Я не знаю сколько еще мне удастся продержаться. Руки с силой сжимают холодный металл, но сила эта не бесконечна. Мне нельзя наверх и вниз тоже. Я вишу ухватившись за балконные перила 2-го этажа. Ниже, в 3 метрах подо мной лестница ведущая в подвал обрамленная торчащими прутьями искореженных поручней. Если я сейчас просто сорвусь сила тяжести бросит меня туда. Даже если эти прутья не войдут в тело как нож в масло, я приземлюсь на крутые скользкие ступени о которые сломаю позвоночник.
Руки.. Нет руки уже не держат. Моя жизнь больше не в моих руках. Она там, немного ниже, сжата Силой ...Воли. Несмотря ни на что она во мне была, есть и будет. Эта сила. Впервые я услышал о ее существовании из уст своей матери...
Глухой темный лес. Мы шли сквозь него из пионерского лагеря где она работала посудомойкой. В онемевших пальцах я нес тяжелые сумки набитые ворованным мясом, которым поварихи по доброте душевной снабдили нас. Душа моя летела из ненавистного лагеря на всего лишь один долгожданный домашний день во всем сибирском коротком лете. Но идти становилось всё тяжелее. Пальцы ныли от боли. Моя Мама не переставала повторять: остался километр..всего-ничего один километр. Я предложил остановиться и услышал в ответ следующее: ты хочешь опоздать на автобус, заночевать в лесу вместе со зверьми дикими?!
-Нет, Мама, но я больше не могу!
И тут она остановилась и сообщила мне то, что я пронесу через всю свою дальнейшую жизнь, вплоть до этого самого балкона.
-Никогда не говори Я не могу, а то и вправду не сможешь. Повторяй про себя: Я могу, я могу.. . И ты сможешь! Не то люди тебя затопчат. Ой, ты еще не знаешь сколько от людей может исходить зла! Только с помощью Силы Воли ты сможешь справиться с этим!
-А как насчет добра?
Я протянул ей сумки с мясом
-Оно им самим задарма досталось.
-С помощью Силыволи?
-Силы… Воли.
И я взяв эти авоськи пошел вперед шепча про себя: Сила воли. Сила воли.
Мне понравилось быть сильным и вольным.
Жалость и ком в горле. Неужели?! Тогда и сейчас. Воли у меня сейчас меньше, чем у того пацана получившего день свободы от пионерской казармы.
Да, Мне слышно как сюда спускаются люди. Встреча с ними для меня хуже смерти, но я все еще пытаюсь удержаться- страх падения совсем не меньше страха встречи. Голоса сверху. А что если?! Как вариант. Ведь внизу он один и самый худший.
Но пальцы больше не слушают меня.
И снова голос, но теперь из далекого прошлого.
-Повторяй, повторяй про себя!
-Не могу, Мама, прости, теперь я правда не могу больше!
Пальцы медленно теряют хват. Всё, это..
Ну давай не будем об этом, а то ведь сказано было: повторяй Про Себя.
И я повторил. Про себя и про свою жизнь
Про то как я оказался здесь безнадежно падающим вниз.
Ведь всего лишь несколько месяцев назад…
В моем городе стояло жаркое лето. Мне было 24, жизнь текла своим чередом. Я снимал квартиру, встречался с девушкой, успевал тренироваться и работать, в общем жил полной жизнью. За моей спиной был университет со всеми 3-я факультетами, ни один из которых я так и не закончил, но он все же был.. уже где-то позади меня. А еще у меня были мои родители, которые всю жизнь проработали на заводе. Они родились в этом городе, в этом районе, и все у них было как у всех: отец бывало напивался и лез драться, за его спиной была привычная нам тюрьма, его отец и брат, равно как отец и брат моей матери, а сейчас и ее дочь, моя сестра мотали там свои сроки. Вообще сама русская пословица: от тюрьмы, да от сумы не зарекайся, в нашей семье воспринималась иронично. Хотя..там ведь больше слез было, мне уже, впрочем, сложно сказать, но тогда я был обычным парнем с сибирской окраины и воспринимал эту жизнь и этот город в русле своей собственной довольно однообразной жизни.
Я никогда не жил за пределами даже своего района, но меня полностью устраивала жизнь в его пределах. Да и к тому же мои отношения с девушкой перерастали во что-то большее. В общем все у меня шло по плану и план этот был вполне ясный и определенный: место на заводе- отец говорил что совсем скоро освободится место в печном цеху и я буду работать вместе с ним с лопатой в руках закидывая уголь в доменные печи. В общем совсем скоро все должно было пойти так как оно всегда и шло, а пока я работал простым охранником на рынке.
