Белые перчатки

Ротко
Парадный мундир моего деда до сих пор висит в нашем шкафу. Давно, когда мне было лет пять,  я любил рассматривать медали и ордена, значки на мундире, любил смотреть,  как дедушка чистит чем-то потемневший метал,  и вдруг серая железячка начинает сверкать на солнце,  и сразу становится не просто монеткой на колечке, а чем-то большим, чем-то значимым, весомым.
Дед не любил вспоминать войну. О его военном пути я узнал из бригадной газеты. Мой дедушка долго еще после войны служил Родине, немало поездил по гарнизонам и командовал бригадой и в нашем городе. Я знал, что дедушка был участником парада Победы после войны. После той Войны.
Девятиклассник… Веселый парень из Сталинграда, влюбленный в девчонку на год младше себя… Но он пошел в военкомат.  С одним желанием – бить фашистов.  Был направлен в училище связи. Выучился.   
Курск... Курская дуга... Самая большая и самая кровавая бойня крупнейших армий Советского Союза и фашисткой Германии. Так сейчас знаем мы. Часто повторяем. А он? Что чувствовал и понимал он, младший лейтенант,  в свои 18 лет?
Он стал освободителем Минска, Польши, участником взятия Берлина. Улыбку,  трепет и уважение вызывали рассказы деда о том, что и у него был кусок мраморного стола Гитлера. Ненавистного народом. Каким же это было символичным актом – разбить на куски стол, на котором планировался захват Европы, на котором планировалось уничтожить евреев, на котором возник безумный план покорить одну шестую часть суши, сделав из неё придаток Рейха!
О чём  думал тот мальчишка в свои 18, да и в 21, когда капитаном Советской Армии он чеканил шаг в июне 1945 года на Красной площади?    Белые перчатки... Эти перчатки выдавались под расписку  в день Парада Великой Победы, а они, те, кто несли и швыряли к подножию мавзолея штандарты фашистских армий и подразделений, кто первыми увидел, как горят эти ненавистные символы ненавистного противника, нарушили приказ и бросили перчатки в огонь, чтобы не оставить даже на перчатках и следа того ужаса, который несли с собой штандарты и флаги гитлеровской орды.
Потом была снова Германия, потом еще и еще переезды, Академия, высокие должности, но никогда он не говорил о Войне.
Маленьким мальчишкам очень нравятся фильмы и книги о войне. В них они видят  героев и простых людей, но часто забывают, что герои рядом с нами. Дед не был Героем Советского Союза. Для меня он был большим. И для своих детей он тоже был большим. А для жены – всем.
Помню слова деда. Он говорил, что дедовщина в армии - это не вина солдат. Это отсутствие желания командира руководить, работать со своими подчиненными, нести за них ответственность. А дед всегда нес ответственность за все, что происходило вокруг него. Может, война сделала его таким? Или он не дал войне сделать себя другим: жестким, бессердечным, глухим к чужим бедам?
Дед был всем. Помочь нуждающемуся для него было естественнее,  чем попросить чего-то для себя. Настоящий полковник,  полковник всегда и везде. И может хорошо, что ему так и не присвоили генерала,  хотя достоин он был этого звания,  как никто другой. Неумение жить «как надо». Жизнь по совести, жизнь в чести. Я бы сказал спасибо войне за то, что он был таким. Но войне не говорят «Спасибо». Войне говорят  «никогда, прочь, а ещё…нигде». Страшная и черная,  она показала  мне, нам, всему миру, что простые мальчишки из глубинки большой страны прошли и по своей земле,  и по земле тех, кто не смог остановить коричневую чуму, и затоптали саму фашистскую свору в грязь – прошли несмотря на то, что и выучили их наспех, и обстрелять не смогли, и что по большому счету часто многие шли в бой после наркомовских грамм. Шли на смерть, вели за собой на смерть, а привели к Победе. Привели к жизни под вой сирен и под «За Родину, За Сталина, За Ваньку Белова!!!».
Ванька Белов погиб в прошлом бою – за такой девиз можно было попасть и под пули заградотряда в штрафбате, но по-другому не моглось. По-другому было нечестно, не по правде, не по чести. Стыдно было. Стыдно, что он закопан где-то в польской земле, а ты ползешь дальше, едешь по разрушенному Берлину. Ты пьяный и веселый. Ты кричишь от счастья, но каждый раз, когда внезапно накатывает молчаливо-неловкая пауза, ты видишь перед глазами всех тех своих братьев-солдат, кто не сидит с тобой за столом, но они сделали все ради твоей радости сейчас.
Думаю, все это дед мог сказать мне. Может, даже хотел. Он был настоящий полковник. И пока я жив, я буду рассказывать всем – друзьям, потом детям, потом внукам. Буду показывать черно-белые снимки в своем нанопланшетном чуде и пытаться объяснить, что такое землянка, зачем нужно рыть окоп  и как по звуку определить, попадет в тебя пуля или нет.
Нет, не надо это моим будущим детям и внукам. Пусть просто помнят, что у них был прадед. Прадед, который сделал все для того, чтобы они были, сидели рядом со мной у огня камина и слушали истории о далекой войне, которая и меня обошла стороной, но забыть о которой нельзя только из-за того, что отсутствие такой памяти может позволить думать, что война это не страшно и неизбежно. Что она нужна ради исполнения каких-то пусть великих целей. Нет. Зло, убийство и много боли – вот война.
Красивые, суровые, черно-белые лица, сжимающие примитивные винтовочки, чеканящие шаг залатанные сапоги, морозный пар изо рта во время парада в ноябре 1941 – пусть останется в нашей памяти как самое черно-белое. Парад победы, радостный июнь 1945 – пусть останется самым цветным и ярким воспоминанием всех, кто пережил войну, кто положил часть своей жизни или всю жизнь на алтарь Победы.
Я помню, мы помним, вспоминайте и вы.