Глава третья.
Когда началась война, его мобилизовали в первые недели. Несмотря на то, что у него было десять детей. А жена Анна вновь была на сносях. Старших сыновей Иван и Матвей, призвали вместе с отцом. Прощание было не долгим, каждый надеялся на скоро возвращение. Ещё крепка была вера в Сталина и партию. Поэтому вверили, что война долго не продлиться. До сознания не доходило, всего ужаса происходящего.
Только Анна горько плакала, и это сильно тревожило Ивана, он первый раз видел на глазах жены слезы. Жизнь их была не сладкой, но Аннушка всегда держалась, а тут ревела в голос. Да ещё и сон вспомнился. В начале весны, жена разбудила его ночью и рассказала ему о странный сон, который на протяжение трех дней повторялся.
-Мне снилось, что мы поссорились, - рассказывала жена,- и ты ушел из дома, забрав всех детей. А я, как не стараюсь, с кровати встать не могу. Смотрю, а ног у меня нет, только слышу, за занавеской младенец плачет. Ты оглянулся и говоришь: «Поделом тебе, но я ещё вернусь!».
Она долго плакала, а потом добавила:
-Не к добру это все Ванечка, не к добру, Соколик мой. Не к добру.
Иван Филиппович был человеком не суеверным, но и ему было не спокойно. В тот момент он, даже подумать не мог, что сон был вещий. Так-то они не ссорились и жили дружно. Разгадка сна пришла намного позже. Лишь при расставании он вспомнил сон и понял значение. А, может просто совпало, верить в происходящее не хотелось. Тем более пугать Аннушку, она и так места себе не находила. Он прекрасно понимал, что значит война, опыт был.
Первая похоронка пришла через месяц. О гибели старшего Матвея, Иван Филиппович узнал из письма жены. В сорок втором, ему вышла оказия побывать дома. Дали короткий отпуск, за удачно проведенную разведывательную операцию.
Анна была очень ослаблена после родов, младшего сына. Но, вида не показывала, на ее плечах лежала забота о детях. Надеяться было не на кого. Самому старшему Петру, тогда было 9 лет, близнецам Маше и Даше — семь, Коле — пять, Василию— четыре, Катюше — три года, а крепышу Володе только год и три месяца. Старших дочерей Ольга и Валентина закончили ускоренные курсы медсестер и уехали на фронт. Девушки в скоре перевели в глубокий тыл. И душа матери, за них была спокойной.
Побыв дома меньше часа, засобирался Иван Филиппович обратно. На этот раз, с тяжелым сердцем оставлял он родной дом, жену и детей. Сон начал сбываться. Перецеловав всех и незаметно перекрестив. Вдруг у самого порога резко стал на колени прижав Анну, что есть силы к себе. Долго просил прощения и молил только об одном:
- Детей сбереги! Аннушка, слышишь, детей сбереги! Родненькая моя слышишь. Христом, Богом молю, сбереги! Я не смогу жить без Вас, сбереги, сбереги, - по щеке текла скупая мужская слеза.
Вернулся он в июле сорок пятого. На пороге чудом уцелевшего дома ждала его исхудавшая и седая Анна. Увидев его, она медленно поднялась и осторожно, с явной болью в ногах, сделала несколько шагов на встречу. Вдруг стала падать, теряя сознание. Подхватив на лету из ее рук ребенка, Иван удержал в своих крепких руках и Анну. Весь вечер, Иван не отпускал с рук Володеньку, самого младшего сына, единственного оставшегося в живых. Жить не хотелось. Слова жены звучали как приговор.
- Петя, Коля и Васятко к морю играть пошли. После шторма, - молчание казалось мучительной вечностью, - подорвались на моих глазах. Я и крикнуть не успела, - уже оправдываясь, проговорила Анна,- на мине, на берегу. Маша и Даша болели долго. От тифа. Зимой.Копать трудно было, сожгли. Катерину с соседскими ребятишками Ромкой и Тимой, Черниковых тоже, да и Марина Петра в Германию угнали. Многих наших угнали, многих. В сорок третьем, погибли Оля и Валя, их эшелон попал под обстрел. Похоронку в один день принесли, - Анна говорила тихо, с надрывом, но уже без боли. Словно не про детей, а какой-то отчет читала. Смирившись с утратой, - а первенец Ваня погиб при взятии Берлина.
Она опустила голову, словно на отсечение.
Шли годы. Иван Филиппович и Анна Михайловна, тяжело переживали утрату детей. Их попытки разыскать Катерину были безуспешны. Здоровье Анны не радовало, ноги плохо слушались, но она все равно крепилась, нужно было поднимать Володю. Не удивительно, что всю свою родительскую любовь и заботу они изливали на единственно оставшегося сына.
Глава четвертая
- Вот твои любимые вареники с вишней, - Настя доставала ужин, внимательно всматриваясь в видневшийся на линии горизонта корабль.
- «Тихий» пошел, да, деда?- спросила она как завороженная смотрящая на море.
Дедушка еще был своих мыслях.
- Угу, - промычал Иван Филиппович.
Со временем ужин превратилось в некий ритуал. Как только дед принимался за трапезу, Настя тихонько поднималась на смотровую площадку маяка. Вот и в этот раз, оставив деда с Тимкой, она убежала в «свой зал». Иван Филиппович знал об увлечении внучки и не мешал ей. Наоборот делала вид, что не замечает ее исчезновения или делала вид что читает, или дремлет. Он как никто другой понимал, как нелегко внучке, и жалел её по-стариковски. Ведь на ее долю выпало не меньше горя.
В танце Настя сразу преображалась, превращаясь из «гадкого утенка» в «лебедушку». Если бы кто-нибудь мог увидеть её в тот момент, то пластика и грация девушки заворожила его не меньше, чем ее жгучие и страстные черные глаза. Но она знала, что никто её не увидит, поэтому всецело отдавала себя танцу, уносясь все больше и больше в сказочный мир музыки и пластики. Лишь когда диск солнца, прикасался в водной глади, девушка спускалась вниз.
Тихонько, чтобы не разбудить спящего деда, нежно обняла его и прошептала:
- Дедушка, миленький, как я хочу полетать ! Мне иногда кажется, что я лечу над морем, оставив за собой и дом и берег. Только сделать шаг и полечу. Вот только земля не пускает.
-Настенька, девочка, моя! - старик нежно обнял внучку.-Полетишь ты скоро, совсем скоро, только подрасти немного. И выпорхнешь из родимого гнездышка, и полетишь по жизни. Только помни, что и в горе и в радости, ты всегда сможешь сюда вернуться, тут тебя всегда будут любить и не осудят, пожурить пожурят, но всегда поймут и помогут.
Иван Филиппович поцеловал внучку в лоб.
-Ты мой птенчик!