Продолжим читать сборники «Белгородской черты», интересные уже тем, что рассказывают нам о нашей собственной истории, которую, в массе своей, мы очень плохо знаем. На этот раз мы выражаем благодарность московскому историку О.А. Курбатову, который поднимает интереснейшую тему о детях боярских, стрельцах и казаках в сборнике «От Донца до Ворсклы» (2016). И выскажем своё мнение по этому поводу.
О русских казаках различных войск написано очень много, а вот о казаках, стрельцах и детях боярских Белгородской черты, кажется, вообще ничего не написано, они только мелькают иногда в трудах наших историков, но, по сути, до сих пор являются terra incognita… Эти «служилые люди по отечеству и по прибору» представлялись мне самым загадочным сословием XVII века, когда я вчитывался в исторические труды. Они вместе воюют, пашут землю, строят маленькие «острожки» и большие города-остроги Белгородской черты, несут в них службу, но кто же они, откуда взялись? - по большому счёту, понять было невозможно. О.А. Курбатов, может быть, первый из серьёзных историков обращается к этой теме, и даёт нам большой фактический материал.
Допетровское «царское войско»
«Первые историки, которые вплотную приступили к теме царского войска в XVII веке, с недоумением отнеслись к разнообразию разрядов служилых ратных людей на южной окраине Русского государства. Они не видели (или не желали видеть) какой-то разницы между сторожевыми, полковыми или беломестными казаками, станичниками, стрельцами, черкасами, драгунами, даже украинными детьми боярскими. Другим общим заблуждением была уверенность в том, что все эти разряды ратных людей являлись в первую очередь земледельцами, которые почти не обучались воинской службе и поэтому были небоеспособны…»
Мы не историки и не будем так политкорректны, как О.А. Курбатов: историческая наука наша, возвышая Петра Великого, принижала и уничижала допетровскую «отсталую Россию», и историю её. Советская историография вполне продолжила эту либеральную традицию, дополнив её трудами главы марксистской исторической школы
М.Н. Покровского (ум. 1932), которому приписывается афоризм: «История – это политика, опрокинутая в прошлое», согласно которому государственные деятели не самостоятельны, цари, их воеводы и пр. – всего лишь инструменты социальных сил.
Метод Покровского - всегда делать упор на несамостоятельность и отсталость России, на негативные аспекты, при этом всегда выделяя «творческую роль народных масс в историческом процессе». Созданная в 1939 году Сталиным историческая Комиссия разгромила «историческую школу Покровского» за антинаучные взгляды на историческую науку и «ликвидацию истории как науки», но после ХХ съезда КПСС происходит его реабилитация, выходит полное собрание его трудов, учащих «освещать историю с точки зрения сегодняшнего дня».
Сии «покровские» заблуждения до сих пор присутствуют в полном объёме у многих наших историков, и у В.П. Загоровского в его, в общем, значительном труде «Белгородская черта» (1969). Поэтому служилые люди на Черте в «Польских городах» (поставленных в чистом поле) объявляются им земледельцами, крестьянами, которые в силу необходимости брались порой за оружие и совершали тогда воинские чудеса, объясняемые токмо непостижимым русским «народным духом».
По Курбатову, многообразие разрядов служилых людей в допетровской России начало формироваться в конце XVI века, в основном, при царе Фёдоре Иоанновиче. «Правительство изначально определяло штат ратных людей для каждой конкретной крепости, служилого «города», выдвинутого глубоко в степь на один из основных татарских шляхов, поселяя на жительство в каждом более 1000 ратных людей».
Считалось, что с учётом крепостных стен, такого количества «служилых» было достаточно для успешной обороны от крупных соединений крымско-татарской конницы, а также для маневренной борьбы с мелкими конными отрядами по всему уезду, примыкавшему к городу. Например, в 1591 году для строящейся крепости Елец с уездом определяется гарнизон в 200 детей боярских, 200 стрельцов, 10 пушкарей и 600 казаков, всего 1010 человек. Вскоре число казаков увеличивается за счёт станиц (по 100 человек) двух донских атаманов, которые поселяются отдельной слободой с острогом за рекой Быстрой Сосной. Причём их слобода «обеляется» - освобождается от всяких повинностей, поэтому её называют Беломестной, а донских казаков, соответственно, «беломестными».
