Первая совместная работа Романа Луконина и Александры Колосковой!
"Не дозвонился, значит, никому не нужен. Деловые.. Трубку не берут. Совсем позабыли.. Забросили.. Баласт! Баласт!"
Убелённый сединами дед Егор метался по ветхой избушке, шаркая допотопными рваными тапочками. Засаленная тельняшка, как и борода старика, покрылась неровными клочьями, а потёртое растянутое трико на несколько размеров превышало допустимые нормы. Последние дни выдались беспокойными. Чувствовал последний представитель деревенского уклада, что дни его сочтены и маялся по углам, стонал, кряхтел и ворчал на всех: на детей, на внуков, на рано ушедшую из жизни Марию, на дворовую собаку Ворчуна, слепую и безжизненно лежащую, словно тюк с картошкой, во дворе в солнечной пыли; на старого и облезлого кота Пантелеймона – ещё одну живую душу, скрашивающую одиночество старика.
"Умру, и никто не заметит!" - старика кинуло в сторону глиняной печи. То ли давление подскочило, то ли жизнь пыталась поскорей отделиться от его тела. Облокотился Егор о печку и, тяжело дыша, заглянул в жерло истопки. Услышал смеющийся голос Марии, звенящий колокольчиками и раскатывающийся сладким напевом по душе мужика и хозяина: "Егорушка, попробуй хлебушка. Только из печи. С хрустящей корочкой, как ты любишь. Аль парного молочка отведаешь?" Мария возникла перед глазами старика. Всё такая же, какой он её запомнил: небольшого росточка, кругленькая и гладенькая, как свежеиспечённая булочка, розовощёкая с паутинками морщинок, лучиками разбегающихся от сияющих и согревающих своим теплом глаз, и улыбнулась своей обезоруживающей улыбкой.
Закряхтел Егор, закашлял, чувствуя нарастающую боль в груди, попятился от печи, размахивая руками на образ Марии, стараясь развеять его или на худой конец заслониться. Налетел на старого кота – не смог разойтись с домашним питомцем, рухнул подкошенным столбом на пол. Головой приложился сильно, в глазах потемнело, а сердце сжала невидимая ладонь в кулак. Застонал дед и провалился в короткий обморок.
Когда тьма понемногу отпустила, Марии не наблюдалось. Пелена рассеялась, и мутный взгляд наткнулся на Пантелеймона, сидящего на груди старика и заглядывающего своими проницательными янтарными глазами в самую душу лежащего. Предательская судорога пронзила тело, и с первой попытки встать не удалось, а вот кот спрыгнул и медленно перебрался в пыльный угол избушки, откуда следил за стариком своим немигающим взглядом. Вторая попытка оказалась более удачной. Чувствуя, как боль, словно кузнец, ударяющий молотом по наковальне, пульсирует в его мозгу и теле, Егор, кряхтя, умудрился встать на ноги, отхаркнул сгусток алой крови на доски давно не крашеного пола и прозрел истину, до которой несколько минут назад не решался и дотронуться.
За окошком цвёл май. Солнечные лучи играли в воздушные "классики" с природой. Воробушки чирикали, прыгая с ветки на ветку, распушив пёрышки, всклокоченные, они спорили за жизнь. Дятел стучал где-то вдалеке, пытаясь излечить от хвори раненный ствол дерева. Кукушка бессознательно отсчитывала годы жизни живых существ. Природа не обращала внимания на человеческие страдания. Росла ввысь деревьями и окружала свет бескрайними шафрановыми полями.
Деревня, некогда оживлённая и густонаселённая, постепенно умирала, как больной стебель теряла корни и питательный сок жизни. Были праздники, смех, работа в колхозе, счастливые минуты любви, озорные глаза и души хулиганили, а собор в расположенном в нескольких верстах южнее селе приглашал верующих к молитве, разливаясь на солнышке колоколами, теребя душу небесной музыкой. Но забыл о деревне город и бросил все радости, счастье и любовь в зыбкую трясину болот. В мгновение ока равнодушие захлестнуло жизни солнечных крестьян. Смерть поселилась с косой в центре деревни. Начала косить жизни без отдыха, без просыпа, двигаясь хаотично, по одной ей ведомой траектории и сметая всё на своём пути. И покрылось счастье людское вирусами безнадёги и тоски беспросветной. Умирали десятками сердец, целыми избами. Стиралась деревня с лица масштабной карты страны до последнего штриха пустоты, остался один-единственный человек – Егор. Ужасы и страхи,
предательства и отчаяние, потеря любимого человека пронеслись вереницей через его жизнь, но не сломили его.