А потом у меня ведь получалось иногда выезжать на бои без правил, где порой я получал за бой столько сколько за месяц своей обычной работы. Об этом можно было и не упоминать, но я был боксером и также зарабатывал этим ремеслом.
В общем в обычный летний вечер я скучал с друзьями на местном рынке дожидаясь окончания работы. Мы сидели напротив дороги ожидая, когда из подходящего автобуса выйдет ночная смена.
—Братуха смотри, Матвей идёт
К нам шёл один из учеников моего тренера тоже работавший здесь охранником.
-Так у него ж завтра смена, куда он приехал, чувак видимо попутал
Но Чувак уверенно подошёл к нам и выпалил скороговоркой:
-Саня, там что-то случилось, Учитель хочет с тобой поговорить. Намечается поездка в Большой город.
Мои друзья усмехнулись, усмехнулся и я продолжая сидеть на скамье, наслаждаясь вечерним теплом . Большой Город Москва. Ничего хорошего я о нем не знал, кроме того, что он был центром моей страны. Он имел одну особенность : именно вернувшиеся из этого города люди были самыми уставшими людьми, которых я когда-либо видел. И все как один повторяли одно и тоже: работа, сон, тоска, одиночество, все москвичи– снобы, короче, счастлив, что вернулся. Конечно, ни в какой большой город я не собирался и вообще все это было странно.
Но события этого вечера были только прелюдией спектакля отменить который я был уже не в силах. Мне нужно немедленно ехать к тренеру. Учитель, он же бывший воин-интернационалист исполнявший когда-то свой долг в составе советской группы разведчиков-диверсантов еще во Вьетнаме, откуда помимо шрамов он вынес буддистские основы отношений Ученик-Учитель. Я,начиная с 10 лет,хорошо помнил свою первую ярость после его удара палкой. Этих ударов потом было еще много, но всегда они были соразмерны ударам в реальном бою. Это с моей точки зрения и был настоящий Буддизм. Так что…
Автобус с Ленинградки до Микрашки идет около часа. Двери на выход открываются уже в сумерки. 5 минут ходьбы мимо старых домов и старого здания туалета. За всем этим стоит одинокая девятиэтажка, а за ней уже частный сектор и поля.
Свет в окне седьмого этажа горит как долгожданный ответ на мучающий душу вопрос:
Я должен ехать или Не Должен?! . Металлическая дверь с незавершенным косяком из которого выходит монтажная пена, сегодня скрывает за собой что–то новое. Обычно перед ней я снимал обувь и настраивал свою слуховую частоту на новые голоса. Сквозь привычные помехи: строгий голос жены тренера- Ани, визги, смех и плач пяти детей, до меня в этот раз дошел только голос Учителя. Голос Генерала зовущего в бой.
Соперник, с которым я должен был сегодня драться не приехал и значит не приедет вообще: за окном уже повисли звезды. Я обрадовался и тут же спохватился: сейчас будет решаться вопрос о моем бое с человеком гораздо сильнее и опытнее всех моих соперников вместе взятых. А иначе в Москву не вызывают.
Вместо обычной разминки я занял потертое кресло и приготовился слушать.
Что-то в большом городе пошло не так, один из бойцов отказался от участия по состоянию здоровья в одном из крупнейших мероприятий страны - серии боёв без правил бойцовского клуба Арбат. Ты…
Наконец до меня дошел смысл сказанного: мне выпал шанс провести бой в Москве и соперник неизвестен (а это значит, что уровень серьезный и организаторам позарез нужен новый боец готовый поставить свою жизнь в этой игре с мечеными картами). Я посмотрел на тренера. Он мог легко отказаться, но в случае его одобрения уже не мог отказаться я. Учитель в свою очередь попытался прочесть ответ в моих глазах.
Но.. Навряд ли там было что–то написано, кроме честного стремления ухватить куш и выйти из игры. Мне нужны были деньги.
К тому времени За моими плечами было уже 8 профессиональных поединков, но дальше Сибири я никогда не выезжал. Я чувствовал, что в ту самую комнату, в которой состоялся наш разговор словно вошло Другое измерение. Мне показалось что даже угол преломления лучей изменился, сам воздух которым мы оба неровно дышали стал другой. Я и мой тренер который был мне вторым отцом с самого детства, встали словно на самой порог перемен и смотрели туда вглубь не видя ровным счетом ничего. Ведь чтобы увидеть нужно было сделать шаг. Я тогда размышлял просто:
Непонятно, когда освободится место в котельной, а деньги нужны прямо сейчас. Ведь.. мои отношения с девушкой плавно перерастали в свадьбу. Родители зарабатывали очень мало, да и недостойно это как-то для мужика не оплатить собственную свадьбу.