Дети боярские
Среди разрядов украинных ратных людей собственно конницей, «конными ратными людьми» или людьми «конной полковой службы», были только служилые люди по отечеству «дети боярские». По нормам, установленным ещё в XVI веке, они являлись на службу «одвуконь, в саадаке и в сабле» (саадак – это лук). Заметим, что «одвуконь» всегда передвигается и татарская конница, и этимология слова «саадак» отсылает нас к тем же к татарам. В дальнем походе дети боярские обязаны были иметь «людей в кошу» - кошевых холопов, которые с телегами и вьючными лошадьми обеспечивали их припасами для службы. У небогатых «польских» украинных детей боярских один холоп приходится на несколько человек. Так же рыцарю Дон Кихоту служит его верный слуга Санчо Пансо.
К правлению царя Михаила Фёдоровича детям боярским не возбраняется вместо лука являться на службу с огнестрельным оружием «дальнего боя» - «езжей» или «завесной» пищалью: лёгким ружьём, предназначенным для прицельной стрельбы с коня, которое стало производиться в России незадолго до Смутного времени под влиянием в том числе турецких образцов.
После массовых закупок оружия в Голландии накануне Смоленской войны с Польшей (1632-1634) у детей боярских появляются карабины и пистолеты для ближнего боя. В условиях степной, маневренной войны с конницей крымских татар, лук или «завесная» пищаль для украинной «конной полковой службы» были обязательным требованием.
Полки детей боярских не делились на постоянные стрелецкие «сотни»: их «сотни» с командирами-«головами» могли насчитывать от 30 до 200 конников, исходя из боевой обстановки. И лошадей и оружие они приобретали за свой счёт, что неминуемо порождало разницу в качестве их снаряжения. На смотрах при выдаче жалования лошади, оружие и другое снаряжение оценивались, и детей боярских делили на «статьи».
В Смутное время первая и вторая «статьи» привлекались к «дальней полковой службе», они участвовали в боях под Смоленском, а «с малых статей», с третьей «статьи» их отправляли служить на южную границу. В конце XVI – начале XVII века московское правительство старается привлечь в дети боярские Польских городов как можно больше знатных и незнатных (нетяглых) людей, отмечает Курбатов. Наверное, в первую очередь из казаков и стрельцов соседнего разряда «служилых людей по прибору». Поэтому, наверное, на южной окраине эти близкие по роду службы разряды сближаются и перемешиваются.
Благодаря такой гибкой кадровой политике Москвы, несмотря на потери Смутного времени, к 1626 году «конная полковая служба» в южном пограничье оказывается наиболее многочисленной. В Ельце численность «полковой службы» возрастает с 200 детей боярских (в 1591 году) до 627. В восьми Польских городах Елец, Курск, Воронеж, Ливны, Белгород, Оскол, Валуйки, Лебедянь насчитывается всего около 2.600 человек «полковой службы», в том числе 60 белгородских станичных детей боярских.
Надо сказать, у меня всегда вызывало лёгкое недоумение наименование русской конницы «детьми боярскими». Не поэтому ли, кстати, наши историки часто прячут её за штамп «поместная конница»? Пока в другой статье О.А. Курбатов не сообщил, что конные полки называли ещё «боярскими», по чину их командиров – бояр. Тогда логично, что конница под началом боярина – «дети боярские».
Царские казаки
Английский путешественник Стивен Бэрроу зимой 1579-1580 годов побывал в Астрахани и оставил такие мемуары: «Астраханский капитан (воевода) содержит своих солдат в полной готовности, всего 2000 стрельцов и казаков; стрельцы считаются настоящими солдатами, они только охраняют крепость, их не употребляют ни на какие работы, кроме упражнений во владении оружием, караулов. Казаки также упражняются во владении оружием; они сторожат город и обычно им поручают всякого рода работы».
На наш взгляд, это мнение английского путешественника поверхностное: он видит стрельцов на стенах и этим впечатлён. Конница всегда считалась привилегированным родом войск… С другой стороны, эти астраханские казаки вполне могут оказаться конными стрельцами, и вообще логично, что конным служилым поручаются работы, требующие разъездов.
