Весна, в Крыму сорок второго года, была дружной и ранней. Ласковый ветерок гнал запахи моря, шевелил травку с ползающими муравьями, веселил чаек. На север бесшумно пролетали редкие тучки. Благодать! А что нужно простому человеку для счастья?
Дмитрий, младший техник батальона аэродромного обслуживания 40-й отдельной авиационной эскадрильи связи 51 Армии, сидел на подножке автомобиля-бензовоза. Думал о своем доме, недавно родившихся дочках. Как они там? Хотел покурить махорочки, но не стал нарушать воинскую дисциплину. Пожевал листик одуванчика. Грелся на майском солнышке. Наблюдал за небесными тучками, которые не могли принести дождя. Припоминал прожитые дни. Понимал - война это работа тяжелая, а зачастую и последняя…
Как объяснил батальонный комиссар, высадкой на Крымский полуостров наших 51-й и 44-й армий ставилась задача уничтожить Керченскую группировку противника, деблокировать Севастополь и полностью освободить Крым. Вспомнилась зимняя ледовая переправа через Керченский пролив и резкие слова майора Телегина, сказанные ему на декабрьском берегу пролива.
- Выезжай смело машиной на морской лед! Там уже толщина двадцать сантиметров, саперы доложили! Я тебя выбрал, ты самый опытный!
- Так потонем же! – Машину жалко! И плавать хорошо не умею!
- Пристрелю! - Не доводи до греха, Дмитрий!
- Вот видишь автобус стоит, командование наблюдает.
Дмитрий повернул голову вправо. И действительно увидел автобус с маленьким столиком впереди и военных возле него. Но шторки, в автобусе, сразу кто-то закрыл.
- Смирно! – скомандовал майор и приложил руку к своей голове.
- Красноармеец Стадник, приказываю! - Выехать на лед. Проехать двести метров, плавно развернуться и, не провалившись, вернуться на берег! Выполняйте!
Снял Дмитрий тогда бушлат, положил на берегу, а сапоги снял уже в кабине.
Медленно выехал по деревянному помосту на лёд. Там, впереди, стояли телеги и саночки с хворостом, лозой. Саперы продолжали наращивать лед, поливая его при помощи помп, ставили вешки с сигнальными флажками. Полуторка плавно присела вогнув лед, почти до осей. Шины зашипели. Держал скорость - тридцать пять километров.
Дмитрий проехал метров сто пятьдесят. Плавно развернул машину, вернулся на берег. Вышел из машины босиком. Потом забрал сапоги из кабины и обулся, подобрал бушлат на берегу. Ну, а на следующее утро получил приказ. Проехать через Керченский пролив по отмеченному красными флажками маршруту на своей пустой полуторке и вернуться назад. Примерно пятнадцать километров, в одну сторону. Получилось! До него, выходит, никто не ездил по зимнему льду через пролив. Разве, что кочевники ходили в древности со своими стадами. По крайней мере, об этом дважды писал еще Геродот.
Затем загрузились солдаты с винтовками, пятнадцать человек. Повез их медленно, как и рекомендовали специалисты из какого-то Ленинградского НИИ. На спидометр не смотрел, и так понятно. Полыньи и затонувшую повозку с боком лежащими лошадьми, объезжал. Установился туман и немецкие самолеты не летали. Лишь изредка ухали мины, разрушая ледовую дорогу.
При въезде на косу Чушка, ошибочно, как-то автоматически нога сама дернулась, "газнул". Думал, что провалится машина, забуксовали колеса, но обошлось. За вторым рейсом встретил на льду двух замерзающих моряков, в мокрой одежде. Они стояли с обеих сторон полосы и сигналили руками, чтобы остановился. Не понимали, что останавливаться на льду нельзя. Потонут все!
Один краснофлотец прыгнул на ходу справа, но попал на капот и был отброшен при ударе. Рано прыгнул, брат! Другой, прыгнул слева на подножку, уцепился за окно. Дмитрий пропустил его через себя, усадив рядом. Дал закурить… Правда, на берегу «особняк» спрашивал – кого привез? Писал объяснительную!
На следующий день, после этого случая, в кабине обязательно ехал «особист». И еще новшество ввели. В кузова машин ставили будки из фанеры. Закрывали солдат на ключ. «Особист» открывал будку с солдатами уже на крымском берегу. Это на случай, если машина провалится и начнет тонуть, чтобы солдаты, выскакивая, не загромождали полосы движения. Провалится тогда вся колонна автомобилей!
