Была весна, её весна, с тонким ароматов пыльного воздуха, с небом растворенным в новой синеве как в акварели, с проснувшимися засверкавшими на грязных окнах солнечными зайчиками. И пьяный голос сердца заставлял идти вперед, сворачивать за угл, словно прячась от шума и гама улицы, от свиста мигалок, снующих людей и туманного, вечернего воздуха. Город плыл, закручиваясь вихрем, и где то в этом вихре искался взгляд, взгляд живых глаз, так же видящих, слышащих нежное чувство просыпающийся любви. Этот забытый взгляд уносился к воспоминаниям книг, к глухим створкам забытых дорожек детства, холмов, городов, морей. К тому что ранит, к тому что не видно и не ведомо.
А еще, ночью, в своих солнечных снах она всегда падала с крыши. Будто стрела пущенная в низ, с огромным страхом внутри, она беззвучно кричала, не зная что делать и летя в низ. Про сны она никому не рассказывала, да и кому было рассказывать ? Ей казалось что и сны и этот город может понять только она. Так и ходила сворачивая за один и другой угл как потерянное приведение. Смотрела на небо и огромные облака, мечтая что засмотревшись на них её собьет машина, и все станет понятно, ясно - нет значит нет. И всё было как будто некая неприятная процедура, вроде похода к врачу или вызова сантехника. Зачем то надо было торопиться в школу, учиться, зачем то ходить, глядя на людей, у которых камешки в сердцах и глазах. Ни одного взора живого, все сожженные как спички, никогда не смотрящие на небо.
- И неужели я такая одна ? - говорила она себе.
Вечером приходила мама и ворчала что всё неубранно. Мама готовила есть и они ложились спать, а завтра начинался новый день неотличимый от сегодняшнего. И если бы не весна, ни это сосущие чувство, зов, свернуть, уйти, напиться неведомого, тоскующего, бредущего, что рвется наружу, то может быть все было бы хорошо, точнее привычно.