Капитан Жак Маржарет, служивший в России в начале XVII века, описывает казаков так: «Их, однако, не отличишь по одежде, поскольку им надлежит быть одетыми по-казацки, то есть в платье ниже колен, узком, как камзол, с большим воротом, откинутым назад и доходящим до пояса. Половина из них должна иметь аркебузы, по два фунта пороха, четыре фунта свинца и саблю».
Ещё Маржарет отмечает излюбленный приём этих конных казаков или стрельцов в степи: стремительно обогнать татар и устроить засаду на какой-нибудь из речных переправ. «Русская пехота или аркебузиры, находясь на берегу реки или в лесу, заставляет татар убегать во весь опор, хотя в действительности они более способны их напугать, нежели нанести какой-нибудь вред».
Последнее замечание Жака, мягко говоря, странное: удар из засады да ещё при переправе стараются использовать все армии мира. Что английский путешественник, что французский военный проявляют, на наш взгляд, поразительное невежество, впрочем, присущее европейцам и сегодня по отношению к российской армии. Однако, сообщают и некоторую конкретику.
Казаки являлись одним из самых многочисленных разрядов служилых людей на южной границе. По сметам 1626 года только в городах «от Поля» казаков насчитывалось около 1900 человек. Они были «с вогненным боем», вооружённые пищалями. Однако, свои самопалы они должны были приобретать за свой счёт, и вообще не имели казённого снаряжения.
Городовые казаки делились по стрелецкому образцу на сотни и десятки, также в «приборы» и в «приказы». К ним предъявлялись не такие высокие требования как к стрельцам, что позволяло набирать в городовые казачьи сотни «вольных людей». В большинстве своём, городовые казаки в городах «от Поля» имели лошадей для походной службы, чтобы выдвигаться верхом и сражаться спешенными, поэтому они причислялись к «конным людям с вогненным боем».
На наш взгляд, очевидно, что прицельно стрелять легче спешившись, чем с коня. И владение саблей, которая всегда на боку, это совершенно не отменяет.
Сторожевые казаки и дети боярские
Другую роль в Польских «служилых городах» играют казаки станичной и сторожевой службы. Их количество определяется числом станиц и сторож, которые с установленной периодичностью и по оговоренным маршрутам выезжают в степь для разведки татар и «воровских людей», в первую очередь недружественных черкас, украинских казаков.
Начиная со знаменитого приговора о станичной и сторожевой службе 1571 года, в царствование Ивана Грозного, в Разрядном приказе занимаются организацией сети дозоров на всей южной границе, по всем пограничным уездам. После постановки новых городов на Поле маршруты пограничных русских станиц русских меняются.
Москва придаёт степным дозорам первоочередное значение. Например, в Данкове в ходе Смуты число «месячных казаков» сократилось со 117 до 100 в 1616 году, а после разорения Данкова гетманом Сагайдачным в 1618 году на службе осталось всего 54.
Однако по переписи 1624 года мы видим в Данкове «жилыми» все 117 дворов «месячных» сторожевых казаков, при том что стрельцов и полковых казаков всё ещё сильно недостаёт до прежнего штата гарнизона.
Число дозорных казаков легко пополняется за счёт других разрядов служилых людей. Земельные наделы этих казаков привлекают большим, чем у прочих служилых, размером, приближаясь к «дачам» детей боярских, а за потерянное во время службы в Поле имущество им полагается денежная компенсация половины его стоимости.
В частности, дозорные станицы базируются в Польских городах Валуйки, Бел Городе и Старом Осколе. В Бел Городе степные станицы издавна возглавляют дети боярские. В 1616 году белгородская станица состоит из 13 казаков: сына боярского, двух «вожей» (проводников) и 10 «ездоков» - рядовых станичников, которые спешат в город с донесениями при обнаружении противника. Всего насчитывается 19 станиц в которых служит 235 казаков. В 1626 году по новому расписанию в каждую станицу входит по сыну боярскому, станичному атаману, два «вожа» и 5 «ездоков», всего 9 казаков, но число станиц увеличивается до 40, станичников - до 360.
В Старом Осколе в 1616 году 20 станиц, в которых по одному атаману и 8 «ездокам», в 1626 году их число не меняется, а состав приближается к белгородской станице: по сыну боярскому, атаману, по двое «вожей» и 6 «ездокам» в каждой. В Валуйках во время Смуты сторожевая служба прерывается, а к 1626 году учреждается 24 станицы с атаманом и с пятью «ездоками» в каждой.
