не только банку с волшебным порошком, но ещё и кошель с деньгами; посему купили они в ближайшей деревне всё необходимое для путешествия и в скором времени пришли к воротам Багдада. Там прибытие калифа возбудило среди народа немалое удивление, ибо его уже считали было погибшим; однако народ был весьма рад видеть его вновь живым и невредимым.
Тем более воспылала ненависть к мошеннику Мицре возрастала с каждым днём. Они проникли во дворец и захватили там старого волшебника, и изловили его сына.
Калиф послал старого чародея в то же самое место, где тот держал в заложниках сову, и там его велел повесить. Сын его ничего не смыслил в отцовском искусстве, и ему Калиф оставил выбор, желает ли он смерти или вдохнуть волшебный порошок. И когда он сделал свой последний выбор, протянул ему великий визирь банку. Хорошая щепоть и волшебное слово также превратили его в аиста. Калиф распорядился посадить его в железную клетку и оставить в своём саду.
Еще долго и счастливо жил калиф Хазид со своей женой; самые же отрадные часы всегда были те, когда после полудня приходил к ним в гости Великий визирь; тогда они часто вспоминали свою аистиную историю и, когда Калиф становился совсем весёлым, он позволял себе передразнивать манеры Великого Визиря, когда тот выглядел как аист. С серьёзным видом он вышагивал по комнате то туда, то сюда на негнущихся ногах, махал руками, словно крыльями и совершенно напрасно склонялся на восток, крича при этом "Му, му, му". Для жены и детей калифа такое представление всегда было большой радостью, а когда калиф слишком долго хлопал в ладоши, кланялся и кричал "му, му, му", то визирь, смеясь, угрожал:
- Не хотите ли, чтобы я рассказал Вашей жене, о чём договаривались мы перед дверью принцессы Совы той ночью?