Я набрал ее.
-Юль? Тут такое дело.. Мне надо сьездить на одно мероприятие
-Какое мероприятие?
-Да на бои как обычно, тут только такой момент
-Какой же это момент?
-В Москву, я еду в Москву
-Ты серьезно, нифига себе, в Москву-у-у?!
-Серьезней некуда.
-А как же..
-Ты не переживай, бой будет один, это буквально на пару дней..
-Везет тебе
-А ну
Она как по-настоящему любящий человек радовалась за меня, старалась не показывать своего волнения и переводить все на хорошую ноту. Моя первая Любовь.
Больше никогда в жизни нам не довелось встретиться. Никогда. Какое серьезное слово. Ее не стало спустя несколько лет. А я.. получив пощечину от жестокого города, не сразу собрался и принял на себя такой шквал ударов, что упав на колени, полз с одной фразой: я заработаю деньги и вернусь, я скоро вернусь! Я, солидный и уже достаточно уважаемый в своей среде человек, ее жених, ее будущий муж, скоро буду рвать грязными руками буханку хлеба, там на Казанском вокзале, скрывая под видавшей виды одеждой,измучанное непрекращающейся Москвой тело.
Через 2 дня моя спортивная сумка была брошена на 3 полку плацкартного вагона. Собрались мы быстро, по-солдатски, как и всегда. О том, что эта поездка в отличие от всех других наших выездов займет три(!) дня только в один конец, старались не думать. Зачем перед боем лишние мысли?
Мой друг Матвей. Знал ли он что ждет его там?
Пожалуй нет. Ведь если бы знал, если бы мы оба знали куда несет нас этот неостановимый поезд, дернули бы стоп-кран,выбежали,вылетели,на автобусах, на попутных машинах добрались бы назад, обняли, попросили прощения у близких,родных, любимых,зашли бы в Церковь, упали еа колени обнявшись,помолились за счастливое избавление от грядущих, ревущих перемен.
Матвей тоже прощался с девушкой,сестрой,Мамой фразой: всего лишь несколько дней!
ВСЕГО ЛИШЬ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ. Всего лишь через месяц он, доведенный до отчаяния голодом и мытарствами в новом Городе уйдет послушником в монастырь. Выйдет, доверится бандитам(мы оба были необыкновенно наивны и дрбры к людям), они его как самого смелого,отправят и уйдет он в тюрьму на долгие 3 года. Да именно так. Очень скоро наши дороги разойдутся, а пока мы, два лучших друга сидели и пили теплый чай в плацкарте. Очень скоро я увижу его, страшно изуродованного, поломанного на больничной кровати. Из всех сигналов подаваемых этим телом найду я только голос хорошо знакомым. И он меня не сразу узнает. Спрошу я того, в чьих руках судьбы наши:
-За что нам все это, Господи?! За что простым сибирским парням выпало все это?
Ехать нужно было три дня в окружении спящих разговаривающих выпивающих поедающих людей. В вагоне прочно стоял запах вареных яиц копчёной колбасы и несвежих Носков. За окнами проплывали сначала хорошо знакомые станции на каждой из которых у меня посещала мысль о том что ещё не поздно вернуться но когда пошли станции которых я никогда не видел эти мысли стали все дальше уходить в поле сюрреальности.
МОСКВА
Долго же мы ехали в этом плацкарте! Тренировались как могли пробежками на станциях и ночами в тамбуре. Поздно ночью, когда уже были в московской области, я сделал последнюю тренировку в тамбуре. Открываю внешнюю дверь- быстрая смена путевых фонарей и холодный ночной воздух навстречу с какими-то совершенно другими запахом, плотностью, энергией. Впервые мы за пределами Сибири.
Сегодня же вечером в этих новых пррстранствах должен состояться мой бой.
В 5 утра со своими полегчавшими от продуктов сумками мы вышли на Казанском вокзале, позвонили наивные по таксофону на домашний номер Болоянгова. Беспросветные длинные гудки. Как-то опять дико все это показалось- мы с деньгами, которых не хватит даже на обратный проезд, с одним номером телефона, который из всех миллионов прочих городских и мог нам ответить, чтобы назначить одну из миллионов встреч в одном из миллиардов мест в этом огромном, просто супергромадном городе, который сейчас высвечивал наши скромные провинциальные фигуры падающим сквозь ночь светом. Решили скромно двинуться в метро, о котором наши знания ограничивались большой буквой М и аркоподобным входом из школьного букваря. Эй! Куча народу, милиция, которой нас пугали еще в кемерово- шмон, отстутствие регистрации, обезьянник. Каждую фуражку обходили за километр очередей. И наконец внутри. Руки на всякий случай вниз, а не вверх, как завещал учитель, закрывают пах на входе в необъяснимый и ужасный турникет. Толчок в спину на эскалаторе, с экзальтацией Руки вверх, с левой стороны, оказывается нельзя стоять, только идти нескончаемым эшелоном вниз. Эй! Здесь же огромный ров, не ограниченный с краю, с шумом в него влетает поезд, отходим на два метра в толпу, которая загоняет нас обратно и в вагон.