В задачи степных станиц входит обнаружение и сопровождение отрядов татар в степи, при необходимости станица делится на части. Каждый станичник был «одвуконь», к 30-м годам века вооружён «завесной пищалью» и саблей. Можно заметить, что состав станиц меняется и, значит, довольно формален, все казаки универсальны и отличаются, наверное, только опытом службы и личными качествами.
Вольные или беломестные казаки
Кроме городовых, сторожевых и полковых казаков, в южном пограничье были и другие казаки: воеводы украинных, северских и польских городов принимали на службу вольных донских атаманов. Если они «прописывались» по городу как «беломестные», то несли только пешую службу, главным образом, по обороне своей собственной слободы. Но в Бел Городе в сводный стрелецко-казачий приказ входит и отряд из шести «беломестных отоманов» и 82 волжских казаков, помеченный как «конный».
«Политика царской власти в отношении опытных степных воинов была гибкой, - отмечает О.А. Курбатов, - их принимают на службу на особых условиях. В Воронеже имелся крупный отряд «отоманов слободцких конных» (137 человек) и ещё полусотня «отоманов беломестных» (54 человека), не считая собственно городовых конных казаков и поместных казаков, приравненных за заслуги к детям боярским».
К 1631 году всех воронежских казаков и стрельцов ставят под начало единого «стрелецкого и казацкого головы», двух стрелецких и четырёх казачьих сотников. Однако донские казаки, «которые живут по слободам близко города на белых местах», в этот объединённый приказ не входят, видимо, приравненные к жилым посадским людям.
Отряды «отоманов» отличаются видимой неправильностью, отсутствием регулярности, какую мы видим у стрельцов и городовых казаков. «Вместо сотен и десятков их основной боевой единицей является «станица» - потомок былой ватаги вольных казаков во главе с атаманом и есаулом, его заместителем». При строительстве Ельца атаманы Михаил Ташлыков и Роман Дробышев, а с ними 30 казаков, обращаются к воеводе с просьбой поселиться «белой слободой». Им разрешают, но с условием довести численность станиц до ста казаков, что было исполнено».
Казачьи станицы формируются и непосредственно на месте поселения. Воронежские «конные слободские отоманы» в 1616 году представляли собой четыре отряда казаков: усменских – 59, инютенских – 33, ивнитцких – 36, излегощинских – 26. Один из них был переселен из города Данкова.
Вряд ли воеводы городов стали бы принимать на службу людей совершенно неизвестных, случайных, однако о прошлом казачьих станиц до их поселения в слободах у нас сведений почти нет. Можно с уверенностью говорить только о происхождении тульских, михайловских и дедиловских черкас - от старых выходцев с украины (окраины) Великого княжества Литовского.
В 1557 году литовский князь Дмитрий Вишневецкий перешёл на русскую службу и привёл с собой отряд в 250-300 казаков, каневских черкас. Для содержания этого своего «двора» Вишневецкий получил в вотчину город Белев с уездом и сёла в Дедиловском уезде. После боёв под Азовом и в Керчи в 1559 году эти земельные «дачи» были увеличены «за озовскую и черкасскую службу». Тем не менее в 1561 году Вишневецкий вновь переходит на службу к польскому королю, но не все его черкасы уходят с ним.
Казаки-черкасы и дальше привлекаются на русскую службу, например, в составе Ертоульного полка во время Полоцкого похода царя Ивана Грозного в 1563 году упоминаются «отоманы и казаки черкаские, 482 человека». Потомки поселенных черкас, пережив события Смутного времени, продолжают служить в Тульских землях. В 1616 году «на Дедилове с атаманом Левонтием Милошевым черкас 25 человек, на Михайлове черкас михайловских 40 человек». Потомками казаков воеводы Адашева и князя Вишневецкого были и черкасы, поселившиеся в самой Туле: «днепровские» или «днепровые», «непровые» казаки.
Царское правительство не дробило пришлые станицы, поселяя в каждом случае отдельной слободой, доверяя самим казакам избирать себе новых атаманов и есаулов. Это придавало особую ценность вышедшим с Поля отрядам: они были спаяны опытом жизни в степи, боями с татарами. В зависимости от денежного содержания и обстоятельств, они несли либо пешую службу, либо «конную с пищалями», а потом целыми станицами зачислялись в полки «нового строя».