Видел лично, как в других, медленно тонущих машинах, наши солдаты штыками прорывали фанерные будки. Пытались выбраться на лед. А море поглощало … Как и все военные шоферы, двадцать семь дней возил солдат и армейские грузы по этой ледовой дороге. Начиная с 28 декабря 1941 года по 1 января 1942 года. Потом - с 20 января по 11 февраля 1942 года.
Тогда по льду, если верить публикациям, в Крым были переброшены: 6 стрелковых и 1 кавалерийская дивизия, 2 стрелковые бригады, 15 зенитных дивизиона, 1 артполк, 3 автомобильных батальона, 3 дорожно-эксплуатационных полка, 11 батальонов аэродромного обслуживания. Ну, а в технике и живой силе это выглядело примерно так. По ледовой дороге с Таманского полуострова в Крым было переправлено: людей - 96 618, лошадей — 23 903, автомашин — 6519, орудий калибра 122-мм — 30, орудий 76-мм — 103, орудий зенитных — 122, орудий 45-мм — 45 …
Воспоминания Дмитрия перебил прибежавший старшина батальона. Сообщил об активизации немецкого наступления «Охота на дроф»!
- Возле Марфовки и Хаджибея, десятого мая, противник сбросил воздушный десант. - Переезжаем на запасной аэродром в двенадцать ноль-ноль! Еще о чем-то говорил…
Но вдруг Хейнкель, окуда–то внезапно появившийся, спикировал на них. Затрещал пулемет.
- Убери машину! - Машину убери, - кричал командир батальона, когда Дмитрий юркнул в выкопанную в земле щель, вслед за старшиной.
Повезло, что стоящий рядом с машиной самолет остался цел. Хорошо, что бензовоз не взорвался. Только на месте шофера и в двери, наискосок, было три пробоины крупнокалиберного пулемета.
- Вот, где смерть шофера! - сказал старшина, сглаживая перед командиром свою и Дмитрия оплошность.
Авиаудар немцев по аэродрому, как это для нас бывает, был неожиданным! Работали и пулеметы, по наземным целям! Щепки летели из наших самолетов, стоявших в один ряд на аэродроме. Успевших взлететь, но не набравших высоты, расстреливали в воздухе в один-два разворота. К исходу дня передовые немецкие части подошли к Турецкому валу. Неприятель оказался в 33 км от Керчи.
В тот день, командующий ВВС Крымского фронта генерал Николаенко сумел поднять в воздух только один полк самолетов И-153. Возможно, кому интересно, укажем и общеизвестные цифры. На первое мая 1942 года истребительная авиация Крымского фронта насчитывала (боеготовых) — 20 МиГ-3, 7 ЛаГГ-3, 19 Як-1, 42 И-16, 74 И-153, 24 И-15.
Наступило 11 мая. За первые два дня операции «Охота на дроф» на Керченском полуострове было потеряно 48 наших самолетов, а немецких сбито лишь 8. Операция проходила при полном господстве в воздухе авиации врага. Перебазировались на запасной аэродром. Стоял Дмитрий с товарищами возле машин. Курили. Потом "особисты" оттеснили их за бараки. Солдаты грузили в самолет гроб, оббитый красным бархатом.
- Кого погрузили? - спросили у них после того, как самолет улетел, а «особисты» ушли.
- Генерала Львова Владимира Николаевича, командующего 51 армией. - Его вчера убило осколком бомбы при вражеском авианалете. Повезли в Тбилиси…
- Все ясно…
12 мая войска Крымского фронта отходили к переправам Керчи. Утром Дмитрий ехал на грузовике по Керченской набережной. Там, на набережной, слева - море, а справа – красноватый песок. Вдруг, на окраине Керчи немецкий самолет насел.
Дмитрий уже знал, как от него можно попытаться уйти. Он называл это «упражнением», хотя другие так и не смогли его освоить.
«Хейнкель» несколько раз гонялся за машиной атакуя ее то спереди, то сзади.