-Куда поедем? Болоянгову раньше 9 видимо бесполезно звонить.
- Никаких идей
- Поехали университет посмотрим.
И мы ехали, спрашивая недоумевающих людей, к заветному университету, которых в Москве сотни, поэтому долго никто не мог объяснить нам куда направиться, но ведь мы ехали к самому главному...
. Наконец, возвращение к реальности, еще один звонок Болоянгову, договариваемся встретиться на Пушкинской в центре зала. Так москвичи говорят, когда хотят встретиться на платформе метро, соответственно мы ждали не на платформе, чудом нашлись, да, прикинь, жизнь без мобильного. Впереди меня ждал еще целый год дикой жизни в Москве без мобильного телефона! На платформе, похожей на муравейник, мы обрадовались Павлу, как старому другу, он заметно, демонстративно меньше рад встрече с земляками.
Мы приехали к какому-то странному товарищу у которого недавно умерла любимая бабушка, заняли одну из комнат в его двухкомнатной квартире. Весь день готовились к бою.И Вечером все было круто. Огромный бойцовский клуб «Гавана». Меня отвели в раздевалку, там был неприятный запах -пахло потом и кровью. А еще я почувствовал дрожь при выкриках из зала, что ж, знакомая реакция, просто сижу и не думаю ни о чем. Больше всего я боялся проиграть. Упасть лицом в грязь в этом красивом городе. Перед самим боем сюда добавлялся еще и мандраж от кучи людей в разноцветных одеждах, моря огней. На ринге для антуража выпустили сценический дым, а когда он рассеялся я увидел своего соперника. В общем-то это мне ничего не дало, думаю в полутьме я чувствовал бы себя гораздо увереннее. Он был просто огромен. И какой-то лощеный, московский, самодовольный. Неудачный момент почувствовать себя доходягой, но именно это чувство давило меня перед боем. Жалкая провинция! Но во время боя то-то сработало, разумный рефлекс: нужно просто бить. Несколько раундов я это и делал несмотря на 5, 6, 7 ... нокдаунов и наконец полную отключку под рев толпы. Это дурное чувство стыда я помню хорошо, когда на своих ногах уходил с ринга. Впереди был еще целый раунд, а ноги уже не держали в стойке, я был раздроблен доброй сотней ударов коленями, которыми этот парень владел в совершенстве. Но все-таки я на своих ногах уходил с ринга, очень хорошо помню пустую раздевалку и шок... Я забыл где я, а вдруг кто-нибудь спросит, начал перебирать города, в которых я мог оказаться в раздевалке после боя. Красноярск «Сопка», Тюмень «Верхний бор», Барнаул «Дворец спорта», Томск, Новосибирск, Чита, Новокузнецкий цирк... Я помнил прекрасно все раздевалки на своем тернистом пути, весь небогатый их антураж, но эта... Ни одному из перечисленных городов она не принадлежала. Наконец кто-то бросил: Москва... Это была раздевалка Москвы, я в ней сидел в белых боксерских трусах, на которые капала кровь.
Я не мог оставить все как есть и вернуться домой. Меня душило это чувство несправедливости. Меня кинули как доходягу под каток. И я сказал себе: Нет, за всех моих дедов воевавших за Москву(один из них там погиб), за всех кто там я вернусь, но вернусь с щитом, а не на щите. Я решил не сдаваться.
Поздно вечером мы опять были у этого странного парня в квартире, который страдал из-за смерти своей бабушки. В свободной комнате Матвей держал в руках шприц с дозой пирацетама. Это такое средство, которое позволяет восстанавливаться клеткам коры головного мозга после боя. В медицине теоретически мы были подкованы на ура, но вот практически...Матвей не мог попасть иглой в вену. Что ж я лишь потерял еще крови, но это была уже мелочь.
На следующий день мы приехали в квартиру девушки Болоянгова. Оно жила том со своей сестрой. Нашлось там место и нам. На полу.
Примерно через две недели мне пришлось уйти от них, Болоянгов начал просто откровенно часто упоминать о том, благодаря Кому мы здесь оказались, и еще, он начал не по-детски ревновать.
Я взял свою спортивную сумку и пошел на выход. Матвей вышел ко мне навстречу.
-Ты куда?
-Еще не знаю, но не обратно.