Царские стрельцы
Род войск всегда определяет его вооружение, основным оружием отрядов стрельцов была пищаль. После Смуты она представляла собой ружье с кремниевым замком «русского типа», с длиной ствола в шесть «пядей» или в одну «меру» (107 см). На казённой части ствола имелась печать государевой казны – двуглавый орёл, отсюда называние «пищаль государева орленая». (Якобы во избежание злоупотреблений со стороны стрельцов, хотя непонятно, что меняет эта печать, если пропала вся пищаль.) Помимо пищали или «самопала» никакого штатного оружия у стрельцов не было. Остальное вооружение и снаряжение стрельца: пороховницы, ножи, бердыши или рогатины, иногда сабли были его личной собственностью и учёту не подлежали. В мирное время стрелец был обязан за свой счёт покупать порох и свинец и «почасту» обучаться стрельбе под руководством сотника или головы.
О большой ценности пищали говорит один случай, попавший в анналы истории. В 1619 году данковцы остановили татарскую полусотню при переправе через реку Кобельшу, а в 1648 сторожевой казак Семен Духанин сообщает по службе о том, что «на кобельшином бою» стрелец Кондрашка Алапердин потерял свою казенную пищаль, и «про то ведает весь город».
Численность стрелецких гарнизонов в Польских городах остаётся практически неизменной с момента их основания. В 1626 году в восьми перечисленных выше Польских городах в Стрелецком приказе числится 1238 стрельцов, которым выдаётся денежное жалование.
В польских гарнизонах стрельцы делятся сотни во главе с сотниками из детей боярских. Полусотни возглавляли пятидесятники, десятки – десятники. Стрелецкие сотни в свою очередь подчиняются голове из дворян, либо «стрелецкому и казачьему» либо осадному, который подчинялся уже воеводе города. Каждая сотня стрельцов проживает с семьями компактно в своей слободе. Вместо хлебного жалования им отводятся наделы земли, но не в личную, а в общинную собственность, на целую сотню.
В южных городах формируются ещё и конные сотни стрельцов. В 1629 году на Епифани значится сотня «стрельцов конных» из 95 человек, в Михайлове две сотни конных стрельцов и одна пешая, в Валуйке в одном приказе (подразделении, полке) состояло 150 конных стрельцов и 220 конных казаков и ещё «70 стрельцов пеших».
Конные стрельцы служат также «с земель», получая несколько большие наделы, но в Михайлове они служат с «денежного и хлебного жалования», а пешие стрельцы – «с земель». Формирование конных стрелецких сотен историки объясняют недостатком полноценной конницы из детей боярских в конкретных уездах, например, в Астрахани, где нет земель под пашню нет и детей боярских. Зато есть целые приказы (подразделения) конных стрельцов.
На наш взгляд, дело не только в «полноценной коннице», но в её дороговизне для казны. Мы видим много примеров, когда стрельцы легко «верстаются» в казаки, казаки – в детей боярских, а дети боярские иногда опускаются до положения казаков. Скорее, служилые люди были весьма универсальны, и большее значение имело имеющееся вооружение, кони, земельные наделы, денежное довольствие, которыми располагали воеводы на местах.
К стрельцам примыкали по своему статусу служилые «пушкарского чина»: пушкари, затинщики, воротники. Они занимались городовой артиллерией – «городовым нарядом», пушками и затинными пищалями, порохом и боеприпасами, воротники сторожили городские ворота и обслуживали механизмы городовых замков. Жалование получали из своего Пушкарского приказа. В 1626 году больше всего пушкарей было в Валуйках – 100 человек, а всего по восьми Польским городам – 411, по нескольку десятков в каждом.
«Сказка города Данкова»
До нас дошла «Сказка жителей города Данкова» (донесение) в 1570-е годы «в блаженные памяти при Государе, царе и великом князе Иване Восильевиче всеа Руси (Иване Грозном).
«Сторожевых месечных козаков устроено была 117 человек, а оклад им по петьдесят четвертей (земли) человеку, а денег по шти рублев. А полковых козаков была устроена по четыряста без семинатцати человек, а оклад им землею: пятидесятнику по сорок четьи, а десятникам по тридцати четьи, а редовым козакам по двадцати четвертей человеку. А денежного жалованья по пети рублев человеку».
