Виктория родилась в Вестфалии, на небольшой фабрике швейных машин. Она ощутила себя в тот момент, когда серьезный немолодой мужчина в очках, синем рабочем комбинезоне и старенькой бейсболке с надписью «Bergheim» бесцеремонно ткнул ей в бок разъемом электропривода. Виктория от неожиданности взвизгнула, как и положено добропорядочному новорожденному, и выдала в бешеном темпе пятнадцать образцов разных фигурных строчек и еще парочку для проверки длины стежка и размаха зигзага. После чего её запеленали в чехол, упаковали в коробку, и она погрузилась в спячку, время от времени ощущая сквозь сон, что ее куда-то несут, везут, перекладывают, слышала какие-то голоса, клацанье погрузчика, урчание мотора и множество других незнакомых звуков.
Так, в летаргическом неведении, она пересекла пару границ, сменила несколько складов и в конце концов оказалась в России, в небольшом тихом подмосковном городке. Она не знала, сколько проспала, и внезапно очнулась от того, что ловкие женские пальчики легко пробежались по выпуклым буквам «Victoria» на ее белом прохладном боку, заправили нитку, вставили под лапку ткань, и веселый голос сказал на незнакомом языке: «Ну что, машинка, поехали!»
Её хозяйкой оказалась молодая женщина с ясными живыми глазами, россыпью мелких веснушек на аккуратном носике и медно-каштановыми вьющимися волосами, собранными на затылке в задорный пушистый хвост. Все, включая соседей и многочисленных заказчиков, звали её Оленькой - за легкий нрав, оптимизм и неизменную приветливость. Оленька шила на заказ, работу свою любила и знала много разных хитрых штучек, чтобы сшитые вещи сидели идеально.
Виктория быстро обжилась в Оленькином доме и неожиданно легко освоила русский. Она перезнакомилась со всеми обитателями швейного стола и примкнувшего к нему вместительного комода — с пупырчатым наперстком с полустертой надписью на ободке, большими солидными портняжными ножницами, важными изогнутыми лекалами, овальным приплюснутым мелком, семейкой бойких и острых на язык разнокалиберных иголок и местным ловеласом-утюгом, горячим парнем, томно вздыхавшим облачками пара. Она приветствовала их, выходящих в урочный час на работу, своим бодрым и звонким «цик-цик-цик» и вела с ними оживленные беседы о тонкостях портняжного дела, изредка вставляя немецкие словечки для пущей выразительности.
А еще Виктория полюбила петь. Как только Оленькина нога нажимала на педаль привода, электрический восторг охватывал железное сердце Виктории, и сама собой рождалась песня, ложилась строчками на ткань и превращала ее из отдельных лоскутов в юбки, платья, рубашки и прочие красоты.
Как-то раз к Оленьке пришла соседская девочка заказать выпускное платье, и пока выбирали фасон, смущенно призналась по большому секрету, что надеется с его помощью поразить одноклассника, по которому вздыхала уже пару лет. Оленька прищурилась весело и заговорщицки:
- Ну что, Викуся, поможем девочке, поколдуем от души?
Виктория азартно закивала рычажком нитководителя и принялась отщелкивать стежки, бодро напевая:
- О, юная золушка Ира! Мы сошьем тебе волшебное платье, ты наденешь волшебные туфли и пойдешь на свой волшебный выпускно-о-ой! И прекрасный принц Илья наконец разглядит тебя, возьмет за руку и скажет: «О, Васильева, meine kleine, будь всегда со мной!» Цик-цик-цик…
Платье и впрямь оказалось счастливым, о чём было взахлёб рассказано Оленьке. Виктория прислушивалась, изо всех сил навострив игольное ушко, и вдруг её осенило: «Выходит, всё получилось, как я напела? Точь-в точь? Это что же, значит - Я УМЕЮ КОЛДОВАТЬ???» Решительно нельзя было игнорировать такой дар, и теперь она придумывала и с упоением вплетала в свои песни заклинания «на похудеть», «на помириться», «на получить работу» - в общем, всё, о чем рассказывали Оленьке заказчики, пока шла примерка. Оленька внимательно слушала каждого и старалась придумать что-то особенное, чтобы хоть на стежок приблизить их мечты. И очень скоро среди жителей городка пошла молва, что если заказать у неё одёжку, то будет вам счастье и исполнение желаний. Впрочем, сама Оленька этого всерьез не воспринимала, а просто радовалась возможности cшить еще одну хорошую вещь.
Был один из тех ясных и тихих листопадных дней, что называют золотой осенью. Оленька заканчивала чертить выкройку, поглядывала в окно и предвкушала, как пойдет в парк, сделает венок из желтых кленовых листьев и будет есть мороженое на лавочке около пруда.
В дверь позвонили настойчиво и резко. Заказчик был высок, широкоплеч, в дорогом модном костюме и стильных очках в тонкой, почти невидимой оправе. Оленьку удивили две вещи: само появление у нее человека, явно способного купить любую дорогую дизайнерскую одежду, и его жесткий, холодный взгляд. Он снял со спинки стула сантиметр, небрежным движением передал его Оленьке и по-хозяйски сел, заложив ногу на ногу:
- Мне нужно, чтобы обанкротилась фирма N. За конфиденциальность я вам, естественно, доплачу.
Заявление было таким неожиданным и нелепым, что Оленька даже сразу не нашлась, что ответить, и ошарашенно смотрела на посетителя. Тот высокомерно скривил губы:
- Оставьте, Ольга Николаевна, не прикидывайтесь, что не понимаете. Вы сошьете мне рубашку, точно такую же, - он бросил на стол пакет с образцом. - И поторопитесь, у меня мало времени.