-Куда ж ты пойдешь, хочешь я поговорю с Болоянговым?
-Не надо, все равно рано или поздно я должен это сделать. А ты не унывай, как там Учитель говорил: левой снизу -правой сбоку, а!
Мы обнялись на прощание.
-Еще встретимся, а тебе удачи в бою.
Он также проиграет свой бой. И также вынесет то злое решение последствия которого я к тому времени ощущал на себе в полной мере.
Моя первая ночь прошла на лавочке Китай-города. Поспать мне там удалось буквально полчаса, а потом наступил Холод. Полночи бродил по центру пытаясь согреться. Ну а дальше Всё пошло через улицу. На улице я познакомился с парнем, таким же бездомным, который посоветовал мне попробовать свои силы в массовке. Я попробовал. Хлопать и смеяться по команде было нехитрым делом, плюс тепло и общение с людьми. С очень странными людьми, но все же. Там я подружился с непризнанным поэтом из Белоруссии отчаянным нелегалом Алексом. Он был настолько же упорно занят решением задачи на выживание. У Алекса был фонтан решений, но полный ноль в отношении их практического воплощения. Более того становилось все хуже и хуже. Мы работали несколько дней разносчиками пиццы в баре и ночевали на кухне пока нас не выгнали, снимались в массовке, разгружали фуры, было круто и.. холодно. Часто приходилось гулять по ночам и отсыпаться в вагонах метро, которое открывалось в 5.30. Мы доезжали до конечной станции и переходили в поезд обратного направления. Сейчас я иногда вижу людей-призраков выползающие полусонные на крайней станции и замирающие у платформы пока не подойдет поезд в обратную сторону. Очень важно научиться это делать с закрытыми глазами, тогда сон не будет поделен на отрезки по 50 минут. Вот что меня разочаровывает: я ни разу не видел отсыпающегося в метро человека, который был бы еще и трезв, эти сонные люди больше похожи на бомжей. Но мы были трезвы, принципиально не употребляли спиртное, более того, еще ухитрялись тренироваться. Чтобы не сломаться мы не делали остановок, не думали о неудачах, для нас все это было подобно спринтерскому забегу.
В общем недели через три, я был окончательно измотан, когда случайно увидел себя в зеркале, очень удивился: черты лица обострились, сам взгляд стал более жестким и .. злым. Никак, ну никак не удавалось зацепиться в этом огромном городе, хоть какое-то койко-место, место, где можно выспаться, попить чаю, просто посидеть в тепле. Последние три недели я не спал в лежачем положении, только сидя, в метро, приходилось много бегать в поисках работы, никто нигде не ждал тебя и не было места, где было бы просто тепло. И тут... Алекс, с которым мы поклялись не расставаться, а в случае расхождения встречаться непременно вечером на Бауманской, этот неизменный Алекс познакомил меня со своим другом, курсантом военного училища Дэном. Тот нашел двухкомнатную квартиру за 12 тыс., нужно было, как он говорил, срочно скинуться по 4 тыс. и квартира наша! Саня, Дэн классный чувак, мы с ним на севере вместе работали. я не возражал, более того, внутри меня все сотрясалось от одной мысли о квартире, кровати, кухне, чае, душе наконец. И против Дэна я ничего не имел: нормальный челлвек, видно военный, спортсмен. Мы сложились по 4 тыс., последние 4 тыс, которые нам удалось накопить за три недели. А копили мы жестко, ограничивая себя в еде. Еще была немалая проблема в том, что ни разогреть, ни сварить еду себе мы не могли и соответственно не могли обходиться дешевыми кашами, супами или обычной жареной картошкой, допустим. А ведь мы мечтали о ней, Саша наверное больше, потому что в его стране это национальный продукт все-таки. В стране. Так странно говорить это- в его стране. Да он был в тысячу раз больше в моей стране, больше моим соотечественником, чем кто-либо вообще из моих друзей. Кому еще в своей жизни я так доверял и с кем так делился мечтами. Хотя это было несложно, ибо мечта была у нас одна , сильная, и сейчас мы ехали к ней.
Вчера вечером мы отдали свои потом и кровью заработанные деньги Дэну, он должен был отдать их хозяйке, а сегодня вечером мы ехали на встречу с ним. Алекс повторялся: надо чайник купить, будем вечерами чай пить. Мы подъехали к дому, у которого договорились встретиться. Никого там не было. Опаздывает сволочь, сказал Алекс, заставляет на морозе стоять. Мы ждали его час, потом пошли к общаге, где он жил, но дальше входа нас не пустил огромный комендант общежития с лацканами на погонах. На улице нас ждал истоптанный нашими же подошвами снег. Теперь можно было материться. Нас кинули.