«А стрельцов была в Донкове устроено сто человек, а денежного жалованья им по два рубля с четвертью. И после того им доно земли: пятидесятнику стрелецкому десять четей земли, а редовым стрельцом по осьми четвертей».
«Пушкарей была устроено десять человек, а затинщиков (тяжёлая пищаль) тритцать человек, а давана им денежноя жалованья по пять рублев. А после того устроены землею по четыря четверти человеку. А беломестных отоманов была устроено тритцать человек, а жалованья им давана по семи рублев. И те отоманы сведены на Воронож. А земли им окладу не была».
Таким образом, гарнизон крепости составляет: вместе 500 казаков, 100 стрельцов, 40 пушкарей и затинщиков, 30 «отоманов», всего 670 «служилых по прибору» чинов. Причём более высокого чина детей боярских, «служилых по отечеству», в Данкове нет, Земля раздаётся в пользование служилым людям по прибору, а дети боярские получают землю в поместья.
Отметим, что основную боевую силу Данкова составляют казаки: они получают большие, чем остальные наделы земли, они стоят особняком от «отоманов», они не с Дона. Они, скорее всего, выходцы из соседних Рязанских земель, старые знакомцы казанских татар, согласно трудам Л. Н. Гумилёва.
Подводя итоги, О.А. Курбатов отмечает, что «поселенные войска на юге России не были случайным сборищем «земледельцев разных званий». Со времён Ивана Грозного гарнизоны Полевых городов и военно-служилые корпорации уездов создавались по стройным проектам, с логичным соотношением различных чинов служилых людей». Даже привлечение на службу в городах непредсказуемых казачьих ватаг-станиц происходило не анархически, но согласовывалось с Москвой. «Только по полному незнанию можно было отказать войскам Русского государства на южной границе в XVI – XVII веках в «регулярности».
Однако, большие корпорации российских историков до сих пор видят в «поселенном войске» допетровского времени именно «сборище крестьян разных званий»…
Наши выводы
Представленное изложение исторически выверенного материала О.А. Курбатова, с некоторыми комментариями, о служилых людях в городах «от Поля» нуждается, на наш взгляд, в дополнении: было ещё одно «Поле», причём раньше пограничного южного, где мы видим наших казаков – поволжские степи между Рязанью и ханской Казанью в XIV – XV веках.
Вот что говорит Л.Н. Гумилёв об этом «Поле»: «В Поволжье шли постоянные войны с мордвой, буртасами и казанскими татарами. Не следует думать, что это были войны религиозные: некоторые язычники поддерживали русских, другие язычники поддерживали татар… Рязанцы постоянно отражали татарские набеги, отвечая нападениями не менее жестокими, и вообще привыкли к войне настолько, что для них все были врагами: и степные татары, и мордва, и московиты, и казанцы».
Насколько можно судить, впервые наши «казаки» упоминаются в летописях XV века, и это именно рязанские казаки. За 1444 год летописи сообщают, что степной царевич Мустафа совершил набег на рязанские земли. Великий князь Василий Темный прислал на помощь войско, к которому присоединились местные отряды: «И приидоша на них мордва на нартах с сулицами, и с рогатинами, и с саблями; а Казаки Рязанские такоже на нартах с сулицами, и с рогатинами, и с саблями з другия стороны». В жестокой сече «много Татар избиша и самого салтана Мустафу убиша».
За 1502 год летописи приводят приказ Великого князя Ивана III рязанской княгине Агриппине: «Твоим служилым людям и городовым Казакам быть всем на моей службе, а кто ослушается и пойдет самодурью на Дон в молодечество, их бы ты, Агриппина, велела казнити».
Из материала Курбатова следует, что основная масса казаков на южной украине (окраине) – это отнюдь не выходившие на Русь донские, черкасские и иные «станицы», они упоминаются в Разрядных приказах как особенные случаи. Основная масса казаков вместе с детьми боярскими прибывает на южную границу из центральной России и, на наш взгляд, из Рязанских земель. На это указывает Гумилёв, об этом говорят летописи и рязанские имена слобод под Бел Городом, об этом пишут краеведы, в Белогорье до сих пор много рязанского в фольклоре и в народном костюме.