Уходить с машиной в город – бесполезно. Там улочки узкие, сразу накроет. Было место для маневра на шоссе. Машиной маневрировал, четко слушая «музыку» немецкого мотора. Знал, что целят не в машину, а чуть раньше, в шоссе. Ставил машину почти на дыбы, выскакивая вправо на песчаный косогор в ожидании выстрелов. Мгновенно интуитивно вычислял с какого угла начнет самолет атаковать, когда заработает его пулемет. Соревнование шло!
После нескольких неудачных попыток немецкий самолет снова развернулся, шел на бреющем полете, но не стрелял. Бросил две бомбы. Столб воды от первой, чуть впереди, означал, что это двести пятьдесят килограмм. Вторая угодила в шоссе.
Машина начала медленно оседать и вместе с дорогой, ушла под воду.
Дмитрий не стал выпрыгивать сразу. Думал, что машина будет вращаться и заденет за бушлат. Успел открыть двери с обеих сторон, чтобы их не заклинило при ударе о дно моря. Держал так, пока движение под водой не закончилось. Вода была холодной, градусов шесть, или восемь. Быстро достал, уже под водой, винтовку - за спинкой сидения, трофейный немецкий пистолет – из «бардачка». Вышел на подножку машины и сильно оттолкнулся. Выплыл, как и положено, с личным оружием.
Машина осталась на глубине шесть метров. На шоссе образовалась большая воронка. Остановилась техника, подъехало несколько танков. Кто-то из местных жителей согласился, за флягу спирта, зацепить трос, поскольку Дмитрий не смог нырнуть на такую глубину. Этот смельчак зацепил! Когда танк дернул – на крючке был радиатор машины. Не так зацепил! Надо было за крюки!... Пришел в свою часть. Доложил командиру о потере военного имущества. Тот подготовил документы на штрафбат.
- Пока положу их в сейф. - Сам видишь, какая обстановка! - сказал командир батальона. Выдвигайся на аэродром. Гранаты подберешь себе на поле боя! Там много валяется.
Наступило 13 мая. Кухня не работала уже несколько дней. Выручал Дмитрия кусочек сала и две фляги спирта. Воды было достаточно. Имелась еще махорка, порезанная газета в портсигаре, для самокруток. В газете, было стихотворение Симонова «Жди меня». Он знал его уже наизусть. Но, тогда не до еды было. Ведь и до обеда, и после обеда противник вел огонь. Больше всего надоедала их авиация!
Уцелевшие бойцы батальона поклялись помогать друг-другу. Смотрят после авианалета, а Дмитрий исчез. Осмотрели воронки от бомб. Увидели красную полевую сумку Дмитрия, чуть присыпанную свежей землей. Там откопали и его. Живого, контуженного и оглохшего. Выходит - красный цвет спас его! По крайней мере, еще день прожить дал!
14 мая, ближе к вечеру, противник подошел к аэродрому в Багерово. Уже доставала их артиллерия. Авиаудары продолжались. Наши подбитые самолеты разлетались как щепки. Иногда летчики просто не взлетали, говорили – «мы их не берем»! В строю оставалось несколько ИЛ - 2 и один У-2. Летчики и их механики, а также командиры, битком набились в кабины. А на самолете У-2 смельчаки становились на плоскости, по два с каждой стороны, привязавшись ремешками и веревками.
- Мы за вами прилетим! – сказал кто-то из командиров, оставшимся солдатам...
- Та куда там прилетать?! - И кто им даст приказ такой?! Земля горит! Хотя бы они долетели до Тамани!
15 мая, как и в прошлые дни, летала «рама». Вражеская разведка работала грамотно. Методично, строго по часам, атаковали немцы остатки отходящих войск.
А тут еще артиллерия начала месить по площадям! Но тоже методично, или педантично, не знаю - как правильнее сказать. Первые снаряды падали на краю взлетной полосы, последующие чуть дальше, третий залп – еще дальше. Дмитрий бегал вместе с уцелевшими солдатами по взрытой майской земле, прячась в воронки, подгадывая разрывы …
- Бегу, рассказывал Дмитрий – отец мой, а на земле морячек лежит. - Глаза открыл широко! Лицо все зеленое! Руками поддерживает живот свой. А из живота кишки его, зеленые вываливаются!...
- Добей, браток! – проговорил из последних сил.