Холод и снова холод. Теперь уже не ограниченный в будущем даже надеждой на теплое жилье. Мне никогда в жизни не было так холодно и чтобы согреться мы все время куда-то бежали и с приходом зимы темп нашего бега увеличивался. Еще через месяц холодной обреченности я стал сомневаться в том, что когда-то я жил в теплой квартире. Это было настолько неправдоподобно. Каждое утро в 5.30 мы доходили до метро Замерзшие садились в вагон и сидя засыпали. В полусне я открывал глаза, окидывал диким взглядом лица вокруг, закрывал, открывал снова и видел совершенно другие лица, одежды, тела, глаза… некоторые из них смотрели в мою сторону, но навряд ли там было что-то интересное- бездомный человек с полуоткрытыми глазами.
Мы ехали в метро Я помню что я в очередной раз видел сумбурный сон и как Но когда открыл глаза передо мной проплыло видение- прекрасная светловолосая Девушка с голубыми глазами. Я вышел за ней что-то произнёс Она лишь улыбнулась я повторил фразу она ответила мне по-английски.
Рядом с ней была ее подруга, тоже блондинка.
Саша, спящий напротив, не успев сообразить что происходит, вышел из вагона за нами.
Девушки, как оказалось, были из Швеции
Мы оба говорили на плохом английском, когда после неловкого обмена фразами вышли и встали с ними в очердь к большому кремлевскому дворцу. Вообще не понятно, как мне удалось набраться храбрости и спросить номер телефона на ломаном языке, потому что до этого вопроса они только и делали, что смеялись, совсем перестав что-либо говорить ввиду полного непонимания. Перед тем как спросить номер, я помню отчетливо подумал, что если бы они знали, где мы сегодня ночевали, то просто ретировались отсюда.
-OK, you can write, but don't call me before 8 o'clock.
Так я получил номер именно той девушки, которая мне понравилась. Светловолосая, голубоглазая, с тонкими чертами лица совершенно не нашего, нордического типа.
-Она такая классная, сказал Алекс после того, как мы отошли, - к встрече надо приготовиться,-намекнул он на неэлегантность нашей одежды, в которой мы вчера разгружали вагоны.
- Кстати, как будем ее делить?
- Кого?
- Астрид
- Мне Пия больше понравилась.
Это был знак. Ведь если бы нам понравилась одна девушка, на встрече с ними можно было поставить крест.
В общем всю следующую неделю, мы работали на замерзших складах как тягловые лошади. Скопив немного денег мы набрали ее номер. У нас в отличие от них не было мобильного и звонили мы со стационарного телефона. Да, кстати, как и где мы добрались до него я уже не помню. Перед нами лежал русско-английский разговорник, который мы всю неделю таскали с собой.
-Надо так сказать: Hello, how do you do?
-Лучше Hi наверное
-Да, х..й с ним, набирай!
Ощущалось все это примерно следующим образом: Долгая полярная ночь, одиночество, отчаяние, депрессия. И нет конца этой ночи. Мы пытаемся спастись сном, но просыпаемся в неизменной тьме. И вот.. Вдруг.. Мы открываем глаза, а там Солнце. Яркое, чистое, теплое солнце. И оно обращается к нам на непонятном нам языке! Саша толкает меня в бок: Не уверен, но Оно спрашивает всходить ли ему дальше или снова оставить нас во тьме? !
И мы оба хотим крикнуть: Да , да черт возьми, пожалуйста продолжай свой путь!
Но мы не знаем его языка. Показывем руками, но бестолку, ведь общение наше происходит по телефону.
Саша переходит на шипение:
-Скажи, we want meet, we want meet!
-We want meet..
На том конце провода слышен смех. Пия берет трубку
-Сашша, вы хотеть есть мясо?! Мы хотим сказать что мы вегетарианки!
Смех.
Саша хватается руками за голову.
В общем мы начали встречаться. В общении нас выручала Пия, она уже знала несколько русских слов. Было чертовски, невероятно романтично встречаться с ними и гулять, Астрид часто молчала со мной и так же часто разговаривала с Пией, которая иногда обращалась ко мне со словами: Астрид хочет... или Астрид думает...
Все остальное время, когда не встречались, мы работали на износ, мерзли на улице, в метро отсыпались и учили английский.
.. Мы шли через широкий пустырь к ее общежитию, падал мягкий снег, мы впервые должны были оказаться одни в теплом месте. Я впервые в жизни попытался сложить стихи на английском: I see the snow… It's white.. We go.. Она слушала их серьезно. Мы оба были серьезны, между нами начинало происходить что-то необыкновенное. Мы говорили на разных языках и конечно видели мир по разному. Она видела в этом снеге предвестник радостного Рождества, я видел в нем наступление неизбежной долгой Зимы, до окончания которой нужно суметь дожить. Дотянуть. Дотерпеть. Да, я оттуда, где все держится на бесконечном страдальческом терпении! Да, Она с далекой западной Европы, но эта огромная пропасть между нами, она стремительно уменьшалась и очень скоро мы должны были остаться одни..