Особенные случаи донских казаков и черкас говорят, что Москва брала «в службу», то есть в разряд «служилых людей» всех, кто изъявлял такое желание. Во всяком случае с начала XVI века, со времён взятия Казани (1552), брала на службу татарских мурз с их отрядами, благодаря чему в Казани составилась «русская партия» и Иван Грозный относительно легко её взял и присоединил, а в XVII веке брала на службу отряды черкас, как отряд Вишневецкого.
Почему эти военные отряды оставались на жительство и служили России? Москва брала их на привилегированных условиях: наделяла землёй, «обеляла» - освобождала от податей на многие годы. Во многом именно в этом состоит секрет возвышения России относительно других государств, например, Польши, которая не только не давала своим реестровым казакам-черкасам равных прав, но и притесняла их. Это приводило к восстаниям и закончилось восстанием Богдана Хмельницкого. В этой связи интересно отметить, что крымские татары называли всех московских людей в XVII веке «казаками».
Курбатов прямо говорит, что «служилый город» на южных границах в начале XVII века включает в себя и весь уезд с отдалёнными от города слободами полковых детей боярских и казаков, и представляет собой поселенное войско, его уездную единицу.
В.П. Загоровский в «Белгородской черте» сообщает, что в 1626 году белгородский «уезд делится на четыре стана: Сажный, Разумницкий, Коренской и Короченский». Эти «станы» находятся от города на расстоянии в 30-40 километров…
Город-крепость как бы опирается на конные сотни «станов» полковых детей боярских и казаков, что придаёт ему устойчивость в степи, без которых он вряд ли вообще мог обороняться от татар и поляков с черкасами, да и просто существовать. Они были его разведкой, глазами и ушами в степи, и снабжали, между прочим, хлебом. При осаде городов крупными силами противника эти конные уездные сотни могли, наверное, объединяться и наносить неожиданные удары по тылам противника. Не этим ли объясняется прекращение осад польско-литовскими войсками Бел Города в ряде случаев чуть ли не через месяц после их начала?
Пётр Великий в Полтавской битве (1709) был восхищён мужеством и решительными действиями пехотного и драгунского белгородских полков, набранных из служилых людей Белгородской черты. За успешные действия они 12 раз удостаиваются благодарственных слов Петра. В 1712 году, когда вводятся знамёна для полков с территориальными эмблемами, белгородские полки награждаются «шведской» жёлто-синей эмблемой: жёлтый шведский лев убегает по синему полю, а над ним парит белый орёл, олицетворяющий Россию. Сегодня это герб Белгородской области, можно сказать, подарок нам на прощанье от наших предков, детей боярских, казаков и стрельцов XVII века.
После царствования Петра I служилые люди «старого строя», дети боярские, были поименованы «однодворцами». В словаре Даля позже находим: «Однодворцы – сословие вольных крестьян, считающих себя дворянами».
Екатерининских времён генерал-фельдмаршал Христофор Миних, одержавший в XVIII веке ряд блестящих побед над турецкими войсками, чтобы «содержать в руках» этих «необузданных людей», формирует из однодворцев лейб-гвардии и ландмилицкие конные полки.
В 1788 году генерал-аншеф А.В. Суворов докладывает князю Григорию Потёмкину: «Войско казацкое из однодворцев, по Вашему указу только что сформированное, было пехотою на штурме Очакова и чудеса делало…»
Виктор Каменев, участник Пушкинского клуба г. Белгорода
Выражаю глубокую признательность председателю Пушкинского клуба при Пушкинской библиотеке-музее г. Белгорода Б.В. Евдокимову за большую помощь в работе.
Используемая литература
1. «Разряды ратных людей на юге Русского государства накануне создания Белгородской черты в первой трети XVII века», О. А. Курбатов, РГАДА, г. Москва, сборник №1 «О Донца до Ворсклы», Белгород, 2016, Константа.
2. «Белгородская черта», В.П. Загоровский, издательство Воронежского университета, Воронеж, 1969.
3. «Белгородская губерния», И.Г. Пархоменко, Белгород, 2002.
4. «От Руси к России», Л.Н. Гумилёв, Москва, АСТ, 2015.
25.04.2020