Посетитель давно ушел, а Оленька всё сидела в растерянности, совершенно не понимая, как выходить из ситуации, как объяснить этому странному человеку, что она всего лишь портниха и никак не может обанкротить какую-то там фирму N., не иголкой же в неё тыкать до полусмерти, право слово. А даже если бы и могла, все равно бы не стала, с чего бы это вдруг. Помаявшись, она решила, что, может, как-нибудь обойдется — ну, в крайнем случае, она вернет деньги за работу.
Ночью Виктория собрала швейных домочадцев на экстренный совет, её просто трясло от возмущения:
- Нет, вы это слышали? Да чтоб я, порядочная машинка, урожденная Бергхайм, колдовала для такого schuft?! Да ни за что! Грубиян, невежа! Это мыслимое дело, так разговаривать с herrlich Madchen, фууу! А желание-то какое поганое загадал, и как только Оленька всё это слушала, бедная, да на её месте я бы его сантиметром отлупила! Я не то что колдовать, я и шить-то не стану эту его паршивую рубашку - сделаю вид, что сломалась, вот!
Она остановилась перевести дух, и тут до нее дошло, что если она сломается, пусть даже и понарошку, то это будет для её хозяйки настоящей катастрофой:
— Послушайте, коллеги, что же делать-то? Оленьку подвести я не могу, шить всё равно придется. Но и колдовать не стану: сами понимаете, желание такое выполнять никак нельзя. А ведь заказчик этот вернется с претензиями, как пить дать, будет нашей Оленьке мозг выскребать кофейной ложечкой. Мы должны девочку уберечь. Что посоветуете, Олег Олегович? Вы у нас самый умудрённый, еще при маменьке хозяйкиной ножницами служили. Ах, даже еще при бабушке, тогда тем более. Мистер Симбл, может, что подскажет - он же спец по защите, как-никак бессменный наперсток в этой семье. Что-что, поясните? Матильда, да вы просто гений, недаром говорят, что у вас стальной характер и необычайно острый ум — просто супер-игла! Вы правы, нужно поставить этому самодовольному болвану такое условие, чтобы он не смог его выполнить. И пусть тогда носит свою белую рубашку хоть до посинения, хи-хи. Только как мы расскажем это Оленьке? Точно, мы ей приснимся, и я вышью ей эту идею во сне!
Оленьке снилось, что она скачет стремительным галопом верхом на своей швейной машинке по бесконечному полотну ткани, и за ними к горизонту тянется вышитый след «невыполнимое условие… невыполнимое условие... невыполнимое условие...»
Через два дня она вручила заказчику готовую рубашку и конверт, и на его недоуменно-сердитое «что это?» ответила, отведя взгляд и сделав безразличное лицо, что это обязательное условие, чтобы вещь сработала - такое колдовство, знаете ли. Что прочесть надо в одиночестве, стоя лицом на запад, и выполнить непременно точь-в-точь, иначе ничего не получится. «Чёрт-те что!» - буркнул заказчик, но Оленька только пожала плечами, и он ушел, выражая спиной недовольство. "Ой, мамочки, - думала Оленька, нервно протирая фланелькой швейную машинку, - что будет? Точно ведь вернется и того… разбанкротит меня вместо этой фирмы N".
Мужчина остановил машину, вышел и огляделся — ну, и где тут запад? Он вынул конверт, надорвал резким движением, вытащил листок и прочел надпись, сделанную аккуратным округлым почерком: «Помочь безвозмездно в вопросе жизни и смерти трём встреченным сегодня». Она что, издевается? Он сел обратно в машину и собрался было посильнее хлопнуть дверцей, чтобы хоть как-то унять раздражение, и тут в стекло с пассажирской стороны постучали.
Рядом с машиной стояла худенькая девушка с веселыми серыми глазами, в её руках едва помещалась здоровенная коробка, изрядно треснувшая сбоку. Девушка пыталась поддержать её коленкой, встряхивала головой и смешно сдувала падающую на лицо светлую чёлку. Около нее стоял серьезный мальчик лет пяти и крепко держал за поводок лохматую собаку, по виду совершенно дворнягу.
- Простите, вы не могли бы нас подвезти? Здесь недалеко. Но у нас, видите, вот… - девушка забавно округлила глаза и кивнула на расползающуюся коробку с нарисованной детской железной дорогой.
Всё это было так некстати, мужчина уже собрался было сердито отрезать, что ему некогда, но все трое — девушка, мальчик и собака — одновременно наклонили головы в одну сторону, заглядывая к нему в машину, и от этого по-детски трогательного жеста ему вдруг стало неловко. Он чертыхнулся про себя и пошел открывать багажник:
- Ладно, давайте сюда ваше «вот», собаку только на сиденье не пускайте, посадите на пол.
Пару месяцев спустя Оленька возвращалась домой, нагруженная покупками, и около подъезда увидела незнакомую большую черную машину. Стоящий рядом мужчина обернулся, и у Оленьки упало сердце. «Сейчас будет… банкротить», - обреченно подумала она. Мужчина шагнул ей навстречу и протянул пакет:
- Ольга Николаевна, здравствуйте. А вы не могли бы, - он слегка замялся, - это... расшить? Ну, распороть. Обратно. - Он выглядел смущенным, и это было так неожиданно, что Оленька смотрела на него, приоткрыв рот. - В общем, я передумал. Деньги там, в конверте, я вам в пакет положил.
В машине завозились, кто-то тихо засмеялся и из приоткрытой дверцы свесился лохматый хвост.
_________
- Bergheim – Бергхайм, небольшой городок в Вестфалии, район Северного Рейна
- meine kleine (нем.) - моя маленькая, что-то вроде английского "бейби"
- schuft (нем.) - паршивец
- herrlich Madchen (нем.) - милая, славная девушка