Но я рано расслабился.
На входе администратор общежития попросил меня больше здесь не появляться. Я не смог даже удивиться, а Астрид, видимо не успев еще осознать своеобразие русского отношения к закону, попросила показать правила по которым ей нельзя принимать гостей. Суровая комендантша ограничилась собственным умозаключением которое было гораздо короче любого правила или закона: гостей бы принимать можешь, а вот его нельзя. Астрид, в отличие от меня, ничего не поняла, она совсем плохо понимала не только сам язык, но и то, что все это значило. Язык жестов был еще проще и жестче: скрещенные руки и следом указательный палец направленный в мою сторону. Мы снова вышли под звездное небо. Снег продолжал падать. Она не знала, что сказать, а я не знал, что делать. Я взял ее за руки и почувствовал насколько они холодные. Она была настолько чиста и прекрасна, что я не мог оторваться, насмотреться в ее глаза. В этой бесконечной холодной голубизне было что-то настолько другое, но от этого еще более притягательное ...
Когда я позвонил ей на следующий день, я не был'уверен, что она ответит. Эту ночь я не спал, ходил по центру Москвы. Утром отогревался в метро и вконец измучившись нашел городской телефон и набрал ее номер.
Я не помню, как я попал в комнату 305, отдельную студию для иностранного гостя. Эта принципиальная женщина на входе видимо отвлеклась и я свободно проник в запретное здание.
Войдя в ее комнату я осмотрелся. Здесь даже пахло по-другому. На кровати лежала одежда которую я никогда не видел в России, на столе шведская книга.
Все, это был другой мир. Я внезапно понял, что я пересек границу, я шагнул туда, за тридевять земель, где и не пахнет русским духом. Я в избушке на курьих ножках и ножки эти слабые, и с трудом стоит эта избушка на земле русской. И даже пройдя через леса дремучие, минуя стражу зоркую я понимал, что здесь я благодаря тому, что что-то где-то пошло не так, система дала сбой и я здесь чужеродное явление, которого семья русская с силой невероятной утянет обратно. Мне стало страшно. Жизнь моя неприкаянная начаоась крепостной и от крепостных, вольную которой никто не давал, а уж если сбежал, то жди погони за собой со сворой жестокой.
Я посмотрел на нее. Она сидела на стуле у окна и улыбалась белоснежной улыбкой. Прекрасное, нежное лицо, ярко-голубые глаза, разве мог в этих глазах появиться жестокий, терзающий душу ужас который жил сейчас во мне.
Ее народ придумал чистую, сверкающую безукоризненностью Снежную Королеву, мой вывел в свет панночку погибающую в грязи. В чистых глазах Снежной Королевы неестественно смотрелась бы капля крови, в глазах панночки капли крови- это выражение мучений души заблудшей. Нет, в этих глазах никогда не отражался ужас, безнадежность, безысходность.
В этих глазах хотелось остаться навсегда.
… Мы стояли обнявшись в своем маленьком мире.
Там, вне этого мира, готовилась атака на нас двоих и мне нужно было уходить.
Кто-то настучал Охране о моем присутствии здесь.
В ее глазах были слезы.
- Зачем они так с тобой?
В голове скользнула мысль о том, что можно и остаться, но тогда нас ожидает еще большая разлука.
Вчера они сказали ей, что я опасный человек И от меня Лучше держаться подальше ещё они прямо сказали ей, что после того, как они меня поймают они отправят меня в тюрьму.
Они стучались в дверь, но Она им не открыла. Они требовали но она была непреклонна. Сами ворваться они не могли, все-таки она была иностранная подданная, но обещали что сделают это как только подьедет уже вызванный наряд полиции.
Я не хотел создавать ей проблем и решил уйти. А пока мы стояли друг перед другом со стучащими сердцами ощущая внезапно схлопнувшееся между нами пространство. За моей спиной больше не было голодных лет, вертухаев грязи и холода Сибири, ужаса девяностых, и бесконечных боёв за место под солнцем. А за ней больше не было счастливой демократической страны и теплого дома в уютном шведском
городе. Вся огромная культурная языковая географическая биологическая разница между нами внезапно схлопнулась и мы сами ещё не понимая как это произошло стояли обнявшись чувствуя трясущиеся тела друг друга.. Я в чём-то был даже благодарен этому конвою за дверью. Он лишь ускорил события. Он сжал наше время, убрав все лишнее, сделав свалившуюся на нас Любовь ярче и сильнее.
