В славном городе Берлине, в женском доме, я была на дежурстве, на телефоне. Был слякотный октябрьский вечер. Звонят. Какой то бедолаге нужна помощь. Бедолага добралась до означенного пункта, где ее должны всретить. Поскольку я не могла отойти от телефона, то согласно правилам, я отправила первую попавшуюся женщину встретить очередную жертву мужского насилия. Привели. Особо она со мной разговаривать не стала, выглядела уставшей и изможденной. Я обратила внимание на ее шмотки. Они были не первой свежести, потрепанные жизнью, но очень дорогие. Дамочка распровлялась с ними как Степан Разин с княжной. Швырнула на диван и на долгое время забыла.
На следующее утро, я обнаружила новоприбывшую своей соседкой. Ее звали Софи. Француженка. В Берлинских женских домах кого только не встретишь. Англичанки и голландки, индуски и филипинки,турчанки, а уж нашего брата - русских и русских немок, ну пруд пруди.
Чуть выше среднего роста, худая, темноволосая. И когда я узнала, что ей сорок лет, я была очень удивлена. В сорок лет иметь такую фигуру это на грани фантастики.
Ее поселили рядом со мной, на одном этаже и общаться приходилось на одной кухне.
Покормив сына, сижу курю. Заходит Софи. Общается с какой-то немкой. Она притащила свой музыкальный центр и тот леьет тихую фернцузскую музыку.
Она ела так: заглатывает, как удав кролика, ленты бекона, отправляя вдогонку апельсин и, при этом нещадно куря. Причем, сигарету она держала почти параллельно пальцам. Я много раз пыталась повторить этот фокус, увы, ничего не получалось.
И вот однажды, Софи, в разговоре с кем-то, между помесью французского и немецкого языков произнесла слово "Вяземский". Я напряглась, мне стало интересно.
Какой такой Вяземский? Это же история. Это же Пушкин.
Пусть это будет тот потомок Вяземского у которого уши как оладьи и у которого, кроме громкой фамилии ничего за душой нет, но всетаки... Интересно прикоснуться в живой истории.
Софи мне поведала, что ее родная тетка замужем за Вяземским. А папка у мее вообще генерал. Она работала медсестрой и, однажды познакомилась с арабом, который и подсадил ее на наркоту. И дело кончилось тем, что ей пришлось бежать из Франции.
Она была наркоманкой, причем в тяжелой форме. Когда ее начинало корежить, она садилась в угол, свертываясь в клубок, накрываясь черной шалью и тихо выла.
Смотреть на это было тяжело. Хотелось помочь, но как?
Хвала управлению женских домов города Берлина.
Софи отправили в клинику.
По возвращении, месяца через два, в часной беседе, она сказала, что возвращается домой, к папкке.
И это было правильно.
Uppsala 2020.
.