Несколько лет скитался Егор по деревне один - одинёшенек. Иногда переговарился с родными по телефону, который, чудо из чудес, работал и не собирался умирать. В последние две недели не стали отзываться родные: сыновья, дочери и внуки разом замолчали. По неизвестной для старика причине. Разговоры с родными поддерживали угли его жизни в печке существования, но погрузившись в зловещую тишину, порвались кольца и цепи бытия. Жизнь для Егора потеряла смысл. Не заметил старик, как мириады болезней в один миг опоясали его стан, шалью накинули призрачную слабость и глаза, вечно задорные и живые, потухли, как подёрнувшиеся пеплом угли потухшего костра.
"На кладбище! Надо дойти и умереть на кладбище! "
Очевидная в своей простоте истина открылась Егору, и он, превозмогая терзающие его невыносимые муки, вышел из избы на порог. Зацепился за косяк, чуть отдышался, немного успокоил сердце и снова двинулся в свой последний путь. Собака, завидев хозяина и почувствовав его настроение, вскинула косматую морду и протяжно завыла на солнце, ругая светило за радость и свет: «Как можно веселиться в такую минуту, разве не видит звезда, что человек умирает?» И словно услышав мысли Ворчуна, солнце нахмурилось, завесилось тучами и больше не выглядывало. В один момент мёртвая деревня окрасилась всеми оттенками тьмы – предвестниками приближающегося Армагеддона.
С каждым шагом путь для Егора становился всё тяжелее и тяжелее, словно огромный крест на спине не давал ему разогнаться. Всё больше и больше сгибало спину, а земное притяжение наращивало невидимый горб. На середине пути Егор рухнул на колени, чувствуя, что не в силах двинуться с места. Голова, словно в тумане, а сердце бьётся в груди пойманной птицей, бешено колотясь о рёбра, отдаваясь в ушах и сбиваясь с ритма.
Неожиданно потекла кровь ручьём изо рта, дед закашлялся, борясь с сильными спазмами, неестественно хрипя и не в состоянии вдохнуть, ощущая, будто невидимый глазу зверь в ярости острыми когтями раздирал лёгкие на части. Встать сил не было, хотелось лечь и глядеть в безбрежное небо, куполом раскинувшееся над головой, на сочную изумрудную траву, на копошащихся жуков и муравьёв и прочие проявления жизни, но такую роскошь он не мог себе позволить. Он не дошёл до места назначения!
С северной стороны налетел штормовой ветер и начал крушить покосившиеся избы, сгнившие заборы. Выдирал их с корнем из зарослей крапивы и бурьяна и делил на щепы в воздушном водовороте хаоса. Щепы превращались в пыль и оседали мутным облаком на землю и на голову Егора. Бедный старик наблюдал, как место, где некогда бурлила жизнь, и где он был счастлив, превращалось в пустырь.
И когда от деревни остались только кресты вдалеке, чудом или не чудом уцелевшие - ветер не тронул их, оставил в покое, Егор не в силах более бороться со слабостью и болью рухнул наземь. Простонал несколько раз и затих. Мутный взгляд фокусировался несколько минут на пыльной дороге, потом замер, очи навеки закрылись. Сердце в груди затихло, и для него жизнь остановилась.
Образ Марии снова возник перед Егором. Наклонилась женщина к мёртвому телу, погладила умершего по голове. Потом с лёгкостью подняла тело старика на руки и понесла на место, где ему предстояло упокоиться навеки. Солнце выглянуло из-за туч и бросило на лик Марии россыпь лучей, отчего он словно засветился изнутри. Она шла вперёд и улыбалась, тихонько нашёптывая любимому на ухо: "Вместе мы будем гулять по паркам Эдема, дорогой мой муж, вместе надломим хлеба и изопьём мёда!"
25. 04. 2020 Р. и А. К.