Наконец-то, стук в дверь прекратился.
Онв тихо открыла дверь и осмотрелась по сторонам, а я вышел следом в сторону черного хода. У меня ещё не было никаких планов. Я просто замер за толстой дверью черного хода весь превратившись в слух. Их было несколько человек и они гораздо более уверенно постучали в дверь комнаты 305. Открывшей дверь Астрид Они быстро прочитали какое-то положение и вошли в комнату. Мне было смешно. Всего каких-то несколько секунд назад... И тут я услышал один из голосов:
Он не мог далеко уйти - все выходы перекрыты. После этого они на моё они пошли в противоположную сторону коридора, а я начал лихорадочно думать, что делать. Несмотря на то что в здании было 12 этажей им потребуется не больше 5 минут чтобы обойти их все. На этом же третьем этаже одна из дверей черного хода выходила на балкон. Это для любителей покурить . Я посмотрел вниз с балкона и тут же отбросил внезапно появившуюся мысль. Прямо под балконом была лестница уходящая в подвал окаймлённая железными прутьями перил. Даже если бы я отважился спрыгнуть я бы попал на ступени или на эти перила.
Сзади были эти голоса . Воспоминание: За моим отцом пришла милиция и его забрали в тюрьму. Я с маленькой сестрой в бессилии смотрели как как Здоровые мужики скручивают руки Моему отцу и выталкивает его с грубой силой из комнаты общежития.
Медленно я перелез через балконные прутья. Прсмотрел вниз. Страшно. Они приближались. Ухватившись руками за прутья медленно спозаю вниз. Остановка. Голоса. И..
Я раскачался и отпустив руки и полетел навстречу неизвестности.
В этом полете было все:
Крики охранников как приказы вертухаев и сквозь все Это я её тонкий голос: Я Тебя Люблю. Я видел слёзы в ее глазах и ощущал свое собственное напряжение.
Я помню Смех и голоса её Семьи, звучащие на незнакомым тогда мне шведском языке.
-Sk;l! Горько!
Она всю ночь тогда простояла у окна всматриваясь в бескрайнюю тьму. И я поднявшись с земли появился из этой тьмы. Мы пробыли напротив друг друга всю ночь- она перед ночным светильником я под одиноким деревом. Я приседал и отжимался, чтобы согреться, а она улыбалась.
Этот прыжок был моим испытанием после которого я уверенно сказал себе: я жив, я люблю и сломать так просто меня не получится!
Вот и вся история. Мы оба пошли до конца и связали наши судьбы браком.
Давно ли это было? Да, пожалуй.
Мы уже давно не вместе. Она вернулась в Швецию, у нее с мужем свой дом и двое прекрасных детей. Я улетел в Америку, где у меня также новая семья, двое детей.
Когда все это началось? И почему я решил написать оба всем этом.
Это случилось ночью. Я долго не мог уснуть, а потом вдруг проснулся со стучащим сердцем. Я вдруг осознал, что моя русская жизнь медленно, но верно уходит из меня. И мне стало страшно. Я не хочу отпускать эти чувства! Еще немного и все что там было навсегда уйдет на дно, как Титаник.
И тогда я сел за стол и начал прокручивать в себе эти воспоминания. Быстро, стараясь не останавливаясь ни на одном из них я хотел писать ровно так как оно было.
Впереди было еще много ночей, в которых я продолжал писать свой отчаянный рассказ, вспоминая новые подробности или наоборот убирая лишнее. И пока я писал- я был там и меня ужасно захватывало все это.
Я знал, как только я закончу этот рассказ из моей души навсегда уйдёт она.
После точки буду Я, будет Она, но теперь уже никогда вместе.
Наконец-то Я почувствовал, что приземлился, упал навзничь и увидел этот балкон и услышал эти голоса ментов. Но там, дальше и выше было звездное небо. Я не торопился вставать, мне показалось, что там среди звезд произошло некое движение. Закрыв глаза, Я словно снова оказался в той раздевалке после боя и не помнил ничего...
А когда снова открыл их увидел вместо нее пустое стекло вагона метро. Она никогда не услышит слов на ужасном английском: How do you do, where you, выйдет из того вагона так же как и всегда, проучится спокойно еще несколько месяцев и уедет из этой непонятной страны навсегда.
И под стук колес я снова закрываю глаза и снова открываю их: передо мной окно квартиры за которой бескрайний Океан, а еще дальше за этой бескрайностью страна под странным названием Россия. И там: голоса, слезы , крики, хлопающие двери, холодные окна, но.. меня там больше нет.