Дмитрий не мог, не стал его добивать. Только вложил в его правую руку трофейный немецкий пистолет… Отбежав, метров пять, услышал пистолетный выстрел. Не оглядывался…
16 мая авиация и артиллерия противника добивала все живое, но не могла сразу убить! Еще шли локальные бои! Уцелевшие бойцы батальона аэродромного обслуживания, оставшись без командиров, сидели в окопах, на своем разбомбленном аэродроме. Утром, со стороны Керчи, подошел взвод моряков. В чистой форме, может быть десант, подкрепление! В руках - винтовки. Поравнявшись с окопами, несколько с насмешкой спросили.
- Что, лежите, пехота?!
- Мы не пехота, мы авиация! – ответил им Дмитрий.
Моряки быстро перешагнули через окопы в направлении выстрелов артиллерии. Назад, в тот день, никогда они не возвращались. Ни один!
17 мая обстрелы продолжались. Справа от аэродрома показались две фигуры. Пришел майор и лейтенант из чужой части. Не знакомые. Предложили идти с ними в каменоломни, которые еще не были захвачены.
- Нам приказано, нашим комбатом, здесь быть, - возразил Дмитрий. И добавил, - немец газ пустит, всех вытравят…
После обеда канонада усилилась. Немцы изменили тактику обстрела. Раньше они переводили свои орудия в исходное положение. Всегда начинали стрелять со стороны фронта, от края аэродрома, повторяя это по несколько раз. А теперь стреляли от края аэродрома, аж до самого Черного моря, а потом – в обратном порядке. Утюжили в обе стороны. Несколько солдат заходили по шею в воду, но и туда снаряды падали. Ну, если даже легко ранят, можешь захлебнуться в холодной воде.
18 мая кто-то из солдат узнал, что за двенадцать километров, возле Жуковки, работает переправа на Тамань. Поехали туда на уцелевшей машине товарища. Стали в очередь. Но оказалось, что грузят только по спецпропускам. Вернулись на свой аэродром. А немцы уже подошли к нему. Сначала авиация бомбила. Сбрасывали также листовки и пустые бачки от бензина. Бачки со свистом и ревом падали, а неопытные солдаты думали, что это бомбы, выскакивали из своих окопов и попадали под пулеметные очереди, разрывы мин.
- Это пустые бачки, не выбегайте! - кричал своим товарищам Дмитрий. Да куда там!
Немцы уже перемесили нашу армию на Турецком валу, возле Феодосии, Владиславовки, Марфовки, Багерово, совхоза Ленинского, Жуковки и в самой Керчи. В перерывах между массированным артобстрелом работали минометы. Во второй половине дня артобстрел повторился. Когда стихло, начали носить раненных. Медсанбат размещался метров за шестьсот от аэродрома, в двух больших палатках. Дмитрию пришлось нести одного на плечах, но где-то метров за сто от них взорвалась, наверное, мина.
Осколки впились в бок, руку и пробили портсигар. Дмитрий положил того раненного на землю и сам пошел в медсанбат. В медсанбате долго сидел в приемном отделении. Рука и тело болело, поэтому Дмитрий отхлебывал спирт из фляги. Выпил грамм двести пятьдесят и даже вздремнул, или потерял сознание. Вышла медсестра в порыжевшем от солдатской крови халате. Измученным взглядом скользнула по приемному отделению.
- Что у тебя? - спросила она, помогая снять гимнастерку. Подняла косоворотку.
Потом – осмотрела ранение.
- Обезбаливающего у нас уже нет, кончилось!
- Если будешь терпеть,то вытяну осколки из спины и бока.
– Буду терпеть, - ответил Дмитрий, отхлебнув еще спирта.
Скальпелем и пинцетом медсестра вытянула осколки из бока и спины, замазав ранки зеленкой. Дмитрий подставил левую руку и попросил, чтобы вытянула осколки из кости и ладони.
- Осколки застряли в костях. - Когда я буду туда лезть, ты потеряешь сознание от шока и умрешь! Понял меня?! - строго сказала медсестра.
Привязала раненную руку к забинтованному туловищу и, перепутав гимнастерки, повязала ему на шею чужую. Хорошо, что портсигар был в галифе! Она даже скрутила и подожгла ему самокрутку. Покурила с ним. Дмитрий вернулся на свой аэродром часа через три. До ночи обстрела не было.
