Ночь была душной, страшной. Над степью взошла огромная луна. Страдая от жажды, он брел туда, где в лунном свете серебрилось озеро. Но вода исчезла, как только он приблизился к озеру. Это мираж, понял он, я умираю. Но продолжал идти, зная, что если упадет, то уже не встанет.
Вдруг на фоне неба он увидел крест. А подле него – темный силуэт строения. Из последних сил закандылял к кресту: в надежде найти воду или умереть под крестом. Строение оказалось кошарой. На ее стене углем была нарисована голая красотка. Продырявленная пулями, она улыбалась оскалом смерти.
Он зашел в кошару. Упав на колени,стал шарить руками по сухой растрескавшейся земле, но не найдя ничего подходящего для копки колодца, выполз под звездное небо. Он сел на землю под крест, привалился к нему спиной, глядя на звезды, совсем близкие, протяни только руку... И впал в забытье.
Очнулся от жажды. Его сухой, разбухший язык не помещался во рту. Степь была залита зеленоватым светом. Черная длинная тень от креста протянулась до кошары. Вдруг от стены отделилась фигура женщины в белом. Поманив его рукой, она поплыла по степи, оставляя за собой светящийся шлейф.Он заставил себя подняться и побрел вслед за ней, решив, что это ангел - по его душу, а! все одно!..
..................................
…Свет ударил его по глазам, когда он очнулся. И первым звуком, который он услышал, было журчание воды. Я в раю, решил он, но приподнявшись, увидел, что он жив, а в нескольких метрах от него журчит, бежит, искрясь на солнце ручей с каменистым дном. "Господи!"- только и смог подумать он, стоя на коленях в чистой воде, и, плача, благодарил Бога, впервые пораженный, как близка наша вечная радость! Не где-нибудь там - на небесах, - а здесь, на земле. Вдруг вспомнил: «Белая женщина!». Вскочил, огляделся. Вокруг - степь. Ни креста, ни кошары!
С тех пор в его душе скрылось нечто неземное. Как будто в одном из ее уголков, затеплилась лампадка, высвечивая в памяти лик женщины в белом с темными скорбными глазами, спасшей его.
В полнолуние он не спал. Думал: как помочь людям? О, если бы они поверили ему, что с ним приключилось на проклятой войне! Но люди ему не верили, когда он, придя на рынок, рассказывал о женщине в белом, спасшей его, вздыхали сочувственно, совали ему хлеб, овощи,деньги, а на что ему деньги! Он хотел, страстно хотел только одного: чтобы люди стали человечней, добрее друг к другу. Верили ему только дети.
– Спаситель идет! – кричали они, когда он, получив пенсию по инвалидности, приходил на рынок, и отдавал что мог обездоленным ребятишкам, толкущимся возле коммерческих киосков.
Счастливые, славные минуты!
Там, на рынке, я и познакомился с ним, Саней Халиным по прозвищу Спаситель, с этим добрым парнем, которого не ожесточила даже война.
Однажды поздней осенью он пришел в редакцию, где я работал фотокорреспондентом. Его левая рука была забинтованная.
– Только на один вечер, – попросил он у меня фотоаппарат.
Я дал ему старенький «Зенит» со светочувствительной фотопленкой.
– Спасибо! – обрадовался он, прижав фотоаппарат к груди и посветлев лицом.
Мы вышли с ним на улицу. Уже сгустились сумерки. В зеленоватых ущельях и впадинах неба сверкали звезды. За черными сучьями деревьев пряталась полная луна. Было холодно, дул ветер, срывая с деревьев листья. Но Саня, казалось, не ощущал холода, хотя одет был легко: джинсовая куртка, шорты, сандалии на босу ногу...
– Что с рукой? – спросил я.
- Та-а... - смутился он. - Ожог...
И стал рассказывать, как третьего дня он увидел в толпе на улице свою бедно одетую мать. Я слушал его вполуха, думая о том, что хочу поскорей домой к жене, к дочке в налаженный, казалось, быт, но когда он упомянул о своей матери, я насторожился, зная, что его матушка умерла от сердечного приступа, узнав, что ее сын попал в плен к горцам. И мне было жаль Саню, которого сжигала какая-то непостижимая темная сила…
- Но это была не мама, конечно, – будто читая мои мысли, сказал он. - Слава Богу, у мене оставались деньги, и я отдал их этой нищей женщине, так похожей на мою бедную мать. Пришел домой. А там… Ах, какое горе!Если бы ты только знал...
Саня умолк.Некоторое время мы шли молча.
– Девочка, понимаешь,соседка, таблетками отравилась, - наконец, проговорил он, справившись с собой. - Сожитель ее матери издевался над ней, она и не выдержала… Я бегом в больницу, узнать, жива ли? А ее уже в морг свезли...
И он поведал, как потом, ночью, он не мог уснуть. Ходил из угла в угол, думал: как уничтожить горе! Чтоб враз! Но ничего не придумав, под утро, дойдя до отчаяния, схватил со стола горящую свечу и стал жечь свою ладонь. Сильный ожог перебил душевную муку, он прилег на постель и, спасаясь от призраков, натянул на голову одеяло.
– Но мне стало нечем дышать. И я открылся… У моей постели стояла она! Нет, не девочка, соседка, упокой Господь ее душу, а та женщина в белом, спасшая меня в степи...
Саня умолк. Видно, понимая, что и я не верю ему. А я молчал, удивляясь, что говорить что-нибудь – нехорошо. Но его сильное нервное напряжение передалось мне…
– Ах, если бы ты видел ее глаза! – тихо сказал он почти с ужасом. – Сколько было в них красоты, доброты и сочувствия! У меня болела рука, я был в сознании. Но не мог вымолвить ни слова. Вдруг она взяла мою ладонь и легонько подула на рану. Боль утихла. И я заснул. А утром глядь – рана-то зажила! Вот посмотри…
И он стал судорожно разматывать бинт...
– Не нужно, – остановил я его. – Я верю тебе...Верю, брат!
Благодарными глазами он посмотрел на меня. Потом порывисто меня обнял:
– Прости, друг, прости, но я должен спешить. Идет война! Гибнут дети, женщины, старики, солдаты.Зачем! Ах, сколько горя! - простонал он. - Надо остановить это! Пока ОНА здесь! Понимаешь? Завтра я покажу тебе ее лик!
Он резко повернулся и ушел в ночь.
+++
На другой день Саню нашли мертвым. Он разбился, упав с крыши недостроенной девятиэтажки. Недалеко от него лежал на земле мой фотоаппарат. Когда проявили черно-белую фотопленку, она оказалась засвеченной.