19 мая, после артобстрела, пошли танки. Демонстрировалась отточенная немецкая технология пленения! Наши солдаты еще постреливали в окопах. Почти полностью выбили их пехоту, шедшую за танками. Поэтому немецкие танки дошли до моря и вернулись на исходную позицию. Через час пошли снова. Дмитрий насчитал восемь. Но, странно, танки уже не стреляли. Увидев на поле боя вспышку, они направлялись к окопчику и начинали вертеться гусеницами над ним, пока не выворачивали стрелявших бойцов, по частям.
Это было еще и устрашением, чтобы русские быстрее сдались. Русскими немцы тогда называли всех советских – украинцев, белорусов, грузин, армян, татар… Но опять их пехота была уничтожена, почти полностью. Танки снова вернулись на исходную. Ровно через час пошли обратно. На среднем танке был рупор, призывали сдаться. Дмитрий пропустил их через свой окоп. Не бросил гранату. Была у него граната, лимонка немецкая. Для себя берег! Если тяжело ранят – в рот и дернуть чеку!...
Уже никто не стрелял. Вдруг, слева от танка, их пехота открылась. Хорошо открылись! А прожить каждому, даже дополнительную минуту, хочется! Дмитрий прицелился и выстрелил. Один упал. Выстрелил еще. Второй, вроде бы, упал. Потом над нашим аэродромом установилась тишина. Танки сделали разворот и остановились впереди, возле моря. Заглушили моторы. На башнях танков - таблички с номерами. Пушки их смотрели на поле боя. Тишина. Над полем боя тишина! Какая в мире тишина!!! И, вдруг…
"Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой,
Выходила на берег..."
Это из-под земли, из воронки, поднялись во весь рост, без оружия, обнимая друг-друга, два окровавленных солдата и морячек, по середине. Они пели Катюшу! Пулеметная очередь настигла их. Не дала допеть, хоть куплет… Умерли стоя! Больше - ни выстрела ни взрывов. Вокруг зеленая трава и черная земля. Пахнет черно-песчаная крымская земля и бензин. Птицы запели, если только это не обман… Из центрального танка, через рупор, громко послышалось объявление, по-русски:
- Раненным собраться возле танка номер один!
- Тяжело раненных нести к танку номер два!
- Остальным собраться возле танка номер три!
- При себе иметь личное оружие. - Идти с поднятыми руками!
Сначала покурил Дмитрий, сделав одной рукой самокрутку. Думал, что на поле боя остался один. Потом увидел, как впереди из окопа вышел солдат с поднятыми руками, второй выполз… Живые еще были! Дмитрий пошел к танку номер один, сдаваться, не поднимая рук. Левая была прибинтована к туловищу, а в правой он нес винтовку. Немцы, с переводчиком, заставили выложить из подсумка лимонку, а из галифе - портсигар. Начали оформлять. Фамилия, имя, звание, часть и другие сведения. Документы Дмитрия остались на вешалке в медсанбате, вместе с гимнастеркой.
- «Юден»? - спросил немец, посмотрев на нос Дмитрия. Наверное раньше не видел, что у их командующего, Манштейна, такой же нос!
Нет, - ответил Дмитий.
- Кто это такой, грузин или мингрел? - переспросил немец у интеллигентного на вид, нашего русского переводчика в очках с золотистой оправой.
Потом, прихрамывая, подошел с перебинтованной головой и поднятыми руками пожилой капитан. Он не хотел сдавать свой пистолет.
- Я офицер, я офицер! - повторял капитан и не отстегивал кобуру с пистолетом.
Нервы у всех напряжены! Очередь немецкого автоматчика оборвала его жизнь и еще нескольких наших солдат, стоящих рядом.
Из батальона Дмитрия, начального формирования, осталось в живых два человека. А летчики полка, он всех их знал по имени и отчеству, за первые десять месяцев войны, «поменялись» пять раз, не меньше! Тогда Крымский фронт потерпел тяжелое поражение. По данным печати, начиная с 8 мая потеряли свыше 150 тысяч человек. А еще - 4646 орудий и минометов, 496 танков, 417 самолетов, более 10 тыс. автомашин…
Операция - "Охота на дроф", закончилась.
- Что впереди? … - Память!
- Детям и внукам своим, всем людям расскажем...!
- Наше дело правое! Мы выстоим, мы победим!!… Вот увидите!!!
На земле нет человека, который был бы, как песчинка, сам по себе. Каждый из нас – и часть планеты, и часть Вселенной!